Глава 7
Неудобья

Прислужник, худой и тонкий, словно тень, неслышно прошел между подушками, ступил на ковер и склонился над иссякшим кальяном. В корзинке таинственно переливались раскаленные угли.

Изатбай полулежал на низком диване и рассеянно перебирал волосы молоденькой рабыни, застывшей подле господина. Другая, более пышная и зрелая, осторожно массировала плечи торговца. Обе были едва прикрыты легкими, как дым, накидками. Явился Нтохо с подносом фруктов. Эскортер был одет в глухую черную робу с высоким воротом: после событий на дамбе Изатбай охладел к любимцу.

– Наргиз, подай инжир, – вяло попросил торговец, погруженный в наркотическую полудрему.

Юная наложница поднялась с колен и пошатнулась, еще не способная восстанавливать ток крови в закрепощенных неподвижностью венах едва заметным сокращением мышц. Она ненароком оперлась на больную руку господина, покрытую коркой целебного геля.

Изатбай взвыл раненым зверем. Сафьяновый сапог его со всего маху врезался в спину девушки. Та упала и в ужасе отползла к колонне.

– Сыктым-башка захотели? Ведьмы! – рявкнул Изатбай. – Пошли прочь! Шкуры спущу!

Девушки быстро скрылись в синих клубах кальянного дыма.

– Готово, господин. – Служитель низко поклонился, протягивая на раскрытых ладонях витой ворот кальяна.

Изатбай сграбастал трубку, жадно вдохнул дурман, выпуская клубы дыма из широких ноздрей. Его глаза блаженно закрылись, но лишь на мгновение. Краснобородый тяжелым взглядом окинул Нтохо.

– А ты что стоишь? Радуешься, что хозяин дважды опозорен? Увидишь, я возьму свое! – прошипел торговец, сел на расписных подушках и огладил бороду. – Что там с трясунами?

– Всех взяли. И Кандализа с ними, – доложил охранник, выступив из темноты.

– А, шайтан! – Торговец швырнул кальянную трубку оземь и тут же взвыл от боли в потревоженной руке. – Да что с этими бродягами такое? Бог их хранит?

– Никто их не хранит. Просто ты неудачник, – странный вибрирующий голос прозвучал словно из ниоткуда.

– Кто сказал?! – взревел краснобородый, выхватывая кинжал.

Его взгляд метался по комнате, но не находил говорившего.

– А кого ты звал? – вновь зазвучал странный голос.

Из мрака вынырнули телохранители с оружием на изготовку и окружили господина, ограждая от опасности.

– Хочешь сказать, что ты – сын погибели? – усмехнулся краснобородый. – Я и в детстве сказкам не верил.

– Есть ли разница, кто предлагает тебе помощь? Пусть даже и сам отец лжи?

– Нет, – усмехнулся Изатбай, – если он будет полезен.

– Прекрасно! Ты как раз такой, как мне хотелось.

Неуловимое стремительное существо пронеслось по залу, ускользая от взгляда, теряясь в тенях. Самый молодой охранник собрался открыть огонь, но невидимая сила вырвала оружие из его рук.

– Не стрелять! – велел Изатбай.

Ему как будто удалось мельком разглядеть нежданного гостя. Наконец тот перестал перемещаться и приблизился. Он то терялся, то вновь проступал в неровном свете свечей. Время от времени проявлялось нечто вроде чешуи или брони. Фрагмент плеча, отблеск удлиненного шлема. Вокруг пришельца все время двигались не то крылья, не то щупальца. Это непрерывное, едва уловимое глазом напряжение воздуха создавало эффект раскаленной субстанции, словно гость и в самом деле явился из пекла.

– Не может быть, – прошептал торговец. – Это ведь медуза, да? Я думал, этот скаф – выдумка. Сказка.

– Ты вообще любишь это слово, как я погляжу, – ответил пришелец, и в голосе его слышалась насмешка. – Знаешь, ты и сам словно злодей из старой сказки. Атаман сорока разбойников. Твое неверие – залог твоей слабости, почтенный Изатбай. Так ведь у вас принято обращаться?

– Что ж, теперь я начинаю верить.

Торговец жадно всматривался в ускользающий призрак.

– Вот и славно.

Полупрозрачное нечто оказалось совсем рядом с краснобородым.

– Чего ты хочешь?

Изатбай тщетно пытался разглядеть, кто скрывается под маской.

– Так случилось, что в этом времени и пространстве наши цели совпадают, – завибрировал голос пришельца.

– Дежнев! Будь я проклят! Тебе нужен Дежнев! – оскалился Изатбай.

– А ты не совсем безнадежен, – усмехнулся гость и отступил на шаг. – Ты прав, мне нужен этот человек, а точнее, его мозг. Часа на два, не больше.

– За каким бесом тебе его мозги? – удивился торговец.

– Скажем так: господин Дежнев принадлежит не только себе.

– А после твоих игр он сможет испытывать боль?

– Вне всяких сомнений.

– Тогда мы договорились, – сказал торговец и вновь огладил бороду. – Но к нему не так просто подобраться.

– В городе – да. Там раскинул сеть маленький полицейский паучок, который так и хочет упечь всех рейдеров в кутузку. Но скоро они отправятся в пустошь, и вот тогда мы сможем встретиться.

– Дежнев взял заказ? – оживился Изатбай. – Когда?

– Вчера. Он работает на двух пришлых из Ариэля.

– Надоблачников окучил? Удачливый ублюдок!

– Это несущественно. Важно то, что он скоро окажется в Неудобьях. Думаю, он знает, что ты хочешь мести. Это осложняет дело.

– Он выйдет в день Весеннего хабара. Я уверен, – усмехнулся Изатбай. – Так проще затеряться.

– Нужно проследить за ним.

