Глава 35

Прошло десять дней. В очередную среду в кабинете у Степана нас собралось пятеро: телеведущий Егор Маслов, бизнесмен Александр Евгеньевич Ферин, сам хозяин офиса, следователь Виктор Николаевич и я.

— Думаю, нет необходимости представлять вас друг другу, — обведя нас всех взглядом, сказал Дмитриев, когда мы расселись по местам.

— А ты сильно изменился, — отметил Егор, глядя на Александра, — не узнать совсем.

Ферин похлопал себя по макушке ладонью.

— Да, давненько в последний раз виделись, с тех пор я полысел, красоту потерял, брюхо наел. Хотя вроде особой привлекательностью и раньше не отличался. А ты огурцом выглядишь. По телику, правда, толще кажешься, но в жизни стройняшка.

— Экран визуально прибавляет пять-семь кило, — вздохнул Маслов, — поэтому у ведущих в контракте есть пункт, обязывающий их не полнеть.

— Интересно… — протянул Ферин.

— Да, — кивнул Егор.

— Ага, — буркнул Александр.

— Вот так и живу, — хмыкнул Маслов.

Разговор захлебнулся, повисла тишина. Степан открыл ноутбук.

— Вступительную часть беседы считаю завершенной. Егор Борисович поведал нам историю об исчезновении Златы Газетиной. Александр Евгеньевич, вы, наверное, помните, что случилось давным-давно в квартире Маслова?

Ферин взял чашечку с кофе, сделал глоток и вернул ее на место.

— В общих чертах. Гоша хотел подсунуть Андрею девчонку, меня позвал в качестве группы поддержки. Злата хлебнула лишнего. Вообще-то она выпивала уже не по-детски и с мужиками крутила. Я в школьные годы тусовался с взрослыми парнями, они мне про Газетину много чего интересного поведали, например, что та за подарок, за небольшую сумму денег на все соглашалась. Родители о своих деточках правду в последнюю очередь узнают, и отец Златы не был исключением, он понятия не имел, чем дочь занимается.

— Ваш школьный аттестат сплошь троечный, — неожиданно заметил Степан, — у вас был минимальный шанс поступить в вуз.

Александр махнул рукой.

— Я и не собирался в институт. Понимал, что срежусь сразу. Думал, отслужу срочную службу, потом устроюсь куда-нибудь шофером. Амбиций не было.

— В Интернете сообщается, что господин Ферин меценат, поддерживает детские дома, выдает стипендии мальчикам, которые хорошо учатся, — продолжал Дмитриев.

— Не люблю рассказывать о благотворительности, — поморщился Ферин. — Да, сейчас у меня четырнадцать подопечных. С выпускниками из детдомов ведь как бывает: пока ребенок в приюте живет, он на всем готовом, за ворота вышел — сразу взрослым становится, совсем один остается, воспитатели больше ему не помогают. А парень даже чай заварить не умеет, он же на кухню никогда не заходил, его в столовой уже полный стакан ждал. Поэтому я купил квартиры для четырнадцати ребят. Они живут самостоятельно, зарабатывают, учатся. А я им вроде отца, готов дать любой совет, в качестве материальной помощи оплачиваю за них коммунальные расходы.

— Почему только мальчики стали объектом вашего внимания? — удивился Степан.

— Потому что я понимаю проблемы пацанов, девочки для меня неведомая земля, для них я не могу стать советчиком, — спокойно объяснил Ферин. — Понимаете, мне непонятен ваш жадный интерес к моей жизни. Когда мы беседовали по телефону, вы сказали, что речь пойдет о Шлыкове, поэтому я и прибыл сюда.

— Примите соболезнования в связи с кончиной Елизаветы Михайловны, — произнес Дмитриев. — Вам, наверное, очень тяжело сейчас — друг убил вашу мать.

Александр Евгеньевич опять взял в руки чашку.

— Не могу назвать Андрея другом. Да, в детстве мы вместе учились, но и юность, и молодость давно позади, с тех пор я лысым стал. После получения аттестата мы с одноклассником не встречались, да и в школьные годы в тесном приятельстве не состояли. С Егором тоже после выпускного не пересекались. Неприятно мне сейчас, что балбесом в детстве был, но этого не исправить.

— Вас изменила болезнь? — спросил Степа.

— Варвара Антоновна, народная целительница, мозг мне, дураку, перелопатила, — пояснил бизнесмен. — Я после истории со Златой морально скверно себя чувствовал. Вообще-то с ранних лет хулиганил много, авторитетов для меня не существовало, я плевать тогда хотел на учебу, на учителей, мать не слушал, крутого из себя строил. Но смерть в лицо до случая с Газетиной никогда не видел, и меня, признаюсь, это сильно встряхнуло. Спать не мог, от жратвы отвернуло, призрак зоны перед глазами маячил. Вещи из магазинов воровал и ни разу не подумал, что поймают, ничего и никого не боялся, кураж был, бесстрашие идиота, а когда Злата умерла, меня накрыло. Веня все понял, предложил нервяк занюхать.

