Однажды в Зандаме, что у Зейдер-Зее, жил нехороший человек по имени Николас Снайдерс. Он был жадный, и грубый, и жестокий, и во всем мире любил лишь одно — золото. И то не само золото. Он любил власть, которую давало ему золото, власть, позволяющую тиранить и подавлять, власть, позволяющую причинять страдания по своей собственной воле. Поговаривали, что у него нет души, но они заблуждались. Все люди владеют душой или, если говорить точнее, находятся во владении души. Душа Николаса Снайдерса была злой душой. Он жил на старой ветряной мельнице, которая до сих пор стоит на набережной, с одной только маленькой Кристиной, которая прислуживала ему и следила за домом. Кристина была сиротой, ее родители умерли в долгах. Николас, заработав вечную благодарность Кристины, вернул им доброе имя. Это стоило ему всего пару сотен флоринов в обмен на то, что Кристина согласилась работать на него без жалованья. Кристина составляла всю его семью, а единственным добровольным гостем, когда-либо омрачавшим своим визитом порог его дома, была вдова Тэласт. Дама Тэласт была богата и почти так же скупа, как сам Николас.

— Почему бы нам не пожениться? — однажды прокаркал Николас вдове Тэласт. — Вместе мы станем повелевать всем Зандамом.

Дама Тэласт ответила кудахтающим смехом, но Николасу спешить было некуда.

Как-то днем Николас Снайдерс сидел в одиночестве в центре огромной полукруглой комнаты, занимавшей половину первого этажа ветряной мельницы и служившей ему кабинетом, когда в дверь постучали.

— Входите! — крикнул Снайдерс.

Он произнес это тоном, весьма добродушным для Николаса Снайдерса. Он не сомневался, что это Йен стучит в дверь. Йен ван дер Вурт, молодой моряк, без пяти минут владелец собственного судна, пришел просить у него руки маленькой Кристины. Николас Снайдерс уже предвкушал, с каким удовольствием растопчет все мечты Йена, выслушает сначала его мольбы, потом ругань, увидит, как бледность заливает его красивое лицо в ответ на все угрозы Николаса. Во-первых, старую мать Йена выгонят из дома, а старого отца посадят в тюрьму за долги; во-вторых, самого Йена будут жестоко преследовать, а корабль перекупят у него за спиной, прежде чем он успеет совершить сделку. Этот разговор стал бы для Николаса Снайдерса приятным развлечением. Со вчерашнего дня, когда Йен вернулся, он с нетерпением ждал этого момента, поэтому, не сомневаясь, что это Йен, с готовностью прокричал «входите!».

Но это оказался не Йен. Этого человека Николас Снайдерс никогда раньше не видел. Да и после того единственного визита незнакомец никогда больше не попадался на глаза Николасу Снайдерсу. Свет уже тускнел, а Николас Снайдерс был не из тех, кто жжет свечи понапрасну, поэтому так и не смог внятно описать внешность гостя. Николас подумал, что это старый человек, однако движения его были проворны, в то время как глаза — единственное, что Николас видел в нем с некоторой отчетливостью, — казались удивительно яркими и проницательными.

— Кто вы? — с неприкрытым разочарованием спросил Николас Снайдерс.

— Я разносчик, — ответил незнакомец звонким, не лишенным мелодичности голосом.

— Мне ничего не нужно, — сухо ответил Николас Снайдерс. — Закройте дверь и смотрите под ноги, когда будете спускаться по лестнице.

Но вопреки его указаниям незнакомец взял стул и придвинул поближе, оставаясь в тени:

— Вы уверены, Николас Снайдерс? Вы точно уверены, что вам ничего не требуется? — Он усмехнулся, не сводя глаз с хозяина.

— Ничего, — прорычал Николас Снайдерс, — разве что увидеть вашу спину.

Незнакомец наклонился и длинной худой рукой игриво дотронулся до колена Николаса Снайдерса.