– Организуем, – Изатбай огладил рукоять кинжала. – Ты понимаешь, что делать нужно без лишнего шума? Своих людей я дать не могу. Если узнают, что я замешан в этом, пострадает моя репутация.

– Про тебя и так ходят слухи.

– Что мне слухи? Слухи – пыль! – засмеялся краснобородый – Я тебе не какой-нибудь жалкий рейдер. Я деловой человек, негоциант. Торговец стальными зверями!

– Как скажешь, – в голосе послышалась насмешка. – Значит, ты хочешь, чтобы дело сделали трясуны? Они уже один раз облажались. Помнишь?

– Это в городе, – поморщился Изатбай, – в Неудобьях они способны на большее. Я пошлю весточку братьям Брайс.

– Хорошо, я возглавлю твоих ручных людоедов, – подытожил прозрачный пришелец и двинулся к выходу.

– Постой! Как мне называть тебя, э… почтенный? – окликнул его Изатбай.

– Ты помянул сына погибели. Вот и называй меня господин Ша. Так будет веселее.

Волынщик играл ужасно. Видавший виды инструмент в его руках хрипел раненым зверем. Только очень терпеливый и бесконечно внимательный человек мог уловить в этой какофонии мелодию, однако слушатели переносили пытку стойко. И хабарщики, и зрители, и мустанкеры. Последние могли скрыться от звуковой агрессии в недрах своих машин, но не делали этого. Никто не хотел нарушать старую традицию.

Тихон вгляделся в праздничную толпу. Цепкий взгляд бывалого танкиста легко находил людей, которые не просто явились поглазеть на отправление первого весеннего каравана, но имели деловые интересы.

Вот торчок-тактиольщик с обнаженными предплечьями и открытой шеей. Ему бы на радостях дозу принять, но кошелек на поясе остается нетронутым. Лицо напряжено, глаза не затуманены. Подставной тип – к гадалке не ходи.

А вот стихомант в мерцающем шарфе и красном берете. Ему бы товар предлагать или новую нетленку строчить, так нет. Стоит со скучающим видом, будто событие его вовсе не трогает. Это День первого хабара! Один раз в год бывает! Стихоманты – все эмпаты, некоторые даже делают пункцию мозга, чтобы лучше чувствовать настроение клиента и устремлять стихи в самое сердце. Здесь же вместо эмпатии – апатия.

Есть и менее выдающиеся персонажи. Высокие и приземистые, бородатые и гладко выбритые. Но всех их объединяет одно: неестественное поведение. Они словно камни в общем потоке. Знать бы еще, где чей шпик. Здесь наверняка есть и люди Кроля, и люди Изатбая. Может, и от трясунов кто нарисовался.

Тихон глянул на свой маленький отряд. Хотя почему – маленький? Четыре танка и грузовая платформа с оборудованием – серьезная заявка на большой куш. Правда, цель у них совсем другая. Но кто сказал, что в Кум-Дале нет артефактов? Может, удастся отыскать такие же костюмы, как у Чука и Гека, или вовсе что-нибудь легендарное.

Цайгори, как всегда, беспокоился. Синяя шапка так и мелькала вокруг платформы. Ученый, наверное, в сотый раз проверял двигатель, сверял по списку припасы и оборудование. Жанна неподвижно сидела на броне своего Варяга. После поединка на стадионе танк подлатали, механики расстарались. Турнирная машина выглядела почти так же, как до сражения, и выглядела бы лучше, если бы владелица не настояла оставить пару царапин на память. Не волнуйтесь, хевенма, после похода в Кум-Далу царапин будет предостаточно. В этом Тихон был уверен. Он еще раз украдкой взглянул на гостью с орбиты. В рассеянном утреннем свете ее силуэт виделся нечетко, густые каштановые волосы окутывало облако теплого света. Может ли это тело быть искусственным? Или ему почудилась синяя кровь? С поединка они не общались. Девушка избегала Дежнева, а тот не настаивал на разговоре.

Аватары ведь не живут дольше поединка, разве нет? Вопросы не находили ответов. Тихон тряхнул головой. Повернулся, посмотрел на соратников. Том медитировал в лотосе, прикрыв раскосые глаза. Сэмэн – улыбка во все лицо – прихлебывал из фляги, вертел вихрастой головой, кивал знакомым.

Упаковались они по полной программе. Цайгори не скупился на энерго, видно, цель того стоила. Вместо турнирной снаряги на танки поставили энергоемкие системы для путешествий и боев в степи. К пушкам Дым-4 Прайм добавили пулеметы и комплекты беспилотников. Багажные блоки под завязку набили припасами. Тому, благо позволял корпус, помимо прочего навесили быстрый и маневренный турборатор Каракал, идеальный для коротких выездов и разведки.

Полгородка приходило смотреть, как сумасшедший хевенпа сорит деньгами. Давали советы, цокали языками. Журибеда смеялся и говорил, что впору открывать турфмирму «Дежнев и Ко». Для казака выход в Неудобья – праздник.

Что значил поход для Дежнева? Тихон прислушался к своим ощущениям и понял, что испытывает облегчение. Все годы, проведенные в рейдах по Неудобьям, мысль о Кум-Дале не оставляла его, но что-то держало, не давало совершить рывок. Он понял, что привязался к Сэмэну и Тому и не хочет тащить их в опасную неизвестность. Более того, ритм жизни на краю пустошей стал привычным и даже родным. Но теперь у мустанкеров есть задание, и дело, наконец, решится. «Отыщи правду. Все не так, как кажется», – зашуршал в голове голос отца.

Тот Тихон, почти мальчишка, явившийся в Неудобья, назвал бы промедление предательством. Тогда все казалось просто: отыскать по координатам нужную точку и направиться туда. Однако жизнь во все вносит коррективы. Кажущиеся важными вещи отступают в тень перед по-настоящему насущными. Теперь патина стерта.

