Мне страшно прикоснуться к этой теме. Ушел из жизни наш близкий друг, с которым нас связывали едва ли не сорокалетние тесные отношения. Поверить в это очень трудно, где– то рядом образовалась пустота, и со временем она ничем не заполняется.

Незадолго до своего внезапного исчезновения Коля, Николай Альфредович Платэ, со своей женой, Ольгой Николаевной Эмануэль, заскочили к нам на дачу под вечер на огонек. Дело было в феврале 2007 года. На столе была выпивка, что-то такое из закусок, разговор шел о предстоящем общем собрании Академии наук. Коля, никогда не терявший устойчивой жизненной позиции, давал прогноз;

– Будет вот как. Конечно, Академия отвергнет навязываемый нам сверху устав и представит свой. В него будут вноситься бесконечные добавления и изменения, но все же на этом этапе ученые одержат победу. Дальше сценарий будет такой – либо ученым простят вольнодумство, либо заставят сдаться начальству. А произойдет это так. Путин вызовет к себе президента РАН Осипова и спросит:

– Ну, как там, наши высоколобые – хотят реформироваться, или нет?»

– Да вот, понимаете ли, Владимир Владимирович, академики уперлись и стоят на своем …

Реакция на сей пассаж может быть двоякой.

– Слушайте, Юрий Сергеевич, давайте оставим этих академиков в покое! Пускай они сами решают, как им быть.

Но возможно и другое.

– Надо бы все-таки убедить наших ученых прислушаться к голосу общественности.

В тот вечер Коля был настроен философски и потому был склонен давать анализ ситуации вообще и своей в частности. Свое будущее он видел очень ясно: по истечении положенного срока он уходит с поста вице-президента Академии наук и целиком сосредотачивается на работе у себя в Институте нефтехимического синтеза им А.В.Топчиева.

– Ну, а твое будущее и без того понятно, – сказал Коля моему мужу. – При любом раскладе ты будешь по-прежнему трудиться в «Курчатнике» в своей должности руководителя теоретического отдела, куда же он денется?! У тебя вообще, кроме «пятого пункта», все в порядке!

На этой шутливой ноте мы расстались в тот вечер, и кто же мог подумать, что это будет последняя наша встреча?!

Коле предстояла серьезная операция. Она прошла вроде бы вполне успешно, ее провел блестящий хирург в одной из лучших клиник Москвы. За несколько часов до его внезапного ухода Коля разговаривал по телефону с Лялей в хорошем настроении – были очевидны все признаки выздоровления. Но тут случилось непредсказуемое. Оторвался тромб, и Коли не стало.

Это как выстрел из-за угла.

Дружба с Колей и его первой, несколько лет назад ушедшей из жизни женой, Наташей Шаховой, относит нас в годы молодости. Все мы жили тогда примерно на одном уровне – относительно скромное благосостояние, обилие друзей и жажда общения. Мы постоянно собирались и у Коли с Наташей или у нас, виделись в доме общих друзей, старались вместе отдыхать в Пицунде или Дубултах, а позже выезжали за границу.

В Дубултах в августе 1991 года мы пережили тревожное время. Однажды, посреди ночи, ближе к утру, часов что-нибудь в пять, звонит нам в номер наша подруга Алла Гербер, которая там тоже отдыхала, и говорит:

– Юра, мой муж, полусонный и ничего еще не понимая, взял трубку. – Извини, пожалуйста, что я тебя так рано разбудила, но у меня бессонница, и я не сплю, а слушаю радио «Свобода». Так вот они сообщили, что Горбачев арестован на отдыхе в Форосе, а в Москве переворот. Власть захватила какая-то странная компания по названию ГКЧП…

Мы повскакали с кроватей и сейчас же собрались все вместе на совет. Стали думать и гадать, что делать. Информации было совершенно недостаточно. Радио нещадно глушили, к телефонам выстроились немыслимые очереди. А по телевизору беспрерывно крутили балет «Лебединое озеро».

Ясно было одно – надо как можно скорее выбираться в Москву: дома у всех остались дети, и мы страшно волновались.

