Н. Мормуль
Гибель «Комсомольца»

В 1983 г. в состав ВМФ СССР вступила атомная подводная лодка «К-278», впоследствии названная «Комсомолец». Об этом корабле, единственном в серии, складывались мифы. Так, в западной прессе писали, что это самая большая подводная лодка в мире: длина – 122 м, ширина – 11,5 м, водоизмещение – 9700 т. Ее считали самой быстроходной. Ни то, ни другое не соответствовало действительности. И тем не менее корабль был настоящим чудом.

Его сверхпрочный титановый корпус позволял погружение на глубину, которой не достигала ни одна лодка в мире – 1000 м. Небывалый в истории подводного плавания рекорд установлен 5 августа 1984 г. По словам штурмана «Комсомольца» капитана 3 ранга Александра Бородина, обжатие было таким, что койку выгнуло, как лук. Гидроакустик, который слушал погружение лодки с обеспечивающего надводного корабля, рассказывал: «Я из-за вас чуть не поседел… Стоял такой скрип, такой скрежет…»

Но титановый панцирь выдержал.

Строилась лодка необычайно долго, и на флоте ее прозвали «золотой рыбкой». Корпус был изготовлен из чистого титана, и в ходе освоения этого металла возникало множество трудностей. Он агрессивен к другим металлам, и сопряжение титановых конструкций с серийным оборудованием требовало новых технических решений. При насыщении титана водородом образовывались трещины, поэтому сварка производилась в особой газовой среде. Однако, когда лодка прошла глубоководные испытания на столь ошеломляющей глубине, все усилия оказались оправданными.

Уникальный титановый корабль сравнивался с орбитальной космической станцией. Его основное назначение состояло в изучении комплекса научно-технических и океанологических проблем. Он был одновременно лабораторией, испытательным стендом и прототипом будущего гражданского подводного флота – более скоростного, чем надводные торговые и пассажирские корабли, более надежного, чем авиация, ибо эксплуатация подводных лодок не зависит от времени года и погоды.

На борту «К-278» была одна ядерная установка и вооружение: ракеты и торпеды, две из которых имели ядерные головки. Однако лодка не предназначалась для нанесения ядерных ударов по берегу: ее боевая задача заключалась в защите от подводных ракетоносцев противника – «убийц городов».

Не пройдет и пяти лет после столь знаменательного погружения на километровую глубину, как «К-278» безжизненной будет лежать на дне океана, оборвав перед этим жизнь 42-м морякам.

Гибель «Комсомольца», произошедшая уже в период гласности, породила поток публикаций в недавно еще немой прессе. Впервые подробно описывались обстоятельства трагедии и анализировались ее причины, общественность наконец узнала о множестве проблем, ранее скрываемых от нее под предлогом секретности.

Катастрофа «К-278» – крупнейшая за историю подводного плавания – пролила свет на пороки системы, подвергавшей смертельной опасности не только экипажи подводных лодок, но здоровье и жизнь множества мирных жителей планеты.

Что же произошло на «Комсомольце» в роковой день 7 апреля 1989 г.?

Лодка возвращалась из автономного плавания на небольшой глубине. В момент аварии она находилась в нейтральных водах Норвежского моря, в 180 км к юго-западу от острова Медвежий и в 490 км от норвежского побережья. На борту был второй экипаж под командованием капитана 1 ранга Евгения Алексеевича Ванина. До родных берегов оставалось совсем немного.

В 11.00 был объявлен подъем для первой боевой смены, третья – готовилась к обеду. По заведенному порядку, вахтенный офицер Александр Верезгов принял доклады из отсеков. В седьмом – необитаемом – находился лишь вахтенный матрос Нодар Бухникашвили. Черноусый парень из Абхазии не знал еще, что произносит свои последние в жизни слова: «Седьмой осмотрен. Сопротивление изоляции и газовый состав воздуха в норме. Замечаний нет». Последние, потому что уже в 11.03 на пульте вахтенного механика Вячеслава Юдина выпал сигнал: «Температура в седьмом отсеке больше 70°». Юдин немедленно доложил командиру, объявившему аварийную тревогу.

Одеваясь на ходу, на главный командный пункт прибежали старшие офицеры. Здесь уже лихорадочно запрашивали объятый пламенем отсек: «Седьмой! Седьмой!»

– Люди есть там? – спросил командир.

– Старший матрос Бухникашвили. На связь не выходит.

В центральном посту находились командир капитан 1 ранга Е. Ванин, Б. Коледа (старший на борту), командир БЧ-5 В. Бабенко, командир дивизиона живучести В. Юдин, а также боцман В. Ткач. Глубина 157 м, лодка потеряла ход. Главная задача – всплыть. Уже дан ЛОХ (система пожаротушения) в седьмой отсек. Лопнула магистраль воздуха высокого давления, подавать воздух на продувание – значит «подливать масло в огонь», то есть подавать кислород в отсек, где бушует пламя. Мичман Владимир Каданцев по приказанию командира подает воздух в корму. Через 11 минут с момента начала пожара лодка всплыла на поверхность. По записи в журнале центрального поста это произошло в 11.14; участникам аварии показалось, что прошла вечность.

Поднят перископ, в него видно, как валит пар в районе седьмого отсека, а противогидролокационное резиновое покрытие вспучилось и слезает с легкого титанового корпуса, словно чулок.

Между тем огонь из седьмого отсека перекинулся в шестой, что связано с разгерметизацией переборки между ними. Посланная в шестой отсек аварийная партия в целях произвести разведку никаких результатов не дала. Более того, пожар в виде взрыва произошел и в пятом отсеке. Это случилось, когда лодка была уже в надводном положении – примерно в 11 часов 40 минут. Вот как доложил об этом при опросе правительственной комиссией капитан-лейтенант С. А. Дворов (магнитофонная запись): «В этот момент возник объемный взрыв или пожар, не знаю, как назвать, в пятом отсеке. На высоте один метр над палубой и до самого подволока пронеслось пламя голубого цвета, как из огнемета, по всему проходу от кормовой до носовой переборки (то есть пламя возникло в кормовой части пятого отсека у переборки шестого; это свидетельствует о появлении нового очага, связанного с каким-то новым источником, и, вероятнее всего, о продолжении пожара, упорно продвигающегося из кормы в нос, по мере отступления личного состава, теряющего возможности в борьбе за живучесть. – Н.М.).

Сноп пламени прошел, загорелась одежда, волосы, и через минуту его уже не было. Люди потушили на себе одежду. Сильно обгорел Волков (руки) и другие. Огонь шел из кормы в нос по среднему проходу.

Предполагаю, что это были пары масла, возможно, из масляных цистерн…» И далее: «после вспышки у Коли Волкова расплавилась маска…»

Матрос Ю. В. Козлов так говорил перед комиссией о виденном в пятом отсеке: «Возгораний не было. Сильного потока пламени не было. Типа вспышки. Я не могу этого объяснить. Лежа на правом боку, краем глаза видел: что-то пронеслось, была вспышка синевато-голубого цвета. По времени это была секунда. Мне обожгло руку (голубой цвет от избыточного кислорода. – Н.М.).

По состоянию на 12.10 обстановка на лодке была крайне сложной.

Вахтенный журнал: «12.10. Передано 8 сигналов аварии, квитанций нет». Из семи отсеков четыре горят, связи с ними центральный пост не имеет уже почти в течение часа. Центральный пост подводной лодки, то есть главный командный пункт в лице командира (и его помощников), обстановкой не владеет и, что делается в отсеках, не знает. Из неохваченных пожаром трех отсеков два сильно задымлены. Нет возможности пустить вытяжной общекорабельный вентилятор (хотя лодка в надводном положении), чтобы провентилировать третий и второй отсеки.

Не запущен дизель-генератор, следовательно, не принята на него нагрузка. Драгоценная емкость аккумуляторной батареи тает на глазах, приближается время, когда лодка останется без электроэнергии и не сможет дать радиосигнал. Потерян почти весь запас воздуха высокого давления (он выдут через неотсеченные разгерметизировавшиеся магистральные трубы в седьмом отсеке). Единственный выход с лодки – это всплывающая камера. Та самая, в которой потом останется и погибший командир Е. Ванин, и с ним четыре человека.

Если бы командир знал обстановку на лодке, возможно, он бы и дал открытым текстом сигнал SOS уже в то время, тогда даже тихоходная плавбаза «Алексей Хлобыстов» успела бы прибыть к месту аварии лодки до ее гибели.

Что же записано в вахтенном журнале на этот момент:

«12.11. – В первом обстановка нормальная. Водород, кислород, углекислый газ в норме. Состояние личного состава хорошее;

12.12. – Головченко, Краснов во втором потеряли сознание;

12.15. – Перенести личный состав второго отсека, потерявший сознание, наверх. ВСК готова принять четырех человек» (ВСК – всплывающая камера. – Н.М.).

Сеанс связи начнется только в 13.27.

Появились первые жертвы, двоих моряков откачать не удалось, врач дает заключение о смерти мичмана С. Бондаря и матроса В. Кулипина – отравление угарным газом. Командир дивизиона живучести В. Юдин с аварийной партией пытаются проникнуть в шестой отсек для оценки обстановки по приказанию центрального поста.