Тихон снял резинку, стягивающую волосы, и достал из нагрудного мешочка синхрон. Глаза волков сверкнули в лучах восходящего солнца. Пора возвращаться на свой путь!

Волынка отхрипела свое, и на смену дикой мелодии пришли звуки марша. К небольшому помосту, наспех собранному из акватиновых блоков, подошел мэр ангарного города в сопровождении главы цеха механиков, старшины хабарщиков и престарелого мустанкера, ходившего в рейды еще с самим Велимом. Вместе они поднялись на трибуну. Зазвучали приветственные речи. Затем представитель хабарщиков обратился к старому мустанкеру. По традиции он должен был просить оберегать первый караван в Неудобьях. В качестве символа опеки старшина хабарщиков передал мустанкеру железный щит с вытравленной на нем каменной башней. Старик поднял щит над головой, и толпа разразилась радостными криками.

– В этом году, – заявил почтенный мустанкер, – честь нести щит достается Тихону Дежневу и его товарищам.

Тихон не ожидал такого поворота. По уговору они должны были оторваться от каравана, когда отойдут на достаточное расстояние от города. Теперь задача усложнялась: караван распадется гораздо позже, а несущий щит должен сопровождать его до конца. Отказаться было нельзя, и раздосадованный, но и польщенный Тихон сошел с танка и взобрался на помост, принял щит из рук старика и показал его толпе. Снова раздались приветственные крики, куда громче прежнего.

Внезапно Тихон, смотрящий поверх голов, заметил над крышей одного из зданий знакомое дрожание воздуха, легкий, едва заметный проблеск. Холодок пробежал по спине. Дежнев прищурился, до боли вглядываясь в городской рельеф, но на крыше никого не было. Похоже, показалось.

Караван шел неторопливым маршем почти весь день. С наступлением вечера хабарщики достигли небольшой гряды холмов. Казалось, что когда-то здешняя твердь была морем, а затем застыла навеки, оставляя каменистые волны.

Хабарщики встали лагерем у подножья большого холма, танкисты – чуть поодаль, расположив машины полукругом, чтобы в крайнем случае принять на броню незваных гостей.

– Здесь опасаться нечего. Сейчас нас достаточно много, чтобы отразить любую атаку. Вот завтра, когда народ начнет расходиться по адресам, нужно смотреть в оба, – объяснял Тихон.

Они с Цайгори не спеша поднимались на холм. От земли шел тихий стон, похожий на звуки бамбуковой флейты.

– Что это? – спросил Цайгори и, забывшись, пошел на звук, но Дежнев схватил его за руку.

– Осторожней! Провалитесь в колодец – никто вас не спасет.

– Какой еще колодец, откуда здесь колодец? – удивился ученый.

– Никто не знает. Кто-то давным-давно дырок насверлил. Холм весь как дуршлаг, только эта тропа нетронута. Сквозняк в дырках гуляет, отсюда и звук.

– А что это на вершине? Светится будто?

– Кладбище. Хабарщики здесь своих хоронят. Тех, что в рейде спеклись.

Они поднялись на вершину, и Цайгори увидел, что свет дают фонарики на солнечных батареях, которыми обычно метят посадочные площадки для платформ. С одной стороны металлический клин, с другой – осветительный элемент. Они были вбиты в твердую землю над могилами и теперь, с наступлением ночи, отрабатывали накопленную за день энергию. На невысоких холмиках лежали вещи погребенных. У кого – старый тактический шлем времен Серых десятилетий, у кого – треснувшие летные очки. Ученый шагнул вперед…

– Ксан Лим, ранен в живот. Два дня пути на юго-восток от старого арыка. Скала с двумя зубами… Не обходить… ждать… минометы… – прозвучал хриплый надтреснутый голос.

Цайгори вздрогнул, отшатнулся.

– Простите, забыл предупредить, – Дежнев успокаивающе положил ученому руку на плечо, – те, кто может, перед смертью рассказывают, где и как погибли. Вроде предостережения. Коммуникатор в спящем режиме держит долго, реагирует на шаги. На некоторых даже специально батареи меняют. Так что не пугайтесь. От этих записей бывает реальная польза: вон Эдик Жихарев ногу свернул. Семь дней в Шакальей балке лежал. Целый роман надиктовать успел, пока память на приблуде не закончилась.

– А потом умер?

– Нет, зачем? Достали его. Мы обратным ходом из дальнего поселка шли и забрали. Умер он потом, во сне. Болел сильно. Но положили его все равно тут. Очень уважали! И приблуду с романом разместили.

Тихон заметил, что невольно имитирует отрывистую, полную специфических словечек речь хабарщиков. В этом диком пустынном месте складная речь городского жителя выглядела нелепой.

– Записи и напутствия… Советы. Выходит, это что-то вроде посмертной базы данных? – оживился Цайгори.

– В точку! Народ сюда специально едет, если про Неудобья хочет узнать. Потому и холм кличут Библиотечным.

– А танкисты здесь есть? – полюбопытствовал ученый.

– Нет. Только хабары. У танкистов другой форс, – тихо отозвался Дежнев.

Цайгори ждал, что тот продолжит, но Тихон промолчал, и ученый не решился расспрашивать.

Они прошли через кладбище, сопровождаемые голосами умерших, и встали на верхней точке холма лицом к югу. Стемнело. Лишь на западе в темно-зеленых и лиловых полосах облачных гряд еще барахтались рыжие отблески почившего заката. Равнина внизу была темна и угрожающе обширна. Ее пугающая ровность не нарушалась решительно ничем. Если и были в ней какие-то ориентиры, то сейчас их надежно скрывала ночь.

– Вот они, Неудобья. Пустынный край. Дальше до самых гор только хищные звери, заброшенные военные базы и минные поля. – Тихон помолчал и добавил: – Да и за горами, наверное, тоже.

– Впечатляет, – кивнул Цайгори и переступил с ноги на ногу. – С орбиты это выглядело иначе… С орбиты вообще все кажется… Ну, знаете, как бы это…

– Несущественным?

