Глава 14
Несколько дней спустя Юлька отправилась на прием к потомственной гадалке, победительнице шоу про экстрасенсов, ведунье в седьмом поколении. И та вроде как нашла у Печенкиной сглаз и родовое проклятие, с чем и были связаны последние Юлькины неудачи.
– Порчу навели на выпавшие волосы, – глядя в стеклянный шар, изрекла гадалка.
– Кто?
Затаив дыхание, Печенкина слышала, как бьется испуганное сердце. Гадалка рассматривала шар, словно альбом с невидимыми картинками. С интересом. Говорила грудным тихим голосом, что придавало происходящему атмосферу особой таинственности.
– Женщина это. Магией владеет. Общее у вас. Что-то общее.
– Что общее?
– Не вижу, детка.
Гадалка щурилась, будто наводила резкость. Но шар молчал.
– Квартира? – обескровленными губами зашептала Юлька.
– Нет. Это живое. Это человек.
Она рассматривала свой шар, и Юлька тоже наклонилась через стол, пытаясь увидеть в стекле какую-то подсказку. Но экстрасенс грозно зыркнула на нетерпеливую клиентку, и Юлька отодвинулась обратно. От любопытства у нее зачесались ладони.
– Этот человек мужчина?
Экстрасенс неопределенно пожала плечами.
– Да или нет? – уточнила Юлька.
Гадалка глубоко вздохнула, закрыла глаза и впала в транс. Юлька сгорала от нетерпения, но потревожить колдунью не решилась. Это магия, процесс непредсказуемый. Да и ссориться с такими людьми себе дороже. Юлька сидела, ждала, разглядывала интерьер комнаты. Колдунья вернулась в сознание, когда время сеанса было на исходе.
– Волосы твои у нее. Работает над ними. Поэтому ты невезучая.
Улетела Печенкина от колдуньи в полной уверенности, что знает заказчика.
– И ты в это веришь?
Я готовила ужин и слушала Юлькин рассказ.
– Ты знаешь, кто она такая? Она все видит. Абсолютно все – и будущее, и прошлое. Конечно, я ей верю.
Юльке не нравился мой скепсис, а мне не нравилось, что подруга верит в небылицы.
– Она тебе даже не назвала, кто это – мужчина или женщина, – пыталась я отрезвить подругу.
– Она сказала, что это человек.
– Ну, а у людей бывает два пола: мужской и женский. Что, так тяжело это было увидеть?
– Есть еще третий пол – пенсионерский. Это мой Зося. Поэтому она так неопределенно передернула плечами. Вроде мужчина, но хвостик завял.
– Если у Зоси хвостик сник, зачем какой-то женщине колдовать над твоими волосами? Тем более, вы давно расстались. Юля, очнись! Это полный разводняк. Надеюсь, ты ей недорого заплатила за сеанс?
– Триста баксов.
– Сколько?
Я отбросила ложку, которой помешивала вермишель, и подошла к Юльке.
– Нам за квартиру платить, ты не забыла?
– Не забыла.
Она сердито посмотрела мне в глаза.
– Вот отомщу этой стерве за все свои неприятности, и деньги к нам вернутся.
Я покачала головой и вернулась к плите. Если Юлька что-то втемяшит себе в голову, прячься. Уверенная в своих догадках, она стала расхаживать по кухне и рассуждать вслух.
– Волосы могли остаться только в ванной и на подушке. Или в этой квартире, или в Зосиной.
– В гримерке еще, – предположила я.
– Нет. В гримерке нас много. Кто знает, что этот выпавший волос – мой?
Юлька смотрела в потемневшее стекло на свое отражение и разговаривала сама с собой.
– Я знаю, кто это.
– Кто?
– Наталья, нынешняя Зосина подружка.
– Ты же сказала, что он уже того, отцвел. Не ходок.
– Ну, об этом никто не знает. Ему для имиджа положено.