Температура переборки между пятым и шестым отсеками подтвердила, что в отсеке продолжается пожар. Уже запущен дизель и провентилированы четвертый, третий и второй отсеки. Дан ЛОХ в шестой отсек из пятого. В 14.18 установлена связь на УКВ с самолетом, через минуту он обнаружен и классифицирован как «ИЛ-38». В журнале центрального поста в 15.18 сделана запись: «Передано на самолет – поступлений воды нет. Пожар тушится герметизацией отсеков».

Исходя из каких данных передано такое успокаивающее донесение для командного пункта Северного флота и ВМФ? Постоянный контроль за осадкой и дифферентом лодки не осуществлялся. Осадка ее увеличивалась, а дифферент возрастал на корму постепенно.

Как показал анализ снимков с самолета, за 1 час 45 минут – с 15.00 до 16.45 (в 17.08 лодка скроется под водой) – осадка лодки увеличится с 8,5 до 10 м, а дифферент на корму возрастет с 2 до 3,5° (см. Романов Д. А. Трагедия подводной лодки «Комсомолец». С. 98).

Заместитель главного конструктора подводной лодки «Комсомолец» Дмитрий Андреевич Романов делает следующий вывод о ее состоянии в 16.30: «…величина продольной остойчивости достигла столь малых значений, что быстрый рост дифферента и трагический исход событий можно было увидеть также «невооруженным глазом» неспециалиста, а посадка подводной лодки внушала тревогу без единого проблеска надежды. Это подтверждается фотоснимками с самолета и показаниями членов экипажа».

Вот ответы лейтенанта А. В. Зайцева, командира группы живучести, на вопросы комиссии, расследовавшей причины гибели лодки (магнитофонная запись):

«Вопрос: Как связать нарастание дифферента со временем?

Ответ: 1 градус на корму был приблизительно в 13.00, до 16.00 было 3 градуса. Около 17.00 дифферент был 6,2 градуса… С 16.30 до 17.00 начал резко возрастать дифферент». (Романов Д. А. Трагедия подводной лодки «Комсомолец». С. 114.)

В 16.35 на командный пункт Северного флота поступило радио с «К-278» об усилении пожара и необходимости эвакуации личного состава.

Такой доклад был неожиданностью для командования флотом. Командующий Северным флотом передал приказ: «Приготовить ВСК». Запросил через плавбазу «Алексей Хлобыстов» доложить обстановку в пятом отсеке, заглушён ли реактор, использовались ли газогенераторы, главный осушительный насос для осушения аварийных отсеков, каково давление в аварийных отсеках. Эти вопросы свидетельствуют об отсутствии нужной информации об аварии и борьбе с ней. Ответ с лодки достаточно уверенный: «Обстановка в пятом отсеке нормальная, газогенераторы не использовались, борьба за живучесть продолжается».

А в это же самое время в вахтенном журнале: «В 16.42 – Приготовиться к эвакуации. Исполнителям сдать секретную литературу. Приготовить секретную литературу к эвакуации».

Таким образом, командование лодки, посылая бодрое донесение на командный пункт Северного флота, одновременно считало корабль обреченным и отдавало команду на эвакуацию экипажа, только не сказало, куда эвакуироваться? Ведь вокруг, кроме холодных волн Норвежского моря, ничего нет. У личного состава еще был шанс поддержать лодку на плаву в последние часы аварии и дождаться плавбазы «Алексей Хлобыстов», если бы он использовал командирский запас воздуха высокого давления для продувания кормовой группы цистерн главного балласта. Такой приказ был получен от командующего Северным флотом: «Использовать командирскую группу воздуха высокого давления для продувания кормовой группы балластных цистерн. Докладывать изменение крена и дифферента».

Однако, как пишет заместитель главного конструктора «Комсомольца»: «Личный состав не мог использовать этот запас воздуха высокого давления из-за то, ЧТО НЕ ЗНАЛ, КАК ЭТО СДЕЛАТЬ! Не помогла и схема системы воздуха высокого давления, по которой пытались разобраться. Сказалось отсутствие РБИТСа». (Романов Д. А. Трагедия подводной лодки «Комсомолец». С. 117.)

За 16 минут до гибели было отправлено последнее донесение с «Комсомольца»: «Дифферент резко нарастает. Весь личный состав находится наверху», и подводная лодка начала погружаться с дифферентом около 80° на корму.

За 13 минут до гибели «Комсомольца» командный пункт Северного флота отдает приказ командующего о приготовлении всплывающей камеры для приема личного состава и отделения ее от корабля. Это был целесообразный приказ, и если бы его успели исполнить, то, вполне возможно, личный состав не переохладился бы и количество жертв было бы минимальным.

Готовили камеру командир дивизиона живучести и два мичмана. В камеру спустился сверху командир лодки, видимо, проверить, как идет подготовка. Личный состав был уже весь наверху – на верхней палубе и в рубке. При быстром возрастании дифферента верхний люк камеры быстро захлопнули сверху, хотя в камеру и попала вода, уменьшив ее запас плавучести. Мичман В. Слюсаренко находился с нижней стороны камеры, то есть в лодке, так как он оповещал оставшегося на вахте капитана 3 ранга Испенкова о выходе наверх. Испенкова спасти не удалось. Несмотря на громадный дифферент на корму (около 80°), мичмана Слюсаренко втащили за руки в камеру и закрыли нижний люк.

По стечению обстоятельств в камере остались пять человек: командир капитан 1 ранга Ванин, капитан 3 ранга Юдин, мичманы Слюсаренко, Черников и Краснобаев. В живых останется только Слюсаренко, его выбросило избыточным давлением, после того как камера всплыла на поверхность и самопроизвольно отдраился люк.

Мичман Слюсаренко рассказал комиссии (магнитофонная запись):

«Командир сказал: “Отдавайте скорее ВСК”. Слышно было, как трескались переборки… Я спросил: “Какая глубина моря?” – Сказали: 1500 м. Глубиномер показывал 400 м и стрелку зашкаливало… Командир сказал, что если достанем дна, то ВСК раздавит, и тут под нами раздался удар, как взрыв бомбы, затем большая вибрация… Кто-то крикнул: “Включиться в ИДА”. Включились я и Черников, остальные не включились. Юдин потерял сознание, и его била судорога, он хрипел. Командир с верхнего яруса стал давать указание, чтобы мы включили в ИДА Юдина, что мы с Черниковым сделали с большим трудом. После того как мы включили Юдина и положили удобно на скамейке, он стал делать редкие, но глубокие вдохи, я полез наверх посмотреть, что с командиром, так как команд его уже не было слышно. Командир сидел на скамеечке, свесив голову, и хрипел, возле его ног лежал ИДА. Краснобаев лежал на боку и никаких признаков жизни не подавал. Свой ИДА он с места так и не взял».

Далее из объяснительной записки: «В течение одной-двух минут ВСК всплыла. Черников успел только наполовину подняться наверх. В этот момент избыточным давлением, которое было внутри ВСК, сорвало с защелки верхний люк ВСК, и Черникова пробкой выбросило наверх. Меня тоже выбросило, но только наполовину. Черникова увидел в 20 метрах от ВСК. В открытый люк хлынула вода, и в течение пяти – семи секунд ВСК набралась воды и камнем ушла на дно. А я остался наверху».

В 18.20 плавбаза «Алексей Хлобыстов» поднимет на борт 30 оставшихся в живых подводников, трое из которых умрут по пути в Североморск. Таким образом, из 69 членов экипажа четверо погибли во время пожара, 38 утонули или умерли от переохлаждения. Некоторые журналисты напишут, что в живых остались те, кто вел себя активно, чуть ли не делал гимнастику в ледяной воде. Человеку, попавшему в холодную воду, как раз наоборот рекомендуется поджать ноги к животу и прижать руки к телу, чтобы сохранить тепло в паху и под мышками.

Через четыре года экспедиция к «Комсомольцу» попытается поднять всплывающую камеру (ВСК), но эта попытка, к сожалению, окажется неудачной.

Под давлением прессы и общественного мнения военным руководителям пришлось давать отчет о своих действиях. Так, подробный анализ операции по спасению «Комсомольца» сделал в прессе министр обороны СССР Д. Язов. Вот что он писал в «Литературной газете» 17 мая 1989 г. в ответ на запрос народного депутата СССР Г. Петрова:

«Первый сигнал об аварии был получен на командном пункте главного штаба ВМФ и на КП Северного флота в 11.41. Однако ввиду больших искажений нельзя было определить, с какой именно лодки он поступил. Не дожидаясь уточнения обстановки, оперативный дежурный флота объявил боевую тревогу спасательному отряду. (…) В 12.19 был получен четкий сигнал с указанием местонахождения лодки. В 12.34–13.10 в район аварии из Североморска вышел спасательный отряд в составе спасательного судна, подводных лодок “Карабах” и спасательного буксира “СБ-406”. (…) В 13.17 начали движение в район аварии плавбаза объединения “Севрыба” “Алексей Хлобыстов” и рыболовецкий траулер СТР-612, находившиеся ближе всех к району аварии – на расстоянии 51 мили (около 94 км). (…) На атомном крейсере “Киров” в район аварии был отправлен резервный экипаж, прошедший обучение на подводной лодке “Комсомолец”».

Однако больше всего шансов оказать реальную помощь терпящим бедствие было у авиаторов. Спасательные силы Северного флота поднялись по тревоге в 11.54, через девять минут после того, как всплывшая «К-278» сумела связаться с берегом. Подразделение имело достаточно большой опыт по спасению рыбаков, перевозке больных из отдаленных сел Кольского полуострова, по вызволению летчиков, совершивших вынужденную посадку на воде.

