Глава 19
— Александр Владимирович, прибыл, — коротко отрапортовал Смородин и легко втолкнул в кабинет бледного худощавого мужчину лет сорока пяти. Вид у свидетеля был какой-то помятый: несвежая рубашка, брюки, по которым давно стоило пройтись утюгом, лохматая шевелюра прошита сединой. Глаза испуганные.
— Яков Семенович? Присаживайтесь. — Майор приветливо кивнул.
Вошедший молча дернул головой. Кадык перекатился по горлу, как будто перед визитом к следователю Симановский проглотил здоровенную шестеренку.
— Садитесь, товарищ Симановский, — повторил майор.
Свидетель дернулся еще раз и, как марионетка, высоко поднимая колени, добрел до стола и упал на стул. Нервный тип. Работать с такими Корсаков не любил, беседы с ними оборачивались сущим мучением. Что ж, он с самого начала знал, что это дело будет не из простых.
— Итак, Яков Семенович, позавчера вечером вы с покойным Барановским были в баре гостиницы «Интурист», она же «Репинская». Кстати, как вы туда попали?
— Не-е знаю. В двери вошли, — проблеял Симановский.
— Разве вы проживаете в гостинице?
— Нет.
— А туда так просто пускают посторонних?
— Не-е знаю, меня Юра провел. Он прошел, и я за ним. — Симановский мучительно вращал глазами.
— И что вы делали в отеле? — тем же ничего не выражающим голосом поинтересовался майор.
— Пили. Разговаривали.
— Очень хорошо. Что пили?
— Мартини, водку, коньяк.
— Что, все сразу? — Корсаков оторопел.
— По очереди. Мартини, потом водку, потом коньяк. — Убойный запах перегара вполне подтверждал его показания.
— Как долго вы там пробыли?
По горлу Симановского снова прокатилась шестеренка.
— Не знаю. До часа, кажется.
Корсаков уже знал, что приятели покинули «Репинскую» без четверти час, этот факт подтвердили швейцар и бармен. Оба посетителя так набрались, что не запомнить их было сложно. Опять же соотечественников в интуристовской гостинице много не бывает, не положено. Но Барановского там знали и пускали. По согласованию, так сказать.
— Как добрались до Дома творчества? — Корсаков решил не щадить свидетеля: медлить было нельзя.
— Вдоль дороги, по обочине. Машин не было, и мы дошли. Кажется. — Симановский продолжал обильно потеть.
— Что было, когда вы дошли?
— Нельзя сюда, что вы себе позволяете! — Из коридора донесся возмущенный голос Смородина.
Дверь распахнулась. Отбиваясь от лейтенанта, в кабинет протиснулась невысокая полная женщина в пестром платье с глубоким вырезом. Кудряшки ее от натуги растрепались, щеки раскраснелись.
— Гражданка, почему врываетесь в кабинет? — поднялся майор.
— Симановская Тамара Михайловна, жена его. — Дама кивнула на заметно ожившего Симановского.
— Проходите, — разрешил майор.
Симановская на ходу промокнула мужу лоб свежим платочком, поправила воротник, пригладила торчащие вихры и уселась рядом с ним.
— Итак, Яков Семенович, что вы делали, когда добрались до Дома творчества?
— Яша, что вы делали? — продублировала вопрос супруга.
Симановский промычал что-то неопределенное.
Жена, вероятно, читала его мысли, потому что тут же перевела их майору:
— Они с Юрой пролезли на территорию, выбрались на центральную аллею и там под фонарем возле третьего домика минут пятнадцать курили, глядя на звезды и пытаясь вспомнить стихи какого-нибудь классика, посвященные этому чуду природы.
— Откуда вам известны такие подробности? — прищурился майор.
— Яши долго не было, я сидела у окна и волновалась. Когда я услышала голоса, сразу поняла, что это муж с Барановским. Я окликнула мужа. Он явился и все мне рассказал.
— Что все?
— Все. Где были, что пили, о чем говорили. Потом я уложила его и хотела лечь сама, но тут раздались крики. Я снова вышла, прошла между третьим и пятым домиками и увидела толпу. Пришлось вернуться, повязать косынку — у меня на голове были бигуди, как-то неудобно. — Тамара Михайловна кокетливо моргнула ресницами, на которых комками висела тушь.