– Да, пожалуй. Думаю, поэтому он и бежал.

– Кто бежал?

– Уверен, вы задавались вопросом, почему ваш отец перебрался в Москву?

– Он говорил, что хотел защитить меня.

– Верно. Видите ли, общество Ариэля отличается… отличалось от здешних систем. Когда-то сама мысль преследовать людей за взгляды была нам чужда, – задумчиво произнес ученый и тяжело вздохнул. – А может быть, мне просто так казалось. Понимаете, пока была жива Влада, моя жена, я смотрел на все легкомысленно. С ее смертью для меня словно закончилась сказка. Оказалось, что, пока я был увлечен наукой, к власти в небе пришли влиятельные честолюбцы вроде господина Дюлака.

– Дюлак? Отец говорил, что мать сошлась с каким-то Дюлаком.

Тихон попытался вспомнить, что говорил Дежнев-старший, но, кроме фамилии и смутной неприязни, ничего в памяти не задержалось. Фигура матери в его жизни всегда была очень далекой, смутной, как картинка в допотопной книге.

– Да-да, Анри Дюлак, амбициозный политик, сторонник налаживания связей с поверхностью. Он первый открыл биржу труда для жителей крупных городов. Открыл несколько лабораторий на Земле. Лет пятнадцать назад Дюлак был очень популярен. Ваша мама работала у него пресс-секретарем. Он действительно сделал немало хорошего для людей Земли, но я никогда не питал иллюзий насчет его мотивов. С такими, как он, мы опять повернулись в сторону агрессии прошлого. Боевые наноботы, плазменные орудия – мы тратим наши ресурсы на гонку вооружений!

– Гонка? С кем? На Земле у Ариэля нет конкурентов.

– Это неизвестно, – согласился ученый. – Возможно, Дюлак и остальные считают иначе. Как бы то ни было, Ариэль уже не тот, что раньше. Неладное творится в небе, мальчик.

– И теперь вы бежите обратно на Землю в надежде отыскать убежище здесь?

– Это не совсем бегство. У нас есть цель.

– Тот объект, что упал в Кум-Далу?

– Вы догадались? – изумился Цайгори. – Что ж, возможно, сложить два и два здесь действительно нетрудно…

– Это капсула? Спускаемый аппарат?

– Так и есть. В этой капсуле то, над чем я работал последние десять лет…

Сухие хлопки выстрелов прозвучали глухо, словно из другой жизни. Потом рявкнуло и взвыло на высокой ноте, и через мгновение земля вздрогнула от взрыва.

– Нападение? – пробормотал Дежнев и удивленно глянул на ученого. – Странно, очень странно.

На сей раз они обошли кладбище по дуге и, прячась за валунами, подобрались к каменной осыпи, от которой открывался вид на лагерь. Стоянку хабарщиков отмечала россыпь бивачных огней. Громады танков едва виднелись в неверном свете. За пределами стального полукольца машин двигались огненные точки, слышались громкие выкрики. Темнота озарилась вспышкой. Вновь раздался знакомый свист, и на броне ближайшего танка распустился бутон взрыва.

Темнота проросла какофонией безумных воплей. Воздух расчертили следы трассеров.

– Подствольники, пулеметы… Детский сад, блин! Их сейчас просто размажут, – покачал головой Дежнев.

Словно услышав его слова, танки дали залп. На мгновение стало светло, как днем. Цайгори успел заметить дюжину легких машин-багги и приземистую платформу с легкой пушкой или пулеметом – с такого расстояния разглядеть было трудно. В следующее мгновение чудовищный молот ударил по атакующим, сокрушая багги, зажигая последние костры. В свете горящей техники было видно, что остатки нападавших обратились в бегство.

– Кончено. Нужно спускаться.

Дежнев поманил за собой Цайгори.

– Кто это был? – отдуваясь, спросил ученый.

– Больно уж безумная атака. Чистое самоубийство. Кроме трясунов, на такое никто бы не пошел.

– Но зачем им это?

– Сложно понять человека, у которого от наркоты спекся мозг.

Они были на середине спуска, когда услышали перестук камней. Звук шел снизу, со стороны обрывистого склона, и явно означал карабкающегося на вершину человека. Тихон велел Цайгори подождать на тропе, а сам осторожно спустился по склону и увидел силуэт. Гость что-то вытягивал на веревке. Тихон подкрался ближе и уловил характерный запах: перед ним стоял трясун.

Дежнев подошел еще ближе, опустился на землю, набрал воздуха в грудь и гаркнул в темноту:

– Стоять! Руки за голову! Пристрелю, гад!

Человек присел, отпустил веревку и вдруг с истошным воплем сиганул с обрыва в темноту. Некоторое время было слышно, как под его ногами осыпаются камни. Потом послышались тревожные голоса. Тихон не был уверен, но, кажется, говорили трое. Приглушенные голоса стали удаляться. Дежнев вышел на площадку, осмотрел то, что лежало рядом с оставленной веревкой, и присвистнул:

– Элементы питания! Вот для чего они на нас поперли. А я-то думал, людоедам свежей дури завезли. Вот же ж гады!

Журибеда ходил вокруг костра всклокоченный и злой. Ни дать ни взять медведь-шатун.

– Иногда нужно избрать длинный путь, чтобы достичь желаемого.

Том был, как всегда, невозмутим.

– И все же это странно, – сказал Тихон и покосился на ворчащего Журибеду. – Много они взяли?

– Много. Причем в основном из твоих запасов, Тих. На обратную дорогу точно не хватит, – отозвался приземистый крепкий танкист, которого все звали Дядькой. – Мы с ребятами скинемся, вопросов нет, но нам и самим ресурс надо иметь.

– Я прошу прощения, но, насколько я слышал, двигатели турнирных танков могут работать без дозарядки неимоверно долго? – вмешался в разговор Цайгори.

