Глава 17

Рассвет наступил в пять часов двадцать две минуты. Наблюдение — единственное, чем можно заняться бессонной ночью в квартире без электричества, будучи неспособным уснуть. Можно разглядывать кружку с горячим чаем в синих отсветах огня газовой плиты, вглядываясь в черноту заварки, но надолго этого занятия не хватает. Чуть интереснее смотреть сквозь стены на окружающую многоэтажку, выделяя теплые силуэты тел на постелях. Будто куклы, которыми наигрался мир за прошедший день и отложил в сторону до рассвета.

Еще можно бы попытаться прочувствовать, как медленно выкручивается регулятор космического света, постепенно выбеливая лампой на двадцать тысяч люмен темно-синий оттенок неба. Но боль не давала сосредоточиться на возвышенном, подкидывая матерные слова в любые размышления.

Посмотрел на двор, задержавшись взглядом на свободном парковочном месте. Лена ушла под второй час ночи, движимая своими пониманиями о приличиях. А чуть позже, под третий час, прошло действие капельниц.

Не так страшно меня отделали, в самом то деле, но рана на спине оказалась весьма скверная. Даже под медикаментами давала о себе знать, а тут еще я растревожил ее постельными подвигами и межвидовым скрещиванием. Отказаться бы от них по уму, но часто ли в вашей постели оказывается эльфа… Соблазн велик и необорим, а легкие неудобства можно и потерпеть — ведь есть козырь в левой руке, и его зеленый свет избавит от боли. Казалось бы.

— Я зайду к тебе завтра вечером, — коснулась моей щеки Лена перед уходом, сияя полусонным довольством. — Занесу договор на дом и землю.

Здорово звучит — кроме улыбки и слов нетерпения новой встречи не было иной реакции. До того момента, как пришло понимание: вот Лена завтра удивится, не обнаружив ни одно синяка на привычных и хорошо изученных местах. Она ведь тоже пыталась меня лечить, зацепившись за фразу о лечебных поцелуях — но без медицинского образования получилась одна порнография…

В общем, целить себя было нельзя. С оговорками, естественно — шрам я свой немного обработал, обнаружив начавшееся кровотечение. Даже чуть больше, чем немного — ориентируясь главным образом на внешний вид и не поддаваясь мысли закрыть полностью излеченное место пластырем. Есть большая вероятность, что характером ран она поинтересуется, а может — захочет проконтролировать процесс снятия швов.

В процессе самолечения опустошил банку варенья для поддержания сил. Для вечерней доставки еды было уже поздно, а иные продукты со сроками годности, увы, еще утром воскресенья пришлось утилизировать. Интересно, а вот если заболит живот из-за несвежего — можно ли будет вылечить это иномировым талантом? А если да, то оно ведь вновь потребует питания, и если и оно окажется плохим — то каким КПД будет обладать процесс?

Закусил мудреные и бесполезные мысли таблеткой обезболивающего и залил сверху горячим чаем. Боль притихла, но осталась на той границе, когда лежа на спине, хочется повернуться на бок, а перевернувшись — встать и походить, концентрируясь на холоде в ногах. Так и проходил до самого рассвета, с некоторым даже недоумением ворча на организм, не желающий отключаться. Хотя, казалось бы, сон рано или поздно должен пересилить боль — но то ли выспался я за день, то ли часть медикаментов еще действовала. То ли тесное знакомство с майором МВД (она же эльф), так взбодрило организм.

Оставалось делать очередную петлю на кухню, к горячему чаю и очередным подтачивающим волю изнутри мыслям излечить себя и уехать к родным, а позже сослаться на иногороднюю медицину. Но сейчас лучше никуда не уезжать. Следить за мной никто не станет, смысла в этом нет — сотовый сам доложит все маршруты передвижения и сам поднимет тревогу. Это ведь двадцать первый век, с досье в социальных сетях и отпечатками пальцев, добровольно передаваемых через сенсоры телефонов. Еще говорят, скоро можно будет снимать блокировку телефона по распознаванию зрачка — не абы как, а за доплату, разумеется.

