Книга восьмая
Катастрофа
1
Когда шлюпка ткнулась в причал, Харпер оглядела берег, но Каргилла уже не было. Он оставил удочку на камнях. Винтовку унес с собой.
Может быть, он побежал рассказать Кэрол о подозрительных событиях. Ну и хорошо. Она все равно узнает обо всем через несколько минут.
Беременной тяжело взбираться по крутому склону; Харпер оглушительно пыхтела, добравшись до лазарета. Лицо заливал липкий пот, а едва она приблизилась к ступенькам у главной двери, ноги свело от сильной схватки. Харпер согнулась, прижала ладонь к низу живота и хрипло выдохнула сквозь зубы.
– Вы в порядке? – спросил Джон.
Она кивнула и махнула рукой. Никак не получалось набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы заговорить, хотя схватка уже прошла, оставив тупую боль и ощущение, что она проглотила камень.
Харпер прошла за Джоном в приемную – она оказалась пуста, видимо, Майкл был в палате. Пожарный отодвинул болотного цвета занавеску и нырнул в палату, Харпер за ним.
– Отец… – начал Пожарный, и приклад винтовки врезался ему в шею с тупым, тошнотворным стуком. Джон рухнул, словно перерубленный пополам.
Харпер разинула рот, чтобы закричать, но Майкл уже развернул винтовку и навел дуло на Ника. Мальчик спал на своей койке, аккуратно сложив руки на животе; подбородок почти касался груди. Во сне Ник хмурился, словно пытался вспомнить что-то важное.
– Прошу вас, не надо. Очень не хотелось бы убивать ребенка, – сказал Майкл.
Голова отца Стори была повернута набок, он словно смотрел на Харпер, но видел он сейчас не палату лазарета. Лицо потемнело, словно летняя грозовая туча. Капельница была перевернута. Игла выскочила из руки. На белых простынях горели ярко-красные пятнышки.
Майкл продолжал почти извиняющимся тоном:
– Через несколько часов все узнают, что вы убили отца Стори, чтобы он не заговорил. И собирались убить Кэрол и Бена, чтобы захватить лагерь. У меня есть все, что нужно, чтобы люди поверили, но было бы кстати, чтобы вы подтвердили, что это правда, мэм. Понимаю, что у вас нет оснований доверять мне. Но клянусь: если вы сделаете это для меня – признаете, что замышляли с Руквудом прикончить Кэрол, – клянусь, что Алли и Ник не умрут с вами. Я позабочусь о них.
Харпер нагнулась к Джону, скрючившемуся на боку. Проверила пульс – ровный и медленный. Харпер дрожала. Сначала думала – от горечи, но, заговорив, сама поняла, что от ярости.
– Вы с Кэрол убили Гарольда Кросса.
– Я в него не стрелял. Бен Патчетт стрелял, – сказал Майкл. – Я собирался, а потом понял, что будет лучше, если это сделает Бен. И отдал ему винтовку. К тому же в последние пару месяцев, что Гарольд был тут, он даже начал мне нравиться. Научил меня в шахматы играть. Да, я тоже не бесчувственный. Мне правда не хотелось стрелять в него.
– Это ты помог ему удрать из лазарета, – сказала Харпер. – Но в своем блокноте он называл тебя… – Тут она вспомнила… «ДЖР»; Гарольд все писал прописными буквами, словно кричал, и она, естественно, решила, что это инициалы Джона Руквуда. Теперь ясно, чем Майкл напоминал ей племянника. Снова подсознание махало ей флагом, пытаясь подсказать, что общего у Майкла с милым, ясноглазым Коннором Уиллоузом. – Он называл тебя Джуниор-Младший.
– Ага. Так обычно Гарольд и звал меня: Майкл Линдквист Джуниор. По правде говоря, папаша мне ничего и не дал, кроме своего имени да пары подзатыльников.
– Никто не поверит, что я три месяца боролась за жизнь отца Стори только для того, чтобы убить его теперь, – сказала Харпер.
– Поверят. Вы уже несколько раз пытались тайком уморить его, кололи ему инсулин, чтобы вызвать приступ. Между пальцами на ноге. Но потом вы не смогли продолжать, потому что тут был Ник, и он все время за вами следил. Вы перепугались и сорвались. – В одной руке Майкл все еще держал винтовку, нацеленную на Ника. Другой рукой он ухватил короткие светлые волосы Харпер и резко дернул. – Это важно. Важная деталь. Не забудьте. Вы кололи ему инсулин. Надеялись, что смерть будет выглядеть естественно. А еще вы во время операции ткнули ему сверлом в мозг. Вы делали все возможное, чтобы прикончить его, но он был защищен.
– Чем защищен? – спросила Харпер.
– Защищен Светом, – совсем просто пояснил Майкл. – Его разум и душа больше не хранятся только в теле. Они в драконьей чешуе на его коже. Они вечно будут храниться в Свете, как скопированные файлы на внешнем жестком диске. Он написал в записке, что Свет охранял его все эти месяцы. Я заставил его, прежде чем убить. Я мог бы и сам написать, но подумал, что лучше, если будет написано его почерком. Записка под подушкой. Я сделаю так, что Кэрол найдет ее.
Майкл взял с полки шприц и протянул Харпер.
– Сделайте себе укол. Только не в запястье и не в шею. Прямо в круглую задницу. Пусть видят, что я подкрался к вам сзади.
– Не буду.
– Ну, тогда вы, наверное, попытались отнять у меня винтовку, и Ник получил пулю, когда мы боролись, – сказал Майкл. – Сколько усилий вы мне сэкономили бы, если бы погибли несколько месяцев назад, как и задумывалось. Я звонил Береговым сжигателям, когда вы отправились домой за медицинскими припасами. Не знаю, как это они вас не нашли. Я звонил в ту ночь, когда собирались грабить «Скорую». Непостижимо, что вы сумели ускользнуть оба раза.
– Как ты мог звонить? Я думала, Бен собрал все телефоны.
– А кого, по-вашему, он послал их собирать? Я оставил себе парочку.
С удивлением и отвращением Харпер спрашивала себя: как можно было хоть на мгновение поверить, что у Ковбоя Мальборо может быть какой-то дар прорицания, какой-то сверхъестественный доступ к тайным знаниям. Ясно же, что любой ребенок из тех, что она лечила в школьном медпункте, не купился бы на такой бред.
– Хватит трепаться, – сказал Майкл. – Колите.
Харпер взяла шприц и посмотрела на прозрачную жидкость внутри.
– Что это?
– Версед. Годится? Нашелся у вас среди сильнодействующих. Я в седативных спец. Я усыпил Алли… в тот день, когда мы избавились от Гарольда. Нужно было позволить толстяку ускользнуть из лагеря, а она была на посту. Но тогда у меня была лунеста, которую моя мама держала в аптечке, и я знал, что делаю, когда добавлял ее в кофе.
– Майкл, пожалуйста. Я на восьмом месяце. Я не знаю, как подействует на ребенка версед. Представления не имею.
– Не важно, как он подействует. Ребенка мы будем любить, даже если родится отсталый или убогий. Кэрол будет о нем заботиться и воспитает правильно. Весь лагерь поможет. И не беспокойтесь. Я знаю свою любимую. Кэрол вырежет ребенка из вас, прежде чем вас казнят. Вытащит и будет любить как собственного. Я нашел в лагерной библиотеке медицинскую книжку, где описано, как делать кесарево сечение. Вроде бы ничего сложного. Готов поспорить, мы с Доном Льюистоном справимся. Дон явно не захочет помирать вместе с вами и Пожарным. Хватит. Колите. Я не намерен болтать. Я намерен действовать.
– Если возьмешься за кесарево сечение без медицинского образования, ты убьешь и меня, и ребенка.
– Да не. И потом. Мы не будем вас усыплять. Будете сами руководить операцией. Будете ведь?
– Господи, – прошептала Харпер, и первая горячая слеза прокатилась по щеке. – Как ты можешь так поступать с Алли? Убить ее дедушку. Угрожать брату. Она любит тебя. Я думала, и ты любишь ее.
– Люблю в каком-то смысле. И все же она не Кэрол. Кэрол еще девственница. В тридцать лет она хранит себя. Она хочет, чтобы я стал тем самым мужчиной. Говорит, что ждала меня всю жизнь.
Он говорил вдохновенно, глаза странно сияли. И Харпер вспомнила: Бен рассказывал, что видел, как Майкл и Алли неистово лизались за церковью, в ту ночь, когда отцу Стори разбили голову. Разумеется, в темноте было легко спутать племянницу и тетю. В кино их даже могла бы играть одна актриса.
– Том сказал, что дочь ни за что не навредила бы ему. Я не думаю, чтобы он ошибался, – сказала Харпер.
И с удивлением увидела пятна румянца на щеках Майкла. Он приложил палец к губам, как будто призывая к молчанию.
– Да я это сделал сам. Кэрол сказала: отец Стори знает, как мы обошлись с Гарольдом, но она уверена: поразмыслив как следует, он поймет, что мы были правы. А потом я встретил вас всех, когда вы отправлялись спасать заключенных. И по дороге к берегу отец Стори отвел меня в сторонку и предупредил: мы запрем мать Кэрол, когда вернемся. Запрем, а потом отправим в ссылку. Он был очень расстроен. Я рассудил, что будет проще всего, если он умрет во имя лагеря. И представляете: у этого шарлатана оказалась ужасно твердая голова. Я ударил его дубинкой с такой силой, что можно было разбить арбуз в кашу, а он оставался на ногах еще секунд десять. Стоял и только покачивался, глядя на меня с удивленной улыбкой.
– Когда Кэрол узнает, что ты сотворил с ее отцом, она тебя убьет. Своими руками.
– Не узнает.
– Я скажу ей.
– Это будет ложь. Все, что вы скажете, будет ложью. И тогда уж точно Ник и Алли умрут с вами. Или позже. Не важно. Единственная возможность для вас спасти этих детей – броситься на собственный меч.
– Ты не можешь…
– Хватит трепаться, – сказал Майкл и посмотрел на Ника. – Еще одно слово, хоть одно слово, и я, клянусь Богом, разбрызгаю мозги глухого малыша по всей сраной подушке. Колите. Сейчас же.
Харпер вонзила иглу.
2
Кто-то шлепнул ее по щеке, так, что голова повернулась на бок.
– Сжлею. – Харпер попыталась извиниться, потому что сделала что-то неправильное, хоть и не могла припомнить, что именно.
Джейми Клоуз ударила ее снова.
– Нет еще, но будешь. Встать. Я не потащу твою жирную задницу, сука.
Справа и слева кто-то придерживал Харпер под руки, но как только ее отпускали, ватные ноги подкашивались, и ее приходилось поднимать снова.
– Осторожно, – сказала Кэрол. – Ребенок. Ребенок ни в чем не виноват. Если с ним что-то случится, вы за это ответите.
Мир стал плохой копией Пикассо. Оба глаза Кэрол находились на одной стороне лица, а рот съехал набок. Теперь Харпер была в приемной, но комната изменилась, приобретя нелепую форму. Левая стена – высотой как в чулане, а правая – размером с экран в автомобильном кинотеатре. Пол так накренился, что непонятно было, как все ухитряются не падать.
Бен Патчетт за спиной Кэрол оскалил маленькие, как у хорька, зубы, а на круглом, гладком лице сверкали маленькие, тоже как у хорька, глаза – ярко-желтые от страха и возбуждения.
– Дайте мне ее на четыре часа, – сказал Бен. – Она расскажет о каждом, кто с ней заодно. Выдаст всех заговорщиков. Я добьюсь, я уверен.
– Вы добьетесь выкидыша. Не слышали, что я сказала про ребенка?
– Я не буду ее бить. Просто поговорю. Дам шанс поступить правильно.
Харпер попыталась сказать Кэрол: «Я любила отца Стори», – ей казалось, это важно. Но получилось только:
– Не забила лица историй.
– Нет, Бен. Я не хочу ее допрашивать. Мне не нужна ее помощь и не нужна ее информация. Я не хочу слушать ее вариант истории. И больше не хочу слышать ни единого слова из ее лживых уст.
Харпер перевела взгляд на Бена, и на миг зрение обострилось, все виделось отчетливо. И голос тоже вернулся, и Харпер произнесла пять слов, проговаривая их аккуратно и тщательно, как обычно делают пьяные в стельку:
– Она и Майкл подставили Гарольда.
Но удержать реальность было слишком трудно. Когда Кэрол ответила, ее рот снова сполз на сторону.
– Заставь ее замолчать, Джейми. Пожалуйста.
Джейми Клоуз, ухватив Харпер за челюсть, заставила ее открыть рот и впихнула камень. Очень большой. Казалось, он размером с кулак. Джейми придерживала Харпер челюсть, пока кто-то еще обматывал липкую ленту вокруг головы.
– Все, что вы хотите узнать, потом сможете выяснить у Рене Гилмонтон или Дона Льюистона, – сказала Кэрол. – Мы знаем, что они тоже участвовали. У нас есть блокнот Гилмонтон. И они оба были кандидатами на главную роль. Но Гилмонтон получила только пять голосов, наверное, это был удар по ее гордыне.
– И четыре – за Алли, – сказал Майкл – он стоял где-то справа от Харпер. – Что делать с ней?
Черты лица Кэрол закружились, как снежинки в стеклянном шаре, и Харпер затошнило.
– Ей мы дадим шанс, – сказала Кэрол. – Единственный шанс поступить правильно. Доказать, что она с нами. Не согласится – тогда ничто ей не поможет. Получит то же, что и Рене Гилмонтон с Доном Льюистоном.
За спиной Харпер заговорила девушка:
– Мать Кэрол, пришел Чак Каргилл. Он хочет что-то рассказать про Дона Льюистона. Кажется, что-то плохое.