– Это так, – кивнул Тихон, – считается, что ресурса в них хватит на тысячу лет работы. Только вот, чтобы не разориться на продаже вечных двигателей, корпорации кодируют активацию заводского котла и продают полугодовые лицензии по цене, сопоставимой с ценой танка. Короче, хочешь вечный движок – плати абонентскую. Надо же как-то зарабатывать.

– А в степи банкоматов нет, – хохотнул Дядька. – Да и не любят у нас якшаться с цивилами. На каждом грешков висит, как блох на собаке.

– Вот именно, – улыбнулся Дежнев. – Но без танков нам никак, поэтому механики фронтира научились запитывать движок от сменных элементов. Не так эффективно…

– Зато дешево и без палева! – подхватил Журибеда. – Командир, лекции по электромеханике, це, конечно, гарно, но что делать-то будем?

– Не похоже это на трясунов, – покачал головой Дежнев. – Отвлекающий маневр с жертвами, кража исключительно элементов питания. Они же обычно хватают все подряд, не церемонятся! Похоже, кто-то меняет правила игры.

– Да не перегибай, Тих, у тебя везде заговоры! – зарокотал Сэмэн.

– Лягушка смотрит в небо и не видит цаплю, но есть ли у лягушки глаза на спине? – задумчиво произнес Том.

– Это я – лягушка? – обиделся казак. – Ох, и допросишься ты кулака, Томыч!

– Не шуми, Сэмэн. Том говорит дело. Нам и правда нужны глаза на спине. Придется использовать беспилотники. Необходимо обезопасить караван от внезапных атак.

– Дорого это. Никогда так раньше не делали, – покачал головой Дядька.

– До этого трясуны на Библиотечный никогда не совались, – парировал Тихон. – Сэмэн, Том, нужно проверить все оборудование на машинах. На всякий случай.

– Яволь, капитан!

Журибеда, довольный, что наконец от слов перешли к делу, убрел в темноту. Том медленно, с достоинством поднялся и отправился за казаком.

– Вы опасаетесь диверсии? – заинтересовался Цайгори.

– Опасаюсь. Поврежденный танк в Неудобьях – легкая добыча.

– Есть! Нашел! – гаркнул Сэмэн и выбрался из-под Шершня Тихона, поставленного на небольшой бруствер из металлических контейнеров. – В системе охлаждения ма-ахонькая такая втулочка.

– И что с ней?

– Та нема ее! Як свиня схарчила.

– И чем это грозит?

– Ну з почину це никак не скажется. А потом тихо пойдет утечка, и так до полного отруба электроники, – развел руками казак.

– А заменить возможно?

– В городе – легко. У меня в гараже целый ящик стоит. Здесь – никак. Никто запаску с собой не возит. Деталь-то надежная.

– Ясно.

Тихон кивнул еще раз, будто своим мыслям, потом посмотрел на ученого:

– Герман, скажите, вас могут преследовать?

– Могут, – вздохнул Цайгори. – Но у моих недругов другие методы.

– Похоже, це наша собачка, – неизвестно чему обрадовался Журибеда.

Тихон задумался. Замеченный проблеск на крыше здания в Ангарном городке уже не казался безобидным солнечным бликом. Неужели после стольких лет Прозрачный снова вступил в игру? Он взглянул на Журибеду:

– Зови Тома, нужно придумать финт.

Их заметили у Пречистенских ворот. Сразу три полицейских флаера рассерженными осами взмыли над разомкнутой аркой метро «Кропоткинская». Подземка в Москве давно не ходила, галереи и тоннели были частично затоплены. Однако люди, которые любили гулять в этом районе, по-прежнему назначали встречи «у метро».

Тихон потянул штурвал на себя. Левиафан взревел, усиливая обороты. Из-под роторов взвились султаны серой пыли, прыснули в стороны редкие прохожие. Машина отца Варфоломея рванулась вперед и вверх. В небе сверкнуло, и асфальт под ними лизнуло синее пламя. Хищно заклекотали пулеметы. «Стреляют на поражение. Черт! Черт!»

Будь он в ложементе верного Охотника под защитой несокрушимой брони, Тихон и бровью бы не повел. Подумаешь, пулеметы! А вот залп из Отскока в грызло не хотите ли? Но здесь, когда ветер воет в ушах, а вместо надежного скафа – простой кожан с капюшоном, и тактический шлемофон заменили простые очки, жизнь воспринимается совсем иначе. Здесь угрозы в сто раз реальнее. Хорошо хоть на линзах-визорах горит золотым пунктиром маршрут. Даже интеркома и того нет. Попадалово!

– Сэмэн! Стреляй, так тебя в душу! – рявкнул Дежнев.

Журибеда уже сам наводил чудо-орудие короля замоскворецких байкеров. Трижды ухнул Барагоз, и за ускользающим турбоциклом, преграждая путь преследователям, встала стена дымного пламени. Эффект вышел даже лучше, чем предполагал Дежнев. Огонь и дым поглотили все, только едва виднелся над чадящим фронтиром остов храма Христа Спасителя. Стая растревоженных ворон с хриплым граем поднялась над остатками куполов. Послышался хлопок, оглушительный треск и следом взрыв. Один из флаеров покинул игру.

Дежнев хорошо знал, куда правит. Он был дома. Здесь и руины помогают! Впереди чернел зев большой трещины, открывая часть тоннеля Сокольнической линии. Река пришла и сюда, но тоннель был затоплен разве что на треть. В детстве Тихон с дворовыми пацанами спускался в провал на веревках и проходил по неглубокой воде не один километр, подсвечивая путь карманным фонариком. Он надеялся, что проход еще не заделали. Так и есть! Зев тоннеля был свободен. Ни решеток, ни барьеров. Все как в детстве. Москва восстанавливалась медленно, уж очень большой был город, а людей не хватало.