Подвернувшаяся под ногу пустая бутылка растревожила квартиру неестественно громким звуком пластика — это, наверное, чтобы не бурчал о глобальных заговорах и тотальной слежке. Кому мы, в самом то деле, нужны кроме родителей и налоговой. В итоге, на ногах удержался, но часть чая выплеснулась из кружки. Но этому моменту даже обрадовался — дело, которое поможет скоротать время до утра, нашлось само.

Уличного света из окон к тому времени было достаточно, чтобы вдумчиво и обстоятельно заняться уборкой квартиры. Пусть за это было оплачено, но это не повод жить в грязи до вечера. Да и внешняя неустроенность жилища, говоря откровенно, изрядно раздражала. Привык держать все в чистоте, так что иной вид знакомых стен воспринимался тихим жужжанием соседской дрели — можно терпеть, но лучше бы, конечно, соседа пристрелить.

Ну а в процессе уборки даже боль слегка притихла, будто удивляясь энтузиазму. Или кровообращение повысилось, и оттого стало легче. А может, просто переключился на иные мысли, как это бывает при размеренных действиях, не требующих особого приложения ума, но созидательных по своей сути. Сразу отчего-то Лена вспомнилась…

А вообще, думал о том, что иногда бывает очень сложно почувствовать, что начинаешь опаздывать к чему-то действительно глобально важному. Вот когда опоздаешь, сделать это станет гораздо проще — по закрытым дверям социальных лифтов, по целым кипам запретительных законов, призывающих более не нарушать, но не осуждающих прежних нарушителей.

Сколько таких моментов уже было? Ваучеры, залоговые аукционы, мутные сделки с экспортом и импортом товаров, которые никогда не пересекут границу, обмен сникерсов и ширпотреба на технологии рухнувшего государства и вывоз производственных линий под видом металлолома. Что там еще — финансовые пирамиды, приватизация и заброшенные военные склады… Да без числа того, что делало людей очень богатыми, респектабельными, либо мертвыми, к слову. Конкурентов в таких делах никто не терпит — особенно, когда процесс уже идет, доли подсчитаны, рынки и делянки распределены, а значит все остальные — безнадежно опоздали. Опоздали, хотя казалось бы — процесс в самом разгаре.

И дело не в том, чтобы ограбить страну, пользуясь нарочитой беспомощностью законов. Не в том, чтобы надавать обещаний под цветные бумажки или выдернуть медь из шкафа управления станка, пользуясь уволившейся из-за отсутствия денег охраной.

Дело в первую очередь в том, чтобы не ограбили тебя. Один человек мало что может против глобального решения отнять и поделить, но вот поменять свой ваучер на акции чего-нибудь прибыльного и нефтегазового кое-как можно. Это, конечно, в прошлом, но вот стоять в очереди к пункту обмена валют, когда народ выжидаючи смотрел на стремительный обвал рубля через телевизор, приходилось.

Надежда, что все само-собой нормализуется, очень сильна во всех нас. Это уже потом, когда приходит осознание, что из кармана вытащили половину всех денег, становится горько. Телевизор, конечно, успокоит, что обворовали не тебя лично, а всех, и значит все нормально… Но будет уже поздно что-то менять. Кто-то станет очень богат, кто-то потеряет все, а кто-то ценой титанических усилий и бухты нервов хотя бы останется при своих.

Вся эта лирика про то, что к стыду своему, все это время я вел себя непростительно равнодушно к стремительно вошедшим в жизнь изменениям. Искренне верил, что это меня не касается, что порталы все равно зальют бетоном, а значит размеренный процесс моей сытой жизни никак не изменится. Да никто вокруг не хотел изменений! Именно эту идею транслировали медиа, и именно этому не хотелось сопротивляться.