Харпер по-прежнему мутило; мелькнула мысль, что если ее стошнит, она, наверное, захлебнется насмерть. Грубый камень царапал нёбо и давил на язык. И все же чем-то – прохладой, шершавой поверхностью – он был так реален, так явственен, так здешен, что вывел ее из туманного ступора.
Приемная была полна народу: Бен, Кэрол, Джейми и еще четыре или пять дозорных. Майкл стоял у входа в палату. Мерцали факелы – но не в приемной, освещенной только парой масляных ламп. Харпер уже какое-то время слышала шум – сначала она принимала его за шуршание ветра в кронах деревьев, беспокойные вздохи и свист, но теперь поняла, что это ворчание возбужденной беспокойной толпы. Весь лагерь собрался? Возможно.
«Тебя убьют через несколько минут», – подумала она. Это была первая ясная мысль с того момента, как ее пощечиной привели в чувство, и Харпер тут же покачала головой. Нет. Не ее. Джона. А ее убьют позже, после того, как вытащат из нее ребенка.
– Позови его, – сказал Бен Патчетт. – Послушаем.
Тихие нервные голоса. Дверь скрипнула на петлях, захлопнулась. Чак Каргилл обошел Харпер и предстал перед Кэрол. У него был нездоровый вид, как будто он только что получил под дых, бледное лицо обрамляли бачки. Джинсы промокли до бедер.
– Простите меня, мать Кэрол, – сказал Чак. Он дрожал то ли от холода, то ли от страха, а скорее всего – от того и другого вместе.
– Я уверена, что тебе не за что просить прощения, – сказала Кэрол тонким напряженным голосом.
– Я и Хад Лури отправились на остров Пожарного, как велел мистер Патчетт, чтобы забрать мистера Льюистона. Он снял брезент со шлюпа и развесил на бортах паруса – проветрить или еще зачем. Мы думали, что он в трюме. Мы думали, он не знает, что мы тут. Думали, что застанем его врасплох. С борта свисала веревочная лестница, и мы начали подниматься как можно тише. Но винтовки пришлось закинуть за плечо. Хад лез первым – и когда он поднялся на борт, этот старый… этот старый ублюдок огрел его веслом. А в следующее мгновение я уже смотрел в ствол винтовки Хада.
Все молчали, а у Каргилла, похоже, не было сил продолжать. Черты лица Кэрол перестали кружиться в хороводе и заняли более-менее правильные места. Харпер усилием воли заставила их не расплываться, хотя от напряжения разболелась голова. Губы Кэрол побелели.
– И что дальше? – спросила она наконец.
– Нам пришлось подчиниться. Пришлось, – произнес Каргилл, упал на колено и, ухватившись за руку Кэрол, начал всхлипывать. Зеленая сопля вылезла пузырем из его правой ноздри. – Простите, мать Кэрол. Я буду носить камень. Я буду носить камень целую неделю!
– Ты хочешь сказать, что он удрал? – спросила Кэрол.
Каргилл кивнул и вытер тыльной стороной ладони слезы и соплю, потом прижал кулак Кэрол к своей щеке.
– Мы спустили шлюп на воду. Он заставил нас. Когда Хад пришел в себя, старик заставил нас помочь ему спустить шлюп. Он держал нас на мушке. Забрал наши винтовки и… и уплыл. Просто уплыл. Мы ничего не могли поделать. Он в одиночку поднял паруса, словно это легче легкого, а мы… мы швыряли камни, да, мы кричали ему – кричали, что он пожалеет, мы… мы… – Он снова всхлипнул. – Мать Кэрол, я клянусь вам, я буду носить камень сколько пожелаете, только не прогоняйте!
Кэрол дала ему еще оросить ее руку слезами, но, когда Чак принялся целовать ее кулак, бросила взгляд на Бена Патчетта. Большой коп вышел вперед и, обхватив мальчишку за плечи, оторвал от Кэрол и поставил на ноги. Потом сказал:
– Мы обсудим, что случилось, в другой раз, Чак. Сегодня мать Кэрол потеряла отца. Не стоит взваливать на нее еще и свои беды. И тебе не о чем плакать. Здесь дом милосердия, сынок.
– Для некоторых, – тихо добавила Джейми Клоуз.
И все же Харпер почувствовала облегчение – такое же, как когда прошли схватки. Дон вырвался. Бен не будет применять плоскогубцы или камни в полотенце, чтобы заставить его говорить. Джейми Клоуз не запихнет ему в рот камень и не затянет петлю на его шее. От мысли, что Дон на шлюпе, что ледяной бриз откидывает его волосы со лба, а паруса наполнены ветром, Харпер почувствовала себя немного лучше. Дон, наверное, зол, ругается и трясется, негодуя на себя, что бросил так много хороших людей. Она надеялась, что он примирится с этим. Выбор у него был простой: остаться и умереть или бежать, когда представится случай. Хорошо, что хотя бы один из них переживет этот вечер.
– Мать Кэрол, – заговорил Майкл, стоявший у входа в палату. Впервые Харпер услышала в его голосе мягкие благоговейные нотки: так говорят не просто влюбленные, а одержимые. – Как вы хотите поступить с Пожарным? Я не могу держать его на уколах вечно. У нас уже кончился версед. Я вколол последнюю дозу.
Кэрол опустила голову. В свете масляных ламп острые углы ее голого черепа отливали бронзой.
– Это должна решать не я. Я не могу. Мой отец всегда говорил: если не можешь найти решения, посиди тихо, молча, и слушай тихий голос Бога. Но единственный голос, который я слышу, повторяет: «Пусть это будет неправда». Он говорит: «Пусть это будет неправда. Пусть мой отец будет жив». Отец хотел, чтобы я любила людей и заботилась о них, а я не знаю, как теперь это делать. Как поступить с Пожарным – должна решать не я.
– Тогда пусть решает лагерь, – сказал Бен. – Вы должны что-то сказать людям, Кэрол. Они уже все собрались, и у половины ум за разум зашел от страха. Люди плачут. Люди говорят, что это все, что нам конец. Вам нужно поговорить с ними. Расскажите, что знаете. Расскажите все. Если вы не слышите тихий голос Бога, послушайте хотя бы их. Их голоса вели нас последние девять месяцев, они проведут нас и через эту ночь.
Кэрол качалась, уставившись в пол. Майкл положил ладонь на ее обнаженную руку – Кэрол была одета в шелковый розовый верх от пижамы с короткими рукавами, – и большой палец чуть двинулся к плечу. Этот жест любовника не заметил никто, кроме Харпер.
– Хорошо, – сказала Кэрол. – Покажем их лагерю.
– В церкви? – спросил Бен.
– Нет! – крикнула Кэрол, словно он предложил нечто непристойное. – Я хочу, чтобы эти двое не входили туда больше никогда. Где-нибудь еще. Где угодно.
– Может, в Мемориальном парке? – спросил Майкл, снова проведя большим пальцем по руке Кэрол.
– Да. – Широко раскрытые глаза Кэрол смотрели не мигая и отрешенно, как будто это ей вкололи немного верседа. – Там мы и соберемся. Там и решим.
3
И все время, пока шли разговоры, Харпер будто карабкалась по бесконечному лестничному пролету – возможно, это была лестница на колокольню над церковью, – поднималась к свету и чистому воздуху. Вот только эти тысячи шагов были проделаны мысленно, а карабкалась она к ясности и определенности. Это давалось непросто, болела голова. Голова словно была набита щепками и иголками. А во рту был камень.
Теперь ей стало ясно: необходимо сохранять спокойствие и спасти всех, кого можно. Первые – Ник и Алли; а потом она постарается защитить остальных: Рене и всех прочих, кто доверил свои надежды и чаяния Пожарному и сестре Уиллоуз. Она готова сказать любую ложь, лишь бы уменьшить их страдания. Если, конечно, ей вообще позволят говорить.
Гораздо хуже было знать, что она станет свидетелем смерти Джона, не имея возможности умереть вместе с ним. Ее оставят в живых до тех пор, пока не разрежут и не вытащат скользкого красного ребенка из ее матки. Тогда она умрет – истекая кровью, под крик младенца.
Двое дозорных держали Харпер за руки, развернув лицом к двери.
Люди стояли вдоль грунтовой дороги, ведущей мимо кафетерия к церкви и Мемориальному парку. У некоторых в руках были факелы. Харпер вдруг поняла, что дорога через лагерь не сулит ничего хорошего. Она никогда не молилась – Джейкоб похоронил для нее Бога, – но сейчас бормотала про себя что-то вроде молитвы. Она сама не знала, к кому обращалась; возможно, к отцу Стори. На мгновение закрыв глаза, она увидела его хмурое, морщинистое, понимающее лицо. Она молилась, чтобы хватило сил оставаться собой в последние мгновения.
– Шевелись, сука, – сказала Джейми Клоуз, ухватив Харпер за загривок и толкая вперед.
Ноги Харпер все еще плохо слушались и дрожали, так что дозорные, державшие ее руки, то шагали, то тащили ее волоком в стылую ночь. Харпер поняла, что ее ведут Гейл и Джиллиан Нейборс. И они, похоже, были напуганы не меньше ее. Харпер сказала бы им, что бояться не надо, что они поступают правильно, но ей не давали этого сделать камень во рту и обмотанная вокруг головы изолента.
Толпа отшатывалась от Харпер, как будто она несла заразу пострашнее драконьей чешуи. Чумазые дети смотрели с восторженным ужасом. Седовласая женщина в стильных очках «кошачий глаз» плакала и качала головой.
Норма Хилд первая шагнула из толпы и плюнула на Харпер.
– Подстилка убийцы! – хрипло завизжала она.
Харпер вздрогнула, покачнулась, и Гейл крепко сжала ее руку, чтобы удержать. Харпер рефлекторно затрясла головой – «Нет, не я, это не я», – потом прекратила. В следующие полчаса ей придется быть подстилкой убийцы. Неизвестно, что случится с Ником после ее смерти, но пока она жива, она будет делать все, что нужно.
– Да как ты могла! – крикнула красивая молодая женщина с красными пятнами на лице. Руфь… как-ее-там? На ней была ночная рубашка в голубой цветочек и сверху – объемная оранжевая парка. – Как ты могла! Он любил тебя! Он бы умер за тебя!
Еще один – сочный, густой – плевок попал на короткие волосы Харпер.
Впереди уже были видны массивные, грубо обработанные камни и та шершавая гранитная скамья, которую Харпер сочла подходящим местом для жертвоприношения, – здесь белая королева убьет священного льва.
Когда они добрались до внешнего круга, правая нога совсем отказала, и Харпер опустилась на колени. Джиллиан наклонилась к ней, словно собираясь прошептать слова утешения.
– Мне плевать, что вы беременная, – сказала она. – Надеюсь, вы умрете здесь. – Она схватила Харпер за нос, зажав ноздри. – А как по мне, так и ребенку туда же дорога.
Харпер уже не хватало воздуха. Голова была так же пуста, как и легкие. Джиллиан могла убить ее запросто – как щелкнуть выключателем. Потом Джейми ухватила Харпер за шею, рывком подняла на ноги и пинком под ягодицы послала вперед – и Харпер снова смогла дышать.
– Шевели булками! – крикнула Джейми, и некоторые мужчины засмеялись.
Харпер оглянулась и увидела Майкла рядом с Беном и Кэрол. Майкл нес на плече Пожарного – как мешок овса. Пожарный всегда выглядел солидным взрослым, а Майкл казался ребенком, но теперь Харпер поняла, что рыжий мальчишка ростом выше Джона и шире в плечах. И что-то вроде джутового мешка укрывало голову Пожарного.
Харпер подвели к одному из высоких постаментов. Подошел мальчик – которого Харпер называла Боуи – с желтой ручкой от метлы; и Харпер подумала – не решили ли ее забить палками? Нет. Сестры Нейборс завели ее руки назад. Ручка метлы оказалась за каменной колонной, и к ней с помощью липкой ленты девочки примотали запястья Харпер. Она оказалась прижата спиной к древнему камню, с заломленными назад руками.
Чак Каргилл с другими ребятами прислонили Пожарного к камню в десяти футах от Харпер. Руки ему тоже завели за спину и с помощью липкой ленты примотали запястья к лопате за постаментом. Когда Пожарного отпустили, его ноги подкосились – он все еще был без сознания, – и он осел на землю, раскинув ноги и опустив подбородок на грудь.
Обитатели лагеря отошли назад, встав у внешнего круга камней, и глазели. В неверном оранжевом свете факелов лица казались бледными пятнами с потемневшими от страха глазами. Харпер пыталась найти кого-то знакомого; взгляд остановился на одиннадцатилетней Эмили Уотерман. Харпер попробовала улыбнуться девочке глазами, но Эмили сжалась, как под взглядом сумасшедшей.
За толпой, у нижних ступеней широкой лестницы к воротам церкви, возникло оживление. Харпер услышала крики, увидела, как толкаются люди. Двое мальчишек толкали перед собой прикладами винтовок Рене Гилмонтон, ударяя по пояснице и по плечам. Они не избивали ее. Просто вели в нужном направлении, тыкая, чтобы напомнить, что они рядом. Харпер отметила, что Рене идет с великим достоинством. Ее руки были связаны за спиной лохматой бечевкой – такой обычной перевязывают посылки в крафт-бумаге. Из пореза над левой бровью сочилась кровь, и Рене смаргивала ее, но в остальном лицо оставалось спокойным, с гордо поднятым подбородком.
Алли шла следом и хрипло кричала, дрожа:
– Отвали! Убери сраные лапы!
Ее руки тоже были связаны за спиной, и Джейми Клоуз вела ее за локоть. Харпер даже не заметила, когда Джейми отошла от нее, но вот она уже подгоняет Алли. У Джейми были и помощники: двое мальчишек ухватили Алли с обеих сторон за плечи, и еще двое шагали сзади. Кровь текла у Алли изо рта. Зубы покраснели. Она шла в пижамных штанах и толстовке бостонских «Ред Сокс», а босые ноги были в грязи.