Столь любимая мной Рига не в первый раз оказывалась ловушкой для моей семьи: маленькой девочкой я со своими родителями оказалась в Риге 21 июня 1941 года – там собирался всероссийский писательский форум, на котором должен был присутствовать мой отец. Тогда правительство Латвии сделало все возможное, чтобы как можно быстрее отправить писателей домой. Однако же война догнала нас в пути, и наш поезд под Нарвой попал под бомбежку. Это было первое испытание, выпавшее на нашу долю в череде невзгод военного лихолетья.

Мы увидели развороченные рельсы, поврежденную насыпь и долго стояли на путях, пока наш поезд не пропустили дальше…

На этот раз мы в тот же вечер смогли покинуть Ригу и благополучно добраться до дома.

Открываем дверь нашей квартиры и видим – вся прихожая завалена грудой мокрых курток, кроссовок, свитеров. Минутный шок. Но вскоре нам все стало ясно.

Это наш сын Максим со своими товарищами мокли всю ночь под дождем у Белого дома, а потом приезжали к нам домой обогреваться. Выходит, не напрасно мы так за него волновались… Вскоре эти парни, мокнувшие с нашим сыном в ту ночь у Белого дома, стали получать письма с пометкой: «Правительственное». Это Президент Борис Ельцин поименно благодарил каждого из них за поддержку…

Как– то так само собой получилось, что Коля Платэ был бессменным лидером нашей маленькой группы, когда мы оказывались с ним на отдыхе. Мы с удовольствием поручали ему заказывать обед или ужин в ресторане, и тут он блистал своим произношением, одинаково свободно объясняясь и на английском, и на французском, а также поражая нас своими познаниями в области национальной кухни и, конечно, локального виноделия. Вообще-то Коля всячески старался не набирать лишнего веса, но вся беда заключалась в том, что первая его жена, Наташа, прекрасно готовила, а Ляля, будучи современной деловой женщиной, печет потрясающие пироги и делает фантастические торты.

Ну и конечно, Коля лидировал за рулем. Это была его страсть – в первый же день пребывания на новом месте он брал машину напрокат, мгновенно с ней осваивался и приглашал нас всех в путешествие. Выбрать маршрут для поездки и безбоязненно двинуться куда глаза глядят по неведомым трассам – это был Колин конек. Изредка к управлению нашим транспортным средством допускался мой муж. Так мы объехали с ним Прибалтику, Грецию…

В юности мы с Колей любили танцевать. Часто встречали Новый год в шумной компании, в ЦДЛ или у нас на даче. Начинались танцы, и Коля вскакивал и меня приглашал, – легкий флирт, «ангельский, воздушный», по выражению Коли, продолжался у нас с ним и при Наташе, и при Ляле. Мне всегда было приятно с ним танцевать, замечать, что Коля обращает внимание на мои наряды…

А вот с моим мужем они были многолетними партнерами по теннису, лыжам, дальним прогулкам. Тут я не удержусь, чтобы не реабилитировать немного моего мужа. Несмотря на разницу в возрасте, – Юра на N-количество лет старше Платэ, – лидером в спорте часто оказывался именно он, исключительно благодаря своему темпераменту и азарту…

Со временем наша дружба с Колей укреплялась. Мы стали соседями по дачам. А в современном мире территориальная близость заметно облегчает общение. Стоило нам выйти из своей калитки и перейти овраг, как мы уже без всяких затрат усилий и времени на разъезды оказывались в гостеприимном доме Платэ. Здесь нас окружала большая и дружная семья. К своим детям, старшему Алеше и младшей Кате, Наташа относилась со священным трепетом, ни в чем им не перечила и даже, кажется, слегка побаивалась. Дети платили ей нежной любовью и привязанностью.

Замечательно, что с Катей и мужем, Русланом Фадеечевым, мы по сию пору регулярно встречаемся. В день рождения Коли Платэ Катя с Русланом приезжают из Лондона в Москву и приглашают всех нас, старинных друзей их отца, отметить в теплой обстановке этот замечательный день, повидаться, поговорить, вспомнить Колю. Спасибо этим детям за внимание к старшему поколению.

Частым гостем в их доме был Колин брат Феликс, самый родной и близкий, с женой Наташей и мать, – Раиса Николаевна Зелинская.

