Это житейская история, каких немало. Однажды воскресным вечером известный епископ собрался выступить с проповедью в соборе Святого Павла. Событие признали важным, заслуживающим внимания, и все благочестивые газеты королевства направили специальных корреспондентов, чтобы опубликовать их впечатления.

Одного из трех посланных в собор репортеров отличал столь почтенный вид, что никому бы и в голову не пришло, что это журналист. Его обычно принимали за члена совета графства или по меньшей мере архидиакона. На самом же деле грехов за ним водилось немало, и первым в списке стояло пристрастие к джину. Жил он на Боу, в вышеупомянутое воскресенье вышел из дому в пять пополудни и направился к месту своих трудов. В сырой и прохладный воскресный вечер идти пешком от Боу до Сити — удовольствие маленькое: кто упрекнет его за то, что по дороге он раз или два останавливался и заказывал для согрева и укрепления духа стаканчик своего излюбленного напитка! Подойдя к собору Святого Павла, журналист увидел, что у него в запасе еще двадцать минут — вполне достаточно, чтобы пропустить еще один, последний стаканчик. Проходя через узкий двор, примыкающий к церковному, он обнаружил тихий бар и, зайдя туда, вкрадчиво шепнул, перегнувшись через стойку:

— Пожалуйста, стаканчик горячего джина, моя дорогая.

В его голосе слышалась кроткое самодовольство преуспевающего священника; манера держаться говорила о высокой нравственности, стремящейся не привлекать посторонние взоры. Девушка за стойкой, на которую его манеры и внешность произвели впечатление, указала на него хозяину бара. Хозяин украдкой пригляделся к той части лица посетителя, которая виднелась между застегнутым доверху пальто и надвинутой на глаза шляпой, и задался вопросом, как вышло, что такой вежливый и скромный на вид джентльмен знает о существовании джина.

Однако обязанность хозяина бара — обслуживать, а не удивляться. Джин подали, и посетитель выпил. Более того, джин пришелся ему по вкусу. Журналист, будучи знатоком, сразу определил, что джин хорош, а потому решил не упускать случая и заказать еще стаканчик. Он сделал второй заход, а быть может, и третий. Затем журналист направился в собор и в ожидании начала службы опустился на скамью, положив блокнот на колено.

Во время богослужения им овладело то безразличие ко всему земному, которое находит на человека только под влиянием религии или вина. Он слышал, как добрый епископ зачитал тему проповеди, и тут же записал ее в блокнот. Затем услышал «шестое и последнее» — это он тоже записал, а потом поглядел в блокнот и подивился, куда это девались «первое» и последующие, до «пятого» включительно. Все сидел и удивлялся, как вдруг увидел, что люди встают и собираются уходить, — тут его внезапно осенило, что он проспал большую часть проповеди.

Что же теперь делать? Он представлял одну из ведущих клерикальных газет. В тот же вечер от него ждали статью о проповеди. Поймав за ризу проходившего мимо служителя собора, журналист с трепетом спросил, не отбыл ли епископ. Служитель отвечал, что еще нет, но как раз собирается.

— Мне нужно его видеть, пока он не ушел! — в волнении воскликнул журналист.

— Это невозможно, — отозвался служитель.

Журналист едва не рвал волосы на голове.

— Скажите епископу, что кающийся грешник жаждет побеседовать с ним о проповеди, которую он только что произнес. Завтра будет поздно!

Служителя такой всплеск эмоций тронул, епископа — тоже, и он согласился побеседовать с беднягой.

Как только журналиста ввели к епископу и дверь за его спиной закрылась, он со слезами на глазах рассказал всю правду, умолчав о джине.

Человек он бедный, здоровье неважное; полночи не спал и всю дорогу от Боу шел пешком. Особенно упирал на ужасные последствия, которые ждут его и семью, если вечером он не принесет в редакцию статью о проповеди. Епископ сжалился. Кроме того, ему хотелось, чтобы статья о проповеди появилась в газете.

— Надеюсь, это послужит вам уроком и вы больше не уснете в церкви. — Губы епископа изогнулись в покровительственной улыбке. — К счастью, я захватил с собой текст проповеди, и если вы обещаете обращаться с ним очень аккуратно и вернуть рано утром, я его вам одолжу.

С этими словами епископ раскрыл и протянул репортеру небольшой цилиндрический черный кожаный футляр, в котором лежала рукопись, аккуратно свернутая трубочкой.

— Лучше возьмите ее вместе с футляром, — добавил епископ. — Только непременно принесите мне и то и другое завтра утром пораньше.