— Разве вам не нужна душа, Николас Снайдерс? Подумайте об этом, — продолжал странный разносчик, прежде чем Николас пришел в себя. Сорок лет вы были скупым и жестоким. Вам не надоело, Николас Снайдерс? Разве вы не жаждете перемен? Подумайте об этом, Николас Снайдерс, о счастье быть любимым, слышать в свой адрес благословения вместо проклятий. Разве это было бы не весело, Николас Снайдерс, хотя бы для разнообразия? Если вам не понравится, вы сможете все вернуть и снова стать прежним.

Чего Николас Снайдерс никогда не мог понять, когда вспоминал о произошедшем впоследствии, так это почему он сидел и терпеливо слушал речи незнакомца. Ведь тогда это казалось лишь насмешкой бродячего шута. Но что-то в незнакомце останавливало его.

— Она у меня с собой, — продолжал странный разносчик. — А что касается цены… — Незнакомец сделал неопределенный жест. — Я получу вознаграждение, наблюдая за результатами эксперимента. Я философ или что-то в этом роде. Интересуюсь такими явлениями. Видите ли… — Незнакомец нагнулся, вытащил из котомки серебряную фляжку тончайшей работы и поставил на стол. — Вкус не самый неприятный, — объяснил незнакомец. — Немного горчит, но ведь и кубками ее не пьют. Достаточно лишь бокала, из которого принято вкушать старое токайское вино, в то время как оба участника думают об одном и том же: «Пусть моя душа перейдет к нему, пусть его душа перейдет ко мне!» Операция весьма проста — весь секрет в лекарстве. — Незнакомец погладил изящную фляжку, как будто это какая-то маленькая собачка. — Вы спросите, кто согласится поменяться душой с Николасом Снайдерсом? — Незнакомец, похоже, подготовил ответ на все вопросы. — Мой друг, вы богаты. Вам не нужно бояться. Это имущество люди ценят меньше всего из того, что имеют. Выберите себе душу и заключайте сделку. Оставляю это вам и даю лишь один совет: человек молодой уступит охотнее, чем старый, — человек молодой, которому мир обещает за золото все, что угодно. Выберите хорошую, прекрасную, свежую, юную душу, Николас Снайдерс, да поскорее. Ваши волосы уже тронула седина, мой друг. Вкусите, прежде чем умрете, радость жизни.

Странный разносчик засмеялся и, поднимаясь, закрыл котомку. Николас Снайдерс не шевелился и не говорил до тех пор, пока с тихим стуком массивной двери к нему не вернулись чувства, а потом, схватив фляжку, которую оставил незнакомец, вскочил со стула, намереваясь выкинуть ее вслед за ним на улицу. Но вспыхнувшее отражение огня из камина на отполированной поверхности остановило его руку.

— В конце концов, эта штука ценна сама по себе, — усмехнулся Николас и отложил фляжку. Затем зажег две высокие свечи и снова погрузился в свой гроссбух в зеленом переплете. И все же время от времени взгляд Николаса Снайдерса останавливался там, где лежала серебряная фляжка, наполовину зарытая среди пыльных бумаг. Вскоре опять раздался стук в дверь — на этот раз действительно вошел молодой Йен.

Он протянул свою большую руку через неряшливый стол.

— Мы расстались в гневе, Николас Снайдерс, по моей вине. Вы были правы. Я прошу у вас прощения. С моей стороны было эгоистично требовать, чтобы юная девушка делила со мной мою бедность. Но я больше не беден.

— Садитесь, — благосклонно ответил Николас. — Я слышал об этом. Итак, теперь вы капитан и владелец корабля, целиком и полностью вашего корабля.

— Целиком и полностью моего, но после еще одного плавания, — засмеялся Йен. — Мне дал обещание бургомистр Алларт.

— Обещание не есть поступок. Бургомистр Алларт — небогатый человек. Кто-то еще может стать владельцем вашего судна.

Йен лишь расхохотался.

— Что ж, так мог бы поступить только мой враг, которых, хвала Господу, у меня, кажется, нет.

— Счастливчик! — воскликнул Николас. — У не многих из нас нет врагов. А ваши родители, Йен, будут жить с вами?

— Мы хотели бы. И Кристина, и я. Но мать так слаба. Старая мельница корнями проросла в ее жизнь.

— Это можно понять, — согласился Николас. — Виноградная лоза, оторванная от старой стены, засыхает. А ваш отец, Йен? Пойдут сплетни. Мельница приносит прибыль?