Уже два месяца, как открылись порталы и месяц, как был открыт мой собственный — тихо, как положено грандиозным делам, шел очередной виток изменений, который навсегда изменит существующий мир. А я не делал ничего. Даже наоборот — замуровывал, отказывался и старался забыть. Ждал, что все наладится само. А тем временем сильные мира сего получали здоровье, через него долголетие, опыт — значит, и знания Той стороны.

Не все из богатых и влиятельных маньяки и безумцы, я уверен. Более того, для извращений куда больше подходит наш мир, а вот новой земли на нашей планете больше уже не станет. Куда ни ткни пальцем — будет собственник и номер ЕГРП, куда ни сверни с трассы — забор и злой пес. Зато там, за порталом, еще очень условно с границами, а недра земли только предстоит освоить. Найди местного, уговори сказать, что до горизонта все твое — и какой суд оспорит владения? Но даже все эти рассуждения — такая мелочь грядущих последствий, что поставил я их скорее из легкого страха перед глобальными вещами.

Возраст больше не станет естественной причиной для обновления элиты страны вперед. Вот, что важно. Вот это и есть сочетание последствий иномирового здоровья и силы. Президент — пусть, да и вся столица никогда не заржавеет в своем вечном движении. Куда хуже будет за третьей кольцевой, где фамилиями магнатов уже привычно называют улицы, ссылаясь на однофамильцев из прошлого, а к крупным преступлениям относятся по-семейному. Раньше это рушилось, когда избалованные дети херили начинания влиятельных, но одряхлевших здоровьем и разумом стариков. Теперь никто не упустит руля, а поднявшим голову выше положенного — ее и срежут. А детям своим они найдут, что отдать — и внукам, и правнукам. Надолго хватит того, чем раньше владели другие — а там подрастет достойная смена, воспитанная не избалованными чадами, с оглядкой на собственное трудное детство, а преемниками династии…

К счастью, договариваться, там — наверху, все равно придется. Долголетие — не панацея от огнестрельного выстрела. Тут бы и выдохнуть, но потом как-то вспоминаются страны, где власть победившего в такой сваре переросла в гигантские памятники самому себе при жизни и новым календарям, первым днем которого стал день рождения некогда законно избранного президента.

Может, где-то перегибаю. Может, не могу оценить всех перспектив. Но знаю точно, что прямо сейчас люди набирают силы, получают новые навыки, часть из которых — кто знает? — вполне может быть сильнее огнестрела, а часть — вполне может быть — способна от него защитить. И если так, то именно сейчас формируется новое общество, которое пройдет потом через выбитые двери по заблокированным социальным лестницам до самой вершины — править самим или служить. Михаил и ребята выбрали служить, и это их право. Я же не спешу править, куда важнее — чтобы не правили, распоряжаясь как вещью, мной самим. Но для этого нельзя быть слабым. И ни в коем случае нельзя опоздать к этой волне изменений — ведь запрещающие законы уже приняты, бетон закрывает новые пути, а храбрая эльф Лена готова посадить всех потенциальных феодалов нового мира.

Но если я не с Михаилом, то почему с ним? Да потому что они уже там, на той стороне, целых две недели — а мне нужны их знания и опыт. Откуда у них возможность продавать здоровье, почему эти камешки вообще так легкодоступны — и почему при этом владетель Бахалора, который видится в воспоминаниях Хоома мощным воином в дубленой шкуре неизвестного зверя, живет с отрезанным ухом и гнилыми зубами? Почему смертность там уже в тридцать лет? Для кого это здоровье — только для нас? Или не здоровье, а сами камни — доступны только нам? А их исцеление — в зверях уже нашего мира, и они за ним готовы прийти с огнем и мечом?

Много вопросов, чтобы получить на них ответы самостоятельно, а вот ребята Михаила уже обязаны были этим озадачиться. И каждый вариант правильного ответа сулит немалые выгоды человеку, который пожелает связать свою жизнь с Эдемом.

