Глава тринадцатая

Полковник Самородников, к удивлению старшего лейтенанта, проявил корректность, постучал и даже дождался приглашения.

– Разрешите, товарищ генерал, – сказал он, входя в кабинет.

– Вас дожидаемся, входите…

– Прочитал, старлей? – кивнул на лежащие на столе папки полковник.

– Так точно, товарищ полковник, прочитал.

– Что скажешь?

– Пока, без дополнительных данных, ничего сказать не могу. Не хочу брать грех на душу и кого-то обвинять. По письму Солнцехранова, товарищ полковник, ничего не сообщили? Я про дешифровальщиков… Не разобрались?

– Сообщили, что ничего не нашли, – скорчил полковник кислую гримасу. – Хотя и предупредили, что неудачный поиск еще не означает отсутствия в тексте шифра. Шифр может быть просто сложным и не бросаться в глаза. Смущает то, что письмо очень большое. Но там ситуация такая: Солнцехранов сильно ревнует жену, и, как я понимаю, ревность эту подпитывает сын. Он сделал дубликат ее сим-карты и прослушивает ее разговоры. Отец дает сыну инструкции, какие разговоры следует записывать и о каких собеседниках необходимо собрать информацию. Сын, видимо, начинающий хакер. Допускаю, что такое письмо может существовать, хотя хорошего в нем не вижу. Надеюсь, дешифровальщики разберутся. Текст они оставили у себя, загрузили его в самый быстрый компьютер, и тот уже долго гудит в напряге всех своих многоядерных умов. Если что будет, сообщат сразу, я передам. Но тебе, старлей, передали другой шифр. Только что привезли из ГРУ, где его делали.

Полковник вытащил из кармана своего кителя трубку смартфона «Блекберри», снабженную такой мелкой клавиатурой, пользоваться которой можно было только с помощью самой тонкой иглы. Рус Григорьевич слышал, что этот смартфон обладает собственной системой кодирования разговоров. Но одновременно слышал, что система эта слишком слабая и расшифровать разговор в состоянии даже простой персональный компьютер, не говоря уже о специальных, имеющих соответствующие программы дешифровки. Тем не менее нетрудно было догадаться, что эта трубка передается для связи с агентурой в рядах «Джабхат-ан-Нусры».

– Здесь стоит специальная шифровальная программа, – продолжал Самородников. – Точно такая же трубка с одинаковой программой у Салмана Цхогалова и парней из ГРУ, которые сами с тобой свяжутся, если появится необходимость. Связываться с Цхогаловым будешь на месте. Сирийской разведке мы Цхогалова не передаем. Хотя помимо своих основных задач он выполняет и их запросы тоже. Но работает при этом через агентуру ГРУ. Ты станешь еще одним передаточным звеном. Будешь получать текст от сирийской разведки и передавать его, если понадобится, Салману. Только не забудь, что там его зовут Сулейман и он находится в «Джабхат-ан-Нусре» под видом своего брата-близнеца. С простым абонентом можешь разговаривать просто так. Помех не будет. Шифрование включается автоматически, когда на другом конце точно такая же трубка, с шифратором и дешифратором. Теперь о другом… Есть предположение, что настоящий Сулейман Цхогалов со своими людьми перебрался в Белоруссию. От поисковиков удачно улизнул. Похожих людей проверяли белорусские пограничники, но у нас на границе строгостей нет – пересечение свободное, а белорусской стороне не передавали ориентировку на их розыск. Я допускаю, что группа Цхогалова из Белоруссии переберется на Украину, чтобы действовать оттуда. Наездами-наскоками. Когда розыск более-менее успокоится.

– Или переберутся из Украины в Турцию… – предположил генерал Безбородов. – Это для них будет наиболее безопасный маршрут для переезда в Сирию.

– Это возможный вариант, товарищ генерал, – согласился полковник Самородников. – Для нас, как я считаю, худший вариант, потому что из Турции, как вы предположили, Сулейман двинется прямиком в Сирию, где может встретиться с родным братом-близнецом. Что принесет эта встреча? Думаю, мало хорошего. По крайней мере, неприятности будут у спецназа МВД Чечни. Возможно, и у нас. Мы такой вариант просчитывали и потому решили максимально поторопиться, чтобы не потерять возможность прогнать через Салмана Цхогалова дезинформацию. А без этого вся наша задуманная операция не удастся. Здесь придется работать на опережение.

