Глава 7
– Товарищ капитан, вас срочно к себе! Сам!
Старшина из дежурной части вжал голову в плечи, проткнул пальцем воздух над головой. Маша фыркнула про себя: клоун!
Молча кивнула, пошла сразу наверх. Не заглянула к себе, не сняла плащ вызывающе синего цвета, который надела, потому что с утра вдруг непривычно для июня похолодало. Даже шарф не стащила – пестрый, синий с лимонным и красным.
Сам, как называл его старшина из дежурки, не любил на сотрудницах неказенной одежды. Все в отделе должны были являться в форме. И под плащом у Маши была форма, только плащ она снять не успела. Или забыла. Или просто захотелось подразнить старого хрыча, который ее что в форме, что в гражданском терпеть не мог и каждый раз на совещаниях цеплял.
Ей так казалось.
– Разрешите, товарищ полковник? – Она приоткрыла дверь, сунула голову.
– Ильина? – проскрипел полковник. – Входи, входи. Что там жмешься?
Она вошла, плотно закрыла дверь. Тут же поймала на себе осуждающий взгляд. Ясно: цвет ему не пришелся. Стащила с шеи шарф, расстегнула плащ, чтобы продемонстрировать, что устав не нарушен, просто не успела снять верхнюю одежду. Потому что спешила. Потому что не хотела заставлять себя ждать.
– Присаживайся, – не глядя на нее, буркнул полковник. – И слушай внимательно.
Начало настораживало. Маша присела на самый дальний от него стул. Пристроила яркий шарф сбоку, чтобы не действовал на полковника, как красная тряпка на быка. Уставилась на начальника. Хотя смотреть там особенно было не на что.
Полковник был тщедушным, плешивым и почти всегда пребывал в дурном расположении духа. Хотя она с утра тоже была недоброй. Вернее, еще с вечера. С той минуты, как позвонила бывшему мужу, попросила дать трубку их общему сыну, и тот послал ее в мягкой форме. Назвал отвратительной матерью, которая вспоминает о ребенке, только когда ей скучно, а скоро вообще забудет, когда у сына день рождения. Напоследок пригвоздил:
– Если бы я не присутствовал при родах, Мария, то вообще сомневался бы, ты ли его родила.
Маша сначала растерялась, а потом так рассвирепела, что отключила сразу и мобильный, и домашний. Нет ее! Ни для кого нет! И пошло оно все.
А оказывается…
– Тебя нигде не могли найти, Ильина. Телефоны твои молчали, дверь ты никому не открыла.
А она не слышала звонок. Завалилась в горячую ванну, нацепила наушники и часа полтора валялась в ароматной пене и слушала рок. А потом сразу в постель. И снова в наушниках. Стащила их с головы ближе к утру. Устала от тяжелой музыки и наконец захотела спать.
Но разве полковнику об этом расскажешь? Он не поймет ни за что. Ни ее отношений с бывшим мужем, которых не было, по сути, еще когда они были семьей. Ни отношений с сыном, которые, несмотря на карканье бывшего, отлично складывались.
Валерка ее очень любил. И уважал ее профессию. И понимал вечную занятость. Однажды пообещал, что, как только станет взрослым, переберется к ней.
– Кто-то же должен за тобой присматривать, ма, – сказал двенадцатилетний сын, который иногда казался ей взрослее собственного отца.
– Виновата, товарищ полковник. – Маша опустила голову. – Просто хотела побыть одна. Подумала, что никому не понадоблюсь больше.
– Подумала она, – фыркнул полковник, но без привычной злости.
Сел бочком к ней, ссутулился. Плешивая голова по самые уши исчезла в расстегнутом воротнике форменной рубашки.
– Я вон тоже после смерти супруги так думал. Целых восемь месяцев так думал. Тихонько дома напивался и спал беспробудным сном до утра. И никто об этом не знал. Ты вот первая, кому признаюсь. Но работа, она… Она знаешь как меня спасла! Просто заставила жить дальше.