– На колени, – скомандовала Джейми, когда они добрались до края круга. – И заткни сраную пасть.
– У нас есть право выступать в свою защиту, – крикнула Рене Гилмонтон, и тут же приклад винтовки ударил ее сзади по левой ноге. Рене рухнула на колени.
– У тебя есть право заткнуться! – завопила какая-то женщина. – У тебя есть право заткнуть свой лживый рот!
Харпер не заметила, когда ушли Бен и Майкл, но теперь увидела, как они выходят из кафетерия. С ними шли Гилберт Клайн и Мазз.
По лицу Гила нельзя было прочесть ничего, как у бывалого игрока в покер: может, у него «фул-хаус», а может, и вовсе пусто – не разберешь. Мазз, напротив, бурлил энтузиазмом. Хоть он и был в джинсовой куртке поверх заляпанной футболки, но шагал чуть ли не вприпрыжку, с лучистой уверенностью бизнесмена в пошитом на заказ костюме и с шестизначным окладом, спешащего на работу в Манхэттенскую высотку.
Джиллиан помогла Кэрол взобраться на каменную скамью – как раз между Харпер и Пожарным. Кэрол стояла, покачиваясь, из остекленевших глаз по щекам текли слезы. Она не стала поднимать руку, чтобы призвать к тишине. Этого не потребовалось. Тихое, нервное бормотание – смесь напряженного шепота и всхлипываний – мигом улеглось. В наступившей тишине слышалось только шипение и потрескивание факелов.
– Мой отец мертв, – сказала Кэрол, и над толпой в сто семьдесят человек пронесся горестный стон. Кэрол молчала, пока вновь не стало тихо, потом продолжила:
– Пожарный пытался убить его три месяца назад – и не смог. Попытался снова сегодня ночью – и ему удалось. Он или медсестра ввели отцу пузырек воздуха в вену, что привело к смертельному сердечному приступу.
– Это полная ложь, – ясно и громко произнесла Рене.
Один из дозорных ударил ее прикладом винтовки между лопаток, и Рене повалилась в грязь лицом.
– Оставьте ее! – закричала Алли.
Джейми наклонилась к Алли и сказала:
– Откроешь рот еще хоть раз – и я вырежу тебе язык и прибью его на дверь церкви. – В руке Джейми держала обычный столовый нож – похоже, для мяса, с зубчатым лезвием – она поднесла его к щеке Алли, и лезвие ярко блеснуло.
Алли бросила дикий, яростный, испуганный взгляд на тетю. Кэрол посмотрела на нее так, словно не узнавала.
– Дитя, – сказала Кэрол. – Ты будешь говорить, когда спросят, не раньше. Слушай меня, или я не смогу защитить тебя.
Харпер была уверена, что Алли закричит, начнет ругаться, и Джейми действительно порежет ее. Однако Алли посмотрела на тетю с изумлением – словно получила пощечину – и заревела так, что плечи начали трястись.
Кэрол оглядела прихожан – одного за другим. Влажный и прохладный воздух пах солью. Светила почти полная луна. Мальчик на колокольне – на башне око видит далёко – положил локти на парапет и нагнулся, наблюдая за тем, что происходит внизу.
Кэрол сказала:
– Думаю, что Пожарный убил и мою сестру, Сару. Наверное, она узнала, что он собирается избавиться от моего отца, и погибла от руки Пожарного, не успев предупредить нас. Я не могу этого доказать, но уверена, что так и было.
– Вы не можете доказать вообще ничего! – крикнула Рене с земли. Она все еще лежала в грязи, в унизительной позе: задом кверху и со связанными за спиной руками. На подбородке появилась царапина от удара лицом о землю. – Ни единого слова!
Кэрол обратила к ней ледяной, печальный взгляд.
– Могу. Я могу доказать самое важное. Могу доказать, что вы, медсестра и Пожарный устроили заговор, чтобы убить меня и Бена Патчетта, и хотели захватить власть, превратить наш лагерь в концентрационный. Я могу доказать, что следующими на очереди были мы.
Она сказала это так смиренно, что Харпер чуть не зашлась в истерическом хохоте. Правда, сейчас она даже хихикнуть не могла.
– Они голосовали! – крикнула Кэрол. Она подняла разлинованный желтый лист из большого блокнота. – Подтасованное скорее всего, но все же голосование. Больше двадцати человек в лагере проголосовали за то, чтобы медсестра Уиллоуз и Пожарный творили, что пожелают. Убивали, кого захотят, мучили, кого захотят, сажали под замок, кого захотят. – Кэрол добавила тихим голосом: – И моя племянница была среди голосовавших.
Над толпой собравшихся в Мемориальном парке прокатился страдальческий ропот.
– Неправда, – крикнула Алли.
Джейми схватила Алли за подбородок, откинула ее голову назад, прижала нож к щеке и посмотрела на Кэрол, ожидая команды. Харпер видела, как на горле Алли бьется бледная жилка.
– Я прощаю тебя, – сказала племяннице Кэрол. – Уж не знаю, какую ложь обо мне они тебе скормили, чтобы настроить против меня, но тебя я полностью прощаю. Я стольким обязана твоей матери. И ты – все, что у меня осталось от нее. Ты и Ник. Может быть, они заставили тебя поверить, что меня нужно убить. Надеюсь, однажды ты поймешь, что я готова умереть ради тебя, Алли. В любой момент.
– А как насчет сейчас, хитрожопая интриганка? – спросила Алли. Она говорила шепотом, но ее слова разнеслись по парку.
Джейми полоснула ножом ей по губам, разрезав обе. Алли закричала и упала ничком. Она не могла унять кровь со связанными за спиной руками; Алли извивалась и дергалась, размазывая кровь и грязь по лицу.
Кэрол не вскрикнула от ужаса или возмущения. Она только посмотрела на племянницу, а потом отвернулась, бросив полный муки взгляд на толпу. Тишина в парке стала тревожной и пугающей.
– Видите, что они сделали с ней? – спросила Кэрол. – Что натворили Пожарный и медсестра? Как они испортили ее? Настроили против нас? И, разумеется, Алли была любовницей Пожарного. Несколько месяцев.
Алли затрясла головой и застонала от гнева и удивления, но ничего не сказала – а может, не могла говорить с исполосованным ртом.
– Думаю, поэтому Джон Руквуд и решил убить моего отца. Поэтому выследил его в лесу и ударил по голове. Мой отец узнал, что Пожарный превратил в шлюху шестнадцатилетнюю девочку, и хотел его разоблачить. Прогнать из лагеря. Но Пожарный первым нанес удар – удар своим оружием. Вы все видели его. Хулиган. Он даже не отчистил его. На нем по-прежнему можно видеть кровь моего отца и его волосы. Майкл, покажи.
Майкл появился из-за спин заключенных, держа в руках ржавый железный лом. Он прошел мимо Харпер, и она могла хорошенько рассмотреть хулиган. На нем была вмятина – она появилась несколько месяцев назад, когда Харпер ударила человека в противогазе. А сейчас на ломе была старая запекшаяся кровь, и несколько волосков блестели золотом и серебром в свете факелов.
Майкл поднял хулиган, показывая зрителям. Норма Хилд протянула пухлую, белую дрожащую руку и почтительно коснулась лома, потом посмотрела на пальцы.
– Кровь! – завопила она. – На нем все еще кровь отца Стори!
Харпер отвернулась с омерзением. Интересно, когда же Майкл успел забраться в лодочный сарай, чтобы вытащить из пожарной машины хулиган и подготовить его. Остается надеяться, что отец Стори был уже мертв, когда Майкл мазал ржавую железяку кровью старика и выдергивал волосы из разбитой головы.
Отвернувшись от Майкла, она вдруг увидела то, от чего у нее перехватило дыхание. Ступня Пожарного дернулась влево, потом вправо. Заметил ли кто-нибудь, Харпер не знала. Джутовый мешок на голове шевельнулся в том месте, где был рот.
– Вы знаете, как силен мой отец. Как он сражался, чтобы вернуться к нам, чтобы восстановить свое многострадальное… свое… – Кэрол захлестнули эмоции, и говорить она не могла.
– Он не ушел! – крикнул какой-то мужчина. – Он всегда с нами в Свете!
Кэрол выпрямилась, словно ее поддержала невидимая рука.
– Да. Верно. Он всегда был с нами там, и он всегда будет с нами. Это утешительная мысль. Это утешение для нас всех. В Свете мы живем вечно. Там наши голоса никогда не стихнут. – Она провела под глазом костяшкой большого пальца. – Я знаю еще кое-что: сестра Уиллоуз была уверена, что разрушила его мозг во время операции и что он больше не очнется, поэтому необязательно его убивать. Оставить его в живых было лучшим прикрытием для ее истинных намерений в отношении меня, и Бена, и всех остальных. Однако ее самонадеянность сослужила ей плохую службу! Вскоре отец начал показывать признаки выздоровления – он черпал силы в нашем пении, в Свете! Тогда она решила вызвать приступ, вкалывая ему инсулин. Но она осмелилась сделать только один или два укола. Там был мой племянник, и она чувствовала, что маленький Ник следит за ней и оберегает моего отца.
Кэрол снова замолчала, собираясь с силами. Потом заговорила – так тихо, что люди подались к ней, чтобы все расслышать.
– Мой папа. Мой папа был так силен. Он пытался вернуться снова и снова. Он начал приходить в себя. Думаю, он заставлял себя проснуться, несмотря ни на что. Он знал, что находится в опасности. Он нашел ручку и бумагу и написал записку. – Она взмахнула рукой с зажатым в кулаке белым листком. Ее плечи дрожали. – Это его почерк. Я знаю его с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы читать письма. Рука дрожит, но почерк его. Здесь написано… – Кэрол смотрела на листок, моргая от слез. – Здесь написано: «Дорогая Кэрол, я скоро умру. Надеюсь, это первой найдешь ты, а не медсестра. Береги себя. Береги детей. Береги лагерь. Береги всех от Пожарного. Помни, что Спаситель принес не мир, но меч. Люблю тебя».
Кэрол опустила записку, зажмурилась и пошатнулась. Когда она открыла глаза, Майкл уже стоял наготове. Кэрол передала бумажку ему, и он снова отправился демонстрировать улику толпе, чтобы каждый мог сам убедиться.
– Это все ничего не доказывает, – крикнула Рене, лежащая в грязи. – Ни один суд в Америке не примет ничего подобного в качестве доказательств. Ни записку вашего отца, которая могла быть написана под принуждением, ни лом, который можно было подготовить. – Рене повернула голову, глядя на собравшихся. – Никто никого не планировал убивать. Мы говорили о побеге! Не об убийстве. Все, чего хотели Харпер и Джон, это маленькой группой убраться отсюда и отправиться на остров Марты Куинн… Он существует. С заряженным мобильником мы могли бы это доказать. Они передают сигнал по Интернету. Никто – ни Кэрол, ни кто-то другой – не может предоставить настоящих доказательств каких-то незаконных намерений, достаточных для предъявления суду.
– Не соглашусь, – заявил Мазз с края круга.
Когда Рене упомянула остров Марты Куинн, послышался удивленный ропот, похожий на гудение микрофона. Но сейчас почти все разом снова затихли.
– Пару дней назад мы все встретились на тайном собрании на острове Пожарного: я, Гил, Рене, Дон Льюистон, а еще Алли, Пожарный и медсестра, – заявил Мазз. – Рене предложила мне стать главным по безопасности в лагере после того, как Пожарный избавится от Бена Патчетта и Кэрол. А медсестра, да, она обещала мне, что я смогу выбрать любую из девчонок старше четырнадцати. Мне только и нужно было держать людей в узде. Только вот они не знали, что я уже стукнул мистеру Патчетту, что затевается какая-то хрень, и обещал работать на лагерь, типа как двойной агент. Рене и Алли думали, что все из себя такие умные, что выцарапали нас из мясного холодильника на собрание. Не знали они, что мистер Патчетт позволил им нас вывести. Бен Патчетт, Чак Каргилл и Майкл Линдквист это подстроили, чтобы я мог собирать разведданные.
– А Клайн все подтвердит, – сказал Бен Патчетт и подтолкнул Клайна в спину. – Правда, Клайн?
Гилберт Клайн спокойно взглянул серыми глазами на Рене. Она смотрела так, будто только что получила прикладом в живот. Будто ее тошнит.
– Я могу подтвердить одно, – сказал Гил. – Я могу подтвердить, что Мазз – мешок дерьма, который скажет Патчетту что угодно, лишь бы выбраться из холодильника. А все остальное, чем вас тут кормят, – один большой пирог с дерьмом, и не верится, что хоть кто-то его проглотит.
Бен ударил рукояткой пистолета Гила по спине. Звук получился такой, будто стукнули костяшками по дереву. Гил опустился на колено.
– Нет! – воскликнула Рене. – Не трогайте его!
Харпер подумала, что вряд ли кто-то ее услышал за приглушенным ревом удивленной и разгневанной толпы.
Бен стоял за спиной Гила Клайна, качая головой, и гневно глядел на Кэрол.
– В подвале он другое говорил, – сказал Бен. – Точно! Говорил, что во всем поддержит Мазза, если мы будем обращаться с ними одинаково. Говорил…
– А я сразу сказал, чтоб его не впутывали, – встрял Мазз. – Почему, думаете, я с самого начала не хотел с ним дела иметь? Я говорил, что он…
– Хватит! – крикнула Кэрол, и почти все разговоры смолкли. Почти. Но не все. Прихожане беспокойно шептались, переминаясь с ноги на ногу. – Всем ясно, что Клайн – любовник Гилмонтон и запросто солжет, чтобы защитить ее.