Левиафан нырнул в трещину, на миг завис над бликующей темной водой и устремился в тоннель.

Тихон включил прожектор. Мощный луч изгнал тьму впереди, но за спинами беглецов подземный мрак сгустился еще сильнее. Вот-вот он прорвется огнями полицейских машин или того хуже, вспыхнет частыми трассами пулеметных очередей. Однако спешить в темных недрах мертвой подземки – верная смерть.

Знакомое предчувствие опасности заскребло по спине крысиными коготками. Тихон сбавил скорость, включил прожектор на максимум. Тоннель впереди раздваивался, на скорости можно легко впаяться в стену.

Проходы выглядели идентично. Оба черные, обводненные, в блестящих от влаги пучках проводов. Какой же из них выбрать? Правый или левый? Дежнев задумался, пытаясь вспомнить. Махнул рукой и наудачу выбрал левый. Снова фортуна улыбнулась ему: впереди забрезжил свет.

– Что там? – забеспокоился Сэмэн. – Выход чи ни?

– Воронка там. Бомба в библиотеку попала, сейчас увидишь.

Тихон снова прибавил скорость, свет впереди стал ярче. Вот и обещанная воронка. Тяжелая бомба, начиненная пламенной смертью, протопила, прожгла огромную дыру, сокрушив здание библиотеки и станцию метро под ним. Тихон остановил Левиафан точно над отверстием. Прислушался. Только звук падающих капель нарушал тишину. В мягком вечернем свете сквозь неглубокую воду был виден покореженный перрон станции и светлый прямоугольник вывески.

– Секция зарубежной литературы, – прочел Журибеда, – наверное, сверху упала.

– Рванем прямо вверх, мощности на прыжок должно хватить, – сказал Тихон и открыл кокпит, вгляделся в темноту. Оттуда на него с укором глянули два сверкающих зеленых глаза. Послышался обиженный мяв.

– Извини, кошка. Сейчас еще потрясет.

Дежнев захлопнул крышку, привел роторы в вертикальное положение и врубил двигатель на полную.

Левиафан с ревом взмыл над воронкой. Мелькнули за бортом отнорки темных тоннелей и остатки лестничных сходов, балки перекрытий, большой портрет лысого мужчины на кафельной стене, и вот они снова на поверхности. Золотистая линия указывала четко на ворота Кремля.

Как ни странно, война почти не коснулась этих старых стен, словно древнее сердце Первопрестольной заговорено и неуязвимо для внешних врагов. Даже Кутафья башня, и та уцелела. Тихон направил машину прямо в арку ворот. У входа дежурили две бронемашины, но они даже с места двинуться не успели, как турбоцикл проскочил мимо. Краем глаза Дежнев увидел бегущих от закусочной полицейских. Выходит, в танках никого и не было.

Левиафан миновал ворота и теперь скользил над внутренним двором. Здесь их тоже не ждали, но отреагировали быстрее: со стены ударил пулемет. Несколько охранников в бронескафах принялись обстреливать беглецов из ручных фризеров. Пришлось Сэмэну вновь угощать атакующих из Барагоза. В дыму и визге пуль турбоцикл сорвался с холма, одним затяжным прыжком перемахнул стену и, плавно снижаясь над рекой, достиг острова Балчуг.

Здесь были только руины и стаи бродячих псов. Левиафану никто не препятствовал, лишь у Полянки погоня возобновилась.

Цель была близка, когда из туч спустилась бронеплатформа. В народе эти летающие крепости называли «лаваш» за округлую форму и широкие, словно раздутые от жара борта, скрывающие разнообразные смертоносные штуковины. Использовали их редко, только при больших операциях типа усмирения Замоскворецкой вольницы.

Платформа плюнула пламенем, и дорога справа от турбоцикла вспухла огненным нарывом.

– Из пушки садят! – крикнул Сэмэн. – Совсем дурные! Гони, Тих! Накроют, мать их!

Дежнев и так выжимал из машины все что можно. Турбоцикл ревел, ротор плевался разрядами, но пока им удавалось держать дистанцию.

С неба послышался басовитый гул, это с борта «лаваша» стартовала туча рассерженных ос-беспилотников. Если эта мелкая свора доберется до машины, от турбоцикла живого места не останется.

Тихон глянул на экран заднего обзора. Их настигали. Журибеда снова выстрелил, но завеса пламени на этот раз не произвела нужного эффекта. Большинство беспилотников невредимыми прорвались сквозь огонь, а сверху чудовищным блином проломилась боевая платформа. Две осы достигли турбоцикла, прилепились к обшивке и включили тепловые резаки, пытаясь прогрызть броню и добраться до электронной начинки. Сэмэн оставил пушку, потянул из кобуры свое оружие. Он высунулся из ложемента, распластавшись по броне, и одним точным выстрелом смел атакующих роботов с корпуса машины, но их уже окружали. Рассерженные осы были повсюду.

Тихон смотрел только вперед. Туда, где из вечернего сумрака выплывал усеянный красными предупреждающими огнями барьер, а за ним – темная площадь и здание вокзала.

На борт Левиафана вскарабкался железный жук, деловито заскрипел, примериваясь. «Сейчас он выведет из строя приборную панель, и глупое бегство закончится», – подумал Дежнев.

Как ни странно, их спас выстрел пушки с «лаваша». Снаряд врезался в землю прямо за кормой летающей машины, и турбоцикл буквально швырнуло на барьер. Тонкая сетка, призванная отпугнуть зевак, треснула под тендером Левиафана. Жук не удержался и, кувыркаясь, рухнул вниз.

– Отстали! За барьер идти журятся! – восторженно завопил Сэмэн. – Прав был поп!

Силы полиции действительно не пересекали барьер. Лишь за гранью красных огней на освещенной улице тревожно вспыхивали мигалки.