Нужнее всего в районе бедствия вертолеты, однако авария произошла в 980 км от советских берегов, и запас топлива не позволял им достичь места происшествия. Полезны были бы и гидросамолеты, несмотря на то что их скорость незначительна. Но и здесь возникли препятствия. Во-первых, советские гидросамолеты не могут приводняться при более или менее значительном волнении. А сила ветра в районе бедствия составляла 2–3 балла. Во-вторых, при автономном полете гидросамолет мог бы находиться в районе бедствия не более 20 минут, а угадать время эвакуации было невозможно.

Поэтому решили послать в район бедствия мощный многомоторный самолет, способный часами летать над океаном на огромном удалении от берегов. Экипажу майора Геннадия Петроградского поставили задачу: выйти в район аварии, установить связь с кораблем и непрерывно докладывать обстановку и просьбы командира в штаб флота. На подготовку к аварийно-спасательному вылету отводился час двадцать минут. За это время нужно снять вооружение и на его месте установить аварийно-спасательные контейнеры. Экипаж «Ил-38» оторвал самолет от взлетной полосы через 49 минут, в 12.43.

В 14.18 Петроградский установил связь с Ваниным. Командир подводной лодки сообщил, что пожар продолжается, но обстановка контролируется экипажем, который не дает огню разрастаться. Просьб нет. Со своей стороны Петроградский уведомил подводников, что ему поручено наводить на лодку корабли и эта работа уже начата.

Пробив нижнюю кромку облаков, экипаж «Ил-38» увидит лодку в 14.40. Она стояла без движения в направлении север-юг с едва заметным креном на правый борт. У кормы по левому борту шло обильное вспенивание воды, а из боевой рубки тянулся хвост светлого дыма.

К этому времени в воздухе находились еще три самолета, расположившиеся в небе между островом Медвежий и Мурманском для ретрансляции переговоров командира лодки со штабом флота.

Обстановка по-прежнему не вызывала опасений. В 15.20 Ванин просит прислать на помощь буксир. Петроградский понимает, что, опасаясь последствий пожара, командир принял решение заглушить реактор.

В 16.35 летчики замечают, что лодка оседает на корму. С этого момента события развиваются стремительно. На «К-278» уже некому делать записи в вахтенный журнал, и полнее всего события можно восстановить именно по донесениям Петроградского. Какая мука быть в нескольких десятках метров от гибнущих людей и быть бессильными им помочь! Но экипаж «Ил-38» сделал все, что было в его силах.

Привожу фрагменты донесений Петроградского.

«16.38. Наблюдается дифферент на корму и правый борт.

16.40. При увеличившемся дифференте из воды показывается задранный нос лодки.

16.44. Дифферент все больше. Вода подступила к основанию боевой рубки.

16.47. Боевая рубка наполовину скрылась в воде.

16.50. Командир лодки передает радиограмму: “Готовлю к эвакуации 69 человек”.

17.00. Рядом с лодкой показались два аварийно-спасательных плотика, на двадцать человек каждый. Из лодки начали эвакуироваться моряки».

Петроградский, спустившись к самой воде, с невероятной точностью сбрасывает прямо между плотиками спасательный контейнер. Он увидел, как моряки вскрыли его и как надулась лодка, в которую стали забираться люди. Однако при следующем заходе он не обнаружил ни лодки, ни одного из плотиков.

Подлетевший второй экипаж майора Вотинцева также начал сбрасывать аварийные контейнеры, но воспользоваться ими уже никто не смог.

17.08. «К-278» скрылась в пучине в точке с координатами 73°40’ с. ш. и 13°30’ в. д.

Оставшиеся в живых моряки будут взяты на борт плавбазы «Алексей Хлобыстов» через 81 минуту, в 18.29. Ее капитан В. Кургузов рассказывает:

– В день трагедии наша плавбаза находилась в районе банки Копытовская, где идет промысел морского окуня. 7 апреля в 12.15 начальник радиостанции Г. Хаврилов принял радиограмму о бедствии моряков подводной лодки, в которой приводились координаты. Плавбаза немедленно взяла курс в район происшествия. Шли, естественно, с максимальной скоростью.

Судно наводилось на место происшествия не только по показаниям приборов, но и ракетами, запускаемыми с борта «Ил-38». Как только заметили два плотика, на одном из которых находились люди, на воду были спущены два моторных катера. Один из них направился к плотику, второй стал подбирать людей, держащихся на плаву самостоятельно.

Следом в район бедствия пришел рыболовный траулер «БИ-0612». Его экипаж во главе с капитаном М. Гриневичем также спустил катер и включился в спасательные работы. Позднее к ним присоединился экипаж гидрографического судна «Колгуев».

Спасатели тщательно прочесали весь район гибели лодки. На борт плавбазы были подняты 25 моряков и тела пяти погибших. Уцелевшими подводниками тут же занялась медицинская группа во главе со старшим врачом Н. Петровым.

В течение многих дней в районе бедствия находились суда Северного флота. Они контролировали радиационный фон и вели поиски погибших подводников, тела которых не обнаружили в день трагедии.

Потерпевшая аварию лодка не подала международный сигнал бедствия, так как должностные инструкции запрещали командиру обращаться за помощью к иностранным государствам в связи с секретностью корабля. Возможно, командир лодки и пренебрег бы этим запретом в критической ситуации, но до последнего момента она ему не казалась таковой. Однако, как выяснилось позднее, многих жертв удалось бы избежать (кроме четырех, погибших во время пожара), если бы сигнал SOS был подан по международным частотам сразу после всплытия лодки.

Существует многосторонняя Конвенция об охране человеческой жизни на море 1974–1978 гг. Более того, в 1988 г. СССР и Норвегия подписали межправительственное соглашение о предоставлении помощи гражданам двух стран, оказавшимся в экстремальной ситуации на море. В рамках этой договоренности в Буде (Норвегия) и в Мурманске (СССР) созданы специальные спасательные штабы. Однако штаб в Буде узнал о случившемся лишь через 12 часов после начала пожара и через 6,5 часов после гибели лодки. Сообщение поступило не от советской стороны и даже не от норвежских военных, а из средств массовой информации. По словам начальника Главного центра спасательной службы в Буде У. Сендерланда, для спасения моряков могли быть задействованы как вертолеты «Си-Кинг» 330-й спасательной эскадрильи, так и норвежский корабль береговой охраны, находившийся в этот момент южнее острова Медвежий. Они могли прибыть в район аварии примерно одновременно, а именно через два с половиной – три часа после получения сигнала бедствия. Вертолеты «Си-Кинг» способны взять на борт по веревочной лестнице до 20 человек, а также совершать посадку на судно береговой охраны.

Сообщение в еженедельнике «Аргументы и факты» о том, что подводники могли быть спасены, вызвало бурю возмущения в Североморске. Работники военно-морской базы и жители города провели демонстрацию, требуя от командования Северного флота ответа. Руководители поспешили заявить, что у норвежских ВВС нет вертолетов, которые могли бы спасти экипаж «Комсомольца».

На запрос газеты уточнение дал заместитель начальника Главного штаба спасательной службы в Буде А. Осеред:

– На базе в Буде находится два вертолета «Си-Кинг». Еще два таких вертолета базируются неподалеку – в Лаксэльве. Уже через одну-две минуты после поступления информации из штаба в Мурманске или сигнала бедствия непосредственно с вашей подводной лодки два из четырех вертолетов могли подняться в воздух. Максимальная их скорость – 215 км/ч, дальность полета без дозаправки – 900 км. К месту происшествия вертолеты прибыли бы через 2,5 часа.

Иными словами, норвежские спасатели могли прибыть в район аварии в 13.30, то есть за 3 часа 45 минут до гибели лодки и за пять часов до прибытия советских спасателей. Более того, вертолеты могли бы действовать с намного большей эффективностью.

Осеред сообщил:

– Ваши самолеты сбросили спасательные плавсредства в 300 м от тонущих моряков, которые так и не смогли ими воспользоваться. Наши вертолеты могли сбросить надувные лодки с точностью до 5 м. Но это вряд ли понадобилось бы, так как мы могли поднять подводников на борт вертолетов с помощью трапов. Каждый вертолет «Си-Кинг» способен принять на борт 18–19 человек. Подняв людей из воды, вертолеты дозаправились бы на острове Медвежий либо на корабле норвежской береговой охраны «Анденеф», находившимся в 108 км от места катастрофы. Мы понимаем причины, по которым советские военные не обратились к нам за помощью – лодка была «слишком секретная». Если уж на то пошло, наши спасатели могли бы дождаться, пока лодка затонет, и тут же поднять ваших людей из воды.

Таким образом, если бы «К-278» обратилась за помощью к норвежцам сразу после всплытия, моряки могли быть спасены уже около 15.00, то есть за два часа до гибели лодки.

Кстати о секретности. И норвежские газеты, и мировая пресса приводили в эти дни подробные тактико-технические данные сверхсекретной лодки и схемы, показывающие расположение основных установок и вооружения.

Советские военные руководители, включая тогдашнего министра обороны СССР Д. Язова, обращали внимание на спасающий честь мундира нюанс: считать ли необходимость проведения спасательной операции с момента всплытия или с момента затопления лодки. Так, если первая часть уже упоминавшегося заявления Д. Язова в «Литературной газете» – «Анализ показывает, что раньше плавбазы (18.00) в район аварии прибыть никто не мог» – может оспариваться, то вторая его часть вне всякой критики с этой точки зрения: «Возможное время прибытия норвежских вертолетов в случае их вылета с появлением необходимости в эвакуации (выделено мною. – Н.М.) – 19.30, а корабля их береговой охраны – к исходу суток».

