Глава 19

В маленьком помещении так дурно пахло, что меня сразу стал душить кашель. Человек в респираторе, который стоял у машины, напоминающей гигантскую кофеварку, оглянулся, увидел меня и нажал на кнопку в стене. Из носика агрегата перестала течь в пластиковую бутыль коричневая жидкость.

— Немедленно выйдите, — приказал мужчина, — здесь ничего не продают.

— Хочу поговорить с господином Варавкиным, — кое-как прохрипела я.

— На улицу! — скомандовал мужик.

Я выскочила на пустырь и начала хватать ртом воздух, на языке ощущался привкус какой-то химии.

— Читать умеете? — сердито спросил мужчина, показывая на листок, прикрепленный ко входной двери. — Черным по белому написано: «Посторонним вход запрещен. Токсичное производство. В случае необходимости звоните».

— Я не нашла кнопку вызова, — прохрипела я.

— Ее нет, надо воспользоваться телефоном, набрать мой номер, я тут же выйду к заказчику.

— Не знаю номера.

— Вот те на! Всем его обязательно сообщаю, когда покупку оформляю.

— Не являюсь вашим клиентом.

— Что тогда вам от меня надо?

Я наконец-то победила кашель.

— Возле кафе, которое открыто неподалеку, вчера умер мужчина. Хозяин ресторанчика утверждает, что он работал у вас. При покойном не нашли документов. Но ведь надо его родственников предупредить. У вас должен быть номер телефона, адрес сотрудника. А может, вы знаете, как его супругу зовут?

— У Жени вроде никого из близких не было, — грустно сказал Варавкин. — До сих пор поверить не могу, что такое возможно — ушел человек на обед совершенно здоровым… и вдруг умер.

— Вас зовут Герман Львович? — уточнила я. — Это вы оставили владельцу ресторана свою визитку?

— Да. А вас как величать? — поинтересовался химик. — По имени или по званию?

— Я не работаю в полиции, — пустилась я в объяснения, — просто сидела в том кафе, видела там вашего сотрудника. Потом он вышел, а через несколько минут я выбежала на улицу, услышав вопль прохожей, и поняла, что клиент, который недавно за соседним столиком пил чай, мертв. Подумала, что у него, вероятно, есть близкие. Не все полицейские сострадательные люди, не каждый страж порядка надлежаще исполняет служебные обязанности, не каждый станет разыскивать родных умершего на улице человека, оформят труп как неопознанный, и конец истории.

— Ваше лицо мне вроде знакомо, — сказал Варавкин.

— Временно работаю в архиве, он расположен тут рядом, возможно, мы сталкивались на улице, — предположила я.

— Нет, нет, нет, у меня ощущение, будто я встречаюсь с вами постоянно, — заявил собеседник.

Я села на скамеечку, которая стояла у двери, и вернула беседу к интересующей меня теме:

— Вы сказали, что у вашего сотрудника никого из родных нет. Что вы о нем вообще знаете?

Варавкин пристроился на лавке рядом.

— Понятия не имею о его личной жизни.

Я удивилась.

— Странно. Взяли человека на работу и ничего о нем не выяснили?

— Вы сейчас в разливочную зашли и нюхнули воздух — понравилось? — прищурился Варавкин.

— Нет, — призналась я. — Но у меня не было респиратора, а у вас он есть. Наверное, мощный, хорошо воздух очищает.

— Хоть десять минут в нем постойте-ка! — вдруг разозлился Герман Львович. Потом взял себя в руки. — Ну да, вони нет, но вначале очень неудобно. В конце концов человек ко всему адаптируется. Однако сотрудника на такое производство найти трудно — условия труда тяжелые, большую зарплату я предложить не могу, гастарбайтера брать не желаю. Пару раз нанимал рабочих родом из ближнего зарубежья, всегда дело плохо заканчивалось: один несколько ящиков готового продукта уволок, другой банально мою куртку вместе с кошельком прихватил и зимние ботинки. Я уж совсем отчаялся порядочного человека найти. И вдруг — Евгений. Москвич с пропиской в паспорте, сразу согласился на тот оклад, который я ему предложил, не пил, не курил, работал молча, мы с ним за весь день могли друг другу только «здравствуйте» и «до свидания» сказать. Перед тем как оформляться, он поставил условие: ему нужен перерыв на обед. Я не стал возражать. Каждый день ровно без десяти полдень Евгений, взяв свою здоровенную спортивную сумку, куда-то уходил, потом возвращался и снова бутылки наполнял. Правда, поесть-то он уходил в одно и то же время, а вот возвращался часто с опозданием. При этом на место прибывал за пять минут до того, как к работе приступить надо, тут он крайне аккуратен был. Я удивлялся: ну как можно быть пунктуальным утром и не следить за временем днем? И хоть бы извинился: «Простите, засиделся в кафе». Так нет, молчком явится, к аппарату встанет и принимается на кнопку жать. Как-то раз я не выдержал, сказал ему: «Мне неудобно отпускать оператора розлива на длительный обеденный перерыв». Он пробурчал: «Понял. Обращусь в кафе, может, там официант нужен». И — к двери. Я испугался, что мужик на самом деле смоется, и остановил Газетина: «Согласен, уходите днем в свободном режиме. Но тогда ваш рабочий день и завершаться будет позже». Евгений молча кивнул. У меня много народа побывало, все живехонько стонать принимались: «Трудно в таких условиях целый день пахать, да еще зарплата маленькая, прибавьте денег, а то уволюсь». Я возмущался: вот здорово! Ты разве не знал, что делать предстоит? Я тебя обманул? Нет, показал производство, размер оклада сообщил. Хочешь уйти? Скатертью дорога, кому ты нужен без всякого образования. Надеешься президентом стать? Флаг тебе в руки! А вот Евгений другим оказался, без нытья работал.

