37
Что за чёрт? Где я? Как я сюда попал?
Я выглянул в окно и…
Синее небо?
Солнце?
Деревья, покрытые листьями?
Но… но сейчас же январь! Как такое может…
У меня болела голова — но не с похмелья. Я поднял руку, чтобы ощупать её и… ай! Я за что-то ею задел.
Я перекатился на другой бок и увидел профессора Уоркентина; он выглядел так, будто его долго избивали.
Я уставился на него — по-настоящему уставился, не сводя взгляда с его лица. Проклятый урод — придурок, коротко и ясно. Помеха. Это было так очевидно. Такие, как он, не должны появляться на свет. Пустая трата молекул кислорода. Я не был уверен точно, почему, но…
…но это не имело значения. Пришло время что-то с этим сделать.
* * *
Увидев, что Джим зашевелился, Менно подхватил хоккейные шайбы и встал, но студент, по-прежнему лежащий на полу, выбросил руки вперёд и сильно потянул его за лодыжки. Менно потерял равновесие, опрокинулся назад и хлопнулся на пол. Одна из хоккейных шайб вылетела из руки, хотя вторую ему удалось удержать.
Джим поднялся, отряхнулся и оглядел помещение. Он заметил бейсбольную биту и поднял её оттуда, куда она упала, потом недоумённо её осмотрел, будто видел в первый раз. Однако затем он повернулся и, схватив её обеими руками, двинулся к Менно, который всё ещё лежал на спине. Менно перевернулся на бок — его тело при этом снова пронзила боль. Потерянная хоккейная шайба лежала примерно в четырёх футах от него. Он начал двигаться в её сторону.
Джим взмахнул битой, но умудрился не попасть по бегущему на четвереньках Менно; бита ударила в пол и разломилась пополам. Джин некоторое время держал обломок в руках перед собой — обломанный край, словно застывшее пламя факела — но потом отбросил его; он ударился о занимавшую всю стену белую доску и покатился по полу.
Менно сгрёб вторую шайбу, развернулся на 180 градусов, лицом к Джиму, и, подстёгиваемый внезапный выбросом адреналина, вскочил на ноги и бросился на Джима, приперев его к белой доске; маркеры свалилась с алюминиевой полочки и раскатились по полу. Менно снова прижал шайбы к голове Джима, но…
Чёрт!
Он забыл их включить. Он быстро нащупал переключатель на той, что он держал в правой руке, но вторую пришлось поворачивать, держа одной рукой, чтобы добраться до её переключателя.
Джим развернулся вместе с Менно и ударил его в солнечное сплетение, отбросив назад; спина Менно впечаталась в белую доску. Джим упёрся в грудь Менно левой ладонью и прижал его к доске, а правой нанёс ему удар в челюсть.
Менно всё ещё пытался нащупать ползунок на левой шайбе. Большой палец на руке Джима взметнулся вверх, сильно нажал на нижнюю часть щеки, затем скользнул вверх, упёрся ему в нос, а потом снова сменил положение и…
Чёрт! Чёрт! Чёрт!
…упёрся ему в глаз.
Менно пнул Джима коленом в пах. Джим хрюкнул, но продолжал вдавливать в глаз палец с твёрдым острым ногтем. Боль от врезавшегося в хребет края доски казалась сущей агонией — пока для сравнения не появилась эта. А потом…
Ох твою же ж мать!
…а потом ноготь Джима проколол левое глазное яблоко.
Менно задохнулся. Молниеносным движением Джим сменил руки и теперь прижимал Менно к стене правой и поднимал левую.
Сражаясь с тошнотой, но продолжая ощупывать шайбу, Менно, наконец, нашёл её выключатель. Боль уже была неописуема, когда…
Да будь ты проклят!
…большой палец Джима взрезал оставшееся глазное яблоко.
Менно наощупь приставил шайбы к височным долям студента и…
Да!
Судя по звуку, Джим немедленно рухнул на пол, словно мешок с картошкой, но Менно не мог этого видеть — он ничего не мог видеть. Он шагнул, запнулся за, вероятно, ноги Джима и растянулся на плитках пола. Менно удалось восстановить равновесие, добраться до двери, нашарить в сером ничто дверную ручку и вывалиться в коридор.
* * *
Кайла Гурон шла по пустому коридору. Был тёплый солнечный день, и она была одета в обрезанные джинсы и рубашку, завязанную выше пупка. Поскольку она рассталась с Джимом, то снова была в поиске и не возражала против рекламы — и время, проведённое в тренажёрке, окупалось, да ещё как.
Кайла нашла работу на лето на физическом факультете, и это было здорово: заработанных денег как раз хватало бы, чтобы оплатить третий год обучения.
Кампус Форт-Гэрри Университета Манитобы не особенно велик; она пару раз видела Джима выходящим из Тайер-Билдинг и успевала спрятаться. Встречи с её многочисленными «бывшими» были ей совершенно неинтересны, и если она больше никогда в жизни не увидит Джима Марчука, то это не будет слишком долго.