Тем временем уже вторая тряпка для мытья пола превратилась в нечто не отмываемое, скованное бетонной пылью и остатками шпаклевки до той степени, когда проще выкинуть и внимательным взглядом окинуть старые футболки — какая-то из них станет новой жертвой, отданной во имя чистоты. Кухню вымыл первой, за ней кое-как разобрался с комнатой, выкидывая все лишнее в дверь прихожей. И уже там сгружал все в заранее подготовленные пластиковые мешки.

Собственно, даже когда завершил с прихожей и ванной, это означало только начало нового круга мучений, потому что ремонт просто так не отмыть — тапочки оставляют белесоватые следы, чуть сдвинутая мебель открывает виды на залежи бардака, неведомо как пропущенные в первый раз, да и паутину на кухонном гарнитуре тоже неплохо бы убрать. Благо, опыт войны с пауками у меня уникальный, так что никакого страха — ордер на выселение в виде палки с намотанной на него футболкой и крутящее движение по часовой стрелке. В общем, по прошествии еще одного часа, чистота стояла такая, что даже матери не стыдно показать. Но, разумеется, она придет только тогда, когда двое суток был на работе, в ванной бардак из нестиранной одежды, в раковине пирамида из посуды от нежданно нагрянувших гостей, в холодильнике пусто (см предыдущий пункт), а сам я ввиду рабочих обстоятельств смахиваю на улыбающегося зомби (потому что искренне рад), но рассказам про мои трудовые подвиги не верят и пытаются углядеть пустые бутылки из под алкоголя под кроватью. Находят чей-то лифчик, учебники Теормеха и успокаиваются. Лифчик, кстати, отряхнул и закинул обратно.

— Позвонить маме, что ли? Или фото сделать на память, — с довольством от результатов собственного труда оглядел я комнату.

Но в итоге решил звонить Татьяне. Потому что я ей денег за работу должен, а мне все равно ждать прихода электрика. Пусть лучше сейчас заходит, вечером мне в клубе быть — не состыкуемся, неловко выйдет. Это с таксистом проще — я ему еще вчера отзвонился и скинул недостающих денег на телефон. Тот был искренне рад моему звонку и даже посоветовал хорошего адвоката по уголовным делам. Слишком впечатляюще я вчера пропал, это да. Но в мою вину он не верил, а словам местных не доверял ни на грамм — особенно, когда его чуть не линчевали за компанию, да участковый спас, обозвав главным свидетелем. В общем, бурная у таксистов жизнь, а с учетом общих баек на один таксопарк — скоро полгорода будут знать все обстоятельства дела. Может, даже мне как-нибудь расскажут.

Татьяна приехать согласилась, на весть о генеральной уборке отреагировала с одобрением, пообещав скидку — кою я тут же устно вернул в благодарность за хорошую работу — и оговорила себе сорок минут на движение по пробкам.

Глянул на часы — семь двадцать. Отзвонился электрику-аварийщику с целью напомнить о субботних договоренностях, с трудом убедил его, что он действительно обещал быть и даже с нарядом, напарником и кабелем. Раз шесть назвал его по имя-отчеству, дважды добавил «уважаемый», один раз «отец», и тут его наконец проняло. Сошлись на то, что будет только с кабелем, но зато хорошим, не сильно дорогим и гарантированно работающим, потому как проверен в работе там, где его сейчас нет. В общем, воцарение электричества в моих палатах откладывалось.

Попытался дозвониться до начальства с целью выпросить себе половину дня в личное пользование, потому как техногенная катастрофа и электрик (или наоборот — но оно как курица и яйцо, никогда не поймешь, что было сначала).

— Ничего не знаю! В восемь чтобы был на месте! — С ноткой торжества в голосе припечатал Эдуард Семенович.

Вот гад, а я ему еще сочувствовал… Ладно, пусть себе, даже полезно немного прогулять — объявят выговор, да и успокоятся, может.

В итоге оставалось только ждать, про себя гадая, кто придет первым — Татьяна или электрик.

Такая себе идея, с учетом того что первой в дверь настойчиво затарабанила Лилия, немедленно требуя меня перед свои очи.