Степан взглянул на экран ноутбука.

— Вениамин Иванович Муравьев, кличка Муравей. О нем речь ведете? По непроверенным данным, он состоял в связи с вашей матерью Елизаветой Михайловной.

— Мамуля моя всегда ошибалась в выборе спутников жизни, — признал Ферин, — но я ее никогда не осуждал, ей хотелось счастья, да как-то не очень получалось. В юности я Муравьем восхищался, он был настоящий бандит, как в кино, весь крутой такой.

— Сожитель матери предложил вам после кончины Газетиной наркотик? — уточнил Степан.

Ферин кивнул.

— Да. И я с первого раза подсел. Год, наверное, забавлялся. Потом аппетит вконец потерял, кровью кашлять начал. Врач сказал — неоперабельная опухоль. Отправили меня в больницу, а оттуда умирать выписали. Одна из женщин в медцентре подсказала адрес целительницы Варвары. И вот я давно здоров, только волосы от микстур знахарки потерял. Что-то не понимаю, вы мою биографию в деталях изучать собрались? Зачем позвали?

Вместо ответа я тяжело вздохнула:

— Странные события творились с Андреем Николаевичем Шлыковым начиная с весны этого года. Представляете, его стала преследовать… Злата. Впервые заведующий архивом увидел ее в марте в снежный день. Это произошло около небольшого кафе.

— Шиза, — вынес вердикт Ферин. — Но вроде сейчас психов успешно лечат.

— Андрей узнал Газетину, — возразила я.

— Ему почудилось, — отмахнулся бизнесмен. — Шлыков после той истории, которая дома у Маслова случилась, ни с кем разговаривать не хотел. Хотя он и до того букой жил. А сейчас небось совсем того, ку-ку стал. Его в СИЗО психиатр осмотрит и наверняка психом признает.

— Интересно, что девушку без верхней одежды, одетую и причесанную, как Злата в день ее смерти, наблюдали и другие люди, — продолжала я. — Например, студентка Светлана, которая изображала гадалку в кафе, бармен Владимир, охранник.

— Галлюцинации не бывают массовыми, — вступил в разговор Степан. — Есть научные исследования, из которых явствует: даже когда группа людей одновременно находится под воздействием вещества, вызывающего видения, у каждого человека будет свой мираж. А тут полное совпадение показаний.

— Мы поговорили со всеми, — сказал Виктор Николаевич. — Давайте представим на секунду, что Злата выжила и через много лет решила отомстить Шлыкову.

— Ну… ее понять можно, — пробурчал Ферин. — Девчонке плохо стало, когда она с Андрюхой развлекалась, и если все-таки осталась жива, то могла озлобиться на Шлыкова.

— Хорошая версия, — согласился Дмитриев. — Но есть вопросы: почему Злата столько лет ждала? Это раз. И два: не один год прошел, а Газетина совсем не постарела, носит ту же одежду, ходит под снегом без пальто.

— «Призрак из прошлого» появлялся несколько раз, — вмешалась я, — понятно, что Шлыков занервничал. Но это не все. Евгений Романович Газетин, отец девочки…

— Он жив? — перебил меня Ферин.

— Времени после вашей вечеринки прошло много, но не сто же лет, — усмехнулся Степан. — Злата была ранним ребенком, когда она на свет появилась, отцу ее едва двадцать стукнуло. А примерно год назад Евгений, уже давно живший холостяком, познакомился с Дианой Асатрян. Одинокая женщина мечтала выйти замуж, Газетин тоже был без семьи и на тот момент стал почти бомжом. У Евгения имелась небольшая квартира, которую он продал и купил комнату в коммуналке. Причина ухудшения условий жизни проста: отец Златы с маниакальным упорством пытался стать бизнесменом, брал кредиты, но регулярно прогорал. Все его «гениальные» идеи, вроде торговли кружками, на которые наносится портрет покупателя, никого не интересовали. Ничего оригинального Евгений не придумывал, хватался за чужие наработки, а неэксклюзивные предложения людям не нужны. Вылетев в очередной раз в трубу, Газетин сбывал с рук купленное оборудование, исправно отдавал банку часть долга, нанимался на службу, спустя пару-тройку лет расплачивался с кредитором полностью и… предпринимал новую попытку стать олигархом. Похоже, постоянная нищета ему надоела, и в прошлом году он продает свою двушку, покупает комнату в общей квартире, а разницу вкладывает в очередной проект. Но Газетин, увы, снова терпит бедствие. Хорошо хоть, на сей раз обходится без долгов. На момент знакомства с Дианой Асатрян он успел избавиться от аппарата, который делал мягкое мороженое, с помощью коего горе-бизнесмен рассчитывал разбогатеть, и у него на руках осталась некая сумма. Газетин сдает свою комнату и переезжает к Диане. Евгению не хочется рассказывать о себе правду, что он нищий, безработный, он врет Асатрян, что временно находится в заслуженном отпуске, выдает небылицу о хорошо оплачиваемой работе, о квартире в центре, где живет его пожилая мать с тяжелым характером. Любовница верит Газетину — тот выглядит вполне прилично. Долгий отпуск завершается весной, Евгений снова начинает ходить в офис. Во всяком случае, именно так он сказал Диане и ежемесячно выдавал ей деньги на хозяйство. Асатрян счастлива, мало того что у нее обеспеченный гражданский супруг, так еще он и милосердный человек — в свой обеденный перерыв Женя спешит в клинику, которая находится неподалеку от его офиса, переодевается в карнавальный костюм и веселит смертельно больных детей.