– Да, конечно! – заорал Мазз. – Они крутили шашни несколько недель! И ее липовый книжный клуб был только прикрытием. Читать «Обитателей холмов», твою мать. Это у них был пароль для того, чем они по правде занимались – трахались, как кролики, при первой возможности…
– Единожды солгавший, кто тебе поверит, – сказал Гил.
– Мистер Маззучелли не единственный наш свидетель! – крикнула Кэрол. – Есть и другой! Спросите саму медсестру! Спросите! Это что, неправда? Разве она не наблюдала, как Пожарный ввел через шприц пузырек воздуха и убил моего отца? Разве она сама не вводила наркотик моему племяннику, Нику, чтобы без помех осуществить убийство? Спросите ее! Это правда, сестра Уиллоуз? Да или нет?
Харпер подняла голову и огляделась. Сто семьдесят лиц, озаренных инфернальным оранжевым светом факелов, были обращены к ней. Все смотрели со страхом и ненавистью. Эмили Уотерман была убита горем. Слезы прочертили линии на ее грязных щеках. Джейми, наоборот, тряслась от нетерпения, все еще держа Алли за челюсть. Наконец Харпер отыскала взглядом Майкла, который стоял позади двух заключенных, по правую руку от Бена Патчетта, и держал винтовку у пояса, стволом в сторону Алли. Он незаметно кивнул: давай!
Харпер двинула подбородком вверх и вниз. Да. Все правда.
Крик – рев мучительной ярости – пронесся над ней, и словно сама тьма содрогнулась. Харпер никогда не слышала такого долгого воя. Это был небывалый хор, и Харпер увидела, что они начинают сиять. Глаза Джейми светились, как золотые доллары под полуденным солнцем. Драконья чешуя, покрывавшая голые руки Нормы Хилд, горела яркими красными точками.
– М-м… – сказал вдруг Пожарный через мешок. – Это что? В чем дело? Что происходит?
Он зашарил каблуком по земле, пытаясь найти опору.
– Он просыпается! – завизжала Эмили Уотерман противным голосом. – Он убьет нас! Он сожжет нас всех!
И снова Норма Хилд первой вышла из толпы. Она размахнулась и швырнула камень, небольшой белый камешек, не больше мяча для гольфа. Наступила внезапная тишина, как будто все разом затаили дыхание. Камень ударил Пожарного в плечо со звонким «чпок».
Над толпой пронесся громкий и дикий рев удовлетворения.
Никто не видел, как дверь лазарета в трехстах футах от них открылась и захлопнулась, как Ник вышел оттуда, пошатываясь, еще толком не проснувшись.
И дозорный на колокольне не замечал включенных фар автобуса в полумиле от парка, которые бешено сигналили у ворот в лагерь Уиндем. Дозорный смотрел вниз, на происходящее. На то, как полетели камни.
4
Камень ударился в гранитную колонну над головой Пожарного. Он дернулся от звука. Другой камень врезался ему в коленную чашечку с костяным стуком.
Его левая ладонь полыхнула голубым пламенем, расплавив липкую ленту, сломав черенок лопаты.
Белый камень размером с пресс-папье ударил в мешок на голове, и левая рука Пожарного вдруг погасла, повалил черный дым. Подбородок опустился на грудь. Камни лупили по плечу, животу, по бедру, стучали по колонне.
«Нет, – подумала Харпер. – Нет-нет-нет…»
Она зажмурилась, обратилась внутрь себя и начала напевать – без слов и даже без мелодии.
5
Фильм Запрудера, немая цветная лента, на которой зафиксировано убийство президента Джона Ф. Кеннеди, длится меньше двадцати семи секунд, но тем не менее ему посвящены целые книги, в которых досконально исследуется все, что удается разглядеть в кадре. Можно замедлить видео, чтобы подробно разобрать каждый миг полного хаоса, – показать суету человеческих действий и реакций, происходящих одновременно и сплетающихся в запутанный калейдоскопический узор. Каждый раз, просматривая фильм заново, замечаешь новые нюансы, получаешь новые впечатления. Каждый просмотр открывает новые подробности пересекающихся повествований: не одной истории – убийства великого человека, – а десятков историй, выхваченных камерой в разгар событий.
У Харпер Уиллоуз не было возможности спокойно наблюдать – в уюте и безопасности, – за тем, что происходило в следующие одиннадцать минут ее фильма. И в дальнейшем ей не представится случая заново пересмотреть сцену бойни – узнать, что она пропустила. Даже если бы такая возможность существовала, Харпер отказалась бы – она не смогла бы смотреть на это снова, переживать заново все потери.
И все же она видела многое, гораздо больше, чем остальные – возможно, потому, что не паниковала. Такая уж у Харпер была натура: она обретала спокойствие, когда большинство впадали в истерику; она хладнокровно наблюдала, когда остальные даже смотреть не могли на происходящее. Из нее вышла бы хорошая военная медсестра.
Харпер открыла глаза, когда ладони полыхнули огнем и изолента вокруг запястий сморщилась и расплавилась, подняв вонь. Руки были свободны… свободны и объяты желтым пламенем почти до плеч. Боли не было. Руки овевала благословенная прохлада, словно Харпер погрузила их в море.
Факелы были больше не нужны. Весь лагерь светился. Харпер смотрела на вибрирующую толпу мужчин и женщин с ярко сияющими невидящими глазами. Всех покрывала драконья чешуя, споры светились алым светом, пробивавшимся сквозь свитеры и платья. Некоторые пришли босиком и теперь были словно в бронзовых тапках.
Норма Хилд, с глазами, сияющими вишневым цветом, как неоновая вывеска, нагнулась, чтобы поднять еще камень. Харпер вскинула правую кисть – и полумесяц пламени размером с бумеранг пронесся в темноте и разбился огненными брызгами о руку Нормы. Норма вскрикнула, качнулась назад и упала, повалив еще двух человек.
Харпер услышала крики. Краем глаза она заметила движение: люди бежали, отпихивая друг друга. Над ее левым ухом свистнул камень и отскочил от постамента, к которому ее привязали.
Она повернулась к Пожарному и увидела, что его загораживает Джиллиан Нейборс. Харпер подняла левую руку и раскрыла ладонь, как в приветствии. Но вместо приветствия в Джиллиан полетела тарелка огня, как торт в лицо. Джиллиан завизжала, закрыла ладонями глаза и повалилась навзничь.
Камень ударил Харпер в поясницу – боль вспыхнула на мгновение и тут же стихла.
Харпер нащупала ленту, обмотанную вокруг головы, и дернула. Лента не порвалась, а растаяла и расползлась. Харпер открыла рот, и камень выпал в ее левую ладонь. Харпер сжала его в кулаке, и камень начал разогреваться, его поверхность, светлея, трескалась и шипела.
Запомните камень в ее кулаке.
Майкл потянулся и схватил Кэрол за запястье, как Ромео через перила балкона брал за руку Джульетту; ты и я, крошка, что скажешь?
Гилберт Клайн поднялся с земли, развернулся и впечатал кулак в живот Бену Патчетту. Бен согнулся пополам и словно съежился – в голове Харпер мелькнул образ пекаря, который месит взошедшее тесто.
Еще один камень ударил Харпер в бедро, и она покачнулась. Рядом возникла Алли и помогла удержать равновесие, подставив плечо. Все лицо Алли было в крови. Она улыбалась разрезанными губами. Руки были связаны за спиной. Харпер протянула ладонь в белой огненной перчатке. Бечевка разлетелась оранжевыми червячками.
Харпер и Алли добрались до Пожарного в три шага. Харпер ухватила его под мышки, спрятав ладони под плотной курткой. Огненные перчатки погасли, оставив черный дым и открыв драконью чешую, обвивающую предплечья. Споры еще мерцали лихорадочными красными и золотыми точками. Как только пламя погасло, по всему телу побежали мурашки, и у Харпер так закружилась голова, что она чуть не рухнула, так что Алли пришлось поддержать ее, положив руку на плечо.
Через мешок на голове Джона сочилась кровь, на ткани появились два пятна – в районе рта и на левой стороне головы. Алли сорвала мешок и открыла лицо Пожарного – разбитая скула, опухшая верхняя губа изогнута в кровавой усмешке. Впрочем, Харпер была готова к худшему. Пожарный повел глазами и все-таки сфокусировался на Харпер и Алли.
– Можете встать? – спросила Харпер. – У нас беда.
– Фто ефе случилось? – спросил Пожарный, брызгая кровью. Он смотрел то на одну, то на другую с неясным беспокойством. – Офтафьте меня. Бегите.
– Да заткнитесь уже, – буркнула Харпер, пытаясь поднять Пожарного на ноги.
Но он не слушал ее. Он ухватил Харпер за плечо и, забыв закрыть окровавленный рот, выпучив глаза, ткнул пальцем в небо.
– Рука Бога! – завопил кто-то. – Это рука Бога!
Харпер подняла глаза и увидела громадную огненную ладонь величиной с автомобиль. Ладонь упала в центр каменного круга и накрыла гранитную скамью, на которой мгновение назад стояла Кэрол. Теперь ее прятал под скамьей Майкл, обхватив руками.
Громадная горящая ладонь ударила так, что земля задрожала. Она взорвалась длинными языками пламени – они полыхнули во внутреннем круге торчащих постаментов, опалив дочерна гранит. Трава зашипела и превратилась в оранжевые нитки. Волна горячего воздуха бросила Харпер в объятия Джона и разметала толпу, повалив стоящих в первом ряду на тех, кто был сзади.
Звенели крики боли и вопли ужаса. Эмили Уотерман упала на землю под напором толкающихся взрослых, и бывший сантехник Джош Мартингейл весом в 212 фунтов наступил ей на запястье. Кость громко хрустнула.
Горящая рука с неба пропала, хлопнув по земле, и оставила только опаленную траву и дымящуюся каменную скамью, под которой прятались, обнявшись, Кэрол и Майкл.
– Но как? – спросила Харпер. – Кто?..
– Ник, – ответил Пожарный.
Только что прихожане Кэрол Стори сияли вместе, в светлой гармонии ярости и торжества, но теперь никто не светился, и они тыкались друг в друга с грацией ополоумевших бычков. С севера, со стороны лазарета, в людском монолите образовалась брешь. Люди оглядывались и, увидев, что приближается к ним, бежали прочь. Двадцатидвухлетний Билл Хетворт, бывший студент технического вуза, проживший в лагере четыре месяца, увидел того, кто шел к нему, и мочевой пузырь не выдержал – на джинсах спереди появилось темное пятно. Четырнадцатилетняя Кэрри Смолс, всего три недели пробывшая в лагере Уиндем, упала на колени и залепетала «Отец наш неместный, да синица имя твое».
К ним шел Ник: голова охвачена огнем, глаза – яркие угли, руки ощетинились горящими когтями, и шлейф черного дыма позади.
6
Людское море расступалось перед Моисеем в огненной мантии. Теперь он уже сверкал не так страшно. Голубой венец над его головой угасал, меняя оттенки – изумрудный, бледно-желтый, – и наконец исчез облаком белого дыма. Однако глаза по-прежнему полыхали горячими углями.
– Идем, – сказал Пожарный. – Нафа офередь. – Шипящие звуки сопровождались брызгами крови с разбитых губ.
Харпер и Алли подхватили Пожарного с двух сторон и подняли на ноги. Он не мог ни стоять ровно, ни идти, так что сразу начал заваливаться вперед. Харпер и Алли удержали его, и он обнял их за плечи.
– Давайте за Ником, – сказал Пожарный. – Он напугал их. Они его боятфа даже больфе меня.
Однако он успел сделать с помощью Харпер и Алли всего два шага, когда послышался вой автомобильной сирены, громоподобный «врум-врум», который будто пронзил Харпер грудь. Она застыла и, оглядевшись по сторонам, уставилась на дорогу, сбегающую по гребню холма.
Две фары, ярко-голубые ксеноновые фары, вспыхнули ледяным взглядом над громадным снежным плугом.
Фары осветили человека, стоявшего в восьми футах от грузовика – человека в грязном свитере с северными оленями. От петли на его шее волокнистый шпагат тянулся к решетке за плугом. Руки человека были связаны за спиной. В свете фар легкие седые пряди казались стальными нитями.
Свет фар озарил и Марка Маззучелли, который был ярдах в пятидесяти. Мазз шагал посреди грунтовки, явно решив, что вдоволь насладился прелестями лагеря Уиндем и пора уходить на более тучные пастбища. Когда вспыхнули фары, он сделал последний неуверенный шаг и замер.
– Что за хрень? – Голос Мазза разнесся во внезапно наступившей тишине.
Моргнула еще пара фар, потом еще одна. Первая пара принадлежала военному «Хаммеру» с открытым верхом. Рядом стоял «Шевроле Сильверадо Интимидатор» на шести огромных колесах. Ослепительные прожекторы были укреплены над кузовом. Сзади по дороге ехали еще как минимум два пикапа.
Хромой Нельсон Гейнрих с петлей на шее обернулся через плечо на свет.
– Ну, видите! – крикнул он. – Я же говорил! Говорил, что они все тут! Все! Сотни две зараженных! Я говорил, что помогу! А теперь отпустите меня! Вы обещали! Обещали, что со мной все!
Из громкоговорителей, укрепленных рядом с прожекторами на крыше «Интимидатора», грянул усиленный голос. Харпер узнала его. Его узнали все. Ковбой Мальборо был известен по всему побережью.
– Уговор есть уговор, – сказал Ковбой Мальборо. – Никто не скажет, что Ковбой Мальборо не держит слово. Ну-ка, освободите мистера Гейнриха.
Человек в военной форме поднялся с пассажирского сиденья «Хаммера». Достав «бушмейстер», он положил ствол на раму ветрового стекла, прежде чем открыть огонь.
7
Нельсон Гейнрих выгнул спину, словно его ударили в поясницу стальным ломом. Из груди брызнул красный туман, создав алую дымовую завесу. Нельсон попытался бежать, сделал два шага, и тут веревка натянулась, и он упал в грязь.
