Глава 34

— Стоит мне уехать, как ты влипаешь в историю, — заметил Степан, протягивая мне коробку конфет. — Клиентка посоветовала тебе купить, сказала, это лучшие в Америке.

Я открыла упаковку и вытащила одну шоколадку.

— Сейчас попробую… Да все жадность человеческая, которая, как известно, до добра не доводит. Ферин мне большие деньги предложил за написание романа, вот я и соблазнилась.

— И в результате прибытка не случилось, — констатировал Дмитриев.

— Александр Евгеньевич вовсе не пытался меня надуть, — начала я защищать бизнесмена. — Он заплатил аванс, а после убийства Елизаветы Михайловны хотел перечислить основную сумму.

— Но ты отказалась, потому что рукопись заказчику не сдала, — договорил за меня Степа.

— Нечестно брать плату за то, что не написала, — пояснила я. — Собралась ему и те деньги, которые ранее получила, вернуть, но Ферин отказался.

— Ты потеряла время и потратила нервы, а это кое-чего стоит, — возразил жених. — И, как правило, аванс — риск заказчика. Предварительная выгода не подлежит возврату, в особенности если сделка сорвалась по не зависящим от исполнителя причинам. Ты не отказывалась писать книгу, не твоя вина, что Шлыков убил мать Ферина. Любой суд на твою сторону встанет.

— Я рассуждаю не с юридической, а с общечеловеческой точки зрения, — остановила я Степу. — Мне совесть не позволяет деньги у Ферина взять. А насчет того, что Андрей Николаевич убил Елизавету Михайловну… Ну да, тут не поспоришь, начальник архива стрелял в ресторане, его видели посетители, свидетелей полно.

— Вот-вот! — остановил меня Степан. — Шлыков поставил под угрозу жизнь многих людей, устроил пальбу в общественном месте. Пуля могла попасть в кого-то из мирно пьющих кофе.

Я закрыла коробку с конфетами.

— Есть статья о доведении до самоубийства. А предусмотрено ли какое-нибудь наказание для того, кто вынудил человека совершить убийство? Маслов считал друга детства шизофреником, но потом у него зародились подозрения. Мы с ним очень долго беседовали и пришли к выводу, что кто-то намеренно подталкивал Андрея Николаевича на преступление. Шлыков рассказал Егору, что после того, как он, стоя у кафе, потерял Злату из вида, та ему вскоре снова позвонила и объяснила: «Мне к тебе велела прийти Елизавета Михайловна Ферина». А еще заведующий архивом сообщил Маслову про ростовые фигуры.

— Ростовые фигуры? — повторил Степа. — Реклама?

— Верно, — кивнула я. — Шлыков педант, человек привычки. Он ходит на обед в одно и то же время и посещает только ресторанчик «Туча грозы». Путь в харчевню пролегает мимо метро. Спустя некоторое время после встречи со Златой около подземки к Андрею стали приставать распространители рекламы в костюмах животных: «крокодил», «заяц», «собака». Сначала они ему просто листовки впихивали — о распродаже женской одежды, и на них на всех платье Златы изображалось, прямо один в один именно оно. Потом «аллигатор» сказал Шлыкову: «Елизавета Михайловна передать просила, что Злата вас простила».

— Интересно… — пробормотал Степа.

— Очень, — согласилась я. — «Зверушки» менялись каждый день, но все они теперь постоянно про Ферину болтали: «Елизавета Михайловна дружит с Газетиной», «Ферина знает все», ну и тому подобное. И в конце концов довели Шлыкова до истерики. У него совершенно нервы сдали, он стал везде ощущать присутствие Фериной. Один раз Ирина Бородулина, сотрудница архива, случайно разбила банку с вареньем, когда начальник из здания вышел, а еще раньше она похвалила его красивую рубашку. Шлыков отреагировал неадекватно — устроил Ире допрос, требовал объяснений. Егор Маслов был уверен: у его друга развивается душевная болезнь. Да, к Шлыкову возле метро привязываются распространители рекламы, но они ко всем пристают. Даст «собака» Андрею Николаевичу бумажку и скажет: «Приходите в магазин, выбор там огромный», — то есть произнесет стандартный текст, а в воспаленном мозгу историка звучат слова про Злату и Ферину. Маслов отлично понимал: даже если вдруг девушка жива, то ей давно не шестнадцать, небось поправилась, лицо оплыло, или наоборот, персик превратился в сухофрукт. Шлыков твердил, что Газетина не изменилась и одежда у нее та же. Но Егор не помнит в деталях наряд девчонки, может его описать лишь в общих чертах. И с Андреем наверняка та же история. А после разговора со мной Маслов уверился, что его друга специально доводили до нервного срыва. Он узнал от меня, что «цыганку» наняли, и здорово испугался.

— А ему-то чего бояться? — удивился Степан.

— Ну как ты не понимаешь? — сказала я. — Если эта «цыганка» Светлана тоже не один раз видела Злату, значит, кто-то девушку нанял. Исполнительницу роли «призрака» загримировали, нужным образом одели. Понятно же, что Шлыков в мельчайших подробностях внешность Газетиной не помнит, ему хватило общего впечатления — платье с декольте и пышной юбкой, туфли на каблуке… Маслов это тоже помнит, а вот, например, цвет обуви Златы — нет. И телеведущий со своим стадом тараканов в голове. Ему кажется, что все окружающие вмиг узнают его, сделают снимки, отправят их в желтую прессу или бросятся просить автограф, селфи.