Когда журналист обследовал содержимое футляра при свете лампы на паперти собора, то едва смог поверить своему счастью. Текст оказался столь подробным и внятно изложенным, что так и просился в статью. По существу, ему достался готовый материал. Журналист так обрадовался, что решил еще разок угоститься любимым напитком и с этим намерением направился к знакомому бару.

— У вас действительно отменный джин, — похвалил он девушку за стойкой после первой порции. — Не взять ли мне, милочка, еще стаканчик?

В одиннадцать часов хозяин вежливо, но твердо предложил ему покинуть бар, журналист поднялся и с помощью мальчика-служки пересек двор. Когда он ушел, хозяин заметил на том месте, где сидел посетитель, аккуратный черный кожаный футляр. Осмотрев его со всех сторон, увидел бронзовую пластинку с выгравированными именем и саном владельца. Сняв крышку, хозяин обнаружил свернутую аккуратной трубочкой рукопись и в верхнем ее углу имя и адрес епископа.

Хозяин протяжно присвистнул и еще долго стоял, широко раскрыв глаза и уставившись на раскрытый футляр. Затем надел пальто и шляпу, взял футляр с рукописью и вышел из бара, громко смеясь. Пройдя через двор, он подошел к дому каноника, жившего при соборе, и позвонил.

— Скажите мистеру… — попросил он слугу, — что мне нужно его видеть. Я бы не стал беспокоить его в такой поздний час, если б не крайне важное дело.

Владельца бара провели наверх. Тихо прикрыв за собой дверь, он почтительно кашлянул.

— Ну, мистер Питерс (назовем его Питерсом), что случилось? — спросил каноник.

— Сэр, — отвечал мистер Питерс, тщательно подбирая слова. — Я насчет этой самой аренды. Надеюсь, вы как-нибудь там устроите, чтобы ее продлили на двадцать один год, а не на четырнадцать.

— Боже праведный! — воскликнул каноник, возмущенно вскакивая с места. — Неужели вы пришли ко мне в одиннадцать часов ночи, да еще в воскресенье, чтобы говорить об аренде?

— Не только за этим, сэр, — отвечал Питерс, ничуть не смутившись. — Есть еще одно дельце, насчет которого мне хотелось с вами поговорить. Вот оно. — И он положил перед каноником кожаный футляр епископа и рассказал всю историю.

Каноник смотрел на мистера Питерса, а мистер Питерс — на каноника.

— Тут, должно быть, какая-то ошибка, — прервал затянувшуюся паузу каноник.

— Никакой ошибки, — покачал головой Питерс. — Как только я его заприметил, сразу смекнул, что тут дело нечисто. К нам такие не захаживают, я видел, как он прятал лицо. Если это не наш епископ, значит, я ничего не смыслю в епископах, вот и все. Да и потом, вот же его футляр и проповедь.

Мистер Питерс скрестил руки на груди и ждал, что скажет каноник. Каноник размышлял. В истории церкви такое случалось. Почему бы и не с епископом?

— Кто-нибудь, кроме вас, знает об этом?

— Ни одна живая душа. Пока.

— Мне кажется… — каноник запнулся, — мне кажется, мистер Питерс, что нам удастся продлить вашу аренду до двадцати одного года.

— Премного благодарен, сэр, — ответил мистер Питерс и ушел.

На следующее утро каноник явился к епископу и положил перед ним кожаный футляр.

— А-а, — весело воскликнул епископ, — так он прислал его с вами?

— Да, сэр, — отвечал каноник. — И слава Богу, он принес его именно мне. Я считаю своим долгом сообщить вашему преосвященству, что мне известны обстоятельства, при которых вы расстались с этим футляром.

Каноник сурово сверлил его взглядом, и епископ смущенно засмеялся.

— Пожалуй, мне не следовало так поступать, — примирительно ответил он. — Но ничего, все хорошо, что хорошо кончается.

— О, сэр! — с жаром воскликнул каноник. — Во имя Создателя… ради нашей церкви, умоляю вас, заклинаю никогда не допускать этого впредь.

Епископ разгневался.

— В чем дело? Какой шум вы поднимаете из-за пустяка! — воскликнул он, но, встретив страдальческий взгляд каноника, умолк. — Как к вам попал этот футляр?

— Мне принес его владелец «Скрещенных ключей». Вчера вечером вы его там оставили.

Епископ ахнул и тяжело опустился на стул. Придя в себя, он рассказал канонику, что произошло в действительности… и тот до сих пор старается в это поверить.