Чувства норвежцев выражены в телеграммах соболезнования, которые направили СССР премьер-министр Гру Харлет Брунтланд, министры иностранных дел и обороны. Однако действия последнего вызовут многочисленные нарекания, и 11 апреля в стортинге (парламенте) состоятся слушания по поводу пассивности Ю. Й. Хольста в чрезвычайной ситуации. В своем выступлении перед депутатами он изложил следующую версию.

Около 14.00 главному командованию норвежских вооруженных сил стало известно, что советский самолет направлен на поиск подводной лодки. В 15.57 военная разведка Норвегии получила сведения о возможном спасательном учении в 200 км юго-западнее острова Медвежий. По приказу главного командования туда в 16.15 с базы норвежских ВВС в Анде вылетел разведывательный самолет «Орион». Он обнаружил на воде плотик, облепленный людьми, а также два безжизненных тела метрах в ста от него и около 17.00 доложил о возможном серьезном происшествии. (Напомним, подошедшая советская плавбаза подберет моряков примерно через полчаса.) О том, что на советской атомной подводной лодке произошла авария, стало ясно лишь после возвращения самолета в 19.15.

Причин медлительности военных властей, по словам Ю. Й. Хольста, было две. Во-первых, долгое время считалось, что речь идет об обычной учебной тревоге. Во-вторых, министерство обороны продолжало рассматривать аварию с разведывательной точки зрения и не последовало оперативным предписаниям. Система гражданского оповещения была поэтому задействована лишь поздно вечером.

Особую озабоченность норвежцев вызывало возможное радиоактивное заражение акватории. Известно, что после аварии на британской атомной подводной лодке около базы в Глазго было заражено 5000 км и под угрозой оказалось 13 тыс. жителей прибрежных районов Шотландии. В 23.30 7 апреля норвежские журналисты обратились в Институт радиологического контроля в Осло с просьбой взять пробы на радиоактивность в районе катастрофы. Уже на следующий день здесь берут пробы воды. Ответ однозначный: повышения радиации, указывающего на повреждение реактора или утечку из него, нет. Действительно, реактор надежно заглушён экипажем, а его конструкция имеет большой запас прочности.

Однако в морской воде металл неминуемо разъедает коррозия, и рано или поздно встанет вопрос о подъеме корабля с глубины 1500 м.

В послевоенный период аварийно-спасательными службами подняты две дизельные и одна атомная подводные лодки ВМФ СССР. В двух случаях работы производились советскими аварийно-спасательными службами.

Речь идет прежде всего о дизельной подлодке Северного флота «С-80». 27 января 1961 г. лодка под командованием капитана 3 ранга А. Ситарчика исчезла со всем экипажем (68 человек) в Баренцевом море. Упорные многомесячные поиски желаемых результатов не принесли. Работавшая государственная комиссия причин гибели «С-80» установить не смогла.

Доклады рыбаков о потере сетей в одном из районов промысла навели на мысль, что они могут обрываться, цепляясь за утонувший корабль. В 1969 г. первый заместитель командующего Северным флотом вице-адмирал А. И. Петелин, спустившись в батискафе, обнаружил в указанном рыбаками районе лежащую на дне подводную лодку с висящими на рубке оборванными рыбацкими сетями. Это была «С-80», более восьми лет назад не вышедшая в установленное время на связь.

Для подъема лодки использовались не только лучшие спасательные силы ВМФ во главе с опытным руководителем аварийно-спасательной службы контр-адмиралом Н. П. Чикером, но была создана научно-конструкторская группа для разработки и изготовления захватного приспособления. Операция по подъему лодки, затонувшей на глубине 200 м, проводилась впервые. 24 июля 1969 г. с борта спасательного судна «Карпаты» «эску» взяли в объятия железные клещи захватного устройства. Ее перенесли на более мелкое и спокойное место, а затем с помощью понтонов, заведенных водолазами, подняли на поверхность. Тогда и была установлена причина гибели лодки – поступление забортной воды внутрь прочного корпуса через открытую шахту подачи воздуха к дизелям.

В 1983 г. в бухте Крашенинникова с глубины 35 м была поднята атомная подводная лодка «К-429», о затоплении которой я уже рассказывал.

Подъем дизельной ракетной лодки «К-129», затонувшей 8 марта 1969 г. в Тихом океане, заслуживает отдельного рассказа по двум причинам. Во-первых, она затонула на глубине 5000 м, а во-вторых, подъем ее был осуществлен силами американских спасательных служб и ЦРУ. История эта проливает свет на множество проблем – технических, политических, этических, – касающихся службы всех военных моряков.

«К-129» под командованием капитана 1 ранга В. И. Кобзаря с экипажем более 100 человек и тремя баллистическими ракетами на борту вышла на патрулирование в Тихий океан 24 февраля 1968 г. и… исчезла. Пресса хранила гробовое молчание, и даже морским офицерам Тихоокеанского флота было запрещено вести какие-либо разговоры на эту тему.

Между тем с начала марта по май 1968 г. проводилась невиданная по размаху и секретности поисковая операция, в которой были задействованы десятки военных кораблей, суда морского и рыболовного флота, самолеты и вертолеты. Однако не удалось обнаружить ни лодку, ни каких-либо признаков катастрофы. Было сделано заключение о гибели «К-129», родственникам подводников сообщили об их смерти, на территории базы подводных лодок заложили камень для установки памятника. В деле была поставлена точка. Но не для всех.

Взрыв от разрушения корпуса лодки на глубине был зафиксирован донными акустическими системами ВМС США. Затопление «К-129» около острова Гуам замечено с орбиты американским спутником-шпионом. Таким образом, командование ВМС США и ЦРУ получили сведения о точном месте гибели подводной лодки: 40°00’ с. ш. и 180°00’ в. д.

Среди версий о причине гибели «К-129» заслуживает внимания возможность ее столкновения с американской подводной лодкой слежения. Это могла быть «Суордфи» (типа «Скейт»), которая через три дня после гибели «К-129» прибыла на базу в Иокосука (Япония) с повреждением ограждения боевой рубки. В этом случае американцы, естественно, точно знали координаты гибели лодки.

В июне 1968 г., убедившись, что советские спасательные службы прекратили поиски погибшей лодки, ВМС США и ЦРУ приступили к осуществлению секретной операции, получившей кодовое название «Клементина», по обнаружению и подъему «К-129». Их интерес очевиден: получить доступ к советским баллистическим ракетам, шифрам, кодам, системам связи, управления, технологиям строительства прочного корпуса и т. п. Лодка была обнаружена научно-исследовательским судном на глубине 5000 м на каменистом грунте. К удивлению американцев, внешне она почти не пострадала от взрыва, погружения на чудовищную глубину и удара о дно.

Строительство огромного сооружения с мощными гидравлическими лапами для захвата лодки, корабля-базы для осуществления подъема, а также подготовка в условиях строжайшей секретности необходимого персонала заняли более шести лет. Настоящая цель длительных приготовлений была известна лишь троим – президенту Ричарду Никсону, директору ЦРУ Уильяму Колби и финансирующему работы миллиардеру Ховарду Хьюзу. Стоимость операции составила более полумиллиарда долларов.

Операция по подъему с помощью поискового судна «Мизар» и судна «Гломар Эксплорер» со специальной баржей началась в мае 1974 г. В июле – августе лодку подняли. По одним данным, уже у самой поверхности ее корпус переломился и кормовая часть погрузилась обратно в пучину. По другим – были подняты все три части развалившейся лодки.

Столь же противоречивы и сообщения по поводу захоронения экипажа, большая часть которого в момент гибели лодки находилась в первом и втором отсеках (видимо, все свободные от вахты моряки смотрели кинофильм или проводили собрание). По прошествии шести лет все они, по утверждению одного из участников работ, «выглядели только что утонувшими». Одни утверждают, что были найдены тела многих членов экипажа, другие говорят лишь о восьми подводниках. По одним сведениям, погибшие погребены в океане с отпеванием на русском и английском языках, под звуки траурного салюта и гимна СССР, по другим – на суше, на американской территории. Как бы то ни было, советская лодка была поднята американцами, которые и захоронили погибших подводников.

В то время как весь мир обсуждал эту грандиозную по масштабам и технической сложности операцию, советская печать хранила молчание. И подобная реакция возмутительна, поскольку складывалось впечатление, что страна отказалась от граждан, которых послала охранять безопасность своей территории. СССР было достаточно опубликовать в «Извещениях мореплавателя» или в открытой печати сообщение о гибели лодки с примерным указанием района, чтобы ни одна другая страна не имела юридического права поднять лодку. В отсутствие такого сообщения имущество считается бесхозным.

Однако в СССР гибель подводников официально не зарегистрирована. На патрулирование лодка направлялась в крайней спешке, с отзывом офицеров из отпусков и приписыванием ряда подводников, не входящих в постоянный экипаж. Даже список личного состава, выходящего в море, не был заверен, поэтому родственники погибших до сих пор не могут добиться назначения пенсии.