Мазз тоже повернулся и побежал. Шаг, другой, и тут град пуль перебил ему ноги. Потом пули застучали по его спине, как дождь по барабану. Последний выстрел попал падающему Маззу в плечо, развернул, и он рухнул, обратив лицо к дымному ночному небу.
Военный «Хаммер» рванул с места и понесся по разбитой дороге, подняв тучу белой известковой пыли. Джип проехал во тьму между церковью и кафетерием, отрезав путь отступления в эту сторону. Свет фар скользнул по грязной земле и высветил Ника. «Хаммер» не притормозил, а прибавил газу, направляясь к мальчику. Харпер выкрикнула его имя. Ник, разумеется, не услышал.
Военный «Хаммер» с хрустом переехал Мазза и подпрыгнул, словно попал в глубокую выбоину. Ник обернулся – медленно, как во сне. Он поднял правую руку. Из ладони брызнули искры, поднимаясь спиралями в ночное небо, – тысяча новых звезд взлетала с его руки. Вот только вместо того, чтобы таять, как положено обычным искрам, они разгорались все ярче и набухали. И превращались в стаю пылающих воробьев, не крупнее мяча для гольфа, и эта стая стремительных сердитых огненных птичек вдруг ринулась вниз.
Они обрушились частым красным дождем на «Хаммер», когда он был уже футах в пятидесяти от Ника. Горящие стрелы с хлюпающим звуком пробили лобовое стекло; превратили людей на передних сиденьях в вопящие карикатуры; хлестнули по шинам, которые завертелись огненными кругами; юркнули в ящик с боеприпасами – и он взорвался со страшным грохотом и прерывистыми вспышками.
«Хаммер» повело влево. Правое крыло зацепило Ника и отбросило в сторону. Джип продолжал движение, клонясь налево. Правое колесо наскочило на полуприкопанный белый камень. «Хаммер» встал на два колеса и перевернулся со страшным грохотом. Обугленный труп – водитель – вылетел в ночь.
Алли звала и звала Ника по имени. Двинуться она не могла – застыла на месте, а когда попыталась броситься к брату, Пожарный крепче ухватил ее за плечо.
– Бен ему поможет, Бен… – сказал Пожарный, прижав на мгновение Алли к себе, прежде чем она высвободилась и понеслась к брату.
Впрочем, Бен Патчетт намного опередил ее. Он бежал неуклюже, но уже преодолел две трети расстояния до лежащего на земле мальчика. В руке он держал пистолет и стрелял не целясь во «Фрейтлайнер». Пуля попала в плуг и высекла голубые искры. Бен опустился на колено, обхватил дымящегося мальчика руками и забросил на плечо. Потом снова выстрелил и побежал обратно, уже не так быстро.
За плугом грузовика прятались, как за щитом, люди. Сверкали и грохотали выстрелы. Бен споткнулся, сбился с курса, но продолжал бежать. Харпер не видела, куда попала первая пуля. Вторая ударила Бена в правое плечо, чуть не развернув его вокруг оси. Казалось, сейчас он упадет или уронит Ника. Нет. Бен выпрямился и побежал дальше усталой рысью, как бегун в конце длинной дистанции в жаркий день. Третья пуля снесла ему верхушку головы. Харпер невольно представила волну, разбивающуюся о скалу. Череп раскрылся, выбросив в ночь красную пену, волосы, осколки кости и брызги мозга.
И он все равно продолжал бежать – шаг, второй, – а когда упал на колени, к нему уже подбегала, протянув руки, Алли. Бен передал ей Ника почти деликатно, с неторопливой заботой, как будто потерять полчерепа для него – пустяк. Перед тем, как Бен рухнул ничком, Харпер успела бросить последний взгляд на его лицо. Ей показалось, что Бен улыбается.
– Бегите! – крикнула Кэрол. – Бегите к церкви! Все бегите! – Она снова стояла на каменной скамье, подняв руки, подсвеченная сзади фарами. Пули со звоном лупили по торчащим вокруг камням; в какой-то момент Харпер показалось, что пола халата Кэрол колыхнулась, словно что-то попало в нее. Но ни единая пуля не тронула Кэрол. Дым поднимался от почерневшего камня под ее ногами. Кэрол была похожа на иллюстрацию из Ветхого Завета – безумный пророк в полуночном одиночестве молит Бога послать искупительную жестокую кару.
Обитатели лагеря Уиндем уже бежали. Они табуном неслись к ступеням, все сто семьдесят, толкаясь и крича. На Эмили Уотерман, так и не поднявшуюся с земли, наступили полдюжины человек. Последней была Шейла Дакворт, бывшая ассистентка стоматолога – она поставила ногу на затылок Эмили, вдавив ее лицом в грязь; и одиннадцатилетняя девочка задохнулась. Шею ей сломали еще раньше, и она не могла поднять лицо, чтобы сделать вдох.
Харпер огляделась, ища Рене, и увидела ее у дальнего угла церкви. Гилберт тащил Рене за собой. Они направлялись не в церковь, а за угол. Рене смотрела мокрыми испуганными глазами так, словно хотела остаться, но Гил тянул ее за собой, и Харпер подумала: «Беги, просто беги». И словно глотнула чистого воздуха, увидев, что Рене скрылась из вида. С Джоном добраться туда было слишком сложно – он еле стоял на ногах, – но Рене и Гил сумели, они сбежали вниз по холму и исчезли за деревьями. Может, они даже найдут каяк, доплывут до Дона Льюистона, если он еще недалеко, если еще наблюдает с воды. Пусть у них получится. И пусть они не оглядываются.
Майкл выбрался из-под жертвенника и взял Кэрол за руки. Она даже не заметила. Она продолжала криками подгонять паству и вырвала запястья из пальцев Майкла. Тогда он обхватил ее за талию и приподнял с камня. Повернулся и побежал, как только что бежал Бен с Ником на плече. Майкл стремился к церкви. Большинство обитателей лагеря уже проскочили в красные двери.
– Давайте, – сказал Пожарный. – Церковь.
Его колени согнулись, и Харпер поддержала его.
– Нет, – возразила Харпер. – Это ловушка…
– Это укрытие, идем.
Все внутри напряглось, как будто тело стянуло стальным обручем. Живот так прихватило, что стало трудно дышать, и Харпер подумала: уж не началось ли, не вызвал ли стресс роды на месяц раньше срока.
Отринув эти мысли, она потихоньку двинулась к церкви. Пожарный поднимал ноги, изображая, что идет, но по сути Харпер несла его. Рядом с ними оказалась Алли с Ником в руках. Кровь текла с ее подбородка, но губы расплылись в дикой улыбке.
Они поднялись по ступенькам вместе: Алли с Ником и Харпер с Пожарным, за ними Майкл тащил Кэрол. Едва они достигли верхней площадки, ступеньки начали взрываться – пули грызли лестницу, наполняя ночь запахом свежих опилок.
Тут «Шевроле Интимидатор» – с пылающим клеймом «WKLL» на пассажирской дверце – съехал с дороги, спустился, гудя, с холма, объехал круг из камней. «Шевроле» затормозил у южной стороны церкви, на узкой полосе открытой земли между зданием и лесом. Из открытого кузова застрочил какой-то пулемет. Харпер не знала, какой, но глухие, пластиковые звуки не были похожи на выстрелы «бушмейстера».
Остальные два пикапа шумно проехали по открытому участку к северной стороне церкви. «Фрейтлайнер» остался на вершине холма, с работающим мотором, словно Джейкоб выжидал и прикидывал, где он будет полезнее.
Гейл Нейборс стояла у одной створки больших красных дверей. Тонкий, эльфийского вида мальчик, похожий на юного Дэвида Боуи, – у другой. Они уже закрывали двери, когда Харпер и Пожарный ввалились внутрь, – в дым, стоны, крики и ужас. Двери с грохотом захлопнулись – чтобы больше не открыться никогда.
8
Майкл, чуть пригнувшись, осторожно – с почтением – опустил Кэрол на ноги в тени притвора.
– Вы ранены? – хрипло воскликнул Майкл. – Бога ради, пожалуйста – пожалуйста, – скажите, что вы не ранены. Иначе я не знаю, как мне жить.
Кэрол косила глазами, как испуганная лошадь. Она, похоже, не узнавала Майкла.
– Нет. Не ранена. Свет. Наверняка это Свет! Он отводил пули в сторону. Это как силовое поле любви. Оно защитило и тебя!
Харпер прочистила горло и легонько локтем отодвинула Кэрол с дороги. В левом кулаке она сжимала белый камень чуть покрупнее мяча для гольфа – камень, который Джейми Клоуз впихнула в рот Харпер пятнадцать невероятных минут назад. Теперь камень дымился, постепенно разогреваясь в покрытой драконьей чешуей ладони. Харпер ударила им Майкла Линдквиста Джуниора в челюсть, выбив два зуба.
– Не-а, – сказала Харпер. – Нет у него силового поля. – Майкл согнулся пополам, и Харпер впечатала колено в его разбитое лицо. И тут же ударила по плечу горячим камнем. Брызнули искры. Плечо выскочило из сустава с таким звуком, будто кто-то вытащил пробку из бутылки.
Харпер не могла заставить себя остановиться. Она была сама не своя. Ее рука действовала по собственной воле, и рука желала убить Майкла. Но для этого пришлось бы встать на колени, а из-за частых схваток это представлялось затруднительным. И потом, Пожарный все еще держал ее за пояс, и, хоть сил оттащить Харпер у него не было, он хотя бы пытался.
– Погодите, – сказала Харпер. – Я в порядке. Больше не буду.
Она честно сама верила, что не будет, но стоило Пожарному отпустить ее, как она саданула ботинком Майклу по шее.
– Он был таким милым стариком, – сказала Харпер, пока Пожарный оттаскивал ее на безопасное расстояние. – Ты должен сдохнуть со стыда!
Кэрол смотрела непонимающим, удивленным взглядом. Одна сторона лица порозовела и опухла, ухо было ободрано. Упавшая рука Бога оставила на ее щеке настоящий солнечный ожог.
– Ну что? – обратилась к ней Харпер. – Похоже, твое силовое поле отключалось, когда Микки хотелось залезть пальчиком в твою киску.
Кэрол съежилась, как от удара. Левая щека начала приобретать тот же цвет, что и обожженная половина лица.
– Можете убить меня если хотите, – сказала Кэрол. – Вы просто отправите меня в объятия моего отца. Он ждет меня в Свете. Все, кого мы потеряли, ожидают в Свете. В любом случае теперь это наш единственный выход.
– Я не собираюсь вас убивать, – сказала Харпер. – И никогда не собиралась. Да мне и незачем. Люди за стенами позаботятся об этом вместо меня. Мы в западне, а у них уйма оружия. У нас осталось минут пять или десять. И за это время подумайте вот о чем. Майкл убил вашего отца… ради вас. Чтобы спасти вас. И себя. Отец собирался сослать вас за то, что вы сделали с Гарольдом Кроссом. А Микки разбил ему голову, чтобы он никому не рассказал, как вы подставили и застрелили Гарольда. Отправив Гарольда в могилу, вы закопали вместе с ним в грязь и собственного отца. Одно потянуло за собой другое. Ступайте в Свет с этим.
Харпер говорила все тише, и последние слова произнесла хриплым шепотом. В конце концов, она никогда не умела быть жестокой с людьми, даже с теми, кто заслужил такое обращение. Харпер неприятно было смотреть на бледное, потерянное лицо испуганной Кэрол. Под глазами легли темные круги, кожа под розовыми ожогами посерела. Наконец-то Кэрол стала похожа на взрослую женщину: выжатую, утомленную, не слишком привлекательную женщину, потрепанную жизнью.
Она озадаченно взглянула на Алли, держащую на руках Ника. Лицо Кэрол задрожало, она заплакала.
– Алли… – Кэрол протянула руки. – Дай я подержу Ника. Посмотрю на него. Пожалуйста.
Алли плюнула Кэрол в лицо. Та моргнула, на щеках и лбу проступили красные пятна. Она подняла ладони, защищаясь, и Алли плюнула в них сгустком соплей и сукровицы.
– Да вот хрен тебе, – сказала Алли порезанным ртом. – Не хочу, чтобы ты его трогала. Ты больна чем-то пострашнее драконьей чешуи, и я не подпущу тебя к нему – вдруг это заразно. – Кровь брызгала на каждом слоге. Рана на губах была слишком свежей. Харпер подумала, что придется наложить швы, но все равно останется шрам.
– У нас нет времени, – сказал Пожарный. – Нужно подняться на колокольню. Там мы сможем сражаться.
Харпер подумала, что это самая безнадежная идея, какую ей доводилось слышать, и открыла рот, чтобы так и сказать, но Джейми заговорила первой.
– Там, наверху, есть по крайней мере одна винтовка, – сказала она. Лицо Джейми было грязным, и она дрожала, хотя Харпер не могла понять, от шока или ужаса. – И коробка патронов. На башне всегда есть хотя бы одна винтовка – для часового.
Джейми Клоуз была не только мелкой сучкой, но еще и пронырой будь здоров. Ситуацию она просчитала не хуже других и переметнулась к тем, у кого больше шансов на выживание, – с легкостью кассира, отсчитывающего сдачу.
Пожарный кивнул.
– Хорошо. Хорошо, Джейми. Иди наверх. Мы следом. Можно стрелять с колокольни, чтобы очистить проход, – от двери подвала до… – Он замолчал, уставившись перед собой мутным взглядом. Очки он где-то потерял. Харпер поняла, что он представляет себе план лагеря: двойные двери подвала выходят на северное поле, громадную пустошь без единого укрытия. А там – два пикапа, набитые людьми и оружием. Харпер уже думала об этом и не видела выхода.