Йен покачал головой.

— Она никогда больше не принесет лишних денег, и он по горло в долгах. Но все это, как я ему говорю, осталось в прошлом. Его кредиторы поверили мне и согласились подождать.

— Все? — засомневался Николас.

— Все, кого я смог обнаружить, — засмеялся Йен.

Николас Снайдерс отодвинул стул и взглянул на Йена с улыбкой, преобразившей морщинистое лицо.

— Так вы с Кристиной обо всем договорились?

— Если заручимся вашим согласием, сэр.

— И согласны ждать?

— Мы хотели бы получить ваше согласие, сэр.

Йен улыбался, а его слова ласкали слух Николасу Снайдерсу. Он больше всего любил бить собаку, которая огрызалась и показывала зубы.

— Лучше вам не ждать, — заявил Николас Снайдерс. — Возможно, ждать придется долго.

Йен встал, его лицо вспыхнуло от злости.

— Значит, ничто не изменит вас, Николас Снайдерс. Тогда поступайте по-своему.

— Вы женитесь на ней, несмотря на мое мнение?

— Несмотря на вас, и ваших друзей-извергов, и вашего повелителя дьявола! — выпалил Йен, ибо душа его, благородная, храбрая, нежная, была слишком вспыльчива. Даже у самой лучшей души есть свои недостатки.

— Жаль, — произнес старый Николас.

— Рад это слышать.

— Жаль вашу матушку, — пояснил Николас. — Бедная дама, к тому же в преклонном возрасте, останется без дома. Ипотека будет прекращена с лишением права выкупа закладной, Йен, в день вашей свадьбы. Еще мне жаль вашего отца, Йен. Он всегда страшился тюрьмы. Жаль даже вас, мой юный друг. Вам придется начать жизнь заново. Бургомистр Алларт полностью в моих руках. Я только слово скажу — и ваш корабль станет моим. Желаю вам счастья, мой юный друг. Вы должны любить невесту очень крепко, ведь вы заплатите за нее высокую цену.

Именно улыбка Николаса Снайдерса приводила Йена в бешенство. Он принялся шарить вокруг в поисках предмета, который мог бы заставить замолчать этот страшный рот, и случайно его рука наткнулась на серебряную фляжку разносчика. В ту же секунду рука Николаса Снайдерса тоже накрыла ее. Ухмылка улетучилась.

— Садитесь, — потребовал Николас Снайдерс. — Продолжим разговор. — И что-то в его голосе заставило молодого человека повиноваться.

— Вам интересно, Йен, почему я всегда источаю злобу и ненависть. Я сам иногда этому удивляюсь. Почему ко мне никогда не приходят благородные мысли, как к другим людям? Послушайте, Йен, я сегодня в особенном расположении духа. А что, если такое возможно? Продайте душу, Йен, продайте мне свою душу, чтобы я тоже мог вкусить любви и счастья, о которых все время слышу. Ненадолго, Йен, совсем ненадолго, и я дам вам все, что пожелаете.

Пожилой человек схватил перо и принялся писать.

— Послушайте, Йен, корабль станет вашим без всяких неприятностей, мельница освободится от бремени долгов, ваш отец сможет снова поднять голову. И все, о чем я прошу, Йен, — это выпить за меня, пожелав, чтобы ваша душа покинула вас и стала душой старого Николаса Снайдерса. Ненадолго, Йен, лишь на время.

Дрожащими руками старик вытащил пробку из фляги разносчика и разлил вино по одинаковым бокалам. Йену хотелось рассмеяться, но старик в своем рвении казался почти безумным. Конечно, он сумасшедший, но от этого бумага, которую он подписал, не теряла юридической силы. Человек искренний не шутит со своей душой, но лицо Кристины засияло перед глазами Йена из темноты.

— Вы это серьезно? — прошептал Николас Снайдерс.

— Пусть моя душа покинет меня и перейдет к Николасу Снайдерсу! — произнес Йен, поставив пустой бокал обратно на стол.