– И зачем этой Наталье твои неприятности? Прежде чем винить человека, нужны доказательства.
Я пыталась вразумить Печенкину и защитить от Юлькиной мести неведомую мне девицу.
Но подруга была уверена в своей правоте и, доказывая мне очевидный на ее взгляд факт, аж раскраснелась.
– Она это!
– Зачем ей тебя заколдовывать? Ведь ты для нее прошлое и угрозы не представляешь.
– Как сказать, – таинственно улыбнулась Юлька.
– Что? Что? Говори, не темни.
– Я на прошлой неделе встречалась с Зосей, он обещал записать мне сольный альбом, – с гордым видом призналась она.
– Это после всего, что он сделал? – не могла я поверить услышанному.
– А что такого? Погорячился, бывает. А сейчас планирует мне альбом записать.
Я смотрела на довольную подругу и думала, что на такие унижения ради карьеры не соглашусь. Никогда. Пусть лучше кану в безызвестность певиц-однодневок, пусть обрасту паутиной бытия.
– Вчера, – продолжала Юлька, – когда я выходила из подъезда, наткнулась на эту мегеру.
– Она знает, где ты живешь? – ахнула я, подозревая наихудший вариант.
– Нет, я выходила из ее подъезда. В смысле, они там с Зосей живут, в том доме.
– Они живут вместе?
– Да, Зося в нее столько вложил, что теперь уже и бросить жалко, – пояснила Юля.
– И из жалости с ней живет. Как же.
– Живет он дома, с женой. А с ней квартиру снимает.
– Ей снимает?
– Там и его вещи есть. Мы там встретились. Пока Наташа на студии была.
– Фу, как противно, – скривилась я. – А почему вы не на студии встретились, если альбом планируете записать?
– Ты что ко мне прицепилась? – разозлилась Юлька. – Радуешься, что Пачерного окрутила без постели?
Я резко закрыла рот и вернулась к вермишели. Она, конечно, разварилась, раскисла и напоминала неудавшийся молочный кисель комочками. Пока я плевалась и пыталась процедить суп-пюре через дуршлаг, Юлька остыла и стала рассказывать дальше.
– Ты бы ее видела. Ведьма настоящая: черные взлохмаченные волосы, черные глаза, угольные тени, а взгляд как у волчицы. Или как у колдуньи.
– Что, страшная такая?
– В образе. Да видела ты ее, – Юлька схватила пульт и нащелкала музыкальный канал. Через пару минут появилась дама в черном, похожая на вампиршу.
– Вот! – закричала радостно Юлька. – Натали Ли.
– А по-моему, вообще не звучит.
– Она не в голосе, – подхватила Юлька.
– Я о псевдониме, вообще-то.
Поливать грязью соперницу перед подругой – что может быть приятнее?
Первые блики меняющихся картинок клипа так и остались первыми. Телевизор внезапно вспыхнул белым светом и погас.
Мы переглянулись. С расширившимися от ужаса глазами молча обследовали телевизор.
– Умер, – сглотнула я комок в горле.
– Не выдержал ее энергетики, – прошептала Юлька.
Телевизор на самом деле сгорел. Мы вызвали мастера, и он все доходчиво объяснил. Но у Юльки на это были свои доводы. Она перестала ночами спокойно спать и все ждала очередного Наташкиного «привета». И то, чего она так боялась и подсознательно ждала, произошло. Ведь так всегда бывает, чего боишься, то и притягиваешь. О чем думаешь, то и происходит. Закон притяжения в действии.
Утро не предвещало ничего пакостного. Я собиралась с Сашкой посетить его тренировку. Наконец-то он меня пригласил поглазеть на святая святых. Готовилась я к этому событию основательно. Знала, что будет таращиться вся команда, вот и наряжалась с самого утра.
– Когда уходишь? – сонно позвала Юлька из-под одеяла.
– Через полчаса.
– Счастливо.
– Спасибо.