Маша оторопела. Таких откровений никто, получается, в отделе не слышал. Чего они ей будут стоить, интересно? Когда такой чин открывает тебе душу, за этим непременно что-то следует. Повышение? Увольнение? Перевод?
Или он ее таким неуклюжим образом пытается подбодрить? Он что думает: она тайный алкоголик? Этого еще не хватало!
– Я не пью, Андрей Степанович, – вклинилась Маша в паузу. – Не люблю просто. И вкус не понимаю. И эффект не нравится. Голова кружится, болит, желудок потом выворачивает. Не люблю.
– А что тогда дверь не открыла никому? Зачем телефоны отключила? – прищурился полковник.
Точно видел в ней тайного алкоголика. Ну дела!
– В ванне валялась часа полтора в наушниках. Потом, не снимая, в спальню перешла. – Маша пожала плечами. – Рок слушала. Самый жесткий.
– Ишь ты, в наушниках. – Суворкин развернулся, глянул с интересом. – Рок, говоришь? И что конкретно слушала?
Так и не верил, старый пень.
Маша назвала три группы, которыми в дни тяжелых душевных переживаний, как правило, ограничивалась.
– Ишь ты! – Суворкин прищелкнул языком и мечтательно произнес: – А я Цоя люблю. Всегда его слушаю.
– С моей тоской он не справляется, – вырвалось у нее против воли.
В носу защипало. И горло, как всегда перед слезами, перехватило. Еще не хватало! Вот только не хватало здесь перед Суворкиным слезы лить.
– Товарищ полковник, вы ведь не за этим меня вызвали, так? – Она глотнула раз-другой, пытаясь задавить спазм в горле. Подняла на него глаза. – Со мной все в порядке.
– Точно, Маша? – совершенно человеческим, сочувствующим голосом спросил начальник.
И снова она чуть не заревела.
– Точно.
Принялась наматывать на кулак кончик шарфа, чтобы измять его так, что утюг потом возьмет с третьей попытки. И чтобы отвлечься, не так остро чувствовать противную ноющую боль, которая была ни к чему, которая делала ее слабой. Лучше бы ругал, честное слово.
– Точно, товарищ полковник. – Она нарочно сдвинула брови, чтобы казаться сердитой. Повторила сухо и жестко: – Со мной все в полном порядке.
– Вот и отлично. Тогда за работу, капитан. – Суворкин осторожно взял лист, исписанный от руки. – Здесь для тебя еще одно заявление странного содержания. Замечу, третье.
– Снова квест? – догадалась Маша.
– Именно, капитан. Тот, что проводится на бывшем ЖБИ. – Суворкин в раздражении швырнул бумагу на стол. – И кто только дал этим придуркам разрешение?
– Областная администрация. Я тщательно проверила все документы. Вычитывала между строк, пыталась найти хоть намек на нарушение. Чисто. Все инспектирующие органы проверили трижды. Все соответствует нормам.
– Откуда же тогда появляются эти бумажки? – Суворкин с раздражением подхватил со стола заявление, помотал им в воздухе. – И звонки, понимаешь, из прокуратуры! Видите ли мы бездействуем!..
– А что мы можем, товарищ полковник? Документы все в порядке. Проверки ничего не выявили. Техника безопасности в момент проведения игры не нарушается. Все этапы фиксируются на видео. Мы все тщательно просмотрели с психологами. Все там безобидно.
– Да? – Суворкин зло сощурился. – Безобидно, говоришь? Тогда почему в первом заявлении было сказано, что одна из участниц получила душевную травму? Ее показывали психотерапевту и неделю потом отпаивали успокоительными. Вторая заблудилась, отбилась от группы и тоже чуть в психушку не попала – страху там натерпелась. А в третьем – вот в этом – девчонка вообще исчезла!