После подъема лодки МИД СССР направил Госдепартаменту США ноту, в которой обвинял американцев в нарушении международного морского права (подъем со дна океана чужого корабля) и в осквернении братской могилы погибших моряков. Однако ни то, ни другое утверждение не имели под собой никаких правовых оснований.

В октябре 1992 г. директор ЦРУ Р. Гейтс во время встречи с Б. Ельциным передал Президенту России материалы, касающиеся гибели «К-129». Гейтс информировал Президента, что летом 1974 г. специально построенное американское судно водоизмещением в 36 000 т, подняло носовую часть советской подводной лодки, которая затонула в марте 1968 г. в северном районе Тихого океана. В лодке были обнаружены останки шести погибших, трое из них имели удостоверения личности Виктора Лохова, Владимира Костюшко, Валентина Носачева. Этим ребятам в момент гибели было по 20 лет. Остальных троих опознать не удалось.

Церемония погребения была снята на пленку на тот случай, если русские попытаются обвинить американцев в неуважении к погибшим. Погребение соответствовало нашему ритуалу.

После этого отступления, доказывающего, что технически можно поднять затонувшую лодку даже с глубины 5000 м, рассмотрим практические проблемы подъема «Комсомольца».

Вскоре после затопления лодка была обследована с помощью технических средств ВМФ и Академии наук СССР, включая подводные обитаемые аппараты «Поиск-2», «Мир-1», «Мир-2», научно-исследовательское судно «Академик Мстислав Келдыш» и спасательное судно «Михаил Рудницкий». «Комсомолец» лежит на плоском участке дна практически без крена и дифферента на глубине 1655 м.

Прочный корпус лодки видимых повреждений не имеет, и возможно, ее удастся поднять в виде целой конструкции. Однако в настоящее время технических средств для выполнения таких работ в полном объеме нет ни в бывшем СССР, ни в других странах.

В нашей стране создано специальное КБ в системе Министерства судостроительной промышленности, которое изучило известные способы подъема, а также новые предложения и разработки.

Фактически возможности подъема затонувшей лодки, требующей усилия, равного около 6000 т, сводятся к двум вариантам.

В первом лодка прикрепляется к двум автономным модулям с балластными цистернами, которые либо надежно захватывают ее лапами, либо заключают внутрь себя. Затем балластные цистерны продуваются (воздухом высокого давления или за счет газификации сжиженного азота), и модули всплывают, увлекая за собой на поверхность лодку. В этом случае используется тот же принцип, что и при всплытии подводных лодок.

Во втором варианте затонувший корабль поднимается с помощью лебедок и прочных канатов с борта специального судна, способного компенсировать создающиеся при подъеме лодки перегрузки.

Особого внимания заслуживает предложение Нидерландского консорциума глубоководных операций, основывающееся на кажущемся более сложным втором варианте. Однако все необходимые для проведения операции технические средства, включая судоподъемное судно и захватно-подъемный механизм, уже сейчас производятся серийно и не требуют, таким образом, огромных затрат времени и средств на создание. Кроме того, ряд проблем решается за счет применения новейших технологий и материалов, преимущества которых могут быть продемонстрированы на одном примере. В проекте консорциума вместо стальных канатов предполагается использовать капроновые, весящие в пять раз меньше, но в 8–10 раз более прочные. В отличие от других предложений, голландский проект мог бы быть реализован в ближайшие два-три года.

Стремление наших северных соседей участвовать в подъеме «Комсомольца» вполне понятно, ведь речь идет о жизненных интересах скандинавов. В июне 1991 г. К. Гуссгард, директор норвежского Госатомнадзора и лидер партии «зеленых», заявил в интервью «Московским новостям»: «Москва не имеет права единолично решать вопрос о подъеме “Комсомольца”. Международная научная общественность должна получить исчерпывающие данные, так как неудачный подъем погибшей лодки может привести к Чернобылю в океане».

Технические и экономические оценки возможности подъема «Комсомольца» делались в свое время и отечественными специалистами, по мнению которых операцию можно было бы осуществить в начале 90-х годов. Однако, учитывая распад СССР и сложную ситуацию, в которой оказалась страна, ее экономика и вооруженные силы, эта проблема вряд ли окажется среди приоритетных в ближайшие годы. Поэтому необходимо не ослаблять международных усилий, направленных на организацию подъема «Комсомольца», ибо он представляет реальный очаг опасности для всего человечества. А средства на реализацию этой операции можно было бы изыскать за счет сокращения военного бюджета.

Сейчас мнения о судьбе лодки разделились. Некоторые флотоводцы считают, что ее подъем неосуществим, и предлагают соорудить «саркофаг» для «Комсомольца» в глубинах океана. Между тем генеральный конструктор ведущего российского КБ по проектированию стратегических подводных лодок академик И. Д. Спасский полагает, что подъем лодки возможен через пять лет.

Первый трагический урок гибели «Комсомольца»: необходимо снять запрет на посылку международных сигналов бедствия в случае аварии на военном корабле. В вооруженных силах подача сигнала SOS должна быть не монополией командования, а неотъемлемым правом человека.

Правительственная комиссия по расследованию причин гибели «Комсомольца» заявила прессе, что корабль был технически исправным и подготовленным к автономному плаванию. Так ли это?

Начнем с надежных и эффективных систем предотвращения и тушения пожаров. У отечественных моряков их до сих пор нет, как нет и корабельной системы, позволяющей достоверно оценивать обстановку в аварийных отсеках для принятия решений. Наши спасательные службы по-прежнему беспомощны перед проблемой, вечной, как само мореплавание – спасение жизни на воде. Продуман вопрос извлечения подводников из тисков глубины, для чего созданы специальные суда и подводные лодки. Однако в самой простой ситуации – люди мерзнут и тонут в море – спасатели оказались беспомощными.

По горькой иронии судьбы подводники были спасены плавбазой, которая, не теряя ни минуты и двигаясь полным ходом, достигла места катастрофы через пять часов после получения сигнала бедствия. Скорость ее движения не превышает 10 узлов (18,8 км/ч).

Где же скоростные средства спасательных служб?

Командиры гидросамолетов «М-12» в открытом письме главному конструктору заявили, что эта машина способна спасать людей только в идеальных условиях. Она может садиться и взлетать при высоте волны не более 0,6–0,8 м, но и при таком небольшом волнении выполнение маневров сопряжено с большими трудностями для экипажа. Настоящий спасательный гидросамолет, к разработке которого в нашей стране еще и не приступали, обязан брать людей с поверхности воды при ветре силой не менее 5 баллов.

Не приспособлены для спасения подводников и мощные противолодочные «Ил-38», рассчитанные лишь на помощь терпящим бедствие летчикам. Авиаторы приводняются вместе с автоматически надувающейся лодочкой, на которой им нетрудно подгрести к сброшенному со спасательного самолета на парашюте контейнеру и вытянуть шнур раскрытия плота. Закоченевшие в воде моряки проделать этого не смогли.

Как ни странно, до 1985 г. поисково-спасательная служба ВВС флота была оснащена катером «Фрегат», который сбрасывался с самолета в район бедствия. Он один мог бы спасти весь экипаж «К-278». Однако спасательный катер списан и передан в музей Северного флота.

– Наше сегодня – десантируемый катер «Ерш», – поясняет начальник авиационной спасательной службы флота полковник Б. Куц. – Он выезжает из грузового салона самолета «Ан-12» на специальных лыжах и приводняется на парашютах вместе с экипажем из трех человек, включая фельдшера-спасателя.

Вот что нужно было в Норвежском море, но… сделаны «Ерши» настолько плохо, что их главной конструктор В. Рубцов вместе с полковником Б. Куцем подписали запрет на их практическое применение. Пагубную роль вновь сыграла система коллективной безответственности: одно ведомство отвечало только за мореходные качества катера, другое – только за летно-парашютные… и никто за работу оборудования в целом.

Самое печальное, что и третье поколение катеров-спасателей, так называемых «Гагар», пока представлено лишь опытным образцом. Судостроительный завод, который должен запустить в производство серию, занят в первую очередь изготовлением ширпотреба – прогулочных лодок, пляжного оборудования, металлической посуды.

Необходимы не только катера, но и неопрокидываемые и реально надувающиеся плотики, способные мгновенно отсоединяться в случае аварии. Требуются дыхательные аппараты, которые легко надеваются, позволяют двигаться, не плавятся на лице при пожарах. Нужна спецодежда, не вспыхивающая, как бальное платье от новогодней свечи.

На флоте до сих пор нет костюмов с подогревом: они заказаны промышленности, но еще не поступили. Между тем за десять лет до гибели «Комсомольца» в северных водах погибла швартовая команда, смытая волной. По заключению медицинской экспертизы, смерть моряков наступила через 15 минут после того, как они оказались в воде, спасательные жилеты не дали телам утонуть. Не разработаны и другие меры по индивидуальной защите людей, оказавшихся за бортом в северных водах. И это не говоря уже о главном – о кораблях, способных продержаться на плаву до прихода спасателей.

Кто должен обеспечить выполнение этих заказов – Северный флот? Но подобное оснащение нужно и для спасения рыбаков, яхтсменов, нефтедобытчиков, пассажиров морских судов…

Ни одна заинтересованная организация не сможет проконтролировать создание всего арсенала аварийно-спасательных средств. Ведь не удалось это вооруженным силам, где деньги не считали! Кстати, средства, высвобождаемые в связи с сокращением военных расходов, должны расходоваться прежде всего на разработку и создание аварийно-спасательного оборудования. Пусть в условиях, когда у страны нет определенных внешних врагов, военных будет меньше, но они будут лучше оснащены, обеспечены, подстрахованы от несчастных случаев.