Мужчины постояли, глядя друг другу в глаза. А высокие свечи на неубранном столе вспыхнули и погасли, как будто чье-то дыхание задуло их — сначала одну, а потом другую.

— Мне пора, — раздался голос Йена из темноты. — Почему вы задули свечи?

— Можем снова зажечь их от огня, — ответил Николас. Он умолчал, что собирался задать тот же самый вопрос Йену. Сунул свечи меж светящихся поленьев — сначала одну, потом другую.

Когда тени вновь расползлись по своим углам, он спросил:

— Вы не хотите повидать Кристину?

— Не сегодня.

— Документ, который я подписал, — напомнил ему Николас, — у вас?

— Я забыл его.

Старик взял бумагу со стола и подал ему. Йен убрал ее в карман и вышел. Николас запер за ним дверь на засов, вернулся к столу и долго сидел, облокотившись на открытый гроссбух.

Наконец он оттолкнул гроссбух в сторону и засмеялся.

— Какая глупость! Как будто такое может произойти! Этот человек, должно быть, околдовал меня.

Николас подошел к камину и протянул руки к пламени.

— И все же я рад, что он собирается жениться на маленькой девчушке. Хороший паренек, хороший.

Должно быть, Николас заснул у огня. Когда он открыл глаза, пришло время встречать серый рассвет. Он озяб, проголодался и определенно разозлился. Почему Кристина не разбудила его к ужину? Неужели она подумала, что он намеревался провести ночь в деревянном кресле? Эта девочка слабоумная. Он пойдет наверх и скажет ей через дверь все, что думает.

Путь наверх лежал через кухню. К своему изумлению, Николас увидел перед потухшим очагом спящую Кристину.

Честное слово, люди в этом доме, похоже, не знают, для чего нужны кровати!

Но это была не Кристина, как сказал себе Николас. У Кристины был вид испуганного кролика — что всегда раздражало его, — а эта девушка даже во сне имела дерзкое выражение, восхитительно-дерзкое выражение. Кроме того, девушка была красива, необыкновенно красива — таких Николас никогда в жизни не видел. Почему девушки, когда он был молодым, казались совершенно другими? Вдруг Николаса охватила печаль, словно его давным-давно ограбили, а он об этом только что узнал.

Должно быть, дитя замерзло. Николас принес свою меховую накидку и укутал девушку.

Ему следовало сделать еще кое-что. Это пришло ему в голову, пока он укрывал накидкой ее плечи, боясь потревожить. Но что? Губы девушки были приоткрыты. Казалось, она говорит с ним, упрашивая о чем-то. Николас точно не знал, что именно. Полдюжины раз он уходил и полдюжины раз прокрадывался обратно туда, где она сидела и спала с этим восхитительно-дерзким выражением лица и полуоткрытым ртом. Но чего она хотела или чего хотел он, Николас понять не мог.

Вероятно, Кристина знает. Вероятно, Кристина знает, кто эта девушка и как сюда попала. Николас поднялся наверх, проклиная ступеньки за скрип.

Дверь Кристины была открыта. Оглядев пустую комнату и нетронутую постель, Николас спустился по скрипучей лестнице.

Девушка до сих пор спала. Могла ли это быть сама Кристина? Николас изучил каждую черточку ее прекрасного лица. Никогда раньше он не видел эту девушку, но ее шею (этого Николас не заметил раньше) обвивала цепь с медальоном, который поднимался и опускался на груди вместе с дыханием. Николас хорошо его знал: Кристина настояла на том, чтобы сохранить единственную вещицу, принадлежавшую ее матери. Лишь один раз она осмелилась поспорить с Николасом, не желая расстаться с этим медальоном. Наверное, это была Кристина. Но что произошло с ней?

Или с ним. Вдруг на него обрушились воспоминания. Странный разносчик. Сцена с Йеном. Ведь все это ему наверняка приснилось. Но на заваленном бумагами столе до сих пор стояли серебряная фляжка разносчика и два одинаковых бокала.