– Найдется, – улыбнулась Маша. – Наверняка под видом участия в игре куда-нибудь с мальчиком удрала. Но что-то пошло не так – может, проспали, может, мотоцикл сломался или машина не завелась, вот она вовремя и не вернулась домой. Вы же знаете родителей. Найдется, товарищ полковник.
– Да? Ишь ты как! – С неожиданной злостью Суворкин сложил руки на столе и сцепил пальцы в замок. – Какая спокойная! А ничего, что ее третий день нет?
– Как третий день? – Маша нахмурилась.
– А вот так. Мы заявление только на третий день принимаем, не забыла? – Он поводил рукой со щелкающими пальцами туда-сюда, как будто пытался ее разбудить. – Девчонка вместе с друзьями три дня назад отправилась поиграть. Подразумевалось, что играть они будут в… – полковник подхватил заявление со стола, попытался прочесть, – эскайп рум. Не знаешь, что это такое?
– Закрытая комната, товарищ полковник. Когда все участники закрываются в помещении и решают логические задачки. Там все безобидно. Возрастных ограничений нет – участником может стать каждый, кто достиг шестнадцати лет.
– Вот-вот. Подразумевалась эта самая закрытая комната. – Суворкин ткнул пальцем в заявление. – Но там, на месте, оказалось, что игра будет другой. Конечно, никто из этих дураков не отказался. Другая игра. Круто!
– Какой игрой им заменили?
– Как его… – он снова долго вчитывался в заявление, пытаясь разобрать незнакомый почерк, – перформанс, вот! Ты знаешь, что это такое?
– Перформанс в квесте – это уже другое. – Маша нахмурилась. – Это серьезная игра, с привлечением актеров, с усложненными правилами. И обязательное ограничение по возрасту. Все участники должны быть совершеннолетними.
– Почему? – заинтересовался полковник.
– Потому что игра может продолжаться довольно долго. Иногда ночью. Риск, опасность. Участники подписывают бумаги, что ответственность за все несут полностью они сами. Несовершеннолетние такую бумагу подписать не могут. Участники преодолевают препятствия, и это не всегда оканчивается благополучно. Бывают и синяки, и ссадины. Всякое может быть, одним словом. Игроки заранее к этому готовы. Еще по ходу игры задачи могут усложняться. Если группа сильная и легко справляется, привлеченные актеры начинают импровизировать. Вообще, товарищ полковник, игра новая, модная. Всякий, знаете, за клиента бьется, выдумывает что-нибудь, чтобы было интереснее. Иногда, я слышала, вообще все идет не так, как планировалось в начале игры.
– Импровизация, – задумчиво протянул полковник.
– Именно.
– Понятно. – Он поставил локти на стол, охватил ладонями впалые щеки. Глянул на Машу с тоской. – Ты понимаешь, капитан, какая это нам головная боль?
– Простите, не поняла, товарищ полковник.
– Эта их модная игра. Там же клондайк для правонарушителей! И проконтролировать невозможно. И постового не поставишь. Вроде законно все, бумаг груды, разрешительных документов. А в то же время никто ничего не контролирует. Никто ни за что не отвечает – кроме самих участников. Хитро! Хитро и опасно. Опасно, капитан. Очень опасно.
Опасно поздно вечером одной через парк возвращаться – так ей хотелось возразить. И один на один с пьяным мужем на кухне воевать. Или в шторм на море на надувном матрасе плавать. А здесь что? Игра! В замкнутом пространстве. Под наблюдением десятка видеокамер. Под наблюдением, заметьте.
Да, соплякам туда соваться нечего. А также слабонервным и физически слабым. А так… Она бы, если честно, и сама поучаствовала. Интересно.
Но перечить полковнику не стала. Молча взяла заявление, кивнула, когда он приказал разобраться. И вышла от начальника, получив разрешение.
Уже у себя в кабинете, сняв плащ и повесив его на плечики, Маша прочла заявление родителей девушки, которая три дня назад не вернулась с игры.
Яковлева Алина Ростиславовна.