Надо сказать, что с матерью, известной художницей, дочерью прославленного академика Н.Д. Зелинского, у Николая Платэ были совершенно особенные отношения. Кроме родственных чувств, которые он к ней безусловно испытывал, Раиса Николаевна импонировала ему как творческая личность. Надо было видеть, с каким энтузиазмом устраивал он вернисажи своей матери, собирал друзей, организовывал показ по ТВ. Для Коли каждая выставка картин Раисы Николаевны, издание каталога или альбома были праздником, которому он радовался, как своему собственному.

Казалось бы, ничто не могло нарушить счастье этой семьи. И тут вдруг случилось непоправимое – скоропостижная смерть Наташи, в которую трудно было поверить, настолько не вязалось со всем ее обликом это самое понятие – конец. Болезнь подкралась к ней неожиданно, даже самые близкие не успели проникнуться мыслью о том, что исход может быть самым тяжелым, – и Наташи не станет.

Коля погрузился в отчаяние. Мы и сами приходили в отчаяние, потому что не знали, как ему помочь. В ряду потерь, которые неизбежно готовит нам судьба, эта потеря оказалась для нас одной из самых болезненных. Яркая и незаурядная личность, Наташа Шахова долгие годы была рядом с нами, и без нее мы словно бы осиротели – к кому теперь обратиться за умным советом, с кем обсудить какой-нибудь острый вопрос?

Но тут произошло событие, которое невозможно предвидеть, оно свалилось на него, как стихийная сила природы, как поворот судьбы, – к нежданному счастью и любви. Женщина, которую он знал с момента ее рождения, знал как дочь своего старшего коллеги академика Николая Марковича Эмануэля, Ольга Эмануэль, в один прекрасный момент стала для него близкой и родной. Видимо, что-то такое произошло в атмосфере, какая-то вспышка – и эти двое посмотрели друг на друга иными глазами.

Я и раньше встречала Лялю в разных компаниях – красивая молодая женщина, безусловно обращающая на себя внимание. Но кто же мог подумать в те далекие годы, что судьба в конце концов соединит Лялю с Колей и они составят прекрасную пару?

Коля возродился рядом с Лялей – был энергичен, весел, он был на подъеме. Успех сопутствовал ему во всем – в науке, в поездках, в получении различных премий и наград. За их маршрутами невозможно было уследить – замыкал этот список, кажется, Кувейт. Награды следовали одна за другой.

В начале 2007 года мы разделили с Колей большое торжество – Каган и Платэ, наряду с другими лауреатами, получили премию «Триумф». До недавних пор этой премией, которую финансировал Борис Березовский, награждали за выдающиеся достижения деятелей искусства и литературы, но с некоторого времени ей стали награждать также и ученых. И вот Юра и Коля в числе первых ее лауреатов.

Коля прекрасно выглядел на этом торжественном приеме. В петлице пиджака неприметный с виду значок – Ордена Почетного Легиона. Награда за выдающийся вклад Николая Платэ в развитие и укрепление связей между российским и французским научным сообществом. Казалось бы, что же еще?! Выступая с благодарственной речью, Платэ в очередной раз продемонстрировал свое умение владеть аудиторией, свое обаяние и артистизм. Не будь он академиком, может он стал бы выдающимся актером? Кто знает. И как это несправедливо, что все это разом оборвалось.

С нашей семьей Коля дружил, употребляя популярный ныне термин, по вертикали. Со старшим поколением, то есть со мной и моим мужем, а также с нашим сыном и внуком.

Нам с моим мужем приходилось не раз и не два убедиться в Колиной преданности. Когда у нас возникали проблемы со здоровьем и мы обращались к нему за помощью, Коля реагировал мгновенно и безоговорочно. Откладывались все срочные дела, совещания, заседания, президиумы, презентации. В считаные часы Коля связывался с ведущими специалистами, доставал места в лучшие клиники Москвы и лично проверял, все ли сделано так, как надо. Было очевидно – рядом с нами верный и надежный друг. И мы этого никогда не забудем!

Надо сказать, что с другими членами нашей семьи Коля был тоже в самой тесной дружбе.

С Максимом у него были самостоятельные партнерские отношения, и Николай Альфредович неоднократно подчеркивал, что для него они не менее важны, чем с нами.

Ну, а с внуком он общался в своеобразной манере мужского равноправия, называя мальчика, к немалому его смущению, полным именем «Александр».