Николас пытался размышлять, но в его голове царила неразбериха. Луч солнца, пробившись сквозь окно, пронзил пыльную комнату. Николас не помнил, чтобы раньше видел солнце так, как сейчас. Невольно он протянул к нему руки и ощутил укол сожаления, когда оно исчезло, оставив лишь серый свет. Он отодвинул ржавые засовы, распахнул входную дверь. Странный мир раскинулся перед ним, новый мир из света и теней, которые влекли его своей красотой, мир тихих нежных голосов, взывавших к нему. И опять он ощутил горечь оттого, что его ограбили.

«Я мог быть таким счастливым все эти годы, — пробормотал старый Николас. — Этот маленький городок, который я мог бы любить, такой причудливый, такой спокойный, такой уютный. У меня могли бы быть друзья, старые приятели, собственные дети, вероятно…»

Видение спящей Кристины промелькнуло у него перед глазами. Она пришла к нему ребенком, испытывая лишь благодарность. Если бы он сумел разглядеть ее, все могло бы сложиться иначе.

Было ли слишком поздно? Он не так уж стар. Новая жизнь струится по его жилам. Кристина до сих пор любит Йена, но Йена прежнего. Теперь каждым словом и поступком Йена будет руководить коварная душа, принадлежавшая когда-то Николасу Снайдерсу. Разве может женщина любить нечто подобное, даже если оно скрывается за самой прекрасной на свете внешностью?

Должен ли он, как честный человек, сохранить душу, которую вырвал у Йена, в сущности, путем обмана? Да, сделка была справедливой, и Йен получил свою плату. Кроме того, нельзя сказать, что он сам сотворил свою собственную душу, такие явления случайны. Почему одному человеку дается золото, а другому сушеный горох? У него такие же права на душу Йена, как и у ее обладателя. Он мудрее и может совершить больше добрых дел. Именно душа Йена любила Кристину, так пусть душа Йена попробует завоевать девушку. А душа Йена не смогла ничего возразить на этот аргумент.

Кристина все еще спала, когда Николас вернулся на кухню. Он развел огонь в очаге и приготовил завтрак, а потом осторожно ее разбудил. Не осталось сомнений, что это Кристина. В тот момент, когда ее взгляд остановился на старом Николасе, она вновь приняла вид испуганного кролика, который всегда его раздражал. Но теперь Николас досадовал на самого себя.

— Вы спали так крепко, когда я вошла вчера вечером, — начала Кристина.

— И ты побоялась меня будить, — перебил ее Николас. — Подумала, что старый скряга рассердится. Послушай, Кристина. Вчера ты выплатила последний долг, который остался после твоего отца. Ни цента больше ты не должна, и от твоего жалованья осталась сотня флоринов. Можешь забрать ее в любое время.

Кристина не могла понять, что случилось, ни тогда, ни в последующие дни, да и старый Николас ничего не объяснял. Ибо душа Йена перешла к очень мудрому старому человеку, который знал, что лучший способ исправить прошлое — дерзко жить настоящим. Единственное, в чем Кристина могла быть уверена, — это в том, что старый Николас загадочным образом испарился и его место занял новый Николас, с добрыми глазами, открытыми и честными, внушающими доверие. Кристине вдруг пришло в голову, что она сама своим прекрасным примером, своим облагораживающим влиянием вызвала эту чудесную перемену. И такое объяснение уже не казалось невозможным.

Вид заваленного бумагами стола стал ненавистен Николасу. С раннего утра он исчезал на весь день и возвращался под вечер, усталый, но веселый, и приносил с собой цветы, над которыми Кристина смеялась, говоря, что это сорняки. Но какая разница, как они назывались? Николасу они казались красивыми. В Зандаме дети убегали от него, а собаки лаяли ему вслед, поэтому Николас, выбирая места побезлюднее, уходил далеко в деревню. Дети во всей округе познакомились со старым добрым человеком, который любил неторопливо бродить, опираясь на посох, наблюдая за их играми, слушая их смех и разрешая заглянуть в его широкие, никогда не пустовавшие карманы. Старшие, проходя мимо, шептали друг другу, что он как две капли воды похож на злого старого Ника, скрягу из Зандама, и недоумевали, откуда он взялся. Не только лица детей научили его улыбаться. Сначала его тревожил этот новый мир, полный восхитительно красивых девушек и женщин, весьма достойных любви. Он смущался до тех пор, пока не понял, что Кристина всегда оставалась для него самой красивой из всех, самой достойной любви. И тогда каждое красивое лицо стало его радовать, напоминая о Кристине.