Второй урок гибели «Комсомольца» – нужна единая государственная спасательная служба, способная обеспечить себя всем необходимым снаряжением. Она же будет поддерживать связь с аналогичными зарубежными организациями, что позволит координировать поисково-спасательные работы и из всех имеющихся у разных стран вариантов выбирать оптимальный для спасения людей.

Обычно объективное расследование причин катастроф и выводы, позволяющие исключить подобные ситуации в будущем, поручаются правительственной комиссии. Такая комиссия была создана и после гибели «Комсомольца». Ее возглавлял О. Бакланов, в то время глава советского военно-промышленного комплекса. Заключения комиссии, как я уже упоминал, не публиковались, однако они, естественно, стали известны специалистам. Реакция на ее выводы со стороны подводников и корабелов была резко отрицательной, поэтому в рамках президентской Комиссии по проверке объективности и полноты расследования причин гибели и травматизма военнослужащих и военных строителей в мирное время создали группу № 11. Она установила, что в уголовном деле по факту гибели «Комсомольца» не учтены 17 ключевых вопросов, которые были частично изложены в Комитете обороны и государственной безопасности Верховного Совета СССР вице-адмиралом Е. Черновым.

Президентская комиссия была вынуждена заново возбудить уголовное дело, однако ее доклад, по-видимому, так и не попал на рабочий стол М. Горбачева. Дважды его пытались передать Президенту СССР депутаты Верховного Совета СССР Ю. Калмыков и С. Алексеев, но каждый раз Бакланову удавалось перехватить его. Оно и понятно: доклад комиссии ставил под сомнение профессионализм руководителей военно-промышленного комплекса.

Я попросил Героя Советского Союза Евгения Дмитриевича Чернова обобщить свои заключения о причине гибели «Комсомольца» и его экипажа специально для этой книги.

Евгений Дмитриевич знает «Комсомолец» не понаслышке: он проводил опытную эксплуатацию лодки, был руководителем ее уникального погружения на глубину 1000 м, а после гибели лодки с группой независимых специалистов занимался расследованием ее причин. Сейчас вице-адмирал Е. Чернов в опале, иной участи и не могло быть у человека, взявшегося доказать, что причины катастрофы «К-278» во многом фальсифицированы.

Вот заключение этого видного подводника:

«Экипаж “Комсомольца” был “приговорен” еще в 1986 г., за три года до гибели лодки. Именно тогда вице-адмирал И. Тынянкин, заместитель начальника кораблестроения и вооружения ВМФ, подписал совместное решение ВМФ и Минсудпрома о принятии лодки в эксплуатацию с устранением “отдельных конструктивных недоработок” при очередном ремонте, проводящемся через 8–10 лет. В частности, речь шла об аварийно-спасательной камере, которая отняла жизнь у пятерых моряков, включая командира. О принятии в эксплуатацию неисправной лодки прекрасно знал В. Чернавин, который с момента своего вступления в должность главкома ВМФ в январе 1986 г. включил в боевой состав флота десятки кораблей с крупными конструктивными недоработками. Более того, и спустя три года после катастрофы “Комсомольца” на боевое дежурство выходили атомные подводные лодки с точно такой же всплывающей камерой. Ситуация такая же, как если бы главком ВВС приказывал летчикам подниматься в воздух с парашютами, которые не раскрываются!

Выходящие в море подводники знают также, что в случае беды их надежду на спасение могут отнять заклинивающиеся люки и неисправные спасательные средства, принятые по той же схеме: не будем откладывать эксплуатацию, потом доработаем!

Основная часть личного состава лодки погибла от переохлаждения в воде. Спасательной операцией – в дневное время – из Москвы руководил лично главком Чернавин. По его признанию в одном из интервью, уже из первых донесений ему стало ясно, что пожар был необычным. Ему достаточно было сообщить об аварии норвежской спасательной службе, чтобы практически весь экипаж был спасен. Зная, что эти жертвы целиком на его совести, Чернавин продолжает повторять заведомую ложь: никто якобы не мог подойти к месту аварии быстрее, чем тихоходный “Алексей Хлобыстов”.

Однако существует еще одна принципиальная причина гибели “Комсомольца”. Мне нелегко говорить на эту тему, потому что анализ гибели подводной лодки может бросить тень на погибших моряков. Сразу хочу оговориться, что все члены экипажа в аварийной ситуации действовали мужественно, не было проявлений трусости или неисполнения приказов. Моряки держались до последнего и погибли с достоинством людей, честно выполнивших свой долг.

Трагедия состоит в том, что личное мужество и стойкость не заменяют знаний, мастерства и взаимозаменяемости подводников. Потерпевший бедствие на “Комсомольце” экипаж, в отличие от первого, основного, не был по-настоящему обучен действовать в сложной обстановке, тем более на экспериментальной лодке.

Конструктивные недостатки “Комсомольца” присущи, к сожалению, и другим подводным лодкам. Пожары на них не такая уж редкость, но, как правило, их удается локализовать и потушить еще в начальной стадии штатными средствами. На “Комсомольце” это не удалось. Почему?

В анализе нашей экспертной группы, представленном командованию ВМФ и правительственной комиссии, ответ на этот вопрос дается однозначный. Возгорание на “Комсомольце” переросло в пожар высокой интенсивности, похожий на пламя в гигантском кузнечном горне, не из-за несовершенства техники, а из-за ошибок в действиях экипажа. Моряки отступили от предусмотренных в подобных случаях приемов и правил и не использовали имеющиеся на лодке возможности в борьбе за ее живучесть. Обычный пожар не должен привести к потере герметичности прочного, тем более титанового корпуса, как это произошло в результате подачи в горящий кормовой отсек практически всего запаса воздуха высокого давления.

Однако и после этого “Комсомолец” еще не был обречен на гибель, как утверждают члены комиссии ВМФ. У экипажа оставались и возможности, и время, чтобы начать борьбу с поступлением забортной воды, удержать корабль на плаву и обеспечить его остойчивость. От главного командного пункта лодки требовалось наладить оперативное поступление информации о состоянии корабля и правильно оценивать ее. Это не было обеспечено. В результате экипаж не успел даже приготовиться к эвакуации: достать из неаварийных отсеков индивидуально-спасательные средства, спустить и надуть плотики и шлюпку.

Таким образом, причин катастрофы, на наш взгляд, несколько. Во-первых, экипажу не хватило знаний и отработанных навыков в борьбе с аварией. Во-вторых, не было отлаженного взаимодействия главного командного пункта с аварийными партиями отсеков и со всем экипажем. Наконец, подводники не усвоили в достаточной степени опыт аварий на других атомоходах.

Хочу подчеркнуть, что это не вина, а беда экипажа. Истинные виновники трагедии в Норвежском море – руководители соединения подводных лодок, в которое входила “К-278”. Это они обязаны были обеспечить подготовку второго экипажа к боевой службе, проверить ее качество и убедиться в абсолютной готовности каждого подводника к действиям в экстремальной ситуации.

За четыре неполных года в соединении, где проходил подготовку второй экипаж, сменилось три начальника штаба, и в течение лишь двух месяцев соединение покинули командир и три его заместителя. С середины 1987 г. на протяжении полутора лет были заменены все адмиралы, то есть люди, курирующие подготовку моряков. Прибывшие им на смену начальники не прошли предварительно необходимой переподготовки.

Разумеется, сокращение вооруженных сил и перемещение людей на другие должности – нормальное явление. Но при этом необходимо думать о том, чтобы профессионалов сменяли профессионалы. Кадровая чехарда, продолжающаяся в ВМФ и сегодня, разрушает годами складывающиеся традиции, что приводит к снижению профессиональной компетентности.

Трагедия в Норвежском море еще раз показала, что центральным в обеспечении безаварийной службы является профессионализм: и создателей, и строителей и в первую очередь личного состава подводных лодок.

Горький, трагический опыт бесценен. Только суровая, но правдивая информация о причинах аварий может помешать их повторению на других кораблях. Правды достойны и погибшие, и живущие мужественные люди, избравшие опасную, но необходимую профессию подводников».

Меня самого беспокоил вопрос: почему так быстро на «Комсомольце» развивался пожар, перебрасываясь из отсека в отсек? Его не раз задавал и своим бывшим сослуживцам, инженерам-механикам атомных подводных лодок, обратился с ним и к контр-адмиралу в отставке Л.Б. Никитину, в объединение которого входила лодка «Комсомолец». Его версию причин аварии считаю достаточно обоснованной, так как подобные возгорания имели место (причем несколько раз) и на других атомных подводных лодках. И, хотя ответ контр-адмирала носит довольно профессиональный характер, считаю необходимым привести его полностью:

«Излагаю версию происшедшего на “Комсомольце”, основанную на собственном опыте службы, знании психологии подводников, обнародованных фактах, личном общении со старшим матросом Н. Бухникашвили – дисциплинированным, организованным и знающим специалистом. Мне показалось странным, что матрос не доложил в центральный пост о возникновении пожара. Не сделать этого он мог только в одном случае – физической невозможности доклада. Официальная версия начала пожара исключает такую невозможность, поскольку развитие пожара от короткого замыкания, хотя и очень скоротечно, но не мгновенно, что было на самом деле.