Идя через кампус и слушая «NSYNC» на своём «Вокмане», она залила в себя полную бутылку «Снэпл». Из-за этого ей срочно потребовался пит-стоп, так что она метнулась к ближайшему зданию и поднялась на второй этаж, перепрыгивая две широкие ступени за раз. Слева от неё в коридоре был какой-то мужчина, но она знала, что женский туалет здесь справа и двинулась было в этом направлении…
Но в том мужчине было что-то странное. Она развернулась — и да, он шатался, выставив руки вперёд, словно ощупывая пространство перед собой, и…
…Господи, это же профессор Уоркентин. Она была уверена, что это он, даже с такого расстояния.
— Профессор? — позвала она. — Что с вами?
Он повернулся.
— Помоги мне, — тихо произнёс он — по крайней мере, так она расслышала в гулком коридоре. Она быстро подбежала к нему, но остановилась, как вкопанная и зажала руками рот, увидев, что у него из глаз струится кровь…
Нет, нет. Не из глаз; из глазниц.
— Боже, профессор, что случилось? Я… э-э… где здесь телефон? Я вызову «скорую».
— Нет! Нет.
— Но сэр!
— Прошу. — Скорее хрип, чем слово; он явно испытывал жуткую боль. — Просто отведи меня в офис моего друга.
— Вам нужен доктор!
— Просто сделай, как я прошу. Пожалуйста.
— Но…
— Пожалуйста!
— О’кей, о’кей. Какая комната?
— В этом коридоре. Вторая или третья от конца. По левую руку. Офис Доминика Адлера.
Дедушка Кайлы был слепой; она знала, как вести слепого, поддерживая под локоть, и рефлекторно сделала именно это.
— Кто ты? — спросил Уоркентин.
— Студентка, — ответила Кайла. — Ходила на ваш курс в прошлом году. — Она быстро нашла нужную комнату. Дверь была закрыта. Кайла отпустила локоть Уоркентина, открыла её и…
— О Боже!
— Что?
Она присела возле лежащего человека, проверяя пульс — но холод его кожи сразу подсказал ей, что пульса она не найдёт.
— Здесь… здесь мертвец.
— Вот дерьмо! — сказал Уоркентин. Он поковылял к дверному проёму, и Кайла встала, чтобы впустить его. Оказавшись внутри, он резко сказал:
— Закрой дверь!
Она подчинилась. Уоркентин дышал громко и хрипло.
— Мы должны вызвать полицию, — сказала она.
— Нет, — резко отозвался профессор. — Нет. Чёрт, чёрт, чёрт!
— Но он мёртв.
— Как он выглядит?
— Худой, с чёрными волосами. Сэр, я думаю, у него сломана шея.
— На нём есть часы с калькулятором?
— Э-э… да.
— Да чтоб тебя. Это Доминик. Господи Иисусе!
— Здесь телефон, — сказала Кайла. — Здесь выход в город через девятку?
— Не звони в полицию, — сказал Уоркентин. — Не звони никому.
— Почему?
— Помоги мне найти стул.
Кайла выкатила из-за стола кресло и поставила его между стеной и лежащим на полу трупом; потом она подвела к креслу Уоркентина, и он тяжело уселся в него. Его грудь тяжело вздымалась, он был весь покрыт потом, а кожа приобрела желтовато-серый оттенок.
— Ладно, — сказал он, усевшись. — Слушай. Об этом, — он оказал на своё лицо, — нельзя никому сообщать. И об этом тоже, — он махнул рукой в сторону трупа.
— Но…
-Слушай меня! Здесь велись секретные исследования. Они… гммм… вышли из-под контроля, но…
— Секретные? — потрясённо переспросила Кайла.
— Да. Для американской армии. Мы не можем обращаться к канадским властям.
Всё это казалось Кайле довольно неправдоподобным, но в тоже время ужасно интересным.
— Вы уверены, что вам не нужен доктор? — спросила она.
— Господи Боже мой, да разумеется он мне нужен. — Обильное кровотечение у него вроде бы прекратилось, но он часто вздрагивал — и с его окровавленными глазницами это выглядело странно и пугающе. Он нашёл свой бумажник и протянул его ей. Она отметила, что он довольно плотно набит деньгами, среди которых виднелось несколько коричневых банкнот, которые она редко держала в руках.
— Мой двоюродный брат — доктор, хирург. Он поможет. Там должна быть бумажка с телефонными номерами, видишь? Джейкоб Раймер, это он. Позвони ему.
— Позвоню, — сказала Кайла, направляясь к телефону, — но…
Уоркентин учащённо дышал, судорожно втягивая в себя воздух, и сгорбился, явно страдая от боли.
— О Боже, — сказал он. — О, Боже. О, Боже.
— …но сэр, что мы будем делать с трупом?
— Нам… чёрт, гадство, дерьмище… нам… нам нужно от него избавиться.
— Что? — воскликнула Кайла.
— Мы должны его уничтожить. Никто не должен знать.
Кайла ощутила, как в ней вспухает волна былого возбуждения. Резать соседских кошек и собак было здорово, но это — это будет куда как лучше! Такая разрядка, такая восхитительная разрядка!
— Я с вами, — сказала она.