— Жаль, что вы о Газетине ничего не знаете, — расстроилась я.

— Только адрес по прописке, — уточнил химик.

— Можете мне его дать? — попросила я.

— Пожалуйста, — кивнул Варавкин. — А еще мобильные номера есть. Записывайте.

— У него было два телефона? — удивилась я, получив необходимую информацию.

Герман Львович начал хрустеть пальцами рук.

— Мне он сообщил только один, который я первым продиктовал. Мы с ним не созванивались. Зачем? Дружбы нет, а на работу Газетин аккуратно ходил. Правда, один раз Женя мне неожиданно звякнул: «Простите, приболел, на день дома останусь. Послезавтра выйду». Смотрю, у меня другой контакт определился. И я его тоже в книжку занес. На мой взгляд, Евгений не походил на семейного человека. Я вот своей Наталье Ивановне, несмотря на ее капризный характер, пару раз за день наберу, а то она обижается, что супруг ее забыл. И она меня постоянно дергает. Газетин же за смену ни разу сотовый не вынимал. Сам ни с кем не болтал, и его никто не искал. Знаете…

Герман Львович умолк.

— Что-то не так? — полюбопытствовала я.

Варавкин перестал терзать пальцы.

— Кто станет заниматься розливом инсектицида? Я бы и сам с отравой не связался, да НИИ, где я старшим научным работал, развалился. А кушать-то хочется. И кредит за квартиру выплачивать надо. К тому же жена моя в Турции отдыхать желает, то одно, то другое требует. Вот я и занялся производством. Слава богу, на плаву держусь. Мужики, которых я нанимал, все из социальных низов были — ничего делать не умели, ремеслу не обучены, только малоквалифицированным трудом и могли заниматься, типа мешки на рынке таскать да улицы мести. Сейчас гастарбайтеров тьма, которые за копейки старательно пашут, а московские же маргиналы с фанаберией, типа такому «красавцу» отсчитай сто тысяч в месяц за то, что он бутылки под кран ставит, а потом крышки на них заворачивает. С какого рожна, спрашивается, я ему зарплату как доктору наук должен платить? А в ответ слышу: «Я столичный житель, не из понаехавших». Вот и весь аргумент. Рабочие на моем производстве как под копирку были: безграмотные, речь щедро приправлена матом. Я не жеманная девушка, от непечатных слов в обморок не падаю, сам могу в злую минуту витиевато высказаться. Но я не разговариваю нецензурно, не говорю «че», не хохочу как безумный от шуток, которые в Интернете пишут. И дружить с подобным человеком не стану. Но ведь нажимать на кнопку автомата, который наполняет емкости отравой для насекомых, человек моего круга не согласится. Поэтому я ждал от наемных рабочих малого: не пить, не употреблять наркотики, не пропускать службу. Но даже такие скромные требования не выполнялись. Приходилось вон мерзавцев гнать. Евгений аккуратный, пунктуальный. К тому же и речь у него грамотная, без нецензурщины. Я один раз его спросил: «Женя, какое у вас образование?» Он ответил: «Девять классов». Но я ему не поверил. Уверен, Газетин точно с законченным средним. А еще меня мучило любопытство: что он в своей спортивной сумке таскает? Евгений ее ни разу при мне не открыл, но саквояж всегда при себе имел. Когда на обед уходил, его с собой уносил.

— Он каждый день ходил перекусить в определенный час? — уточнила я.

— Да, — подтвердил Герман Львович. — Как самолет на взлет, по строгому расписанию. Выключал автомат, снимал фартук, респиратор, перчатки, брал сумку и уходил.

— Куда? — поинтересовалась я.

Варавкин надул щеки.

— Я не следил за ним. Евгений опаздывал после перерыва, но возвращался трезвым, речь разумная, взгляд светлый. Остальное меня не интересовало. И вообще с тем, кто на тебя пашет, дружить никому не рекомендую, приятель может работодателю на шею усесться.