Когда он вернулся на следующий день, Кристина встретила его с грустью в глазах. Приходил фермер Берштраатер, старый друг ее отца. Не застав дома Николаса, он потолковал с Кристиной. Жестокосердный кредитор выгонял его с фермы! Кристина притворилась, как будто не знает, что кредитор — сам Николас, зато удивилась, откуда берутся такие злые люди. Николас ничего не сказал, но на следующий день фермер Берштраатер появился снова, сияющий радостью и изумленной улыбкой.

— Но что с ним могло произойти? — снова и снова повторял фермер Берштраатер.

Кристина улыбалась и отвечала, что, наверное, милосердный Бог прикоснулся к его сердцу, но про себя думала, что так на него повлиял другой человек. Сказка распространилась. Кристину осадили со всех сторон, и, обнаружив, что ее попытки заступиться за просителя неизменно ожидает успех, с каждым днем она была довольна собой все больше и больше, а значит, все больше довольна Николасом Снайдерсом. Ведь Николас Снайдерс был хитрым старым джентльменом. Душа Йена в нем получала удовольствие, искупая зло, которое сотворила душа Николаса. Но мозг Николаса Снайдерса, оставшийся при нем, нашептывал: «Пусть девчушка думает, что все это ее рук дело».

Новости дошли до дамы Тэласт. Тем же вечером она сидела у камина напротив Николаса Снайдерса, который курил со скучающим видом.

— Вы выставляете себя дураком, Николас Снайдерс, — заявила дама. — Все над вами смеются.

— Пусть лучше смеются, чем проклинают, — проворчал Николас.

— Вы забыли обо всем, что произошло между нами? — поинтересовалась дама.

— Хотел бы.

— В вашем возрасте… — начала дама.

— Я чувствую себя моложе, чем когда-либо в своей жизни, — перебил ее Николас.

— Вы так не выглядите, — заметила дама.

— Какое значение имеет внешность? — возразил Николас. — Именно душа человека и есть отражение его реальной сущности.

— Внешность чего-то да стоит в этом мире, — пояснила дама. — Что ж, если бы я хотела последовать вашему примеру и выставить себя на посмешище, есть молодые люди, прекрасные молодые люди, привлекательные молодые люди…

— Позвольте вам в этом не мешать, — быстро перебил ее Николас. — Как вы говорите, я стар и у меня дьявольский характер. Должно быть, вокруг есть множество мужчин гораздо лучше меня.

— Я и не говорю, что их нет, — парировала дама. — Но нет никого более подходящего. Девушки для юношей, а старые женщины для старых мужчин. Я еще не выжила из ума, Николас Снайдерс, в отличие от вас. Когда снова станете собой…

Николас Снайдерс вскочил.

— Я и так я, — вскричал он, — и намереваюсь оставаться собой! Кто осмелится утверждать обратное?

— Я, — ответила дама ледяным тоном. — Николас Снайдерс изменяет себе, когда по просьбе хорошенькой куколки пригоршнями швыряет деньги из окна. Это какое-то заколдованное существо, и мне жаль его. Она будет дурачить вас в угоду своим друзьям, до тех пор пока у вас не останется ни гроша, и тогда она над вами посмеется. Когда станете собой, Николас Снайдерс, вы придете в ярость из-за собственных поступков, помните об этом.

И дама Тэласт вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.

«Девушки для юношей, а старые женщины для старых мужчин» — эта фраза звенела в ушах у Снайдерса. До сих пор новообретенное счастье заполняло его жизнь, не оставляя места для мыслей, но слова старой дамы заронили семена сомнений.

Дурачила ли его Кристина? Эта мысль казалась невыносимой. Ни разу она не попросила ничего для себя или для Йена. Эта злая мысль была плодом злого ума дамы Тэласт. Кристина любила его. Ее лицо светилось радостью при его появлении. Ее страх перед ним улетучился, его заменила сладкая тирания. Но была ли это любовь, которой жаждал он? Душа Йена в старом теле Ника была молодой и горячей. Она желала Кристину не как дочь, а как жену. Могла ли она завоевать девушку, несмотря на старое тело Ника? Душа Йена была само нетерпение. Лучше знать правду, чем сомневаться.