Яков Семенович кивал, преданно глядя на супругу.
— На дорожке лежал Юра, уже мертвый. Рядом стояла его теща, и Хохлов всем рассказывал, как прибежал на ее крик. Я послушала и пошла домой за кофтой — ночь все-таки, прохладно. Яша спал, я тихонько оделась и снова вышла на улицу.
— С вами все ясно, но меня больше интересует ваш супруг. Яков Семенович, о чем вы говорили с покойным Барановским в баре гостиницы, по дороге в Дом творчества и на аллее перед расставанием?
— О чем могут говорить двое нормальных пьяных мужиков? — не дала Симановская мужу и рта раскрыть.
— О чем же? — Майор сжал губы в ниточку.
— О женщинах, разумеется, — авторитетно заявила она. Супруг преданно кивнул.
— О каких женщинах, Яков Семенович?
— Конечно, о его женщинах! У Барановского было много женщин, и всегда находилось, о чем поговорить.
— Послушайте, гражданка Симановская, — не выдержал майор. — Вынужден вам напомнить, что идет допрос вашего мужа. Если вы не уйметесь, я выставлю вас из кабинета, а вашего мужа доставят к нам на Суворовский проспект, и там я уже в официальной обстановке проведу допрос по всей форме. Поймите же, ваш муж — последний, кто видел Юрия Барановского живым.
Симановская икнула, похлопала ресницами.
— Яша, расскажи им все.
— Итак, о чем вы говорили с Барановским в ночь его гибели?
— О женщинах, — промямлил свидетель.
— О каких женщинах? Подробности?
— О его женщинах. — Симановский, как загипнотизированный, повторил слова жены, но, поймав взгляд майора, встряхнулся. — У Юры действительно были запутанные отношения с женщинами. Он не любил жену и хотел с ней развестись. Кажется, он застал ее с любовником. Еще он не знал, что делать дальше: вернуться к бывшей жене, он очень ее уважал, даже любил, или попробовать жениться на одной девушке, с которой у него сейчас отношения. Или пожить одному? Или, как Высоцкий, жениться на француженке? Я, конечно, был против, я так ему и сказал: что у нас, своих женщин мало? Русские женщины самые красивые в мире.
— Естественно. А у Барановского кто-то был на примете во Франции?
— Да. Юра часто ездил за рубеж, по линии Министерства культуры и вообще. Он говорил, что она какая-то актриса.
— Ясно. А что с местными красавицами? С кем именно у него были отношения?
— Я точно не знаю. Юра долго был в отъезде, когда вернулся, сразу поехал к Наташе, а потом сюда. Лариса была очень недовольна. — Симановский покосился на собственную супругу, вероятно, пытаясь представить, как его покойный друг был настолько бесстрашен, чтобы вызвать гнев жены.
— Простите, что вмешиваюсь, — не выдержала слишком долгого молчания Симановская, — но, между нами, Юра был тот еще бабник.
— Томочка!
— Помолчи, Яша. Наталья была прекрасной женой: тонкая, интеллигентная женщина, красавица. Это она помогла ему встать на ноги, она создала условия для творчества. И чем он ее отблагодарил? Лариса ему совершенно не подходила. Но дело даже не в этом! У Юрия за год случалось с десяток романов! Да, Яша, и не возражай! Конечно, он был прекрасным другом, приятным в общении, умница, талант. Всегда готов помочь — лекарство достать, к врачу устроить на консультацию. Но с женщинами он был крайне легкомыслен. Даже к нам домой несколько раз приводил своих конкубин, но я твердо сказала: у меня не дом терпимости. Мы рады видеть его с супругой или одного, но эти особы… Нет.
Яков Семенович энергичными кивками подтвердил сказанное супругой.
— А какой пример он подавал своим поведением коллегам? — Глядя куда-то в сторону, заметила Тамара Симановская.
Ах, вот в чем дело. Корсаков с трудом сдержал улыбку.
— Конечно, он знаменитость, талант, а таланту многое позволено, но все-таки…
— Значит, Барановский сообщил вам о своем намерении развестись?
— Да, он говорил, что теперь разведется с Ларисой, только сперва хотел обеспечить их с Владиком жилплощадью. Купить кооператив или еще как-то… Он говорил, что у него есть знакомый маклер, и тот может устроить все через фиктивный брак.