Открыл дверь, впуская в свой дом ярость и свежесть геля для душа, нетерпение и чуть помятую белую блузку, и легкий запах перегара, тонувший в мятной свежести зубной пасты.

Словом, Лилия была явно не в лучшем настроении, с некоторыми побочными эффектами от вчерашнего веселья и с целым рядом претензий, временно скрывающихся за главной.

— Сергей, у меня нет электричества в квартире! — Голосом набирающей силы грозы прочеканила она.

— У меня тоже. Я вызвал электрика, он починит. — Миролюбивым голосом, максимально доступным уставшему человеку после бессонной ночи вымолвил я, отстраняясь чуть в сторону и приглашая пройти.

Лилия цепко охватила пространство за моей спиной и не сдвинулась с места.

— То есть, это из-за тебя, да? — Ультимативно постановила она.

— Ошибка электрика.

— Сергей, у меня вся кухня в воде. Все мои йогурты испортились! Мне нечего есть, я не могу нормально принять душ, не могу высушить волосы, погладить одежду. Я опаздываю на работу!!!

— Это прискорбно.

— Ты издеваешься?! — Звенел Лилин голос на весь коридор.

— У меня нет ключей от твоей квартиры, а ты не брала трубку в воскресенье.

— То есть, я виновата?!

— Вообще, да, — устало состыковал я факты и сообщил вывод.

Конечно, можно было извиниться (это стандартный элемент примирительного диалога) и даже предложить помощь. Ну там, воду с кухни убрать, потому как вряд ли она пришла просто поругаться. Или даже придумать что-то с сушкой-глажкой, а может организовать ей йогурты из круглосуточного магазина. Но как-то не хотелось.

— Ах так, — смерила она меня решительным взглядом, давая техническую паузу для вымаливания прощения. Не дождалась. — Подрался еще с кем-то, пьянь! Ну и пошел ты, нехороший человек! — Сказала бы она, если была бы чуть вежливее, хлопнув моей же дверью.

С коридора тут же отчетливо донесся синхронный звук захлопнувшейся двери в Лилину квартиру. В дверь робко застучали.

— Сквозняки у нас, это да, — пробурчал я, уходя в свою комнату. — Просто бедствие какое-то…

Через какое-то время со двора донесся резкий вой шин, звук нетерпеливого клаксона и шум маневра с заездом на газон.

Проверил парковку — отбыла на боевой пост: одалживать фен и рассказывать, что на одного козла в городе стало больше. Ну хоть ключи от машины у нее с собой были…

Минуты через три в дверь вновь постучались.

— Одумалась, что ли? — Даже удивился я, подходя к двери и заглядывая в глазок.

И тут же распахнул дверь дивному чуду в приталенном платье цвета морской волны, белых туфельках-лодочках и прелестной прическе длинных светлых волос, украшенных заколкой с аквамаринами. Все это в миру звалось Татьяной.

— Привет, — потупила она очи долу, чуть порозовев щечками.

Это, наверное, от моего ошеломленного вида с открытым ртом и нелепой позы, все еще удерживающей руку на открытой двери.

— Проходите, — отмер я, куртуазным жестом указывая на свои хоромы. — Изволите чаю? Есть сахар, варенье и хлеб. И хлеб с вареньем.

Татьяна тихонечко прошла, скромно остановившись у порога, будто тут в первый раз.

— Мне бы денежки получить, икорки с хлебушком я сама приготовлю. — Прожурчал ее голос с оттенком иронии, а сама она будто ненароком отшагнула, чтобы коленка показалась из декоративного выреза юбки, а спина прогнулась ровно настолько, чтобы обрисовать холмы третьего размера и среднестатистический человек временно забыл свое семейное положение. Ну а не среднестатистический — спрятал обручальное кольцо. Я же, как лицо выдающееся и закаленное иными видами не хуже, рассыпался комплиментами, завершив стандартным:

— Прекрасно выглядишь, хоть сейчас на обложку.