Самое удивительное заключается в том, что Сашка, несмотря на то что маленьким ребенком не так-то просто вступал в контакты, всегда с большой охотой отправлялся с нами в гости к «дяде Коле Платэ». В день, когда он появился на свет, Коля с Наташей первыми примчались с бутылкой шампанского к нашему сыну Максиму поздравить с наследником. Получилось вроде как крестные…

Когда Коля в связи со своей непомерной занятостью надолго от нас отрывался, голос его по телефону звучал особенно проникновенно:

– Ну, как вы там? Как живете? Чем дышите?

Это была его собственная неповторимая формула выражения симпатии и душевного расположения.

Как это грустно, что отныне наши праздники и будни проходят без него, и никто уже с такой сердечной заинтересованностью и теплотой не спросит нас:

– Ну, как живете? Чем дышите?

Сколько близких мы потеряли за последние годы! Время унесло от нас целый пласт людей.

Открывал этот печальный список Илья Михайлович Лифшиц (1917—1982 гг.) Постоянное общение с ним и его женой Зоей, моей подругой, было для нас необходимым. Мы были своими в их доме. «Аккуратные» высказывания – это было для других. С нами Ильмех, как все мы его любовно называли, был абсолютно откровенным, и мы всегда поражались дальновидности и точности его оценок окружающих и самых актуальных проблем нашей действительности. С виду это был невысокого роста, приятной наружности человек с несколько застенчивой улыбкой, мягкий и приветливый в обращении. Однако эта «мягкость» была особого свойства. Когда дело касалось научных проблем, Ильмех мог очень «мягко», но решительно отклонить какую-то работу или сообщить автору в устной или письменной форме, что находит ее ошибочной или сомневается в правильности результата. Его авторитет как арбитра был непререкаем. Мы всегда прислушивались к его мудрым советам, и сегодня нам их так недостает! А ведь вопросов накопилось великое множество. Как же так получилось, Илья Михайлович, что вы нас оставили одних на белом свете?

За Лифшицем ушел из жизни Виталий Гольданский (1923—2001 гг.), – душа компании, находчивый, остроумный, он создавал настроение всего вечера, и при нем не могло быть никакой скуки и натянутости. Желанный гость в домах московской элиты, он был дружен с Ю.Любимовым, Д.Граниным, С.Юрским, В. Жженовым. И сколько еще знаменитых фамилий я могла бы назвать. Не в моей компетенции говорить о научных достижениях академика Виталия Иосифовича Гольданского, о них уже написали и еще напишут его коллеги-ученые.

Витина жена, Милочка Семенова-Гольданская, – воплощение искренности без примеси лукавства, в наше время такого почти не бывает! Мать двоих детей, верная подруга, она живет в основном в мире прекрасного. Пианистка, закончившая Консерваторию по классу вокала, она осталась преданной музыке на всю свою жизнь и в ней находит утешение и отраду.

И вот теперь, совсем недавно, новая потеря – Сергея и Тани Капиц. Сергей покинул этот мир первым (1928—2008 гг.) Но жить без него Таня не могла. В последние дни болезни она просто отвернулась лицом к стене и так умерла. Это случилось года через два после смерти Сергея Капицы.

А как все весело начиналось!

Мы были тогда совсем молодыми и снимали дачу, не имея своей, на задах капицинского участка на Николиной горе.

Знакомство Сергея и Юры произошло на теннисном корте у Капиц. А так как Таня Капица ценила партнеров своего мужа по спорту, поскольку Сереже заниматься спортом было полезно для здоровья, она очень скоро признала Юру «своим» и обласкивала его до самой своей кончины. К тому же оказалось, что мой муж представляет собой вполне просвещенного собеседника для Сергея Капицы, и Таня провозгласила Юру «ближайшим другом» Сергея. Отныне он занимал за столом одно из самых почетных мест и часто на званых приемах получал право выступления сразу же вслед за патриархом их семьи, Глебом, мужем Таниной сестры Нали.

Наша дружба с Капицами составляет целую эпоху.