— Знакомый маклер? Фиктивный брак?
— Знаете, — замялся Симановский, — заключается фиктивный брак, муж прописывает жену к себе. Потом они разводятся, он выписывается и получает деньги за свою квартиру. Только не подумайте, я сам никогда ничего подобного, это Юра рассказывал!
— Успокойтесь, никто вас не подозревает в квартирных аферах. Так, говорите, Барановский всерьез готовился к разводу? А как зовут маклера, к которому он обращался?
— Не знаю. Он не говорил, а я не спрашивал.
— А кто их познакомил — тоже не говорил?
— Нет, но у Юры были такие широкие знакомства… Кто-нибудь, наверное, подсказал.
— Скажите, Лариса знала о планах мужа? Он сообщил ей о разводе?
— Думаю, да. — Симановский почесал макушку. — Может даже, прямо перед тем, как мы пошли в бар. Он зашел ко мне весь раскрасневшийся, но очень довольный и сказал, пошли, мол, надо отметить новый этап моей жизни. А потом уже в баре сказал, что домой идти не хочет, там Лариска рвет и мечет. Потому мы так долго и засиделись. Но Юра был веселый.
— И никаких дурных предчувствий у него не было?
— Вроде нет. Хотя… Уже перед тем, как нам расстаться, он как-то вдруг загрустил и сказал, глядя на звезды: «А вообще все суета сует. Деньги, женщины — все тленно. Ты задумывался, Яша, как коротка и прекрасна наша жизнь, как неожиданно и резко рвутся нити?» Это прозвучало как стихи. Потом он пытался вспомнить какое-то стихотворение не то Оскара Уайльда, не то Франсуа Вийона, не помню. А завидев Томочку, обнял меня и как-то особенно пронзительно сказал: «Прощай, мой друг, прощай». И я пошел домой.
— Какие отношения были у Барановского с прочими родственниками?
— С сестрой очень хорошие, — снова вмешалась Тамара Михайловна. — С племянником они были в ссоре. Мне кажется, Леня в чем-то его подвел и теперь всячески старается помириться. Старался.
— А из-за чего они поссорились? — Майор приподнял бровь.
— Яша, из-за чего?
— Юра не хотел отправлять Леню на конкурс, в Югославию, кажется, — неохотно ответил Симановский.
— Почему?
— Кажется, Леня в чем-то его подвел, и Юра решил его наказать. Но вообще Барановские очень дружны. И Оля, и Леонид прекрасно относятся к Юриным женам.
— Насколько я понимаю, Каргин-Барановский был в ночь убийства в Доме творчества? — уточнил майор.
— Да, Леня приехал за день до Юриного возвращения.
— Между ними были какие-нибудь сцены?
— Что вы! — вытаращил глаза Симановский — Интеллигентные люди, какие сцены?
— С женой он поскандалить, однако, успел.
— Но это же Лариса… С Леней — нет.
— Не скажи, Яша. Леня пытался с ним поговорить, но Юре было просто не до того. Помнишь, мы видели, как он шел от Барановских около четырех. Мне показалось, Леня был очень расстроен, даже зол, я бы сказала. Я тогда еще поздоровалась с ним и спросила, не случилось ли чего, а он огрызнулся, мол, у него все блестяще, лучше бы мы о себе волновались. Помнишь, Яша?
— Да, что-то в этом роде было. Но, по-моему, Томочка, молодые люди сейчас все так реагируют.
— Знаешь, Яша, кажется, я знаю, где нам достать деньги на первый взнос за кооператив для Аллочки, — проговорила Тамара Михайловна, когда они с мужем подходили к дому.
Яков Семенович с удивлением взглянул на супругу, но она не добавила ни слова.
— Итак, что мы имеем? — Майор Корсаков облокотился о стол. — Убит известный композитор, лауреат премий, Герой Соцтруда, народный артист РСФСР, председатель конкурса имени Соловьева-Седого, профессор консерватории и так далее. Дело будет громким, прогремим, так сказать, на всю страну. — Корсаков многозначительно пошевелил бровями. — Сегодня суббота, но мне уже звонили с самого верха и обещали внимательно следить за тем, как будет продвигаться следствие. Если не оправдаем — мало нам всем не покажется. Плюс товарищи с Литейного проявляют к нашей работе живой интерес. Я так понимаю, покойный с органами госбезопасности тесно сотрудничал.