– Или предпринять превентивные меры, – предложил старший лейтенант Поленьев.

– Какие меры, диверсант, выкладывай… – резко потребовал полковник.

– Я слышал, на Украине сформировано целое чеченское подразделение из бывших боевиков. Да и из Дагестана многие бандиты туда бегут, как за спасением.

– Есть такое дело. Я тоже слышал, – кивнул полковник. – Хотя это дело моего управления не касается, просто из чьих-то разговоров слышал. И что из того, старлей?

– Если Кадыров следит даже за теми чеченцами, что воюют в Сирии, то за более близкими, что на Украине, следовательно и более опасными, присмотр тем более есть. И агентура должна быть. Кадыров в этом отношении о спокойствии своей республики заботится, как никто другой.

– Не знаю, но предполагаю, что дело обстоит именно так. Это обычная манера ведения дел чеченским МВД. И что дальше?

– Спецназ МВД Чечни заинтересован в том, чтобы настоящий Сулейман Цхогалов в Сирию не попал. Пусть через свою агентуру организуют утечку информации, что на Украину прибыл с несколькими сообщниками Салман Цхогалов, майор спецназа МВД Чечни. Путь группа держит в Сирию, но какие-то дела собирается провернуть и на Украине. Пусть из дома кому-то сообщат или еще как-то… Сулеймана задержат. Даже если разберутся, то не сразу…

– Старлей, ты в КГБ в прошлой жизни не служил? – серьезно спросил полковник.

– Я не верю в реинкарнацию, товарищ полковник.

– Ладно. Это дело мы, думаю, совместными усилиями сделаем. Я поскакал на узел связи. Предложу чеченскому МВД вариант от спецназа ГРУ. Комбинация простая и гениальная. Обязательно должна сработать. СБУ будет рада отрапортовать, что захватили чеченских диверсантов. Разрешите действовать, товарищ генерал?

– Действуйте, полковник. Мне думается, Рус Григорьевич эффективный вариант предложил. А мы пока поработаем. Я дверь на ключ закрою и предупрежу дежурного, чтобы не мешали. Как только закончим, я вам позвоню.

Полковник торопливо ушел…

Поленьев самостоятельно справился с подключением всех контактов к коммуникатору, прибору, соединяющему сам «шлем» с компьютером. Профессор проверил подключение и удовлетворенно кивнул. Испытатель, к счастью, не страдал дальтонизмом и цвета не путал, иначе пришлось бы каждый контакт и каждое гнездо подписывать какими-нибудь схожими закорючками, чтобы избежать путаницы. Лицо генерала изображало довольство. Значит, все соединения были произведены правильно. Ноутбук, предварительно раскрыв его, старший лейтенант поставил себе на колени. Джойстики мысленно расставил вокруг клавиатуры.

Ноутбук был быстрым, загрузился, можно сказать, стремительно – работать на таком было одно удовольствие. Поленьев запустил программу, единственную, вынесенную иконкой на «рабочий стол» компьютера, и монитор тут же разделился на шестнадцать экранов. Вообще-то в стационаре их было пятнадцать: три ряда по пять. И один, наиболее крупный, выносился поверх остальных, хотя легко сдвигался при необходимости в сторону и так же легко уменьшался в размерах или уходил на задний план по нажатию левой кнопки мыши на панели задач. Ноутбук был снабжен компьютерной мышью, поскольку не все любили работать с тачпадом, хотя сам Рус Григорьевич разницы в этих инструментах не видел. Шестнадцатый экран объединял в себе одну общую картину, только картина эта давала не просто вид сверху, а сверху и со стороны – в перспективе, как на 3D-графике.

– Готовы? – спросил профессор.

– Так точно. Готов.

– Начали!..