Вот такую я ее и оставила, на стадии пробуждения.
Мы чудно провели день с Сашкой, я сидела на трибунах и наблюдала, как мальчишки бегают по пустому полю. Учатся делать точные пасы, попадать в ворота, обводить защитников и крутить мяч в девятку. Потом ждала, когда он примет душ, переоденется и мы пойдем гулять.
Мы ели мороженое, бродили вдоль фонтанов, загадывали желание на нулевом километре, болтали и смеялись. Поужинали в ресторанчике, Саша проводил до двери и уехал к себе в тренировочный лагерь.
Когда я зашла в квартиру, застала жуткую картину. Юлька, забившись под стол, тряслась как наркоман без дозы и издавала нечленораздельные звуки.
– Юль, – позвала я, – ты чего? Что случилось?
– Ы-ы-ы, – мычало создание, мало походившее на Юльку.
Я врубила свет во всех комнатах и обшарила каждый угол. Все чисто. Но от Юлькиного ненормального состояния по коже ползли мурашки, и самой хотелось выть. Что это? Последствия ведьминского ритуала? Страшное заклятие? Заговор чернокнижников? Я схватила Юльку за плечи и попыталась вытащить из укрытия. Она отбивалась как Маугли, который не хочет жить среди людей.
– Да что случилось? – заорала я.
– П-п-п… Н-н-н.
Челюсть ходила ходуном, глаза лихорадочно блестели, изо рта текли слюни. Она напоминала больного в остром приступе. Мне стало не по себе. Желудок забился в конвульсиях, подкатывая к горлу пирожное и мороженое в одном комке.
– Саша, – всхлипывала я в трубку, – я боюсь. Тут с Юлькой что-то случилось.
– Что?
– Она в дикарку превратилась, – шепнула, скосив глаза в сторону завываний, несшихся из-под стола.
– Что? Как это?
– Это страшно. Приходи, я боюсь.
Сашка явился почти одновременно с санитарами из «Скорой».
– Девушка что-то принимала? Наркотики, психотропные вещества, алкоголь?
– Н-нет, – не очень уверенно ответила я.
Кто же знает, что могло случиться с Печенкиной за тот промежуток времени, который я провела вне дома. «Скорую» догадалась вызвать я, назвав симптомы. Медики вкололи Юльке инъекцию, оставив под мою ответственность. Пришлось писать расписку, что впредь за жизнь и здоровье госпожи Печенкиной отвечаю я.
Что мне с ней делать?
– Юль, – тихонько позвала я.
Она лежала, укрытая одеялом по самые уши, и смотрела куда-то в одну точку.
– Юль.
Глаза слезились и упрямо моргали, пытаясь сменить картинку. Смазать, перелистнуть. Но она не менялась. Юлька, как кокон неизвестной природе бабочки, лежала поперек кровати. И молчала.
– Вот, – вошел Сашка и протянул листок с назначениями.
– Что они сказали?
– У нее сильный стресс. Пониженное давление и температура как у трупа.
– Господи.
– Я ничего не понимаю, Вика.
– Аналогично, – прошептала я.
– Юля!
Я опять попыталась растормошить оцепеневшую подругу.
Но она не двигалась. Может, умерла?
Предположение выдавила тихим шепотом.
Кровь отхлынула от лица.
– Ей успокоительное вкололи, – похлопал по плечу Сашка. – Лошадиная доза.
И тут из приоткрытого рта Печенкиной вырвался сначала первый, а потом с нарастающим ревом и последующие долгие и глубокие хрипы, переходящие в густой храп.
– Она спит? Спит с открытыми глазами? Как это вообще возможно?
– Она храпит? – в свою очередь удивился Сашка. – И как ты с ней спишь?
Я не стала рассуждать, что раньше за Юлькой такого не наблюдалось и прочее. Я просто ответила мужчине, что мне приятнее спать с ним, а не с подругой.