— Вот ведь зараза, угораздило его помереть именно в наше дежурство, — с досадой поморщился Дима Смородин.
— Да, Дмитрий, не повезло. Но, скорее всего, дело и так бы на нас повесили, ты же полковника Лукьяненко знаешь. Убит композитор ударом тупого предмета, предположительно камня, в висок. Камень пока не найден. Убийство произошло между часом тридцатью и двумя тридцатью. По свидетельству гражданина Симановского Я. С., около половины второго они расстались, и Барановский направился к себе. В половине третьего его нашла теща, Лаптева Галина Ивановна. У жены и тещи были основания опасаться, что Барановский направился ночевать к бывшей жене Наталье, также находящейся здесь на отдыхе. Теща нашла тело и подняла крик. Сбежались жильцы ближайших домов, разбудили старшего администратора. Тот вызвал милицию и проинформировал начальство. К нашему прибытию в шесть утра не спал уже весь Дом творчества. Никаких подозрительных лиц теща Барановского не заметила. А теперь рассказывайте, что удалось выяснить по обстоятельствам дела.
Они все еще заседали в кабинете директора. За окном сгущались теплые летние сумерки. Сквозь сосны в лучах низкого вечернего солнца сверкал золотисто-оранжевыми искрами залив. Пахло водой, соснами, папоротником, свежескошенной травой. Хотелось пройтись босиком по волнистому влажному песку, окунуться в желтовато-стальную воду, добраться до глубины, нырнуть и плыть, пока не устанешь, а потом лечь на спину и покачаться на мелких волнах. Майор вздохнул.
— Ладно, сейчас совещание закончим и купаться. Так что со свидетелями, что говорят? Сторож видел, как убитый с Симановским вернулись из «Репинской»? — Он перевел взгляд на старшего лейтенанта Дубова.
— Никак нет, сторож спал. Они прошли вдоль забора до выломанного в кустах штакетника и так проникли на территорию. Я это место осмотрел — случайно его не найдешь, с дороги не видно. Но в Доме творчества о нем все знают. Администрация тоже в курсе. Специально не чинят, чтобы загулявшие отдыхающие могли пробраться на территорию.
— Интересная подробность. Дальше.
— Дальше. На крик Галины Лаптевой первым примчался композитор Хохлов, сорок пять лет, член союза и так далее, проживающий в восемнадцатом домике. С покойным знаком был, как и все здешние обитатели, но близких отношений не поддерживал. Возле тела никого, кроме Лаптевой, не увидел, правда, говорит, по сторонам не смотрел. Подумал, что Барановскому плохо. Подбежал к телу, наклонился и только тогда увидел, что пробита голова. Примчался дворник — думал, кого-то ограбили или насилуют. Дворник был с ломом, говорит, у него в предбаннике зимой и летом стоит. Проверял: так и есть, весь инвентарь стоит за дверью. Далее подоспели Рыглов Т. Н., Кейко З. Ф. и Понуров П. П., живут в домах двенадцатом, девятнадцатом и семнадцатом соответственно. Потом еще человек семь подтянулись, вот список. Никто ничего подозрительного вокруг не заметил, потому как каждый был поглощен своей идеей. Вокруг аллеи ни следов борьбы, ни окурков обнаружить не удалось. На самой аллее — и говорить не о чем. До нашего прибытия там полк зевак прошел.
— Дмитрий. — Майор кивнул Смородину.
— Значит, так. Барановского знали все: от директора до уборщицы, от детишек до старушек. Он здесь знаменитость. Во-первых, популярный в народе, во-вторых, любимец властей, в-третьих, богат, в-четвертых, из-за границ не вылезает, в-пятых, бабы за ним табуном. На шею вешаются, отбоя нет.
— У него же жена молодая? — с интересом вскинул глаза Толик Дубов.
— Хе, брат, при таком счастье, как у этого Барановского, жен можно было каждый месяц менять.
— Значит, завистников было много, — задумчиво протянул майор.
— А то. Я тут со старушками поболтал, столько фактов нарыл — можно «Войну и мир» писать. Значит, так. Барановский был мужик веселый, нежадный, любил погулять, выпить, посидеть в ресторане. Естественно, при такой жизни баб у него было пруд пруди. И аспирантки, и студентки, и поклонницы таланта, и музыкантши. Всех поил, кормил, на машине катал, шмотки фирменные дарил. Какой-то своей аспирантке, с которой у него интрижка была, так, ничего особенного, джинсы американские презентовал. Секретарше деканата путевку в Ялту пробил, хотя туда маститые композиторы в очереди стоят.