Работа на ноутбуке с пятнадцатью экранами немногим отличалась от работы на восьми мониторах. Может быть, было даже легче, потому что не приходилось глазами перебегать с одного монитора на другой: хотя они и располагались достаточно плотно, тем не менее не так близко один от другого, как экраны. Разница была только в задержках по времени. Одни роботы реагировали сразу, другие через некоторое время, после паузы. Этот факт смущал старшего лейтенанта Поленьева. Тем не менее отстреляв полный бой, как и полагается, потом раздавив роботами-танками два грузовика и один пикап с крупнокалиберным пулеметом в кузове, подбив в дополнение вертолет противника, Рус Григорьевич почувствовал, что у него очень сильно болит голова. Он поднял обе руки, показывая профессору, что работа закончена и не стоит сразу повторять ее. Но Безбородов и не желал, кажется, сразу повторять.

– Поразительный результат! Со второго раза, несмотря на увеличение количества роботов почти вдвое, вы показали ускорение работы на двадцать семь процентов. Как самочувствие? Устали?

– Голова просто раскалывается… – Поленьев не стал скрывать своего состояния. – Меня только смущает, что одни команды выполнялись сразу, а другие с задержкой. Впечатление такое, что роботы думают, выполнять им или не выполнять команду.

– Как медик, могу сказать, что ваша головная боль от переутомления глазного нерва. Вам пришлось одновременно держать под контролем слишком много. Энцефалограмма говорит, что вы не сосредоточивались поочередно на каком-то из экранов, старались видеть все сразу. А общую картину с дополнительного экрана вы вообще почти не наблюдали.

– Да, шестнадцатый экран во время самого боя только мешает. Но в завершение он нужен в любом случае. Помогает увидеть результат и оценить возможную опасность.

– Что касается разной скорости восприятия роботами команды, то это было мной лично и моими помощниками ожидаемо. Мы же до этого смогли записать сигналы только с восьми боевых мониторов. Сейчас добавили еще семь. Они самостоятельно учились считывать ваши сигналы. Ловили их, переваривали и только потом действовали. При следующей вашей попытке новые записи сигналов уже будут вставлены в программу, и результат будет иным. Отставание обязательно ликвидируется.

– Хорошо, если вопрос решается так просто.

– Рекомендую вам пока пойти в свою комнату и час полежать с закрытыми глазами. Даже не раздеваясь. Можете спать, можете не спать. Главное – не открывайте глаза. Обещаю, что даже при закрытых глазах перед вами будет стоять вся эта система пятнадцати экранов и стрелять танки. Если сумеете, отключите от себя эти мысли. Представляйте воду – море, озеро, реку. Вспоминайте. Вода в любом виде благотворно действует на глазной нерв. Через час пятнадцать, – посмотрел на часы генерал, – я вам позвоню и приглашу для следующего сеанса. Я записал ваши сигналы для всех роботов. Мы их за время вашего отдыха заложим в программу. Тогда все будет работать быстрее.

– А головная боль… Это обязательный атрибут такой работы?

– Нет. Глазная мышца привыкнет к нагрузке на периферийное зрение и будет работать нормально. Не переживайте. И постарайтесь не приучать себя к медикаментозным средствам.

– Хорошо, если так. Разрешите идти, товарищ генерал?