Разве можно забыть их гостеприимный дом, который открывал свои двери, невзирая ни на какие трудности бытия. В восьмидесятые годы, когда «достать» чего-нибудь съестного практически было невозможно, Таня Капица все равно по праздникам приглашала гостей и кормила их, чем бог послал. Помню, как она однажды в те годы пустых прилавков наших магазинов уговаривала моего мужа Юру у себя за столом:

– Юра, не жди ничего другого – вот перед тобой салат и селедка с картошкой, а кроме того я напекла вам блинов! Ешь, пожалуйста, потому что ничего другого не будет!

Гора горячих розовых блинов – с пылу с жару, какие умела печь только Таня Капица, быстро таяла, и все были довольны и сыты…

Татьяна Алимовна Дамир была героической женщиной. На ней держалось все домашнее хозяйство и организация жизни и в Москве, и на даче. Она была дочерью известного профессора, доктора Алима Матвеевича Дамира, представлявшего собой исчезающий типаж «уездного врача». Алим Матвеевич знал человеческий организм в целом и назначал лечение в соответствии с индивидуальными особенностями пациента. Сколько людей он спас, благодаря своей уникальной интуиции и опыту своевременно поставив правильный диагноз! Кого было вызывать в самых тяжелых и непонятных случаях болезни? Разумеется, звонили Дамиру:

– Пожалуйста, Алим Матвеевич! Приезжайте скорее!

И он выезжал на консультацию сам за рулем. Он умер в весьма преклонном возрасте, когда на своей машине подъехал к дому, поднялся на свой этаж, но не успел открыть дверь, упал на пол с бутылкой шампанского, которое нес под мышкой, и тут испустил дух…

Таня Дамир-Капица унаследовала от своего отца дворянское достоинство, прямоту и смелость в своих высказываниях по поводу всего, что происходило в нашем мире. А так как в доме у Капиц временами принимали не только художественную и научную интеллигенцию, но и представителей власти, то им иной раз приходилось не сладко. К ужасу Сергея, кому-то из самого высокого начальства после очередной поездки с Сергеем на Запад она выговаривала сердитым тоном:

– А вот почему у нас нет того-то и того-то из продуктов, которыми я могла бы сейчас вас угостить? А вот почему у них бензин так дешево стоит? А вот почему они могут всех одеть в джинсы и кроссовки, а мы не можем? Не стыдно ли, что наши люди тащат с собой из-за границы огромные тюки всякого барахла, которое у нас не продается?

Должностное лицо бледнело и краснело под натиском этого негодования, но что оно могло ответить, кроме стереотипного:

– Простите! Это у нас временные трудности!

(Которые затянулись на неопределенное время, заметим в скобках.)

Но тут Сергей приходил на помощь начальству и кидал на Таню хмурый взгляд. Надо сказать, что Таня слушалась своего мужа беспрекословно. Уловив его недовольство, она сейчас же меняла тему и, приняв подобающий любезной хозяйке вид, принималась угощать и обласкивать гостя.

Замечу кстати. Вовсе не из боязни пресекал допрос начальственного лица, учиненный его женой, Сергей Капица. Ему ли было бояться какого-то чиновника, когда в те годы популярность ведущего ТВ – программы «Очевидное – невероятное» намного превосходила популярность артистов, писателей и каких-то ученых-академиков. Некоторых из них такая популярность явно раздражала, и возможно, это было одной из тех причин, по которым Сергея Капицу не выбрали в академики РАН. Однако это обстоятельство компенсировалось тем, что он был кооптирован в члены Общеевропейской Академии наук (г. Брюссель), о чем Сережа любил при случае напомнить окружающим:

– Мы с Юрой не только являемся членами этой весьма уважаемой организации, не получая там ни копейки денег, но вдобавок еще платим членские взносы за честь, нам оказанную в ней состоять! – и весело подмигивал моему мужу – мол, знай наших!

Популярность Сережи в годы, когда на ТВ регулярно шла передача «Очевидное—Невероятное», превосходила всякое воображение.

От желающих получить у него автограф не было отбоя. Казалось бы, дайте человеку расслабиться на отдыхе. Но нет же! В мокрых трусах после купания решили они с Юрой прогуляться по берегу Москвы-реки на Николиной горе.