– Джиллиан! – кричала Гейл. – Кто видел мою сестру? Кто-нибудь видел: она зашла внутрь? – Гейл направилась от дверей в неф, где собрались почти все прихожане.
Харпер сжала плечо Джона.
– Думаете, сможете подняться по лестнице?
– Идите, – ответил он. – Я за вами.
– Я вас не оставлю. Нет. Пойдем наверх вместе.
Он кивнул, стер кровь со щеки.
– Тогда пошли. У нас будет удобная позиция наверху. Не важно, сколько их там. Отличное гнездышко для снайпера. Мы еще сможем пулями и огнем расчистить себе дорогу. Как-нибудь. Еще есть время, Уиллоуз.
Но времени не было. Через мгновение первая бутылка с «коктейлем Молотова» ударила в южную стену церкви – с треском и вспышкой голубого пламени.
9
Кэрол повернулась на каблуках. Высокий свод эхом отзывался на мольбы – о помощи, о милости Иисуса, о сострадании, о прощении. Кэрол смотрела на длинный, полный людей зал удивленным и смущенным взглядом.
Кто-то распростерся на полу. Другие, сидя на скамьях, обнимали друг друга. Многие примостились у подножия кафедры. Норма, присев на ступеньках, раскачивалась и мотала головой.
– О чем вы плачете? – крикнула она. – Почему плачете? Думаете, нам не выбраться? Думаете, мы в ловушке? Нас ожидает Свет, и никто не помешает нам уйти туда, чтобы стать свободными! Не время плакать! Время петь!
Витражные окна длинного зала были закрыты листами фанеры, приколоченными снаружи здания. Один из этих листов был охвачен огнем, и пляшущие языки пламени бросали яркие отблески на ряды скамей.
– Время петь! – снова крикнула Норма. – Давайте! Давайте же! – Ее безумный взгляд уперся в Кэрол через длинный зал, заполненный шумящей толпой. – Мать Кэрол! Вы знаете, что нужно делать! Вы знаете!
Кэрол долго смотрела на Норму, словно не понимая. Но все же перевела дыхание и громким голосом запела.
– О верные Богу, – пела Кэрол. Сначала ее было плохо слышно за стонами и криками.
Пули частым дождем стучали в стены церкви.
– Радостно ликуйте, – продолжала Кэрол трагичным, испуганным – и сладким – голосом. Она пошла по нефу, обойдя стороной Майкла и раскинув руки. Кровь капала с пальцев.
В проходе стояла Гейл. Она, похоже, уже потеряла надежду найти сестру и стояла, покачиваясь. Кэрол взяла ее за руку. Гейл бросила на нее удивленный взгляд и подпрыгнула, будто Кэрол ее ущипнула.
Кэрол схватила ее крепче и продолжала:
– Придите… придите… во град Вифлеем.
– Да! – заревела Норма. – Да! В Вифлеем! В Свет!
Кто-то подхватил, подпевая Кэрол испуганным голосом, не попадая в ноты.
Кто-то без остановки плакал:
– Мы умрем! Мы умрем здесь! Господи, мы все умрем!
Гейл посмотрела на руку Кэрол и заплакала так, что плечи заходили ходуном. Но потом Гейл тоже запела.
Уже полдюжины голосов поднимались к стропилам:
– Царь там родился! Царь небесных воинств!
И серебряный с розовым отливом свет поднялся над полосками и завитками драконьей чешуи Кэрол. Свет пробивался сквозь шелк пижамы.
Гулким, ломким от горя голосом Норма завопила:
– Придите поклониться, придите поклониться, придите поклониться Господу!
И это звучало не как призыв, а скорее как угроза.
Еще один «коктейль Молотова» прилетел в южную стену церкви. Огонь охватил участок стены. Два человека подбежали и принялись сбивать пламя куртками.
– Это конец, – сказала Харпер Пожарному. – Все кончено.
Кэрол медленно шла к возвышению; люди поднимались на ноги и тянулись к ней. Скамьи заскрипели по полу – их отодвигали в сторону. Люди лезли друг по другу, чтобы приблизиться к Кэрол.
Прихожане тянулись к ней, пели с ней, и многие смотрели на нее с благоговением. Маленький мальчик бежал за Кэрол вприпрыжку, хлопая в ладоши в невыразимом припадке восторга, словно его вели к воротам парка развлечений, в который он давно мечтал попасть. Кэрол пожимала руки, продвигаясь вперед, совсем как политик, идущий через толпу. Иногда она нагибалась, чтобы коснуться губами чьих-нибудь пальцев, и продолжала с пением идти дальше. Конечно, она их любила. Странной, нездоровой любовью – Харпер подумала, что почти так же любил ее Джейкоб, – но любовь Кэрол была настоящей, и это было все, что она могла им дать.
Пули забарабанили в деревянные двери за спиной Харпер, вырвав ее из транса. Она развернула Пожарного и не то повела, не то понесла его в укрытие под каменной аркой, за которой начиналась лестница. Пули свистели и выли, разбивая плитки пола за спиной. Алли, шедшая рядом, несла брата на руках.
– Есть идеи? – В голосе Алли не было ни тени паники.
– Там можно выбраться на крышу, – сказал Пожарный.
Харпер понимала, что стоит им забраться на колокольню, и возможности спуститься уже не будет – по крайней мере для нее. И по крыше церкви сбежать не удастся. Слишком высоко. Рухнув с крутой крыши, она переломает ноги, и случится выкидыш.
Но ничего этого она говорить не стала. Ведь по крайней мере Алли – ловкая, спортивная Алли – сможет пробраться по крыше до водосточного желоба, повиснуть на руках и спрыгнуть. Будет много дыма и шума – и в этой суматохе она сможет добраться до леса и скрыться.
– Да, – сказала Харпер вслух, но все еще медлила; она вытянула шею, чтобы видеть, что происходит в нефе.
Голоса всех оставшихся слились в сладкую, мучительную песню. Люди пели и сияли. Глаза светились голубым светом газовых горелок. Маленькая девочка с бритой головой стояла на скамье и старательно пела. Драконья чешуя на ее руках светилась так ярко, что кожа казалась прозрачной; Харпер могла различить просвечивающие кости.
Первой вспыхнула Норма. Она стояла за кафедрой, раскачиваясь перед распятием, гулко произнося слова песни. Ее крупное, простое лицо разрумянилось и блестело от пота, она открыла рот и закричала:
– Пойте в ликовании!
Ее глотка была залита светом.
Норма шумно набрала воздуха перед следующей строкой. Желтый язык пламени вырвался изо рта. Горло покраснело, как от натуги. Потом шея начала чернеть, а из ноздрей повалил черный дым. Драконья чешуя на толстых дрожащих руках приобрела ядовитый оттенок темно-красного. По спине черного платья в цветочек – размером с двухместную палатку – пополз голубой огонь.
Гейл закашлялась, оступилась и врезалась в мальчишку, который скакал по полу. Гейл замахала рукой туда-сюда, словно отгоняя комаров от лица. Когда она махнула в третий раз, Харпер увидела, что рука Гейл в огне.
– Что с ними происходит? – крикнула Джейми, догнавшая их в каменной арке.
– Цепная реакция, – сказал Пожарный. – Они сгорят вместе.
– Слава в небесах! – запели все. Вернее, уже не все. Некоторые начали кричать. Те, кто не горел.
Когда огонь охватил Кэрол, она стояла в центре толчеи – десятки прихожан тянулись, чтобы прикоснуться к ней. И вдруг она превратилась в пульсирующий столб огня, голова отклонилась назад и руки раскинулись, словно она хотела обнять невидимого любовника. Кэрол полыхнула, будто облитая керосином.
Пули продолжали свистеть по нефу, поражая людей, стоящих во внешнем круге толпы. Харпер увидела: худенький черный мальчик хлопнул себя по лбу, как ученик, обнаруживший, что забыл учебник. Когда он опустил руку, в центре лба зияла дыра.
Девочка-подросток согнулась пополам, обхватив себя руками и пытаясь дотянуться до горящей спины. Долговязый мальчик, похожий на Дэвида Боуи, рухнул на колени за спинами людей, склонил голову и сложил ладони, как для молитвы. Его горящая голова была похожа на черную спичку в центре яркого желтого пламени. Маленькая девочка металась по боковому приделу – она махала горящими руками и визгливо звала маму. Ее конский хвостик превратился в голубой огненный шарф.
– О, Джон, – сказала Харпер и отвернулась. – О, Джон.
Пожарный взял ее за руку, повел к дымному сумраку лестницы, и они начали взбираться вместе; прочь от криков, хохота и пения, но в первую очередь – прочь от пронзительных воплей, сплетающихся в последнем мучительном хоре, в последнем акте гармонии.
10
Харпер иногда пыталась представить: каково было людям на лестницах башен-близнецов, когда в здания врезались самолеты; что чувствовали люди, пробиваясь вслепую по ступенькам в дыму. Она снова пыталась представить это в тот день, когда мужчины и женщины начали прыгать с верхушки «Космической Иглы» в Сиэтле, в первые недели распространения эпидемии. В дни пожаров это повторялось без конца: высотные здания в огне, люди внутри пытаются спастись от настигающего пламени, найти выход, понимая, что единственное спасение – последний прыжок, головокружительный тихий стремительный полет, последний шанс на миг ощутить покой.
Больше всего Харпер боялась паники. Боялась потерять себя. И поднималась она по лестнице очень по-деловому: вот следующая ступенька, вот еще одна. Хотя бы этому можно было радоваться. Не так страшно умереть, как потерять личность, превратиться в животное на бойне, перестать слышать собственные мысли за гулким набатом отчаяния.
Харпер и цепляющийся за нее Пожарный то и дело останавливались – когда у него кружилась голова и когда ей нужно было перевести дыхание. Они шли как старики: ступенька, пауза, ступенька. Он от слабости не мог идти быстрее, а у нее начались схватки. Живот казался камнем, внутри будто был твердый кирпич.
Джейми Клоуз уже была на башне – проскочила мимо них минуту назад. И то и дело оттуда раздавался винтовочный выстрел.
Алли поднималась чуть впереди и несла на руках Ника. Он уперся подбородком сестре в плечо, и Харпер ясно видела его лицо. Весь в крови, скальп содран там, где его поцеловал «Хаммер», но выражение лица спокойное и сонное. Ник открыл левый глаз, взглянул на Харпер и снова закрыл.
– Почти пришли, – сказала Пожарный. – Почти пришли.
И что они будут делать там, наверху? Ждать, пока огонь не доберется до них, решила Харпер. Или пока не подстрелят снизу. Но вслух этого говорить она не стала. Она была благодарна уже за их близость, за его руку на ее талии и голову на ее плече.
– Я рада, что влюбилась в вас, Джон Руквуд! – сказала Харпер и поцеловала его в шею.
– А, и я тоже, – ответил он.
Внизу пение продолжалось, хотя крики начинали заглушать его. Крики и смех. Кто-то смеялся очень громко.
Ароматный дым в колокольне нес запах печеных сосновых шишек.
– Джон… – Харпер внезапно решилась. – А может, нам пойти назад? Попробовать пройти сквозь огонь. Ведь драконья чешуя защитит нас?
– От пуль, боюсь, не защитит. И потом, для Алли это вовсе не годится. Она не умеет управлять чешуей, как я или как вы. А Ник полусонный, так что и не знаю… но слушайте, если захотите попробовать, сначала помогите мне подняться наверх. Попробуем устроить вам какое-никакое прикрытие. Во всей этой суматохе вы могли бы… – В его глазах промелькнула какая-то идея.
– Нет, – сказала Харпер. – Вы правы. Я не подумала об Алли и Нике. Я никуда не пойду без них.
Они добрались до верхней площадки. За приоткрытой дверью была темная, задымленная ночь. Джон пожал плечо Харпер.
– Вы должны думать о своем ребенке.
– И не об одном, мистер Руквуд, – ответила Харпер.
Он нежно посмотрел на нее и поцеловал, и она ответила на его поцелуй.
– Ладно, – сказала Харпер – Тогда примем бой. Мигом, погнали.
– Погнали, сестра Уиллоуз, – повторил Джон.
Колокольня представляла собой пустой колодец, с настилом из сосновых досок вокруг квадратного отверстия. Над отверстием висел медный колокол, от старости покрывшийся благородной зеленью. Колокол то и дело начинал низко гудеть, когда в него попадала прилетевшая снизу пуля. Белые каменные балясины высотой до пояса поддерживали мраморные перила. Свинец выбивал из камня облачка белой пыли.
Харпер не ожидала, что придется перешагивать через труп, но на последних ступенях раскинулся мертвый мальчик. Он лежал лицом вниз, а на спине рубашки расплылось красное пятно. Харпер поняла, что это дозорный, дежуривший ночью. Он пропустил сигнал автобуса у поворота – слишком увлекся летавшими внизу камнями, – но сполна расплатился за отсутствие бдительности. Харпер нагнулась проверить пульс. Шея уже остыла. Харпер помогла Джону перебраться через мальчика, и они поднялись наверх.
Алли сидела на полу, укрывшись за перилами, и обнимала брата. Вид у них был такой, будто они проползли рука об руку через особо грязную скотобойню.
Джейми стояла на коленях, уложив на перила винтовку мертвого часового. Винтовка выстрелила с сухим невыразительным звуком. Джейми выругалась, дернула затвор и потянулась за новым патроном в мятую картонную коробку, стоявшую у ее колена.
Харпер, выйдя на открытый воздух, инстинктивно пригнулась. Теперь она подняла голову, чтобы оценить масштабы разорения. Отсюда, с высоты птичьего полета, она видела весь лагерь целиком.