— Ну очень благородно! — усмехнулась я. — У Газетина при себе всегда была большая сумка с разными нарядами. То он представал в образе собаки, то гигантской сосиски, то крокодила… Замечательное впечатление от милосердных поступков отца Златы слегка портит то, что госпиталь, который, по словам Дианы, посещал ее сожитель, на самом деле является центром, где делают разные процедуры женщинам с проблемами зачатия и беременности.

— Дети в стенах заведения есть, но это или эмбрионы в пробирках, или находятся в животе у мам, или только-только появились на свет, веселая гигантская собака им точно не нужна, — усмехнулся Степан.

— А на самом деле Газетин работал у некоего химика, который производил бытовую отраву, средство от домашних насекомых, — уточнила я. — Евгений разливал яд в бутылки, за что получал мизерный оклад. Устроился он туда в конце зимы.

— Байка его про накопившийся отпуск — полная туфта, несколько месяцев отгулов никто сотруднику не даст, — фыркнул Степан. — Но Асатрян верит любовнику, который тратил последние деньги, имеющиеся на руках. Как он собирался выкручиваться, оставшись с пустым карманом? Понятия не имею. Ясно же, что ему никогда не найти место с достойной зарплатой — у Евгения нет образования, да и возраст далеко не юный, а в Москве трудно устроиться даже тем, кому сорок пять стукнуло. Вот таков мужчина, который много лет назад потерял дочь-школьницу. Наверное, он очень любил девочку. Первое время после ее исчезновения Евгений в отделение милиции постоянно ходил.

— Как бы не так! — вдруг взорвался Егор. — Ложь! Знаете, почему он к следователю бегал и без конца требовал, чтобы меня посадили? Сначала-то безутешный папаша к моим родителям заявился и сообщил: «Златочка не вернется, сердцем чую, нет ее в живых. Вы тоже можете единственного ребенка лишиться, Злата ведь пропала на вечеринке, которую ваш сынок устроил. Костьми лягу, но заставлю дело об убийстве моей любимой доченьки открыть. Сядет ваш Егор по малолетке, живым не выйдет. На детской зоне порядки страшней, чем на взрослой. Но я могу не поднимать шума, тогда мальчик дома останется, биография его судимостью не замарается. Давайте мы с вами квартирами махнемся, вы в мою двушку поедете, а я в четырехкомнатную вашу переселюсь. Еще машину на меня перепишите. И дачу. Вот тогда Егор спокойно дальше жить сможет». Понимаете? Газетин решил на смерти дочери обогатиться! Мой отец его конкретно послал. Папаша Златы разозлился, что актеров не обобрал — с Ферина-то со Шлыковым взять было нечего, — и порысил в милицию. Как на работу туда носился, пока нанятый моими родителями адвокат хвост ему не прищемил. Уж не знаю, что именно было сказано, но «скорбящий папочка» перестал ходить в отделение.

— У Златы были проблемы с сердцем, — уточнил Степан, — ее карта из детской поликлиники до сих пор хранится в архиве. Девочка выглядела здоровой и вследствие юного возраста чувствовала себя неплохо. Могла, наверное, жаловаться на одышку, головную боль, но взрослые не обращали внимания на состояние ребенка. В медицинском документе полно пометок врача: «Звонили родителям, напоминали о посещении кардиолога», «Не сданы вовремя анализы», «Не прошла обследование».

— Может, ее за деньги лечили в другом месте, — предположил Маслов, — мои родители сами никогда не ходили в районную поликлинику и меня туда не водили.

— Ну да, — кивнул Степан, — даже в советские времена были те, кто пользовался платными медицинскими услугами, посещал эскулапов-частников. Но, учитывая то, как училась и вела себя девочка, она росла как сорная трава. Родителям было не до Златы, она курила, пила, пробовала наркотики. Даже здоровое сердце от такого образа жизни даст сбой.

Ферин постучал ладонью по столу.

— Мне, конечно, интересно вас слушать, но я тут при чем? Какое отношение убийство Елизаветы Михайловны, моей мамы, имеет к давней неприятной истории?

— Самое прямое, — заверила я. — Кстати! Вы не помните, случайно, в день той печально завершившейся вечеринки не было ли какой-то нервной ситуации с банкой клубничного варенья?

Маслов посмотрел на Ферина и воскликнул:

— Во! Забыл совсем, а сейчас вспомнил! Я банку уронил, и прямо взрыв случился, красные брызги в разные стороны полетели.