Глава 7
Однажды произошла встреча, о которой мечтают все начинающие певицы – я познакомилась с модным известным продюсером. А дело было так.
Мы с девчонками пели на закрытой вечеринке московского олигарха. Все как обычно: хороший звук, крутой клуб, холеные дамы за столиками и раздутые от чувства собственного совершенства богачи. Юлька объявила, что этот концерт может стать последним. В таком составе мы уже никогда выступать не будем. Юлиана Че рассталась со своим любовником. Он прекратил с ней как телесные контакты, так и деловые.
– Дальше каждая сама по себе, – тяжело вздохнула Юля.
– Ой, что же делать? – взмолилась Настя.
– Искать нового покровителя.
Мы сидели в маленькой комнатке, наносили грим, курили и строили планы на будущее. Юлька, занявшая третье место по итогам зрительского голосования (или как любят произносить в эфире: «вошла в золотую тройку»), была нашим лидером.
Она была категорична:
– Если ни одна из нас до сих пор никого не заинтересовала, то шансов нет. Спустя шесть месяцев после финального концерта вообще глупо напоминать, что ты финалист прошлогоднего проекта.
– Выступаем в том же порядке? – уточнила я, припудривая лицо.
– Да. У Дашки две песни между выступлением. У Нины – четыре. Переодеться успеете?
– А почему мне так мало времени опять оставили? – заныла Даша.
– Потому что у тебя репертуар такой, – разозлилась Юля. – Забыла, как мы выстраивали в студии вместе со звукорежиссером наш первый концерт? Вертели, крутили. Так удобнее. Голос твой на пульте подправить можно, а в зале тяжело. Не хочешь – не переодевайся!
– Вот именно. – Нина была рада тому, что хоть чем-то выше остальных.
Дверь распахнулась без предварительного стука. В комнатушку ввалился администратор.
– Через пять минут все за сцену, – приказал он, сверля прожорливым взглядом Варькину грудь.
Варя, привыкшая демонстрировать свою красоту только достойным, сложила руки на груди, скрутила две дули. Мужчина дернулся, прокашлялся, спрятал глаза и прошипел:
– Курить в помещении запрещено.
– А мы проветрим, – пообещала Юлька.
– Пять минут, – бросил он уходя, и громыхнул дверью.
Слух о том, что смазливый Иван Пачерный, чей портрет был растиражирован многочисленными журналами, слывет бабником, до моих ушей докатывался. Поддерживая брутальный стиль и владея кучей свободных средств, он мог делать все и везде. Совершать чудачества и носиться по ночным улицам на мотоцикле. Выпускать провокационные клипы и взрывать рейтинги. Явиться на церемонию награждения Первого канала в пляжных шортах. Конечно, его вежливо просили уйти. И он уходил, прихватив с собой какого-нибудь значимого гостя, которого ждали все. Предварительно долго и настойчиво уговаривали прийти. Все его выходки подробно излагались в прессе, фотографы ловили меняющиеся образы продюсера и старались не перепутать его спутниц. Возможно, половина того, что я слышала о Пачерном, была неправдой. Возможно. Но попасть в его поле зрения все равно было престижно и опасно одновременно. Надо уметь держать баланс, как канатоходец. Заинтересовать творчеством, но не впасть в любовный омут.
Мужская энергетика перла из него, как пар из паровоза. А острый язык и колкие шутки, которыми он пользовался постоянно, отбивали желание с ним спорить. Хамоватый и небрежный, он, тем не менее, влез в самое сердце шоу-бизнеса и успешно там существовал. И зарабатывал себе не только на хлеб с маслом, но и на гренки с черной икрой.
– Девчонки, вы чего по углам жметесь?
Иван проходил мимо в обнимку с девицей модельной внешности. Она с пренебрежением посмотрела на наш разодетый коридорный ансамбль. Мы стояли вдоль стены и ждали указаний администратора. На фоне двухметровой дамы напоминали сюжет из сказки «Великан в стране лилипутов». Модель демонстрировала полное равнодушие и ждала, когда Пачерный сдвинется с места.
– Чё хмурые такие, а? – не отставал продюсер.
– Выхода ждем, – вежливо пояснила Юля.
Печенкина оказалась лучше всех воспитана. Мы мгновенно стушевались и лепетали что-то неразборчивое, еще больше раздражая мисс модель.
– Танцуете?
– Поем, – с улыбкой ответила Юлька.
Этот мужик нам сразу не понравился. Всем и сразу. Серьга в носу, туннели в ушах. Какое-то детское увлечение для мужчины с проседью в висках.
– Это ваша на сцене? – кивнул он в сторону надрывающихся динамиков.
– «…Ай-ай-ай, мама не ругай. Мама отпусти и за все прости…» – пела Варька.
– Варвара Дис.
Ему отвечала только Печенкина. Модель демонстративно прокашлялась и дернула спутника за рукав.
– Зайка, иди погуляй.