Вот мое видение начала пожара:

1. В седьмом отсеке в это время работал сепаратор, проводивший сепарацию масла в запасных цистернах. Поскольку температура в них низкая (район плавания – Норвежское море в апреле месяце), то был включен подогреватель масла.

2. При переключениях силовой сети и обесточивания сепаратор останавливается, при подаче напряжения автоматически не запускается. Маслоподогреватель с появлением напряжения продолжает греть масло. Так как теплосъема нет, масло в подогревателе очень быстро достигает температуры воспламенения (при неисправности очень ненадежных автоматов ТР-200).

3. Температура и давление в маслоподогревателе в считаные минуты достигли предельных значений. Давлением масла вырвало смотровое стекло, и масло в распыленном виде было выброшено в отсек. Соприкасаясь с воздухом (кислородом), оно воспламенилось. В доли секунды отсек, где находился старший матрос Н. Бухникашвили, превратился в горящий факел. Мгновенный болевой шок не дал ему возможности сделать доклад в центральный пост подводной лодки. Имея достаточную липкость, горящее масло оседало на оборудовании отсека (кабели, трубы воздуха высокого давления и др.), способствуя развитию пожара. Система воздуха высокого давления взорвалась, подавая в пекло свежий кислород. Видимо, этот вариант может быть подтвержден после подъема “Комсомольца”.

В течение службы я трижды имел несчастье наблюдать последствия, участвовать в расследовании и восстановлении повреждений от пожара при взрывах маслонагревателей. После пожаров на атомных подводных лодках “Ленинский комсомол” в сентябре 1967 г. с гибелью 39 человек, атомной подводной лодки “К-8” с гибелью части личного состава и ее самой стало ясно, что без системы пожаротушения, обеспечивающей локализацию и прекращение любого пожара, катастрофы на кораблях будут неизбежными».

Мы разобрали лишь несколько наиболее показательных технических катастроф и аварий, произошедших на атомном подводном флоте. Намеренно не касались этой темы в отношении ни надводных кораблей с атомной энергетикой, ни дизельных подводных лодок. Не упоминалось здесь и о навигационных катастрофах и происшествиях: столкновениях, посадках на мель, касания грунта. Тем более не будем затрагивать таких позорных явлений, как поражение собственных кораблей на учебных стрельбах.

Причина такого ограничения проста: аварийность в ВМФ СССР была столь велика, что анализ всех происшествий потребовал бы многолетней работы исследовательской группы, если не института. Лишь список технических аварий включает в себя полторы сотни происшествий: от серьезных отказов до катастроф.

Еще в 1974 г. я предложил заместителю главнокомандующего ВМФ адмиралу В.Г. Новикову срочно издать книгу об авариях и катастрофах, которая находилась бы на каждом корабле с атомной установкой и входила бы в комплект учебной документации. Адмирал ответил, что существующей системы информации об аварийности вполне достаточно, а «черной книги» ВМФ не нужно.

Новиков был одновременно и прав, и не прав. Прав в том, что такая книга неминуемо служила бы обвинением в халатности и безответственности десяткам высоких ведомств и инстанций, ограничивающихся наказанием «стрелочников» и не желающих менять систему в корне. А неправ потому, что, пока моряки и все общество не осознают глубины проблем, от которых зависит жизнь не только экипажей, но и всех жителей планеты, в этой области вряд ли что-нибудь изменится.

Вот поэтому я стал инициатором написания этой книги. Несмотря на то что мне по сфабрикованному уголовному делу пришлось провести более пяти лет в тюрьмах и лагерях… Несмотря на то что в свое время я давал бессрочную подписку о неразглашении секретных сведений… Писать ее меня побудила боль за погибших товарищей. Даже после смерти имена многих из них остались неизвестны, памятники им если и существуют, то стоят на территориях, недоступных российским гражданам, а семьи погибших находятся, как правило, в тяжелом материальном положении. Расхожая фраза – «Родина должна знать своих героев!» – остается пустыми словами.

Важным мне кажется и обнародование неизвестных фактов, связанных с авариями и катастрофами на подводных лодках, ведь они, как правило, происходят по одному сценарию. Повторялись трагические ошибки в действиях экипажа на борту, не были исправлены упущения при создании кораблей и подготовке личного состава на берегу. Мертвые ничему не научили живых.

А опыт этот, каждая частичка которого оплачена человеческими жизнями, сводится к нескольким доказанным истинам, которые, в свою очередь, требуют конкретных изменений в существующей системе.

Официальные органы, изучающие причины аварийности, любят ссылаться за успокаивающую статистику. Вот и Комиссия по проверке объективности и полноты расследования причин гибели и травматизма военнослужащих и военных строителей в мирное время, созданная по Указу Президента СССР, охотно приводит данные, показывающие, что в этой области у нас дела, в сущности, на уровне мировых стандартов.

Например, по данным Лондонской страховой компании Ллойда, в период с 1980 по 1989 г. ежегодно погибали или терпели тяжелые аварии в среднем 189 судов разных стран. При этом около 67 % аварий связаны со столкновениями, посадками на мель и касанием грунта и лишь 33 % – со взрывами, пожарами и затоплениями.

Приятно комиссии и доложить о том, что в ВМС ведущих капиталистических стран с 1945 по 1988 г. произошло более 1200 крупных аварий. Даже на злополучный 1989 г. в ВМФ СССР пришлись три крупные аварии (в том числе катастрофа «Комсомольца»), в результате которых погибли 45 человек, а в ВМС США свыше 20 тяжелых аварий, в которых погибли более 60 человек и ранены 90. Главная военная прокуратура также приводит данные, согласно которым на отечественном флоте все обстоит благополучно. В самом деле, из 1283 военнослужащих, погибших за пять лет (1986–1990), моряков лишь 169. Однако в официальные заверения верится с трудом. По моему учету, дневниковым записям и беседам с сослуживцами только на Северном флоте за тридцать лет произошло 144 технические аварии и катастрофы атомных подводных лодок (поломки и отказы в расчет не берутся, так как большинство из них просто не докладывается).

Из шести погибших советских подводных лодок лишь в случае с дизельной «К-129», затонувшей в 1968 г. у острова Гуам, причина затопления остается неизвестной. Все три катастрофы атомных подлодок ВМФ СССР – «К-8» в 1970 г. в Бискайском заливе, «К-219» в 1986 г. в районе Бермудских островов и «К-278» в 1989 г. в Норвежском море – разворачивались по одному сценарию:

1) пожар на глубине при нахождении лодки на боевой службе (характерно, что во всех трех случаях это произошло в конце патрулирования, во время движения к базе);

2) всплытие лодки, борьба за живучесть, заканчивающаяся тем, что лодка остается без хода и без связи;

3) обстановка в отсеках центральному посту ясна не полностью;

4) поступление воды внутрь прочного корпуса;

5) потеря плавучести и остойчивости;

6) затопление.

Во многих других случаях удалось не допустить двух или трех последних стадий при обязательном прохождении предыдущих.

На советском подводном флоте было три аварии, обусловленные самопроизвольным пуском реакторов: на «К-140», «К-222» и «К-11». Все три связаны с низкой организацией потенциально опасных работ, причем дважды были перепутаны фазы источников питания.

И на Северном, и на Тихоокеанском флотах случались взрывы реакторов лодок у причала. Причиной была халатность в проведении работ, а результатом – гибель людей и радиоактивное заражение местности. Так что нам трудно согласиться с выводом английского спасателя-подводника У. Шелфорда: «Возможность повторения причин и условий аварий на подводных лодках чрезвычайно мала, поэтому рекомендации любой комиссии едва ли окажутся полезными в будущем».

Существуют и общие причины аварийности отечественных атомных подводных лодок, которые неоднократно подтверждались статистикой.

На стадии создания и разработки аварийность повышалась из-за технологического отставания в ряде областей (информатика, обеспечение скрытности плавания, средства обнаружения); конструктивных недоработок, связанных в первую очередь с множественностью разработчиков различных систем; низкого качества металла и некоторых других материалов.

На стадии строительства сказывались несоблюдение технологической дисциплины и требований конструкторов, сроков поставок отдельных узлов и систем, а также очередности проведения операций; низкое качество работ, поскольку завышались плановые показатели, а сами работы проводились неритмично.

На стадии испытаний и приемки нарушался график из-за несвоевременных поставок и монтажа; под нажимом заинтересованных организаций корабли принимались с заведомо неисправными системами, причем недостатки предполагалось устранять в процессе эксплуатации.

Наконец, на стадии эксплуатации росту аварийности способствовали запущенная система базирования (береговое обеспечение, судоремонт, снабжение); нарушение инструкций по эксплуатации, несвоевременные осмотры и профилактическое обслуживание техники, халатность; недостаточная выучка личного состава, особенно в вопросах борьбы за живучесть; слабая оснащенность спасательных служб, отсутствие должной координации поисковых работ, особенно на международном уровне; формальный характер выводов по результатам аварий, отсутствие информации у всех заинтересованных лиц и организаций.

Существующий порядок разработки, выпуска и поставки военной техники и вооружения регламентирован не законом, а постановлениями несуществующих ныне организаций – ЦК КПСС и Совета министров СССР, – а также актами военно-промышленного комплекса (ВПК) и совместных решений Минсудпрома и ВМФ. Административные органы ВПК, возглавляемые заместителем премьер-министра СССР, сами издавали нормативные акты, сами их исполняли и контролировали. Эта порочная практика сращивания функций отодвигает на вторые роли главное заинтересованное лицо – заказчика. Если тот проявит характер при приемке заведомо неисправной техники, его поставят на колени «совместным решением».