Тихон выключил двигатель, и турбоцикл плавно опустился на землю. Дежнев спрыгнул на выщербленный асфальт, скривился от боли в сведенных судорогой ногах – слишком велико было напряжение погони. Адреналиновый тремор сотрясал тело, и не было танкового ресуректора, чтоб ввести в кровь расслабляющий коктейль.

– Странно, что их держит?

Дежнев вгляделся, пытаясь различить, что творится за барьером.

– Договор их держит, – ответил человек, возникший словно из ниоткуда. Тихон готов был поклясться, что еще секунду назад рядом никого не было, а теперь с ним разговаривал мужчина в длиннополом пальто, бледный и совершенно лысый. В руках собеседник сжимал старую штурмовую винтовку.

– А теперь медленно поднимите руки и говорите, что вам нужно, – скомандовал он, и ствол винтовки уперся в живот Тихона.

Внезапная материализация долговязого объяснилась просто: вход в старый подземный переход был замаскирован куском брезента, выкрашенного в серый цвет. Маскировка простая, но действенная, без голографов и других сложных оптических приборов.

Внизу переход сохранился практически нетронутым. Под потолком горели забранные в стеклянные плафоны электрические лампы. На выкрашенном в желтый цвет кафеле стен висели объявления, смысл которых, некогда четкий и понятный, теперь казался неясным. «Покупаем волосы, дорого», «Гражданство РФ за один день без анкет и поручителей», «Инфоромантики во Дворце съездов. Последнее шоу сезона». А вот и военная агитка: могучий богатырь уязвляет копьем многоглавого змея, и подпись большими буквами: «Сокрушим американский милитаризм вместе!».

– Словно голофильм смотришь.

Журибеда с интересом изучал надписи.

– Музей, – сказал лысый страж. – Раньше такие коллекции назывались музеями.

– Так вы это специально наклеили? – удивился Тихон.

– Ну, не все. Кое-что было уже. А так мужики ходят в дозор, чего-нибудь обязательно притащат.

– Куда вы нас ведете?

Тихон взглянул на переносной вольер, который нес в руке. Сейчас Алиса притихла, но когда ее вынимали из кокпита Левиафана, вопила вовсю. Сообщение отца Варфоломея особого действия не возымело. Лысый только пожал плечами и снял винтовку с предохранителя.

За переходом открылся щербатый проем в стене, явно проделанный позднее при помощи отбойных молотков. Здесь за небольшими брустверами из мешков их ждали охранники. В коридор безучастно смотрели тупые дула пулеметов.

Лысый перекинулся парой слов с охраной и повел пленников дальше. Проход сузился, потемнел, но вскоре снова стало просторно. Они двигались вверх по краю глубокого разлома. Тропа была огорожена и снабжена светильниками. Тихон мельком глянул вниз. Там тоже горели фонари, но под ними царила кромешная тьма.

– Самолет сюда упал. Бомбардировщик. Отбомбиться не успел – сбили. Видишь, как землю расковырял, так его! – прокомментировал лысый.

В конце подъема их ждала закрытая дверь с глазком и номером, словно за ней была обычная квартира. Лысый велел позвонить. Им открыли.

Стражника почти не было видно. Помещение за дверью столь плотно затягивала пелена сладковатого дыма, что определить размер и конфигурацию комнаты казалось невозможно. Однако по гулкому эху, порожденному шагами, Тихон сделал вывод, что помещение велико. В тумане скользили тени. Дежневу показалось, что он видит человека со свечой в руке. Тихон всмотрелся и вздрогнул. Это был его отец. Глаза доктора Дежнева стеклянно смотрели перед собой, но губы двигались. «Найди, найди, открой правду… помни, все не так, как кажется…»

Миг, и наваждение рассеялось. Тихон стоял у стены, украшенной старинной фреской. Улыбающиеся люди в ярких одеждах шли под сенью красных знамен. Вдоль стены чадили жаровни, они-то и заполняли помещение дымом. Горячий воздух поднимался, и от этого казалось, что закопченные фигуры на стенах движутся в медленном безмолвном танце.

– Данс макабр! Танец мертвых с живыми.

Тихон повернулся на голос и увидел рядом с собой невысокого худого старика с длинными белыми волосами, спадающими на плечи. В оттянутых мочках ушей тускло поблескивали тяжелые серьги. Борода молочным водопадом опускалась на грудь, контрастируя с черной футболкой, на которой красовалась размашистая надпись «Алиса» и покрытый трещинами мужской портрет.

– Ты Волхв? – догадался Тихон. – Астарот передает тебе привет.

– Сначала скажи, ты видел мертвых? Танцевал с ними?

Старик с неожиданной силой схватил Тихона за грудки, притянул к себе, и Дежнев увидел, что один глаз у седого стеклянный, а внутри тлеет красноватый уголек. Зато другой – темный, живой, без старческой поволоки – смотрел прямо в душу.

– Я… Мне показалось, что я видел отца. Он… погиб сегодня.

– Не врешь, – выдохнул старик и отпустил Тихона. – Значит, еще поживешь.

Над головой зарокотало, завыло, и туман стал рассеиваться. Охранники в тяжелых плащах и в громоздких глухих шлемах с респираторами вышли из комнаты. Следом за ними исчез и лысый.

– Холодно, блин, – неожиданно выдал старик и повернулся к Сэмэну. – Эй, чувак, дай-ка мне косуху, вон она, в углу стоит.

Там, куда указывал старец, действительно стояла прямо на полу заскорузлая куртка из плотной кожи. Журибеда поднял одежду и передал седому. Тот с удовольствием залез в рукава и улыбнулся.

– Вот теперь хорошо! – пробормотал старик и буднично спросил: – Кексы принес?

– Красота!

Крошки кексов запутались в бороде довольного патриарха.

– Астарот всегда хорошо стряпал. Еще бы пивка чешского, усы пополоскать. Да где ж его взять?