Степа округлил глаза.

— Я не фанат волшебного ящика с живыми картинками, поэтому впервые слышу фамилию Маслов.

— Егор работает на одном из кабельных каналов, — разъяснила я, — и, возможно, хорошо зарабатывает, у него своя аудитория. Но той славы, о которой твердит сам ведущий, нет и в помине. Появляться в бороде, бейсболке и очках Гоше не обязательно, его лицо мало кто узнает на улицах столицы. Но у каждого человека, а особенно у актера, есть собственные демоны в душе. Сейчас я говорю тебе не о том, как реально обстоят дела, а о том, как их видит Маслов. Он не пойдет в полицию, потому что знает: в бюро пропусков придется показать паспорт, снять парик, отклеить фальшивую бороду с лица, и если телеведущий пойдет по коридорам в своем обычном виде, то вскоре «Болтун-ТВ» расскажет всем историю, как он, будучи подростком, вместе со своими друзьями избавился от тела Златы.

— И кто из них больший псих? — спросил Степан. — Шлыков или Маслов?

— Егор попросил меня найти полицейского, который к нему домой сам приедет, я посоветовала звезде экрана другое — поговорить с тобой. Сегодня Егор прибудет в твой офис. Но есть время рассказать, что я еще узнала…

Мое повествование длилось долго. Когда рассказ в конце концов завершился, Степан встал и начал ходить по кухне.

— Согласен, в этой истории много странностей. Поехали в контору, Маслов вот-вот прибудет.

В прихожей, увидев, что я беру сумку, Степан улыбнулся.

— Новая авоська?

— Обычно мужчины не замечают покупок, которые сделала женщина, — удивилась я.

— Если дама воспользовалась кошельком партнера, то трата денег тут же вызовет приступ депрессии, — развеселился Степа. — Но ты сама хорошо зарабатываешь. А что, симпатичная торбочка. Но вроде у тебя такая уже есть?

— Была, — засмеялась я, — почти один в один, как эта. Увы, она погибла из-за Кукусика.

— Это еще кто? — спросил Дмитриев.

Я пустилась в объяснения.

— Помнишь, я говорила тебе, что Валентина попросила меня помочь некой даме, Эмме Крамовой? Выяснилось, что у той живет мангуст. Я оставила сумку в прихожей, а когда собралась уходить, обнаружила, что Кукусик описал мою сумку. Постарался изо всех сил! Я посмеялась, хозяйка же расстроилась. И прислала мне новую сумку, похожую на мою, подобрав цвет и фурнитуру.

Степан взял ключи от машины.

— Милая женщина. Не каждая хозяйка любимца-хулигана так поступит. Хм, а мангуст не самое обычное домашнее животное в России.

Я положила в сумочку очки от солнца.

— Просила Эмму не беспокоиться, но она все равно приобрела для меня ридикюль. И если честно, я очень рада. Конечно, у меня и другие есть, но они все маленькие, испорченная сумка по размеру очень удобная была, в нее свободно помещались айпад и бутылка с водой, я ее очень любила. А крошечная сумочка на ремне только в театре уместна.

Степан обнял меня.

— Не стану спрашивать, зачем хрупкие женщины таскают в руках тяжести. Мужчины-то сунут в карман кошелек, и вперед.

Во входной двери заворочался ключ, в прихожую вошла Лиля, в руках она держала красную шерстяную шапку.

— Здрассти, Виола Ламбрекеновна. Погода портится, дождь капает, одевайтесь потеплее. Петя замерз, а я ему никак пальтишко не подберу, — зачастила домработница, снимая ботинки. — Трудная задача, у Петюши нестандартная фигура. Приходится сыночку от непогоды в вязаную шапочку прятаться. Вылезай, милый…

Лиля вытащила из красного колпачка булыжник, положила его на полочку и затараторила с удвоенной скоростью:

— Можно мой мальчик тут пока полежит? Он хорошо воспитан, не станет безобразничать.

— Конечно, конечно, пусть лежит, — разрешила я. — Тем более что мы уже уходим.

— Ой, — заморгала Лиля, — вы Степан, да? Жених Вилки Ламборджиновны? А вы красавец! Ой, я так за вас рада! Ой, будет свадьба!

Лиля захлопала в ладоши и улетела в глубь квартиры.

— Это кто? — оторопел Степа.

— Сестра Маргариты, — объяснила я. — Рите вырезали аппендицит, и она пока не может выполнять тяжелую физическую работу. Ее заменяет Лиля. Сначала я предполагала обойтись вообще без помощницы, но…

Я замолчала. Наверное, не стоит рассказывать Степе о том, как я беседовала со стиральной машиной и пыталась договориться с утюгом.

— Почему камень Петя? — продолжал недоумевать Дмитриев. — Ты видела? Она носит его в шапке и хочет купить булыжнику пальто!

— Ну и что тут особенного? Его так зовут, — объяснила я. — Петя. Мальчик.

Брови Степы встали домиком.

— Ага. Ну… ладно. Хорошо, что ребенок тихий, по квартире не станет носиться, ничего не разобьет. Поехали в офис.