И тут началось. Фотоаппараты щелкали из-под каждого куста, так что, надо думать, у любителей-фотографов имеется на руках изрядная коллекция снимков Сережи в оголенном виде. Между тем один гражданин, столь же мокрый, как и знаменитый ведущий ТВ, оказался более расторопным, чем другие, и преградил дорогу гуляющим с программкой передач и ручкой наготове:

– Прошу вас, пожалуйста, автограф!

Надо сказать, что Таня никогда не появлялась на пляже. Алим Матвеевич, ее отец, по происхождению был турком, и какая-то часть восточной крови диктовала Тане свои правила этики, которые ни при каких условиях нельзя было нарушать. Должно быть, какая-то ее прабабка, красавица-турчанка в шальварах и с длинной косой, грозила ей своим прелестным пальчиком:

– Никаких купальников, мини-юбок и шортов! Женщине не подобает оголяться, ну, в крайнем случае, небольшое декольте! Но не более того…

В связи с этим Таня с Сережей на моей памяти никогда не ездили на «пляжный отдых», хотя много путешествовали. А Таня в своих нарядах могла себе позволить разве что летний открытый сарафанчик.

Однако детям Таня не навязывала свои принципы.

Федя, Маша и Варя, их дети, всегда пользовались полной свободой, и при том, что каждый из них сохранял свой суверенитет, это была единая семья, объединенная родственными и духовными связями, преданностью дедам и родителям. Они всегда готовы были прийти на помощь друг другу, поддержать или отпраздновать вместе какое-то радостное событие. Словом, наглядный образец типичного дворянского гнезда.

Царствовала в нем, конечно, Таня. Порядки в доме устанавливала именно она. Регулярные застолья проводились у них в традициях доброй старины.

Хозяйка строго следила за соблюдением раз и навсегда заведенного правила рассаживания гостей. Хозяин сидел на определенном месте, за ним располагались наиболее уважаемые гости, тогда как молодежь сидела отдельно от взрослых за своим столом. После окончания трапезы молодежь убирала и мыла посуду. Таня к этому никогда не притрагивалась.

Утепленная терраса, она же парадная столовая, действовала круглый год и вмещала в себя многолюдное общество. Особого внимания заслуживал круглый, вращающийся стол. Он был изготовлен в техническом отделе института Капицы-старшего и составлял гордость хозяйки. Каждый мог подвинуть к себе любое блюдо, а потом отправить его по кругу дальше. Хозяин предлагал гостям высказаться по желанию.

Здесь тоже соблюдалась строгая очередность, которую никто из присутствующих не рискнул бы нарушить. Большинство сидящих за этим столом бывали в этом доме много раз, и безоговорочно приняв для себя существующие здесь правила, только и мечтали о том, чтобы снова получить приглашение и оказаться в этом доме и в этой компании.

Понятно, что моего мужа с Сергеем объединял не только спорт, но главным образом научные интересы. Юра не раз участвовал в передаче «Очевидное—невероятное», в некоторых случаях выступая оппонентом или собеседником ведущего и фигурируя в кадре, а в других, оставаясь за кадром и будучи консультантом Капицы.

Когда у нас появилась своя дача и мы обосновались в поселке Ново-Дарьино, неподалеку от Николиной горы, Сергей Капица стал приезжать к нам со своими объемными папками с бумажками и со своими сомнениями. Минуя гостиную и избегая светского общения, Сергей поднимался к Юре в кабинет на второй этаж, и там они обсуждали до вечера свои научные проблемы, пока я не призывала их спуститься вниз на поздний ужин.

На контрольном пункте нашего поселка, оборудованном шлагбаумом и якобы от чего-то нас охраняющем, Сергея пропускали, как говорится, «со взгляда». Кто не знает в лицо ведущего с ТВ! И вот однажды молодой парнишка из охраны спрашивает меня:

– Вы не можете мне объяснить, почему это ваш друг на такой хлипкой машине катается? У других – вон какие марки, а у него? Похоже, это старый «Москвич»!

– Да ему никакого дела нет до марки, лишь бы ездила!

– Вот уж это, действительно – «очевидное», но «невероятное»! – воскликнул парень.