— Спасибо, — милостиво приняла она комплимент, наконец подняв на меня взгляд. — Ой, а что это с тобой? — Спросила она чуть взволнованно.

Углядела-таки синяки. Пару раз мне-таки по лицу прилетело, да и удар затылком о дерево отчего-то тоже проявился тенями под глазами. Ладно хоть, с Леной отсутствие освещения помогло — в темноте я нынче гораздо симпатичнее.

— Да так, мелочи, — не стал я хвастать собственным героизмом.

Потому что скромен, а еще за рассказы о прошедшем статья двести восемьдесят третья УК РФ — так написано на одной из бумажек, которую я подписывал. До шести месяцев ареста, плюс прицепом двадцать лет за все хорошее.

— Это она была, да? Твоя девушка — та, на джипе? — Шагнула Татьяна ко мне, с тревогой заглядывая в мои глаза снизу вверх

— Да. — Ответил автоматически, хоть и с легким удивлением.

Лилия тут причем?

— Ей… Ей не понравились обои? И она тебя побила? — Пальчиками легонько тронула она синеву на скуле.

Голос Тани легонько дрожал, выражая то ли ярость, то ли тот момент, когда слова оборачиваются слезами вины.

— Ты ни в чем не виновата, — пресекая второй вариант, тут же принялся я ее убеждать. — И вообще все неверно поняла!

— Из-за меня тебя избили, — Шмыгнула Татьяна, осторожно касаясь ладонью моей груди, будто видя сквозь футболку темноту синяков.

А может, и в самом деле видела.

— Таня, успокойся! И вообще она про этот ремонт ничего не сказала. Все нормально.

— Сережа, это не нормально, — покатилась слезинка по ее щеке. — Это домашнее насилие, это кошмар!

— Слушай, — вздохнул я глубоко, пытаясь привести мысли в порядок и найти те слова, которое способны ее убедить. — Да, ей не понравились обои, — решил я согласиться, вспоминая Лену. — Но нет, она меня не била.

— Тогда откуда синяки?!

— Напали в подъезде, гулял ночью.

— Сергей, мы должны написать заявление в полицию. — Категорично отреагировала она.

— Не стоит тратить время. Было темно, их все равно не найдут.

— Потому что ты меня обманываешь! Это была она!

— Послушай, — тяжело вздохнул я. — Давай не будем это обсуждать?

— Сережа, ты слишком добрый! Нельзя все так оставлять!

— Татьяна, она сама работает в полиции, — привел я довод. — И нет, она меня не била.

— Это ужасно… — Прошептала Таня.

В этот момент заиграл сотовый телефон.

— Это она? — Тронула меня за левую руку девушка, не давая отойти.

— Не знаю.

Выудил трубку из кармана и чуть не чертыхнулся — «Лилия» на экране. Блин, ну почему не шеф, почему не электрик.

— Ты должен ее бросить, — смотрела Татьяна на меня строго, а ее пальцы на моей руке сжались.

— Таня…

— Так не может дальше продолжаться!

— Ты вообще неправильно все поняла, — уже отчаявшись всплеснул я рукой с телефоном.

— Ты боишься ее?

— Нет!

— Я понимаю, — сжав зубками губу, посмотрела она на меня с грустью. — Ты боишься остаться один.

— Таня…

— Сережа, есть девушки лучше ее! Которые будут тебя любить и понимать! — Искренне убеждали меня.

— Татьяна, она хорошая девушка. Не надо себя накручивать и придумывать нелепицу. Ничего такого не было, честно!

К счастью, экран вызова потух и вместе с ней замолкла мелодия. К несчастью, звонок начался вновь с тем же именем на вызове.

— Ответь ей, Сережа. Только включи громкую связь. — Поджав губки, посмотрела она с вызовом. — Я не скажу ни слова. Честно.

— Ладно, — посмотрел я телефон, нажимая ответить.

Только не подведи, Лилия. Иначе мне тут весь мозг вынесут…

— Что б ты сдох, сволочь, и тебя камазом переехало! — И гудки.