Из зала с жаровнями они перебрались в более уютное, а главное, куда более теплое помещение. На стенах здесь висели старинные плакаты с выцветшими изображениями людей, затянутых в черную кожу.

– Так значит, он оставляет мне своего Левиафана? Щедрый дар! И что же взамен?

Волхв восседал на низком круглом табурете с пакетом кексов в руке. Тихон и Сэмэн расположились на небольшом кожаном диване, носящем на шкуре всевозможные царапины, порезы, черные пятна от сигаретных припарок и даже отверстия от пуль.

– Мы бежим из Москвы. Нам нужна помощь.

– Вот так вот, без долгих бесед? – усмехнулся старик. – Люблю прямолинейность.

– А чего куму зря мордовать, когда квашня текла? – как всегда к месту громыхнул Сэмэн.

– Помочь помогу. У нас с ментами договор. Слышали уже? Городу нужно сбывать товар без хлопот и надзора корпорации, уж слишком она многого хочет. Нам же нужен покой и печеньки. Хе-хе. Над областью у них контроля нет, кишка тонка, но поезд будут охранять спецы. Так что особо не высовывайтесь.

– Подождите, вы хотите сказать, что вокзал работает? – удивился Тихон. – А как же запретная зона?

– Запретная зона – удобная вещь. Можно спрятать то, что не хочешь показывать, – пояснил Волхв, достал из кармана клочок бумаги, послюнявил края и щедро засыпал в самокрутку табака.

– Значит, городские власти робят дела под носом у «Алатыря»? Надоблачникам это может не понравиться, – хохотнул казак.

– Ну и что с того. Я не червонец, чтобы нравиться всем! – отрезал старик. – Вокзал работает, а я начальник вокзала. Главный по тарелочкам. Врубаешься? – Волхв достал из-под вороха старых журналов потрепанную фуражку, нацепил на голову и приосанился.

– Так-то!

Тихон не понимал всего, что говорил седой. Это был диалект с той стороны времени. Сколько же лет Волхву?

– Ребята вас спрячут, дадут еды и посадят в поезд. Ближайший идет на юг, там хорошие места, дикие. Туда корпорации не добрались, даже спутник не везде ловит. Старая лафа, короче, как после войны. Бродят, понимаешь, по степи свободные кони и люди. И так до самых Гималаев!

Волхв сделал долгую затяжку, мечтательно посмотрел вдаль поверх голов собеседников и продолжил:

– А как доедете до Волгограда, ищите способ свинтить по-тихому. На реке кордон федералов, груз досматривать будут. Пересекайте реку своим ходом, а дальше – в любом направлении. Свобода или смерть. Усекли?

– Мы можем уйти прямо сейчас? – спросил Тихон.

Он прикидывал, сколько времени займет путь до Волгограда. И что потом? Куда дальше?

– Отправление в полночь. Еще успеете закинуться хавчиком с дороги, – усмехнулся начальник вокзала. – Но сначала я тебе погадаю.

Костистый палец с желтым от табака ногтем уперся в Тихона.

– Вы ясновидящий?

– Ясно – не ясно, это мы поглядим. Ты, здоровяк, иди с Глобусом, это плешивый, что вас привел. Поешь пока. А ты пожалуй вот сюда. – Старец ногой перевернул низкий столик, под которым обнаружилось отверстие, закрытое решеткой ливневой канализации.

– Садись, – велел Волхв. – Поглядим, что тебе на роду написано.

Дежнев отдал вольер с Алисой Сэмэну и, как мог, устроился на решетке. Начальник вокзала опустился напротив и крикнул: «Качай!» Внизу заскреблись, зашуршали, и сквозь решетку повалил сладковатый дым. Снова резко запахло жжеными травами. Седой предсказатель между тем принялся раскачиваться, словно ковыль под непостоянным степным ветром, а затем вдруг взвыл громким пронзительным голосом:

– Дух огня! Приди в игру! Нам не начать без тебя! Распиши горизонт кострами новых зарниц! Вскрой душное небо скальпелем утренних птиц!

Голос Волхва стих, опустился до шепота, и Дежнев уже не мог разобрать слов. Дым стал очень густым, и фигура Волхва совсем исчезла из виду. Завеса, светло-серая и плотная, охватила Тихона со всех сторон. Ему подумалось: вот бы это были облака, высокие, густые и долгие. Такие бывают над Москвой в мае, когда приходит пора весенних гроз. Там, в глубине облачной массы, невозмутимой и безмятежной снаружи, спрятана душа непогоды. Вскипают ослепительные бутоны разрядов, скручиваются жгуты ураганного ветра…

Внезапно Дежнев понял, что падает. Все ниже, ниже, будто решетка незаметно исчезла, а под ним неведомо как оказалось небо. Облака расступились, и взору открылась равнина, а потом…

Тихон вдруг ощутил жуткую тяжесть, словно на грудь положили каменную плиту. Он оказался в ложементе танка, и телеметрия сообщала о движении справа и слева. Опасность! Нужно двигаться. Дежнев потянулся к панели управления, увидел свои руки и очнулся. Перед ним в редеющем дыму сидел Волхв. Веки старика были опущены.

– Теперь ступай, ты видел то, что должен, – сказал провидец, не открывая глаз.

Тихон подождал, не скажет ли седой еще чего, и хотел уже подняться, но бледные пальцы старика впились в запястье танкиста. Волхв приблизил к Тихону иссеченное морщинами, до жути белое лицо. Тонкие бескровные губы разошлись в хищной улыбке.

– Берегись, берегись, запретное дитя! Скоро придет на землю сын падшей звезды. Заложник железа поднимет меч на Западе. Красное и синее сольются вместе, чтобы выжить. Я вижу… – Старик отпустил Дежнева, откинувшись назад и вдруг завопил, выплевывая слова: – Я вижу пожа-а-а-р!!!