Мемориальный парк начинался у самых ступеней главного входа в церковь. Сверху круг языческих памятников выглядел в точности как Стоунхендж. Полдюжины мужчин, прячась, рассыпались среди валунов и постаментов. Костлявый парень в очках в черной оправе, как у Бадди Холли, сгорбился за почерневшим алтарем, сжимая в руках что-то вроде «узи». Улыбка сверкала на его чумазом лице под густыми белыми афрокосичками.
Неожиданный порыв ветра донес его голос до Харпер. Она тут же узнала этот кошачий визг, который запомнила с того дня, когда Ковбой Мальборо чуть не накрыл ее в ее же собственном доме.
– Вот это чума! – крикнул Марти. Автомат загрохотал в его руках. – Вот это реальная чума для коммандос!
На севере расстилалось пустое, грязное пространство футбольного поля с перевернутым «Хаммером». Еще там была припаркована пара черных пикапов – они сторожили двойные двери подвала. Сколько людей в машинах – рассмотреть в дыму было сложно, но Харпер видела частые выстрелы, будто вспышки фотокамер. Вниз с холма двинулся «Фрейтлайнер», собираясь присоединиться к остальным у северной стороны церкви. Возможно, Джейкоб надеялся, что люк в подвале распахнется и кто-то предпримет отчаянную попытку убежать; тогда найдется работа для его плуга.
Сложнее было разглядеть, что творится на юге. Между церковью и лесом протянулась широкая и ровная, как двухполосное шоссе, полоса травы. Харпер знала, что Ковбой Мальборо – там, внизу, в большом серебристом «Интимидаторе», но разглядеть могла только край кабины, и то вытянув шею. Машина стояла слишком близко к зданию.
Снизу поднимался черный, грязный дым; он сочился из-под карнизов и клубился в колодце колокольни, как в трубе. Больной свет костра пробивался через клубящийся дым. Харпер подумала, что снизу башню видно очень смутно – пожалуй, это единственное, что играет им на руку.
Дым поднимался ввысь облаком, которое тянулось на восток, по холму и к воде. Неба почти не было видно, дым затянул звезды и луну.
Крыша была ниже перил футов на пятнадцать – крутая поверхность черного шифера. Харпер представила: она прыгает, бьется ступнями о крышу, лодыжки ломаются, кости голени пронзают бедра со звоном разбитого стекла, она скользит по крутому скату, разрывается матка…
«Да уймись ты на хрен», – сказала себе Харпер.
Она подползла поближе к Алли.
– Как мой рот? Нифево? – спросила Алли.
– Неплохо, – ответила Харпер.
– Да хрен там. А мне нравится. Я теперь панк-рокер. Всегда мечтала быть панк-рокером. – Алли взъерошила Нику волосы. – Я хотя бы под конец попыталась поступить правильно, мисс Уиллоуз. Может, экзамен я и завалила, но на дополнительный вопрос ответила верно.
– Какой экзамен?
– Основы человечности, – сказала Алли, смаргивая слезы. – Возьмете меня за руку? Мне страшно.
Харпер сжала руку Алли.
Пожарный пробрался по настилу к южной стороне башенки, оказавшись рядом с Джейми.
– Ублюдки в «Сильверадо», – сказала Джейми, – слишком близко к стене. Мне их никак не достать. А если их отогнать, можно было бы спустить канат…
– Какой канат? – спросил Пожарный.
– Ну, не знаю. Связать одежду. Доберемся до леса. Добежим до дороги. Угоним машину. – Она говорила быстро и сбивчиво, перескакивая с одной идеи на другую. – У меня есть знакомые в Рочестере. Они спрячут нас. Вот только бы отогнать этот грузовик.
Пожарный устало кивнул.
– Попробую что-нибудь для них устроить.
Но, попытавшись встать, он опасно покачнулся. Харпер увидела, как его веки затрепетали, словно он изображал готовую к поцелую инженю в комедии сороковых. На какой-то миг ей показалось, что он вот-вот качнется назад и перевалится через железные перила вокруг отверстия в центре башни, рухнет в дымную тьму.
Но Джейми успела ухватить его за локоть. Харпер закричала, отпустила руку Алли и с трудом двинулась по настилу к Джону. Пока она добиралась до него, он опустился на одно колено.
Харпер погладила его по щеке, липкой от пота.
– Это колокол гудит? – неразборчиво пробормотал он.
– Нет, – сказала Харпер. – Сейчас нет.
– Господи. Значит, это у меня в голове гудит. – Он прижал подушечки пальцев к вискам. – Наверное, заболеваю.
– Не вставайте.
– Их нужно отогнать, если мы хотим спуститься отсюда.
– Сидите. Отдышитесь. Ничего хорошего не получится, если вы отключитесь.
Она отпустила его руки и, поднявшись, всем сердцем запела песню без слов. Правую кисть Харпер охватило пламя. Проглотите ложечку лекарства, засранцы.
Харпер запустила изогнутый огненный клинок в темноту. Клинок, свистя и роняя на лету брызги яркого света, ловко обогнул край крыши церкви и пропал из виду, упав на «Сильверадо Интимидатор» внизу. Люди закричали, когда капот грузовика сорвало струей пламени.
Пули свистели и отскакивали от колокола, от перил, жужжали в воздухе, как сердитые осы; Харпер снова присела, рука окуталась клубом дыма.
Одна пуля попала в канат, на котором держался колокол, перебив почти все волокна. Гигантский колокол завертелся, низко гудя. Последние пряди каната лопались мелодично, как гитарные струны. Колокол рухнул в отверстие. Через мгновение он достиг пола церкви с раскатистым «бум-м-м», от которого задрожал воздух, заклубился дым и заболели барабанные перепонки.
Ник поднял голову и повел вокруг мутным взглядом. Колокол так гудел, подумала Харпер, что разбудил глухого.
– Господи, а это что за хрень?.. – крикнула Джейми, глядя на север, и бросилась мимо Пожарного на ту сторону башни.
Джейкоб.
«Фрейтлайнер» развернулся к длинной северной стене церкви. С ревом набирая обороты, грузовик двинулся вперед с опущенным плугом.
Джейми стояла, прижимая к плечу приклад винтовки. Выстрел. Белая искра отскочила от угла кабины. Джейми отвела затвор, и пустая гильза взметнулась в воздух, сверкнув латунью. Джейми вставила новый патрон и опять выстрелила. По лобовому стеклу поползла голубая трещина. Грузовик чуть дернулся влево, Харпер успела подумать: «Попала!» – но «Фрейтлайнер» перешел на следующую передачу, пролетел последние пятьдесят футов, и снежный плуг вонзился в стену церкви.
Харпер отбросило на каменные перила. Казалось, будто гигантская невидимая рука подправила все здание, оторвав от фундамента и передвинув на несколько футов к югу. Задний северный угол придела рухнул, со стоном и грохотом посыпались черепица и деревянные обломки. Большая горящая груда обрушилась на капот «Фрейтлайнера», плуг скрылся под клубами дыма и под обломками. Удар качнул башню. Джейми как раз попятилась, чтобы открыть затвор винтовки, и ее откинуло еще дальше назад. Ее зад уперся в ограждение центрального отверстия. Джейми бросила винтовку и начала хвататься за воздух.
– Джейми! – крикнула Алли девчонке, которая порезала ей лицо. – Но на руках у Алли сидел Ник, и она не могла даже встать – да и времени уже не оставалось.
Через мгновение колокол внизу мягко загудел – это Джейми упала на него.
Пожарный в недоумении огляделся, кровь капала с лица. Харпер убрала ему волосы с глаз, а потом ласково и осторожно обняла. Ей казалось, что можно больше не бороться. Настало время просто обняться, всем четверым, всей просранной маленькой семье. Всем пятерым – считая ребенка. Они вцепятся друг в друга и под конец найдут любовь и близость. И будут стоять, обнявшись, до тех пор, пока Джейкоб не разгонится снова и не врежется в церковь – поближе к колокольне, чтобы сбросить их всех в огонь.
В воздухе еще звенело эхо колокола – «динь-динь-динь», тоненько, пронзительно; золотистый звук, как будто от маленького колокольчика. Пожарный поднял голову и начал всматриваться в завесу дыма с южной стороны церкви.
Пожарная машина – Гилберт Клайн рулил, высунув руку в окно, чтобы звонить в латунный колокольчик, – вынырнула из дыма с юга и лоб в лоб врезалась в «Шевроле Сильверадо». Старая пожарка с номером «5» на радиаторе весила тонны три. От удара передняя часть «Интимидатора» смялась, как пивная банка под тяжелым каблуком. Блок двигателя пробил приборную доску и разрубил водителя пополам. Пикап подскочил над землей, крутя передними колесами в воздухе, и перевернулся, накрыв людей в кузове.
Пожарная машина дотолкала «Шевроле» по грязи до самого входа в церковь. Потом качнулась, ахнув пневмотормозами. Маленькая круглолицая женщина с сединой в брейдах-косичках соскользнула с пассажирского сиденья и поспешила к хромированной лесенке у заднего бампера.
Рене взобралась на самый верх машины и подняла деревянную лестницу, развернув ее на вертлюге в сторону церкви. Упоры лестницы ткнулись в стену. Рене, стоя на месте, начала озираться, словно потеряла сережку и пытается ее отыскать. Нагнувшись, она открыла отсек на крыше машины, где хранились пожарные топоры и багры. Потом замотала в отчаянии головой.
– Прямо под ногами! – крикнул ей Пожарный. Похоже, он догадался, что она ищет. Приложив ладонь ко рту, он снова крикнул: – Под ногами!
Рене прищурилась, вглядываясь в клубящийся дым, и стерла пот со щек тыльной стороной ладони. Снова посмотрела вниз, под ноги, кивнула и опустилась на колени. Найдя на крыше, в круглом углублении, ржавую железную рукоятку, Рене с усилием начала поворачивать ее. Деревянная лестница дрогнула, затряслась и начала расти вдоль стены в сторону башни.
Засевший в каменном круге парень, в котором Харпер узнала Марти, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит за перевернутым «Шевроле». Пуля срикошетила от каменной скамьи прямо у его ног, и он с криком отшатнулся, зацепился ногой и упал.
– Черт, – сказала Алли. Она стояла прямо, прижав к плечу приклад винтовки Джейми. Алли лязгнула затвором, и пустая гильза яркой искрой отскочила в ночь.
Харпер смотрела на Алли, а не вниз – на пожарную машину и перевернутый «Шевроле», – и не видела, как с пассажирского сиденья скользнул лысый мужчина в синей джинсовой рубашке. Но через мгновение Харпер заметила его. На спине рубашки был вышит яркий американский флаг, заметный во мгле. У мужчины с головы капала кровь, он пошатывался. Широкоплечий и могучий, он напоминал пожилого футболиста, который продолжает ходить в тренажерный зал, чтобы отсрочить наступление среднего возраста. В руке он держал черный пистолет.
Пожарная лестница дернулась, стукнула и застряла под карнизом, на полпути к вершине башни.
Человек с пистолетом – Харпер была уверена, что это Ковбой Мальборо; американский флаг на спине мог быть только у него – стал подкрадываться к водительскому месту пожарной машины.
– Рене! – закричала Харпер. – Рене, берегитесь! Он идет! – Харпер вытянула руку, показывая.
Рене Гилмонтон, стоявшая на крыше машины, пыталась поправить лестницу, чтобы она не упиралась в карниз. Когда наконец получилось как надо, Рене отступила на шаг и прищурилась, глядя на колокольню.
– Берегитесь! Пистолет! – кричала Харпер.
– Мужик с пистолетом! Мужик с пистолетом! – ревел Пожарный.
Рене показала на ухо и покачала головой. Потом опустилась на одно колено и снова взялась за рукоятку. Лестница стукнулась о карниз, медленно поднимаясь к колокольне, медленно поднимаясь к небесам.
Ковбой Мальборо добрался до кабины и пригнулся у дверцы со стороны водителя.
Харпер поднялась, подумав: «Я метну огонь, ударю его и спасу друзей». Она снова начала петь про себя песню без слов. Драконья чешуя на ладони стала потихоньку разогреваться, как спираль электрообогревателя. Но больная рука дрожала и не спешила загораться. Пока Харпер ждала первого языка пламени, Ковбой Мальборо поставил ногу на подножку, сунул пистолет в окно и выстрелил.
Рене застыла, подняла голову, бросила взгляд на кабину грузовика и упала плашмя на крышу пожарной машины.
Лестнице оставалось до верха еще двенадцать футов.
Щелкнула винтовка Алли. В круге камней было шесть мужчин, и она удерживала их на месте, заставляя прятаться за обелиски. Выругавшись, Алли взяла новый патрон.
Ковбой Мальборо прижался к боку пожарной машины и пропал из виду. Харпер не видела его с колокольни. Не видела его и Рене. Но он был там – крался вдоль грузовика, чтобы выскочить и выстрелить в Рене Гилмонтон.
Харпер поняла, что рядом с ней стоит Ник и смотрит вниз сонными глазами. Она взяла его за плечо и развернула лицом к себе – почти так же примерно год назад она развернула мальчика по имени Реймонд Блай, который порывался выглянуть в окно, – рассмотреть, что происходит на школьной игровой площадке. Не надо, чтобы Ник видел, что произойдет, – хотя сама Харпер не могла отвести взгляд.
Рене неподвижно лежала на крыше пожарной машины. Шевелилась только ее правая рука – она пыталась что-то нащупать. Пальцы отыскали край отсека, который она открывала, когда хотела поднять лестницу. Рене потянулась и ухватила рукоятку пожарного топора.
Ковбой Мальборо выскочил, как чертик из коробки, широко оскалившись, будто дикий зверь, и наведя пистолет на крышу. Рене опустила топор на его запястье, и Ковбой Мальборо с криком упал. Кисть его руки осталась лежать на крыше, по-прежнему сжимая рукоять пистолета. Рене смахнула ее топором прочь. Кисть с пистолетом свалилась с края крыши и пропала из виду.