— Не зажигай свечи, давай немного поговорим при свете огня в камине, — предложил Николас.

Кристина с улыбкой придвинула стул к пламени, но Николас остался в тени.

— Ты с каждым днем становишься красивее, Кристина, — начал Николас. — Нежнее и женственнее. Счастлив будет тот мужчина, кто назовет тебя женой.

Улыбка исчезла с лица Кристины.

— Я никогда не выйду замуж.

— «Никогда» слишком длинное слово, крошка.

— Настоящая женщина не выйдет замуж за мужчину, которого не любит.

— Но разве она не может выйти замуж за любимого? — улыбнулся Николас.

— Иногда не может.

— И в каком же это случае?

Кристина отвернулась.

— Если он разлюбил ее.

Душа в теле старого Ника запрыгала от радости.

— Он недостоин тебя, Кристина. Богатство изменило его. Разве это не так? Он думает лишь о деньгах. В него словно вселилась душа какого-то скупца. Он женился бы даже на даме Тэласт ради ее мешков с золотом, и обширных земель, и множества мельниц, если бы только она согласилась. Разве ты не можешь его забыть?

— Я никогда его не забуду, никогда не полюблю другого. Я пытаюсь это скрыть и часто с облегчением вижу, что в этом мире для меня есть масса других дел. Но сердце мое разрывается. — Она встала и, опустившись перед Снайдерсом на колени, обняла его. — Я рада, что вы позволили мне все рассказать. Если бы не вы, я бы этого не вынесла. Вы так добры ко мне.

Вместо ответа он погладил иссохшей рукой золотые волосы, в беспорядке упавшие на его тощие колени. Она подняла глаза, улыбаясь сквозь слезы.

— Ничего не понимаю. Иногда я думаю, что вы с ним, должно быть, поменялись душами. Он грубый, злой, жестокий, каким были раньше вы. — Она засмеялась и на мгновение обняла Снайдерса крепче. — А теперь вы добры, нежны, великодушны, каким был он. Словно милосердный Бог забрал у меня любимого, чтобы дать мне отца.

— Послушай, Кристина, — сказал Снайдерс. — Именно душа и есть суть человека, а не тело. Разве ты не можешь полюбить меня за мою новую душу?

— Но я люблю вас, — ответила Кристина, все так же улыбаясь.

— А могла бы полюбить как супруга?

Свет пламени осветил ее лицо. Николас, сжимая его своими высохшими ладонями, вглядывался в него долго и пристально, а затем снова прижал ее голову к груди и погладил высохшей рукой.

— Я пошутил, милая. Девушки для юношей, а старые женщины для старых мужчин. Значит, ты до сих пор любишь Йена?

— Люблю, — ответила Кристина, — и ничего не могу с этим поделать.

— И если бы он захотел, ты бы вышла за него замуж, несмотря ни на что?

— Я люблю его, — ответила Кристина. — Ничего не могу с этим поделать.

Старый Николас сидел перед тлеющим огнем в одиночестве. Так душа или тело есть сам человек? Ответ был не так прост.