Шлейф совместных решений ведомств, утвержденных вышестоящими инстанциями, десятилетиями тянется за каждой вступившей в строй лодкой. Чтобы доложить о реализации к установленному сроку или к праздничной дате, ряд работ и испытаний сокращается, упрощается, переносится… Более того, требования нормативных актов и договорных спецификаций впоследствии постоянно корректировались в сторону упрощения и снижения характеристик. Проследим эту тенденцию на примере спасательной камеры, которая не хотела отделяться от тонущего «Комсомольца».

По первоначальным спецификациям камера должна была испытываться с аварийным креном корабля и на предельной глубине. Однако совместным решением промышленности и ВМФ испытания проводились в более простых условиях – на малой глубине и при спокойном плавании. Но и они выявили конструктивные недоработки: камера отделялась раньше времени, поэтому ее закрепили, да так, что в нужный момент оторвать ее от корабля оказалось невозможно. До сих пор лодки принимаются в эксплуатацию без осуществления полной программы испытаний спасательной камеры.

Ресурс оборудования, установленного на атомных подводных лодках, настолько низкий, а эксплуатация его столь интенсивна, что судоремонтные предприятия не в состоянии постоянно поддерживать боеготовность кораблей. А поскольку значительная часть их должна в любой момент быть в боевой готовности, обнаруженные недостатки скрываются, а отдельные ремонтные работы производятся только на бумаге: волевым решением продлевают сроки эксплуатации или ресурс оборудования. Стоимость заводского ремонта непомерно велика: ремонт одного подводного стратегического ракетоносца обходится в 20 млрд рублей (цены 1993 г.).

Важен и такой факт: в США фирма, построившая корабль, обеспечивает все виды ремонта (не только гарантийный) в течение всей эксплуатации. В СССР же кому только не поручался ремонт атомоходов.

Порочная система, в которой аварийность стала правилом, сформировалась в момент зарождения атомного подводного флота. «Ее корни уходят в пятидесятые годы, – пишет Николай Черкашин, – когда на стапелях страны закладывалась великая подводная армада. Темп, ритм, сроки – все определял азарт погони за новой владычицей морей – Америкой, провозгласившей: “Кто владеет трезубцем Нептуна, тот владеет миром”. В штабах, в КБ, в заводских бытовках ревниво итожили – кто и на сколько недель раньше спустил на воду очередной атомный левиафан, насколько быстрее провел швартовые, ходовые, глубоководные испытания, у кого и насколько больше ракетных шахт, разделяющихся боеголовок… Дальше, глубже, быстрее! И скорее, скорее, скорее…»

Однако воюют, как известно, не числом. Советские атомоходы первого и второго поколений создавались на скорую руку и лишь для того, чтобы хоть чем-то ответить на вызов времени. К тому же если американцы запустили в серийное производство лишь три типа атомных ракетоносцев, то мы – девять.

Ясно, что целесообразнее строить многоцелевые лодки двух-трех типов, а не специализированные. Последние сложнее снабжать запчастями, возникает масса трудностей с подготовкой и взаимозаменяемостью экипажей. По циничному замечанию одного британского эксперта, большинство советских лодок устарели и представляют угрозу не для НАТО, а для собственных экипажей.

В 80 % случаев аварии были связаны с электрооборудованием. На 24 атомных лодках имели место 24 взрыва системы воздуха высокого давления из-за попадания в нее масла в результате неправильной эксплуатации компрессоров. Известны два случая разрушения главных турбин («К-74» Северного флота и «К-462» Тихоокеанского флота), а также более десяти случаев засоления питательной воды из-за негерметичности главных конденсаторов и других теплообменных аппаратов. Частые течи парогенераторов, особенно в первое десятилетие эксплуатации лодок, связаны с так называемой межкристаллитной коррозией применяемого в то время материала. Нередко происходили и течи крышек реакторов.

Минимум в трех случаях типовые отказы вызвали необходимость в массовой замене оборудования на соответствующих лодках. Так, из-за растрескивания стали, использовавшейся для строительства легких корпусов, на целой серии подводных лодок пришлось их полностью заменить. Для этого, помимо металла, потребовались дополнительные доковые площади, заводские мощности и т. п. Замена обошлась не в одну сотню миллионов рублей и длилась десять лет. Проблема металла и его качества остается актуальной и по сей день. Отечественную сталь, по определению главного инженера одного из судостроительных заводов, нельзя варить, гнуть и опускать в соленую воду.

Через три-пять лет после вступления в состав ВМФ второго поколения атомных подводных лодок начались серьезные нарушения прочных корпусов типа «Чарли» и «Виктор» (по западной терминологии). На боевой службе в подводном положении возникали трещины в вварышах, предназначенных для прокладывания коммуникаций. Это грозило не только пожаром, если будет залито электрооборудование, но и затоплением.

Командиры неохотно докладывали о течах, так как это грозило срывом боевой службы с соответствующими оргвыводами. Они обычно ограничивались тем, что просили рекомендаций у специалистов береговых служб, тем самым как бы снимая с себя ответственность. Первоначально наука и промышленность пытались объяснить это явление «единичным нарушением технологического маршрута плиты при ее обработке на заводе». Когда же при обследовании прочных корпусов лишь на одной из лодок были обнаружены сотни трещин, решили произвести массовую замену плит и вварышей корпусных конструкций.

Снова были задействованы дополнительные средства, специалисты, доки. Снова экономика страны напряглась, искупая в очередной раз ошибки так и не установленных лиц и организаций. Да и невозможно этих «злодеев» отыскать – корни зла заложены в системе.

Еще одна операция по массовой замене оборудования касалась уже не корпусов лодок, а реакторов. В начале 70-х годов после пятилетней эксплуатации лодок второго поколения («Чарли», «Янки», «Виктор») при выгорании ядерного горючего примерно на 30 % стали интенсивно выходить из строя активные зоны реакторов. Происходило это из-за растрескивания тепловыделяющих элементов, а следствием было повышение активности первого контура.

Вновь были созданы комиссии по расследованию причин, отправившиеся искать стрелочников в КБ, на заводах-изготовителях и флотах. Как обычно, конкретных виновников не нашли, поэтому решили увеличить прочность стенок тепловыделяющих элементов и уменьшить энергозапас реакторов. По моему твердому убеждению, аварии эти происходили из-за того, что активные зоны реакторов второго поколения атомных лодок изготавливались так же, как для первого. Между тем реакторы первого поколения имели ограничение по мощности до 80 %, а их общий энергозапас был в три раза (!) меньше.

В середине 70-х годов возникла необходимость в ремонте кораблей второго поколения. Министерство судостроительной промышленности потребовало 62 млн рублей за ремонт одной лодки типа «Янки I» (что больше стоимости нового серийного корабля этого типа), а также несколько лет на его проведение. Промышленность предлагала из 2100 наименований оборудования, смонтированного на корабле, оставить лишь несколько единиц, а все остальное заменить. Для этого стране пришлось бы раскошелиться на строительство новых индустриальных гигантов типа «Электросилы» или «Уралмаша».

Потребовалось срочно создавать межведомственную комиссию, председателем которой был автор этих строк. Более 800 предприятий и КБ выступили единым фронтом против Северного флота, пытаясь доказать обоснованность предлагаемого решения и необходимых для его реализации затрат. После многомесячного противоборства стоимость намечаемых работ сократилась в три раза, а их продолжительность – наполовину.

Я упомянул этот случай, для того чтобы показать, как часто причиной аварийности является различие интересов организаций и ведомств, связанных с созданием, строительством и эксплуатацией подводных лодок. Бюрократическая проблема зачастую порождает половинчатые решения, а найденный компромисс приводит к авариям в плавании и гибели людей.

Ряд технических сложностей в эксплуатации вызван тем, что возможное использование подводных лодок не было полностью продумано при их создании. Так, советские атомоходы прекрасно чувствуют себя в полярных водах. Когда же в период конфликта между Ираном и Ираком решили направить несколько многоцелевых атомных подводных лодок для патрулирования в Индийском океане и Персидском заливе, возникли затруднения при кондиционировании воздуха на борту. На одной лодке во время похода вышла из строя рефрижераторная установка, и температура в отсеках поднялась настолько, что вахту можно было нести лишь в течение сорока минут вместо положенных четырех часов. Физически менее сильные подводники получили тепловой удар. При отправке нового отряда лодок нам пришлось всеми правдами и неправдами доставать малогабаритные японские кондиционеры «Хитачи», чтобы установить их на постах, где температура особенно высока.

Многие возможные решения проблем подводного флота мы уже обсудили, однако необходимы и глобальные меры, без принятия которых любые усилия по предотвращению аварийности обречены на провал.

В первую очередь следует провести реформу органов управления военно-промышленным комплексом с разделением законодательных, исполнительных и контрольных функций. Разработка, производство и поставка военной техники должны быть регламентированы законами.

Еще одним первоочередным мероприятием следует считать переход на профессиональную армию и флот. На 1 января 1990 г. в СССР под ружьем находились 8,5 млн человек, а с учетом вольнонаемных и военизированной охраны – более 13 млн. Их содержание обходится государству дороже, чем содержание компактной и хорошо обученной профессиональной армии при самых высоких окладах военнослужащих.