Блин.

— Она просто перенервничала, — проворчал я в ее оправдание, махнул рукой и отправился в комнату.

Надо просто отдать девушке деньги и завершить этот фарс.

— Брось ее, Сережа, — произнесла Таня мне в спину.

— И что дальше? — Выдвинул я ящик и подхватил деньги.

— Живи счастливо.

Я протянул ей деньги, но та показательно убрала руки за спину.

— Ладно. — Вздохнул я, открывая вызовы на телефоне.

В самом деле, надо как-то отреагировать на развитие событий. Эдак Лилия еще вечером придет настроение портить. Да и Таня успокоится — иначе с нее станется пойти написать заявление от моего лица. Разбирайся потом…

— Алло? Это козел, да. Все кончено, прощай. — Отбой и внимательный взгляд на Таню. — Теперь ты довольна?

— Ты молодец, — радостно улыбаясь, взяла она меня за руку и вместе со мной присела на кровать. — Это очень смелый и важный поступок. Вот увидишь, теперь все наладится! — С искренностью и жаром уверяла она.

— Вряд ли, — пробурчал я.

Жили бы далеко — может быть, а так все равно соседями остаемся.

— Ты ведь совсем молодой!

— Как будто это поможет, — был я все еще в тяжелых думах о соседстве.

— Сережа… Ты мне не веришь?

— М?

На руку легла прохладная ладошка.

— Малыш, а как же я? Ведь я же лучше этой собаки?

Я с некоторым удивлением повернулся к ней.

Чувственные губки были приоткрыты, показывая ровный ряд жемчужных зубок. Взгляд смотрел на меня с искренним выражением заботы и надежды, а ложбинка меж ключиц дышала взволнованным дыханием.

— Таня, я…

— Ничего не говори, — придвинулась она ко мне, прижимая указательный пальчик к моим губам. — Я не собираюсь на тебя давить, тебе сейчас нелегко. Но знай, что я рядом, — шепнула она, приближаясь.

А затем заменила свой пальчик устами. Ну и я не растерялся.

Есть мнение, что после скандала отлично заходит примирительный акт любви, действуя на контрасте и вызывая настоящий каскад новых и ярких ощущений. Следует отметить по личному опыту, что данное правило действительно даже в тех случаях, когда состав ссорившихся и примиряющихся слегка отличается.

— Отвлекать не стал, починил, — буркнул электрик, поглядывая с завистью в проем двери.

Естественно, кроме разобранной постели там ничего не видно.

— Спасибо, — протянул я тысячную.

— Оставь, — вздохнул он, отказываясь. — Цветы своей голосистой купи.

Я со смущенной улыбкой еще раз поблагодарил и прикрыл дверь. Коснулся выключателя — есть свет. Ну и пошел радовать этой новостью свою гостью — одними словами не ограничился и лично продемонстрировал свет в ванной, где и остался на некоторое время.

В общем, на работу дошел к одиннадцати, о чем нисколько не жалел.

— Вы смотрите, явился! — Напрасно попытался испортить чудесное настроение Эдуард Семенович.

— Опоздал, да еще в ненадлежащем виде! — Предательски вторила ему Анна Михайловна со своего места. — Весь избитый, кошмар!

— С запахом алкоголя, прошу заметить!

А это неправда, это духи Танины, и ощущаются, между прочим, весьма завлекательно.

— Пишите объяснительные, Сергей Никитич! — Хлопнул шеф чистыми листками по столу.

Как будто у меня таких же нет.

— Три объяснительные по каждому нарушению трудовой дисциплины, как то: пьянство, опоздание, ненадлежащий вид. На имя министра. — Подытожил Эдуард Семенович, с видом картежника с флэш роялем пододвигая ко мне листы.

— Как скажете, — хмыкнул я, продолжая сиять улыбкой.

Возможно, глуповатой, потому что:

— Возможно, он еще под наркотиками, — прошипела Анна Михайловна в сторону босса.