— Кристина любила Йена, — бормотал Николас, обращаясь к тлеющему огню, — когда у него была душа Йена. И до сих пор любит, хотя у него душа Николаса Снайдерса. Спросив ее, может ли она полюбить меня, я увидел в ее глазах ужас, хотя душа Йена теперь во мне. Она догадалась об этом. Должно быть, это тело делает Йена настоящим Йеном, а Николаса — настоящим Николасом. Если бы душа Кристины вошла в тело дамы Тэласт, смог бы я отвернуться от Кристины, от ее золотых волос, бездонных глаз, чувственных губ и возжелать увядшие телеса дамы Тэласт? Нет. Я все равно содрогался бы при мысли о ней. И все же, когда у меня была душа Николаса Снайдерса, я не ненавидел ее, в то время как Кристина вызывала у меня отвращение. Должно быть, мы любим именно душой, иначе Йен до сих пор любил бы Кристину, а я остался бы скупцом Ником. Но вот я здесь, пылаю любовью к Кристине и пользуюсь умом и золотом Николаса Снайдерса, чтобы разрушить все планы Николаса Снайдерса; творю то, что наверняка приведет его в ярость, когда он вернется в свое тело. А Йен больше не питает чувств к Кристине и готов жениться на даме Тэласт ради ее обширных земель и множества мельниц. Определенно именно душа и есть сам человек. Тогда почему бы мне не радоваться при мысли о женитьбе на Кристине? Но я не рад. Я совершенно несчастен. Чувствую, душа Йена со мной не останется, ко мне вернется моя собственная душа. Я снова стану грубым, жестоким, злым стариком, которым был раньше, только теперь буду бедным и беспомощным. Люди станут смеяться, а я буду проклинать их, не в силах причинить им зло. Даже дама Тэласт не захочет иметь со мной дел, когда все узнает. И все же я должен это сделать. Пока душа Йена во мне, я буду любить Кристину больше, чем самого себя. Я должен сделать это ради нее. Я люблю ее и ничего не могу с этим поделать.

Старый Николас встал и взял серебряную фляжку тончайшей работы, спрятанную месяц назад.

— Осталось лишь на два бокала, — задумчиво произнес Николас, осторожно потряхивая фляжку около уха. Он положил ее на стол перед собой, потом снова открыл старый зеленый гроссбух, ведь его ждала кое-какая работа.

Он разбудил Кристину на рассвете.

— Возьми эти письма, Кристина. Когда разнесешь их все, но не раньше, отправляйся к Йену. Скажи, что я жду его по одному делу. — Он поцеловал ее и, казалось, нехотя отпустил.

— Я ненадолго, — улыбнулась девушка.

— Все расставания случаются ненадолго, — ответил Снайдерс.

Старый Николас предвидел сложности, которые у него возникнут. Довольный Йен отнюдь не имел желания снова становиться сентиментальным молодым глупцом, готовым посадить себе на шею нищую жену. У Йена были другие мечты.

— Пейте, мой друг, пейте, — поторапливал Николас, — пока я не передумал. Кристина, выйдя за вас замуж, станет самой богатой невестой в Зандаме. Вот соглашение. Прочитайте его, да побыстрее.

Тогда Йен согласился, и мужчины выпили. И снова между ними пролетело дуновение, как в прошлый раз, и Йен на мгновение закрыл руками глаза.

Но этого ему, наверное, делать не стоило, потому что в тот самый момент Николас схватил документ, лежавший на столе подле Йена. Через секунду бумага уже пылала в огне.

— Не так беден, как вы думали! — послышался скрипучий голос Николаса. — Не так беден, как вы думали! Я смогу все построить снова, все заново! — И это существо с отвратительным смехом приплясывало, размахивая высохшими руками у огня, чтобы Йену не удалось спасти горящее приданое Кристины, пока оно не превратится в пепел.

Йен ничего не сказал Кристине. Так или иначе она все равно вернулась бы к нему. Николас Снайдерс выгнал ее, разразившись проклятиями. Она ничего не понимала, кроме того, что Йен снова был с ней.

— У меня словно ум за разум зашел, — говорил Йен. — Пусть нас приведет в чувство свежий морской бриз.

С палубы корабля Йена они долго смотрели на старый Зандам, пока он не исчез из виду.

Кристина всплакнула при мысли, что никогда больше не вернется туда, но Йен успокоил ее, а потом новые лица заменили собой старые.

Старый Николас женился на даме Тэласт, но, к счастью, жить и творить зло ему оставалось всего несколько лет.

А Йен не скоро еще рассказал Кристине всю историю целиком, но она показалась ей совершенно невероятной. Видимо, Йен пытался таким образом объяснить тот странный месяц своей жизни, во время которого увивался за дамой Тэласт. И все же, конечно, Кристину удивляло, что Николас на протяжении того же короткого месяца вел себя совсем по-другому.

«Вероятно, если бы я не сказала ему, что люблю Йена, он не взялся бы вновь за старое. Бедный старый джентльмен! Несомненно, до этого его довело отчаяние».