Пачерный освободил свою руку и слегка шлепнул девицу по заднице. Развернувшись, она ушла, недовольно стуча каблуками.
Мужчина посмотрел каждой из нас в глаза, поднял брови и скривил рот:
– На сцену с такими лицами?
– Это наш последний концерт, – как оправдание сказала Даша.
– И что? Да хоть завтра в гроб. Если ты артист, должен зажигать. Всегда. Без исключений. Что за группа?
Ни мне, ни Юльке, никому из девчонок не хотелось признаваться, что мы – выпускницы популярного певческого проекта. С некоторых пор это стало постыдным.
«Набрали девок из колхоза, одели, намазали и выставили народ веселить…» – так писали в желтой прессе. Газету кинул в лицо Юлькин бывший, из-за чего они и поссорились.
– Не умеете деньги отрабатывать, пошли вон.
Юлька собрала остатки гордости и покинула съемную квартирку. Сегодня после концерта она перевезет свои вещи ко мне. В прошлом месяце я нашла уютную квартиру, но одной оплачивать за съём финансово тяжело. А вдвоем потянем.
– Анекдот, – не дождавшись нашей реакции, Пачерный, находящийся в прекрасном расположении духа, продолжал: – Деревня. Ночь. В избе старик отец укладывается на печке. Почти засыпает, но сквозь дрему слышит, как внизу молодые шебуршатся. Старикан посмеивается про себя: эх молодость, молодость…
А внизу шепчутся:
– Давай стоя?
– Ну давай.
– А давай теперь сидя?
– Давай.
– Давай ты сверху?
– Давай.
– Давай – валетиком?
– Давай.
– Давай кандрибобиком?
– Давай.
Опа! Старичка подбросило. Чё за дела? Ни разу не слыхал. Дай хоть посмотрю. Нагнулся, вглядывается в темень, ничего не видать. Высовывается дальше… не видать… дальше… не видать… Гнулся, гнулся, пока с полки не полетел. Шум на весь дом. Ушаты, прихваты, кастрюли, котелки – все по полу разлетелось. Поднялся кое-как, бок почесывает, пытается обратно заползти. В это время дочка с испугом спрашивает: – Что случилось, папочка? – пародируя женский голос, запищал Иван. – Ничего не случилось, дочка, просто… просто все надо делать по-людски.
Мы расхохотались. Пошлый анекдот, но смешной. Пачерный, удовлетворенный результатом, тут же нас покинул.
– Чего ржете? – спустилась со сцены Варька.
– Ой, мне выступать, – умчалась Ленка.
– Колитесь, где была лажа? – волновалась Варька.
– Да не в тебе дело, – махнула рукой Настя, – тут мужик анекдот рассказал.
– Пачерный, – поправила Юля.
– Пачерный? Это был тот самый Иван Пачерный? – выкатила глаза Даша.
– Юль, не грузи, какой Пачерный? Он же продюсер! – Я тоже не молчала.
– А что, по-твоему, продюсеры выглядят как-то особенно?
– Ну… Не так вульгарно, – я вспомнила Крутого за роялем, Пригожина в костюме, Меладзе в интеллигентных очках.
– В самом деле, Печенкина, – не отставала Настя, – я видела его фотку в последнем номере «Все звезды». Он там рыжий с длинными патлами. А этот стриженый с хохолком на голове.
– Чтоб ты знала, Иван Пачерный меняет образы еженедельно. И имидж ему создают мастера в Европе. Мне мой Зося Горинов рассказывал.
– А его российские не устраивают? – Варька пожала плечами.
– Я бы тоже выбрала Европу, – вздохнула Юлька.
Я вдруг некстати вспомнила Сашку-футболиста. Он тоже мечтал жить в Европе. Почему не осталось людей, беззаветно преданных своей стране?
– И куда он исчез? – Варькин голос завибрировал.
Мы поняли, что она как антенна, настроилась на волну «Очарую любым способом. Будет мой!».
– Не парься, он не один, – усмехнулась Юлька.
– Не стенка, подвинется, – авторитетно пропела Варька.
Поправила выпирающие из лифа груди, откинула назад волосы, глубоко вздохнула. Приготовилась к бою.
– Туда ушел? – спросила уже каким-то грудным волнующим голосом.
И как человек так умеет перестраиваться?
– Ага, – кивнула я в ту же сторону, куда смотрели горящие глаза завоевательницы.
– Варь, через полчаса общий выход, – крикнула вслед удаляющейся женской фигуре Юлька.
Плавно покачивая бедрами, Варька ушла, намереваясь устроить свою дальнейшую жизнь уже без нашего участия.
Больше мы Варьку не видели. Надо сказать, в тот вечер к всеобщей злости за расстроенную финальную песню (Варька пела целых четыре строчки) примешивалась обычная девичья зависть. Вот ведь урвала свое счастье, курица! Мы были убеждены, что Варька в тот вечер стонала в объятиях Пачерного, а на нас плевать хотела. Но как жестоко мы ошибались, поняли через несколько дней.