А ведь я ее… Хотя нет, не любил, но регулярно… И не зря, между прочим!

В общем, написал. А потом переписывал — это они уже откровенно придирались, требуя более жестких формулировок и не веря в мою трезвость. А как Анна Михайловна прочитала про девушку и ее духи, то совсем взъярилась. Но мне с ней детей не крестить, это уж наверняка. Да и злые они будут ровно до того момента, как у них тут все упадет, а починить они не смогут. А упадет ровно тогда, когда я захочу.

— Эдуард Семенович, здравствуйте, — показалась в дверном проеме симпатичное личико секретаря. — Вас вместе со всем отделом Андрей Сергеевич вызывает.

И тут же скрылась, потому как устами секретаря говорит сам монарх, так что возражений не будет, а слушать что-то иное ей некогда.

— Все, Сергей Никитич. Бери свои объяснительные и пойдем, — с видом кота, у которого на обед застрявший в паркете мышонок, промурчал шеф.

— Я тоже завершила докладную, — холодно и мстительно посмотрела на меня начальница. — Подпишите, Эдуард Семенович. Тут для вас тоже, но другими словами. Об аморальном поведении старшего специалиста первого разряда.

— Что, видео с камер уже кто-то видел? — будучи на волнах игривого настроения, деланно улыбнулся я.

— Видео? — Не понял шеф.

— Впрочем, — чуть нервно смяла Анна Михайловна листки. — Возможно, это избыточно, если Андрей Сергеевич его сейчас уволит.

— Нет, увольнять — это перебор, — автоматически пробормотал Эдуард Семенович. — Но наказание будем требовать самое строгое! Идемте, и не забудьте объяснительные, — это уже мне.

И в боевом порядке направились на этаж министра — впереди шефы, ну а я в почетном арьергарде.

В кабинет нас приняли без промедления, где мое начальство начало тут же извиняться за мой внешний вид под удивительно покладистую реакцию Андрея Сергеевича. Ну а потом стали по-отечески, но не менее жестко песочить в присутствии самого главного, демонстративно потряхивая листками с объяснительными перед моим лицом. Ну а министр мрачнел.

— Довольно! — Гаркнул он так, что шефы подпрыгнули. — Тут с утра факс пришел, — продолжил он чуть раздраженно и поднял лист со стола. — Про Сергея Никитича.

— Ты смотри, какой подлец! — Начал было Эдуард Семенович.

— А ну тихо!!! — Дождавшись дрожи в коленках у невольного собеседника, министр продолжил. — Благодарственное письмо. От Федеральной службы безопасности Российской Федерации. За подписью самого Володина! — Бережно поднял он лист.

Шефы аж выдохнули от удивления.

— Мальчишку спас, — чуть тихо и добрым тоном завершил Андрей Сергеевич.

Положил лист обратно на стол, в полной тишине подошел ко мне и отечески приобнял меня за плечи.

— Спасибо тебе, сынок.

— Служу России!

— Спасибо. Эка тебя отделали, — осмотрел он меня с заботой.

— Им больше досталось, Андрей Сергеевич, — постарался я ответить скромно.

— А на работу почему вышел? Почему больничный не взял? — построжел он.

— Так как тут на работе без меня? — Постарался я выдать искреннее радение делом. — А если у кого что сломается?

— Молодец. Молодец. — Вновь встряхнул он меня за плечи, но в этот раз осторожнее. — Сегодня-завтра можешь идти в отгул, приказ я сам подпишу вместе с премией.

— Спасибо, Андрей Сергеевич!

— Все, иди, отдыхай. Заслужил. А вы, двое, — обратил он жесткий взор на мое начальство. — Останетесь.

И даже плотно прикрытая за собой дверь не смогла удержать его гневный рев.

В общем, отличный день. Пользуясь законным выходным, вышел из здания и улыбнулся солнышку.

В кармане тренькнула смс.

Взял телефон в руки и прикрыл экран ладонью от солнца.

«Сегодня в восемнадцать».

Матвей.