Глава 42
Чтобы не выходить из непрогретой машины, Йона выехал из района, проехал под метромостом и дальше, вокруг всего Бандхагена, после чего снова свернул в район типовой застройки.
Йона остановился, не доезжая до дома Паризы; идя к двери, он слышал, как машина у него за спиной вздыхает и пощелкивает.
Над черепичной крышей виднелись густые кроны высоких берез.
На улицах было спокойно, район дремал.
Штурмовая бригада никак не давала о себе знать, но Йона понимал: бойцы здесь, они ждут сигнала, они взвинчены и настороженны, их переполняет та шаткая сила, что складывается из желания продлить момент, когда все происходит, и страха увечья и смерти.
Если начнется перестрелка, бойцы превратят улицу в дуршлаг меньше чем за минуту. В спецназе на вооружении автоматы-карабины типа G36C “Хеклер и Кох” – оружие высочайшей пробивной силы, которое опустошает магазин пуль с цельнометаллической оболочкой меньше чем за три секунды.
У Йоны перед глазами стояла карта района с веерами зон риска по обе стороны дома. На карте были прорисованы позиции всех оперативных частей с указанием оружия.
Листья шуршали на ветру. В отдалении заурчал мотор машины.
Йона протянул руку и нажал кнопку звонка.
Он знал, что винтовка одного из снайперов нацелена прямо на входную дверь. Вероятно, стрелок целился в окошко в двери, но сейчас Йона загораживал его своей головой.
Из дома ниже, возле разворотного круга, вышла женщина с детской коляской. Забранные в хвост светлые волосы покачивались при ходьбе. Женщина направилась в сторону Йоны, но вдруг остановилась и ответила по мобильному телефону.
Йона позвонил еще раз.
На крыше заработал было вентилятор, но тут же замер. Женщина с коляской стояла, разговаривая по телефону.
Послышался грохот; мусорная машина свернула на Гнеставеген и остановилась, пыхтя, на въездной дорожке поодаль.
Из нее спрыгнули двое мужчин, подняли мусорный контейнер.
Йона услышал шаги в доме и отодвинулся от окошка. Прежде чем открыть, Париза Рачен накинула на дверь цепочку. Она надела тот же розовый хиджаб, в котором вернулась с работы, и толстый свитер до бедер. Тонкие руки и ноги, невысокая. Лицо мягко подкрашено – губная помада, тени на веках.
– Я пришел передать привет от da gawand halak, – сказал Йона.
На долю секунды женщина отвела глаза. Посмотрела мимо гостя на улицу, потом снова на него, выдохнула и закрыла дверь.
Женщина с коляской закончила разговор и пошла дальше. Она приблизилась к дому Паризы, а мусорщики как раз возвращались к машине.
Йона сдвинулся в сторону, чтобы снайпер мог целиться прямо в щель, которая расширится, когда дверь откроют снова.
Мусорная машина с грохотом свернула на разворотную площадку.
Париза сняла цепочку и пригласила Йону войти. Он шагнул в дом, Париза закрыла и заперла за ним дверь и посмотрела в глазок.
Дом выглядел точно как на чертеже. Слева узкая винтовая лестница поднималась на второй этаж, где находились спальня и гардеробная.
Париза повела его на полуэтаж, в гостиную, окна которой выходили на задний двор.
Он следовал за ней, наблюдая, как струится при движении одежда вокруг ее тела.
На ней не было ни оружия, ни пояса шахида.
На вытертом паркете лежал красивый ковер. Кружевные занавески закрывали окно и наполовину застекленную веранду.
– Садитесь, – тихо пригласила Париза. – Может быть, чай?
– Да, с удовольствием выпью, – ответил Йона и сел на коричневый кожаный диван.
Она прошла мимо камина в стене – ни пепла, ни дров – и вошла на кухню. Йона увидел, как она выглядывает на улицу, потом берет кастрюлю из шкафчика.
Йона напомнил себе то, что знал о преступнике: как тот приближался к министру иностранных дел, как менял магазин в пистолете, как досылал пулю в ствол, не теряя линии огня.
Париза вернулась, неся на серебристом подносе чай в узких стаканах, сахарницу и две изящные ложечки. Она поставила поднос на круглый латунный столик и села напротив Йоны. Узкие стопы выглядели ухоженными, ногти больших пальцев накрашены золотистым лаком.
– Салима перевели из Халля в Кумлу, – начал Йона.
– В Кумлу? – спросила Париза и чуть одернула свитер. – Почему?
Лицо у нее было живым и умным, взгляд слегка ироничным, словно она устала от абсурдности того, что с ней происходит.
– Не знаю, он не говорил, по какой причине. Но хотел, чтобы вы знали: он больше не может позвонить и никто не может связаться с ним прямо сейчас.
Йона поднес тонкий стакан к губам. Салим Рачен сказал: дождись, пока она предложит хлеб и оливки, и только тогда передавай настоящее приветствие.
– Значит, вы знаете Салима? – Париза чуть склонила голову набок.
– Нет, – честно ответил Йона. – Но его поместили в мой коридор… а в тюрьме лучше держаться вместе.
– Понимаю.
– Я получил увольнение, а в таких случаях люди стараются сделать что-нибудь для других.
Какой-то скрежет заставил Паризу бросить быстрый взгляд в сад. Наверняка в эту минуту через кружевные занавески в нее целился снайпер.
– Так что за новости вы должны передать? – спросила она.
– Он хотел, чтобы я сказал, что его перевели в другую тюрьму.
Париза пролила чай; Йона наклонился и протянул ей салфетку, чувствуя, как скользнула вперед кобура с пистолетом.
– Спасибо, – сказала Париза.
Йона понял, что она заметила оружие. Ее темные глаза посветлели, она ненадолго опустила взгляд, делая вид, что дует на чай, но он понял, что она пытается взять себя в руки.
Пистолет не разоблачал Йону, поскольку в глазах Паризы он уголовник, но ситуация все же стала напряженной.
– Я принесу что-нибудь поесть, – сказала Париза и снова исчезла на кухне.
Йона увидел, как мелкие хлопья пепла, крутясь, опускаются в камин из печной трубы, сверху донесся тихий стук.
Штурмовая бригада пробиралась по крыше.
Мусорная машина, тяжело пыхтя, со скрипом остановилась перед домом.
Париза вернулась, неся чашку оливок и две вилочки.
– Я была очень молода, когда мы поженились, – тихо сказала она и посмотрела Йоне в глаза. – Я тогда только-только приехала сюда из Афганистана, после выборов две тысячи пятого года.
Йона не знал, должен ли он передать приветствие теперь. Париза принесла оливки, но не принесла хлеб. Париза встревоженно глянула в сторону кухни. Снова раздался скрип – это механизм мусорной машины сжал отходы. Со звоном лопнуло что-то стеклянное. Париза вздрогнула и попыталась улыбнуться Йоне.
Его пистолет был самовзводным – если вытащить оружие, то Йона мог бы разрядить его, не передергивая затвор, просто при первом выстреле сопротивление курка было бы больше.