— С чего ты взял, что у них роман был? Может, он просто так, по доброте душевной помог.
— Ага, как же, — сверкнул глазом Дима. — Да она сама направо и налево хвасталась. И дело вообще не в этом, а в том, что Барановский и с замужними крутил, и не всем мужьям это нравилось. Вот, например, мне одна дама рассказала, жутко любопытная и ядовитая особа. Года два назад у Барановского случился роман с женой одного музыканта, фамилия такая звучная — Гранберг. Барановский с этой Гранберг даже вместе в Сочи ездил на неделю. А когда все закончилось, он ее мужу заграничные гастроли организовал и включил в состав какого-то оркестра. Так тот, муж, я имею в виду, еще за Барановским бегал и в ноги ему кланялся, хотя прекрасно знал, что тот с его женой спит. А, каково?
— Гадость, — буркнул Толик.
— Ясное дело, — легко согласился Дима. — Но таких, как этот Гранберг, немного. В основном обманутые мужья пытались Барановскому морду набить, угрожали или делали пакости. У меня парочка примеров здесь записана. — Дима потряс блокнотом.
— Слушай, а тебе не кажется, что твоя старушка несколько преувеличивает? Прямо не советский композитор, а Казанова какой-то получается. А ведь он еще работал, музыку писал, на конкурсах каких-то заседал. По мне, что-то не стыкуется. Отдельные эпизоды, наверное, были, но чтобы так — вряд ли.
— Да никакие не враки. Он как с первой женой развелся, так и понеслось. Как я понял, Ларису здесь все недолюбливают. Необразованная, невоспитанная, скандалистка, плюс изменяла Барановскому. Последнее исключительно сплетни, никаких фактов нет. Сыном она не занимается, мальчик у нее диковатый, ни с кем из детей не дружит и сидит в основном дома. Я его видел — действительно пацан нелюдимый, от чужих шарахается. В общем, Лариса Барановская личность у местных не популярная, потому Юрия за измены все не слишком осуждали. И потом, он был, судя по всему, мужик невредный: то к врачу устроит хорошему, то путевку достанет, с гастролями мог помочь, с дефицитными товарами. Ему это все ничего не стоило, у него все схвачено было. Но, говорят, что он умел быть злопамятным. Как-то поссорился с одним поэтом-песенником — то ли поэт стихи ему отдавать не хотел, то ли сказал, что Барановский халтурщик, и вскорости поэт растерял всех соавторов и с тех пор тихо пьет в забвении. Еще он чьего-то сыночка на конкурсе завалил, потому что папочка нагрубил Барановскому на худсовете. А парень, которого завалили, оказался талантом, сбежал в Америку и там процветает. Еще кого-то подсидел, кому-то карьеру зарезал, словом, мужик был непростой.
— Фигура колоритная. С одной стороны, завистники и обманутые мужья, с другой — всенародная любовь. И знакомых тьма, убить мог любой. — Корсаков сцепил пальцы в замок. — Эх, жаль, камень не нашли. Нам бы пальчики.
— Да-а, — дружно протянули Смородин с Дубовым.
— Если Лариса Барановская в ночь убийства послала мать проверить, не забрел ли блудный муж к бывшей жене, значит, об убийстве ничего не знала, — рассуждал вслух майор. — Или знала и специально разыграла спектакль. Хотя мне Лариса Барановская семи пядей не показалась. Ладно, пока фактов больше нет, говорить не о чем. Выясняйте дальше, с кем у Барановского были конфликты в течение последнего года. Обманутые мужья, несостоявшиеся назначения и так далее.
— Может, они нам домик выделят на время следствия? Так работа продуктивнее пойдет, — мечтательно предположил Толик Дубов.
— И на довольствие поставят, — в тон ему продолжил майор. — Обойдетесь. На электричках будете ездить и на все про все вам два дня. Еще выясните, кто приезжал в последние дни в Дом творчества и кто из отдыхающих уехал после убийства. На всякий случай. А теперь, хлопцы, хватаем вещички и на пляж.