Как только позволили телевизионные гонорары Сергея, Таня выстроила на своем участке флигелек по названию «старушатник» и поселила в нем одиноких вдов-старушек, каких-то своих дальних родственниц или просто знакомых. Некогда знаменитые мужья этих старушек давно уже покоились частично на Новодевичьем кладбище, а их вдовы остались доживать свою старость всеми брошенные и забытые. Таня каждую из этих старушек уважительно называла по имени-отчеству, терпеливо выслушивала сетования на пошатнувшееся здоровье и доставляла им продукты питания, что было совершенно недоступно им, беспомощным и безлошадным.

Старушки, ясное дело, молились на Таню. А для нее заниматься благотворительностью было так же естественно, как некогда потомственному русскому дворянству.

Своих внуков Татьяна Алимовна держала в строгости, никакого умильного сюсюканья и никаких поблажек. Слово бабушки было для них закон. А бабушка прежде всего требовала от детей не досаждать своей возней и криками взрослым. Играйте где-нибудь подальше от дачи, а на обед я вас обязательно позову.

Но и взрослым иной раз доставалось от Тани по первое число. Подметит какой-нибудь недосмотр по хозяйственной части и тотчас же обратит на него ваше внимание. Что тут скажешь?! В большинстве случаев она была права, и вам оставалось только поскорее исправить ваш промах. Эта ее прямолинейность иной раз больно задевала некоторых наших подруг, но составляла неотъемлемую часть Таниной натуры, которую надо было принимать такой, какой она была…

Избалованный вниманием поклонников и в особенности поклонниц, Сергей постоянно восхищался своей женой Таней:

– Посмотрите, как она относится ко всем этим убогим. Для нее это лишняя обуза при нашей многодетной семье! По сути говоря, она является их единственной кормилицей! Ну, а ее верность вот этой вот кошке! – Белая кошка в это самое время крутилась под столом у нас под ногами. – Таня бросает все дела, а заодно и нас всех вместе с ними и мчится из Москвы на дачу, потому что кошку надо кормить!

Белая кошка, Танина любимица, постоянно проживала на даче, и когда Таня на пару дней уезжала в город, она оставляла кошку одну вместе с запасом еды и питья. Местный умелец, дядя Коля, выпилил в нижнем углу входной дачной двери небольшое оконце «котоход», и умная кошка пролезала через него во двор, когда ей нужно было прогуляться, а потом снова возвращалась на дачу в тепло.

Восхищаться Таней можно было до бесконечности. Вспоминаю, как Сергей Петрович Капица вносил огромный поднос с пирожными, эклерами, собственноручно изготовленными его женой, в Дом приемов Курчатовского института, где мы отмечали юбилей моего мужа. Таня была великолепной кулинаркой и блистала на этом поприще, не имея себе равных. Точно такой же огромный поднос с эклерами Сережа вносил в театр на Таганке, где после очередной премьеры обычно устраивали товарищеский ужин для артистов и близких друзей театра.

Обслуживая свою семью, Таня не слезала с машины даже после того, как сломала левую ногу. После снятия гипса она руками устанавливала свою негнущуюся левую ногу на тормозную педаль и так разъезжала по своим неотложным делам.

– Современная женщина должна водить машину, – одобрял свою жену Сергей. – Без этого нет свободы передвижения! На автобусе и на метро далеко не уедешь!

Не знаю, до какой степени сам он пользовался свободой передвижения на своем «Москвиче». По моим наблюдениям, он был предан своей жене во всем – в мыслях, в высказываниях, в поведении. Так что Таня, насколько мне известно, никогда не страдала от ревности. Вокруг было много красивых и разных, но Таня была одна-единственная, и она прекрасно знала об этом.

…Сергей Капица ушел из жизни в 2008 году, но сохранились записи передачи «Очевидное—невероятное». И я просматриваю ток-шоу Сергея с Майей Плисецкой. Вот они вдвоем, Сергей и Майя, поднимаются по лестнице Музея изобразительных искусств им. Пушкина.

Зрелище незабываемое!

Кто из них был в этом проходе более артистичным, наша легендарная балерина или Сергей? По-моему каждый, их шаг надо было бы сохранить в виде оттиска, оставленного их ногой, как это сделано в Лос-Анджелесе на бульваре Walk of Fame, чтобы наши потомки могли сказать:

– По этой лестнице прошли наверх и запечатлели свои следы выдающиеся люди прошедшего ХХ века!