Сухая справка из Энциклопедии говорит: «Известный химик, академик РАН. Автор трудов по «полимерным комплексам и моделированию функций биополимеров» (1934—2006 гг.) А для нас это был наш близкий друг, сосед по даче, коллега моего мужа.

Его уже нет среди нас, а я его вижу, как живого. Обычно в хорошую погоду Витя Кабанов со своим неизменным спутником, внушительных размеров псом, немецкой овчаркой по кличке Малыш, шел на прогулку. В конце прогулки обязательно заворачивал к нам. У нас перед дачей растет большая ель, она распушилась на просторе и служит нам прекрасным естественным навесом, под которым так приятно расположиться на отдых. Наши соседи любят собираться по воскресеньям под этой елью, выпить чего-нибудь прохладительного и поговорить о том о сем. Витя присоединялся к нашим беседам, хотя после перенесенной болезни речь его не полностью восстановилась. Всегда находчивый и остроумный в общении, он досадовал теперь на то, что сознание его, совершенно не затронутое, идет впереди речевого механизма и замедляет реакцию на разговор. Однако всеобщая доброжелательность окружавших его людей создавала комфортную атмосферу, и Витя засиживался с нами подольше.

Все мы радовались возможностям современной медицины. Доктор В. Шкловский возвращал Виктора в нормальную жизнь, и казалось, все тяжелое осталось позади. Прошла зима, наступил март, и тут стряслось непоправимое, – у Вити обнаружились серьезные проблемы с легкими. Последний раз мы его встретили на дорожках Ново-Дарьина пасмурным, серым вечером, и он уходил от нас – немного сутулый, погруженный в себя, подавленный. Шла середина марта 2006 года. Мы с моим мужем переглянулись – недоброе предчувствие закралось нам в душу. А 31 марта его не стало.

Познакомились мы с Виктором Кабановым и его будущей женой Асей при самых романтических обстоятельствах. Мы с моим мужем спустились из горного лагеря на Кавказе и перебрались в Коктебель. Это было лет сорок с чем-то назад. При этом наш чемодан с летними вещами вместо поселка «Планерское» моя подруга отправила в поселок «Пионерское». И мы оказалось в центре курортного водоворота в шортах, майках и кедах. Правда, при нас оставалась беззаботность молодости и чувство юмора, спасавшее от всех напастей.

В то время мы снимали комнату у тети Нюши в деревне, она же готовила нам обед на керосинке во дворе – жареная рыба с картошкой и запеченные в печке баклажаны и перцы. Мы были совершенно счастливы. А тут вдруг получаем приглашение – на даче у знаменитого конструктора А.А.Микулина вечер с танцами. Входим, огромная дача, как нам тогда казалось, освещена несколькими керосиновыми лампами, столы сдвинуты к стенам, на них в оплетенных бутылях местное вино, хлеб и овечий сыр. Такое было угощение. Мы с Юрой в своем туристическом виде никого не шокируем, да и сами не чувствуем смущения. Множество знакомых лиц из соседнего Дома творчества писателей: Макс Бременер с Эрной, Изольд Зверев с Женей, Толя и Галя Аграновские и целый хоровод хорошеньких девушек – оказывается, балет Большого театра высадился в Коктебельскую бухту для проведения активного отдыха – походы на Кара-Даг, флирт, плаванье. Дневное расписание было заполнено до отказа. В этом цветнике выделяется Ася Нерсесова, солистка балета Большого театра, станцевавшая всех подружек у фонтана, исполнявшая танец четырех лебедей, па-де-де из «Дон– Кихота». «Корифейка» – так она называлась на балетном жаргоне. А возле Аси, ни на шаг от нее не отступая, крутится какой-то незнакомый нам персонаж, про которого хозяин дома сообщил нам полушепотом, что это будущая звезда науки, талантливый химик, многообещающий ученый и прочее и прочее. Нас представили друг другу, и так состоялось наше знакомство.

Витя Кабанов со своей очаровательной повадочкой, как бы несколько небрежной, однако настойчивой, по моим наблюдениям, отказа у дам не знал, но Ася зацепила его чем-то всерьез. Они были очень красивой парой в те годы: Виктор, крупный, вальяжный, насмешливая ухмылка не сходит с лица, – дескать, смотрите, опутала меня эта злодейка, и Ася, женственная, ножки стоят в балетной стойке, высокая шейка.

Как мы веселились в тот вечер… Танцевали до упаду под хриплый патефон, а потом пели песни под гитару. Сначала Толя и Галя Аграновские исполнили несколько своих хитов: «Вагончик тронется, перрон останется», «А в трубы дуют трубачи», а потом пели хором. Перекрывал все остальные голоса низкий баритон Вити Кабанова – и не то чтобы у него был особый слух или поставленный голос, просто удаль молодецкая рвалась наружу, а в своей среде разве разгуляешься, когда кругом одни только серьезные люди. Впрочем, в лучшие свои минуты Витя пел и в своей компании. Помню, у нас на даче с одним нашим другом, академиком Николаем Александровичем Кузнецовым, большим любителем и знатоком вокала, они под гитару Кузнецова как грянули «Дубинушку», у нас у всех аж дух перехватило. У Вити Кабанова была широкая натура, он мог и выпить, и поскандалить. А потом так же легко помириться – натуральный был человек.