Ковбой Мальборо завыл – голос, полный боли и ярости, звучал глухо, как со дна колодца.
Рене опустилась на колени на краю крыши. Наклонившись, она заглянула в кабину. Потом что-то крикнула, но Харпер не могла разобрать, что именно. Похоже, Рене звала Гила. Казалось, что она сидела так довольно долго, хотя прошло всего несколько секунд. Потом Рене повернулась и снова взялась за рукоятку. Теперь она вращала механизм с каким-то отрешением.
Ковбой Мальборо кричал и кричал.
«Фрейтлайнер» закашлялся и подал назад. Вся церковь снова содрогнулась, когда плуг выскочил из пробитой им дыры и поволок мусор по футбольному полю.
Большой грузовик откатился от церкви ярдов на пятьдесят и остановился. От выстрела Джейми в стекле со стороны водителя осталась ветвистая трещина, и Харпер внезапно подумала: Джейми все-таки попала в Джейкоба. Чуть не убила его.
Алли бросила винтовку и присела на корточки.
– Все! – крикнула она. – Патроны кончились.
Ручки пожарной лестницы уже было видно: они со стуком добрались до перил. Пожарный встал и, чуть покачиваясь на каблуках, потянулся и придержал лестницу.
– Давайте. Вниз. Вы – первая, – сказал Пожарный, кивнув Харпер.
– А Ник… – начала она.
– Алли посадит его себе на спину.
– Я о нем позабочусь, – сказала Алли, подбираясь по настилу к Нику.
С той стороны церкви «Фрейтлайнер» пришел в движение, с ревом направляясь к основанию колокольни.
Харпер боялась высоты, и от мысли, что придется лезть в пустоту, ей стало нехорошо. Но она уже оседлала перила и нащупала босой ступней верхнюю ступеньку.
Она оглянулась через плечо на лестницу и увидела пожарную машину в сорока футах внизу, такую крохотную, что ее можно было ухватить одной рукой; на мгновение Харпер показалось, что колокольня склонилась, как цветочек, чтобы сбросить ее. Харпер вцепилась в перила и зажмурилась.
– Ты сможешь, Харпер, – сказал Пожарный и поцеловал ее в щеку.
Она кивнула. Нужно сказать что-нибудь милое и ласковое, но ей и сглотнуть-то не удавалось, куда уж там разговаривать.
Харпер перенесла вторую ногу.
Потом опустила правую ступню на вторую ступеньку, отпустила каменные перила и вцепилась в перекладину изо всех сил. Лестница качалась под ней.
От дальней стены здания донесся отчетливый рев «Фрейтлайнера», который начал разгоняться.
Харпер спустилась всего на пять ступеней, когда Пожарный помог Алли с Ником на спине перебраться через край. Алли двинулась вслед за Харпер, Ника она несла легко, как школьный рюкзак.
Пожарный перенес ногу через перила, поставил ногу на верхнюю перекладину. Вторая ступня нашла следующую ступеньку. Пожарный схватился рукой за лестницу, замерев на самом-самом верху.
«Фрейтлайнер» ударил в северную стену церкви на скорости миль пятьдесят в час. В последний момент грузовик чуть повернул, и плуг снес весь передний угол церкви – камня, дерева и стекла хватило бы, чтобы наполнить целый мусорный самосвал.
Колокольня качнулась, замерла на мгновение – и обрушилась. Вот она была – и вот ее нет. Башня осела внутрь себя – рухнули каменные перила, балясины, крыша, балки, деревянный настил. Грохот от падения отозвался в груди Харпер ударом пульса. Пожарная лестница качнулась в воздухе без опоры. Джон Руквуд оставался на самой верхушке. Черный поток дыма от развалин укрыл его искристым покровом.
Через несколько мгновений порыв холодного ветра с океана частично отнес дым в сторону – Пожарного не было.
Харпер уже открыла рот, чтобы закричать, но тут увидела его – он был уже в десяти ступеньках от верха и быстро спускался на руках. Лестница качалась и тряслась в воздухе. Алли спускалась так быстро, что чуть не наступала Харпер на руки.
Харпер с трудом двигалась к машине. Ниже лестница все-таки нашла опору. Половина южной стены оставалась на месте. Харпер поняла, что она уже внизу, только когда почувствовала металл под босой ступней. Она шагнула в сторону на трясущихся ногах и оглянулась в поисках Рене. Той уже не было на крыше машины – в какой-то момент она слезла.
Дрожащая Харпер ощутила, как ослабела, как продрогла до костей. Дрожь передалась от ног всему телу. Она подумала, что сейчас рухнет без чувств. Потом вспомнила, что дело в другом. Джон говорил, что на метание огня уходит столько калорий и кислорода, что потом начинается головокружение и недомогание, и если не отдохнуть, может стать плохо.
Она нетвердыми шагами дошла до задней части машины, где была старая ржавая лесенка. Спустилась на бампер и на землю – и тут ноги подкосились без предупреждения. Харпер неуклюже хлопнулась в сырую траву. Вокруг замедляющейся каруселью кружились искры и дым.
Харпер поборола чувство слабости и встала, держась за бампер.
– Ах ты, сука! Моя рука! Моя рука!
Харпер двинулась вдоль машины на крик. Ковбой Мальборо лежал на траве, выгибая спину и упираясь каблуками в грязь. Он словно пытался ползти на спине. Правое запястье он обхватил левой рукой. А правой кисти не было – только розовые кости торчали.
Харпер перешагнула через него и подошла к Рене, склонившейся к водительской двери. Харпер увидела, что Рене качает Гилберта Клайна на руках. Кровь еще текла из раны на его шее, но уже не хлестала. И кровью было залито все переднее сиденье.
Харпер безучастно отметила, что кисть, еще сжимающая пистолет, аккуратно уложена на приборную доску. Рене разумно подобрала ее и поместила туда, где Ковбой Мальборо не сможет забрать свой «глок».
– Мы почти дочитали «Обитателей холмов», – сказала Рене. – Гил сказал, что в жизни не думал, что ему так понравится книга про говорящих животных. Я сказала, что жизнь – странная штука, и я никак не ожидала, что влюблюсь в угонщика машин. – Рене не плакала, она говорила очень спокойно. – Он провода замкнул – мы не нашли ключи. И он еще сказал мне, что он – живое свидетельство того, что большинство преступников берутся за старое, едва оказавшись на свободе. И сказал: сожалеет, что повышает уровень рецидива. И я не сразу поняла, что он шутит. Он говорил так серьезно. Он даже не улыбался собственным шуткам, не то что не смеялся. Ох, Харпер, мне незачем жить без него. Я как будто всю жизнь прожила, не чувствуя вкуса еды. Потом в лагерь пришел Гил, и у всего появился вкус. Все стало деликатесом. А потом этот гад застрелил его, и теперь Гил мертв, а я снова перестану чувствовать вкус. Не знаю, как мне быть.
Харпер хотелось бы сказать хоть что-то. Но она так ослабела, что не могла выдавить ни слова. И просто обняла Рене и поцеловала в ухо. Рене закрыла глаза и заплакала очень тихо, почти беззвучно.
Ковбой Мальборо пронзительно закричал.
Харпер обернулась – над ним стояла Алли. Она снова держала брата на руках. Похоже, она остановилась только для того, чтобы ударить Ковбоя Мальборо по ребрам.
– Ах ты, сраная сука, ты сгоришь, а я буду дрочить на твои сраные обугленные сиськи, – сказал Ковбой Мальборо.
– Подрочить захочешь, – ответила Алли, – так научись делать это левой, огрызок.
– Ему не стоит жить, – сказала Рене, – когда столько людей мертвы. Это нечестно.
– Хотите, я его убью? – спросил Пожарный. Харпер не заметила, когда он спустился и оказался рядом. Он и сам пошатывался и, судя по всему, чувствовал себя не лучше – или даже хуже, – чем Харпер. Пот катился по его изможденному бледному лицу. Впрочем, глаза были темны, как вороново крыло, и совершенно невозмутимы.
Он ухватил пожарный топор, прислоненный к машине.
Рене обдумала предложение, потом покачала головой:
– Нет, пожалуй, нет. Наверное, я слабая и глупая, раз не хочу поквитаться, пока есть возможность.
– Вот уж чего тут точно нет – так это слабости, – сказал Пожарный. Он оглянулся на подошедшую Алли. – Тебе придется вести пожарную машину, Алли. И вам всем надо найти место, где спрятаться, только недалеко. Я присоединюсь к вам позже.
– О чем вы? – спросила Харпер. – Вы едете с нами.
– Не сейчас. Но скоро догоню.
– Это глупо, Джон. Вам нельзя оставаться одному. Вы еле на ногах стоите.
Он отмел все возражения, качнув головой.
– В глазах уже не двоится. Это явный прогресс. – Увидев выражение лица Харпер, он заговорил тверже: – Я не бросаю вас. Никого из вас. Клянусь, что буду с вами через день. В крайнем случае, через два.
– Как вы нас найдете? – спросила Харпер.
– Ник пошлет за мной, – ответил Пожарный, посмотрев через плечо Алли на опухшее, грязное, сонное личико Ника.
Пожарный начал жестикулировать. Ник поморгал и вроде бы кивнул. Харпер показалось, что Пожарный говорил что-то о птицах.
Рене сказала:
– Придется втиснуться с Гилом. Надеюсь, вы не против. Я не оставлю его.
– Разумеется, – сказала Харпер. – Конечно, не оставите.
Рене кивнула, встала на подножку и аккуратно подвинула Гила в сторону, освобождая место за рулем.
Пожарный повернулся и пошел по мятой траве. Он склонился над Ковбоем Мальборо.
– Это ты, – сказал Ковбой Мальборо. – Я знаю, кто ты. Ты сдохнешь. Мой приятель Джейкоб размажет твою дырявую британскую задницу по дороге. Он покрасит тобой шоссе. Джейкоб обожает убивать окурков – говорит, впервые в жизни у него что-то получается действительно хорошо. Но больше всего он хочет разобраться с тобой. И чтобы она при этом смотрела.
– Джейкоб любит мочить окурков, да? – спросил Пожарный. Он поднял левую руку, и струйка зеленого пламени потянулась шелковой лентой от указательного пальца. Пожарный задумчиво посмотрел на огонь, потом задул его – кончик пальца стал серым от пепла. Пожарный опустил руку и начертил пеплом крест на лбу Ковбоя Мальборо. Тот вздрогнул. – Ну вот. А теперь тебе лучше пошевеливаться – как только сможешь. Потому что теперь ты один из нас, друг. Этот пепел полон моего яда. Может, если повезет, ты найдешь других зараженных, которые укроют тебя и помогут, как люди в этом лагере когда-то помогли нам. Может быть – впрочем, я сомневаюсь. Думаю, большинство захлопнут перед твоим носом дверь, как только ты раззявишь рот, чтобы попросить помощи. У тебя слишком узнаваемый голос.
Ковбой Мальборо уперся каблуком в землю, сдвинулся на шесть дюймов по грязи, бешено замотал головой и завопил:
– Нет! Нет, нет! Ты не можешь! Не можешь! Послушай меня! Послушай!
– Вообще-то, – сказал Пожарный, – я уже наслушался тебя по горло. Хуже, чем слушать такого по радио, – только встретить в реальной жизни. Потому что в реальном мире нельзя просто переключить станцию.
И он пнул Ковбоя Мальборо – легонько, почти шутливо – под челюсть. Голова Ковбоя Мальборо откинулась, он лязгнул зубами, прикусив язык, и крик превратился в высокий, мерзкий, дикий вой.
Пожарный пошел прочь, чуть покачиваясь, и полы куртки хлопали на ветру.
– Если я не увижу вас завтра вечером, – крикнула ему Харпер, – я отправлюсь вас искать.
Он оглянулся через плечо и криво усмехнулся:
– А я уж было решил, что счастливо отделался. Не беспокойтесь. Мы встретимся очень скоро.
– Поехали, мисс Уиллоуз, – сказала Алли. Она уже села за руль и высунулась в окно. – Надо ехать. Там еще остались люди с оружием. И этот плуг.
Харпер кивнула, потом обернулась бросить последний взгляд на Джона. Но его уже не было. Дым поглотил его.
11
Пожарная машина без усилий смела с пути останки «Шевроле Интимидатора», отшвырнув их в сторону каменного круга. Машина ткнулась в монолит с железным лязганьем. Марти Кассельман шел к перевернутому «шевроле», когда пожарная машина двинулась на него. Он отскочил, но «узи» в руке Марти разразился очередью и отстрелил ему три пальца на ноге.
Громадный «Фрейтлайнер» сдавал задом от полуобрушившегося костра, оставшегося от церкви. Водитель заметил удирающую по холму пожарную машину, но пока Джейкоб разворачивал «Фрейтлайнер», его жена, Рене Гилмонтон и двое детей уже скрылись.
12
Алли притормозила там, где проселочная дорога выходила на Литтл-Харбор-роуд.
– И куда теперь? – спросила она.
Харпер посмотрела в окно у пассажирского сиденья на ржавую синюю громаду школьного автобуса. Фары все еще горели. Тощая девочка лет пятнадцати с обритой головой повалилась на руль. Кто-то оставил у нее в затылке мачете.
Ник потянулся к подбородку Харпер и повернул ее голову к себе. Он сидел у нее на коленях. От него пахло паленым волосом, а лицо было липким и алым от крови – как будто он доставал зубами яблоки из миски с красным «кул-эйдом», но глаза смотрели внимательно. Он заговорил руками.
– Ник говорит, что знает, где можно спрятаться, – перевела Харпер и подозрительно прищурилась. Потом обратилась к Нику: «Что за место?»
«Верьте мне, – показал Ник языком жестов. – Там безопасно. Нас никто не найдет. Это там я спрятал все, что украл».
Он посмотрел ей в глаза с очаровательной торжественностью. «Вор – это я».