Витя с Асей вскоре после того вечера на даче у Микулина поженились. У них родился сын Саша, дружбой с Сашей мы, взрослые, очень дорожим. У Кабановых был прекрасный дом. Ася пекла, жарила и парила и на армянский, и на русский вкус, стол на всех праздниках ломился, друзей было полно. И сама обстановка их дома была не типичной для тех лет, – в отличие, скажем, от нашей квартиры с самодельными книжными полками и такого же типа тахтой, у Аси в доме сияли витринами стеклянные горки, зеркала и картины в золотых рамах, столы и стулья на гнутых ножках поражали своим изяществом.

Бывать у них было приятно и празднично.

В биографии Виктора Кабанова была поистине героическая страница. С группой спасателей после катастрофы он вылетел в Чернобыль и провел там целый месяц. Можно себе представить, что испытывали эти люди, подлетая к месту аварии и глядя в иллюминатор самолета на злосчастный взорвавшийся реактор, смертоносные выбросы которого отравили большие территории России, Украины, Белоруссии… Между тем чувство долга было в них превыше естественного инстинкта самосохранения. Химики покрывали специальной пленкой особо опасные участки, не давая им расползаться дальше. Через год Кабанов снова вылетает в Чернобыль и проводит там две недели с той же группой своих коллег. Один из них умер спустя пять лет. Что касается Виктора, то Ася говорила мне, что после этих вылетов у него бывали приступы слабости, он часто прикладывался полежать, но ни на что конкретное не жаловался.

Но хочется поговорить о чем-нибудь веселом.

Однажды мы с Витей вступили в тайный сговор. Было это так. Правительство выделило несколько участков земли членам Академии под строительство дач. Участки выделялись в поселках Ново-Дарьино, Мозжинка и Луцино. Назначили собрание, на котором семьи академиков должны были определить, кто в каком поселке хотел бы получить землю. Наши семьи делегировали нас с Витей выполнить ответственное задание – непременно и во что бы то ни стало попасть в Ново-Дарьино, потому что мы хотели иметь дачу как можно ближе к Москве. Но как это сделать? Все этого хотят. И вот мы с Витей договорились – сядем в разных местах, и каждый, якобы независимо, будет на все лады расхваливать Мозжинку и Луцино: мол, какая там потрясающая природа, настоящая курортная зона, не надо никуда тащиться на отдых, купанье, изумительные виды, а вот в Ново-Дарьине никаких видов нет, леса почти не осталось, сугубо сухопутное место без всякого водоема, что, между прочим, чистая правда. Разыгранный нами спектакль возымел свое действие, – многие выразили предпочтение получить участок в поселке Мозжинка или Луцино, а мы обрели желанное Ново-Дарьино.

После окончания собрания мы с Витей поздравили друг друга с недюжинными актерскими способностями и порадовались тому, что никто не заподозрил нас в коварном сговоре.

Ну, а дальше распределение участков происходило без всяких волнений. На следующем собрании обыкновенные академики, вроде моего мужа, тянули из шапки скрученный в трубочку билетик с номером участка, и мой муж вытащил бумажку с номером 142, в самом конце поселка. Сначала мы расстроились, думали, что нам достались какие-то задворки, но оказалось, что участок прекрасный – расположен на опушке леса с видом на поле, здесь всегда светло и сухо.

А Витя Кабанов в то время был уже членом Президиума РАН и академиком-секретарем отделения общей и технической химии и мог себе выбрать участок по своему усмотрению. Он остановился на одном из них в центре поселка – тоже очень приятном.

Витя Кабанов с невероятной легкостью продвигался по служебной лестнице. Благополучно с первого раза был выбран в членкоры, получал назначение на все свои многочисленные должности и высокие посты, без всякого труда обходя своих конкурентов. Но в чем ему нельзя было отказать, так это в заметной доле самоиронии.

Моему мужу, Юрию Моисеевичу Кагану, он говорил так:

– Юра, я просто баловень судьбы, ну а ты… Если в наше поганое время тебя, с твоей фамилией, так рано избрали в академики, значит, ты действительно физик от Бога…

Все же и у Вити были некоторые переживания перед выборами в академики. Мест, как всегда, мало, а конкуренция колоссальная. Ситуация осложнялась тем, что один из соперников – близкий друг Кабанова. Во время предвыборной кампании в доме у Кабановых был пышный прием. Мой муж, как назло, был в это время в загранкомандировке, и я поехала к ним одна. Дело было зимой, мороз двадцать градусов, а мой песцовый жакет слишком короток для этой стужи. Но пропустить прием у Кабановых было невозможно, и тем более невозможно было не поддержать Витю перед выборами. Я сочинила оду, в которой в самых радужных тонах изображалось будущее, ожидавшее Кабанова после избрания его в академики, в чем, надо сказать, никто не сомневался. В заключительных строках этой оды говорилось:

Моя ода имела шумный успех, а вечер был замечательный. Острили Виталий Гольданский и Лев Перузян, произносили речи Николай Платэ и Виктор Суходрев, вся семья присутствовала на приеме в полном составе.

А выборы, это было в конце 1987 года, для Виктора Кабанова закончились блестяще. Он был избран с большим перевесом голосов в первом туре. Его соперник тоже прошел в академики – в дополнительном третьем туре, чему все мы были искренне рады.

У Кабанова было несколько крылатых выражений. Одно из них гласило: соседи – это недвижимая собственность. Мы с Юрой так и живем, следуя этой формуле, и неизменно относимся к Асе и Саше, как к своим самым близким друзьям.

И еще одна потеря дорогого нам человека. Ученого, известного в нашей стране и, как говорится, за ее пределами, академика РАН Николая Альфредовича Платэ.