– Идите, отдыхайте…

Головная боль, в самом деле, была такая острая, какой старшему лейтенанту Поленьеву еще не доводилось испытывать. Она колыхалась при каждом шаге, играла, издеваясь, словно теннисный шарик прыгал внутри громкого барабана. Даже странным казалось, что нагрузка шла, как обещал генерал, на глазной нерв, а болела голова. Но в обсуждение медицинских вопросов Рус Григорьевич старался не забираться, предпочитая верить специалисту. Он сразу прошел в свою комнату мимо дремлющего в кресле дежурного старшего прапорщика. Тот, конечно, вошедшего увидел, приоткрыл один маленький глазик, но никак не отреагировал. В своей комнате Поленьев даже свет зажигать не стал, чтобы не совершать лишних движений. Хватало света, идущего в окно от уличных фонарей. Раздеваться старший лейтенант тоже не пожелал, как и посоветовал профессор Безбородов, только разулся и лег в кровать поверх одеяла. Только сейчас, в лежачем положении, Рус Григорьевич почувствовал резь и легкое поламывание в глазных яблоках. Видимо, глаза и правда к такой нагрузке были непривычны. Нагрузка эта была определена не длительностью, а быстротой перехода с объекта на объект. Но как только глаза закрылись, сбылось еще одно обещание Безбородова. Мозг сам по себе, не спрашивая согласия человеческого сознания, воспроизводил из памяти монитор компьютера, разделенный на пятнадцать экранов, и по каждому из экранов ползли танки, и на каждом из экранов находился прицел. Но усилие тренированной воли эту картину отогнало. Просто выключило ее, заменив другой, приятной и легко вспоминаемой. Поленьев представил ровную гладь большого уральского озера, на берегах которого он отдыхал прошлым летом. Это сразу помогло, и забылась боль, такая мучительная, и глаза перестало ломить. И вообще захотелось уснуть. Старший лейтенант засыпал медленно и все так же усилием воли продолжал представлять перед собой водную гладь, пока все-таки действительно не заснул…

Звонок трубки разбудил, не вызвав тревоги, как это часто бывает ночью после неожиданного телефонного звонка. Наверное, потому, что старший лейтенант Поленьев этого звонка ждал, еще когда ложился отдыхать.

– Слушаю, товарищ генерал…

– Жду вас, Рус Григорьевич… И полковник Самородников ждет. Он хотел раньше позвонить, вопрос задать, я не разрешил беспокоить. Поторопитесь…

Если полковник Самородников думал даже разбудить, не дав в себя прийти после первого сеанса, значит, у контрразведки появились новости, сделал вывод старший лейтенант. Хорошо, если новости эти не касаются состава группы. Тем не менее Поленьев поторопился. Быстро умылся, растер лицо жестким полотенцем, с радостью отмечая, что головная боль прошла без следа, обулся и поспешил в штабной корпус, готовый снова водрузить на голову «шлем».

Полковник с генералом ждали его с мрачными лицами. Уже по одному их виду можно было сделать вывод, что новости не самого радужного характера. Генерал сразу показал старшему лейтенанту на кресло, к которому тот уже начал привыкать.

– Извини, Рус Григорьевич. – Генерал, в отличие от полковника Самородникова, всегда говоривший с Поленьевым на «вы», внезапно перешел на «ты». – Мы тут с товарищем полковником обсуждали сложность ситуации. Есть новости, которые могут стать для тебя ударом. Мы не знаем, как ты их воспримешь, а нам предстоит еще один сеанс энцефалограммирования провести и сделать резервную запись твоих персональных сигналов. Новость может выбить тебя из колеи, и тогда все сорвется. Это с одной стороны. С другой… Если мы сразу не сообщим тебе новость, ты можешь воспринять это неправильно. И вообще, это с нашей стороны некорректно. Поэтому решать тебе. Ты уверен в устойчивости своей психики?

– Вполне… – тихо ответил Рус Григорьевич, чувствуя что-то недоброе.

– С третьей стороны, у меня есть и профессиональный интерес… Насколько новость может выбить тебя из колеи? Ты все же отправляешься в зону боевых действий, а там ситуации могут возникнуть разные…

– Говорите. Я в себе уверен.

– У тебя же жена с сыном в Греции отдыхали?

– Так точно, товарищ полковник. В Греции…

– Когда должны были прилететь?

– Точно не знаю, но – вот-вот…

– Сегодня из Афин в Москву вылетел самолет «Боинг-737-600» с российскими туристами на борту. Несколько групп туристов – чартерный рейс. Вскоре после взлета, не успев покинуть пределы Греции, самолет взорвался в воздухе. Все пассажиры и члены экипажа, всего сто двадцать два человека, предположительно погибли. Список пассажиров уточняется, но, по нашим данным, Алевтина Поленьева прошла регистрацию. Жену звали Алевтина?

– Ее зовут Алевтина. – Рус Григорьевич сделал ударение на слове «зовут», не желая говорить о жене в прошедшем времени. – А Антон Поленьев есть в списке?

– У нас нет такого сообщения, поэтому мы и сомневаемся. Не могла же она одна, без сына, вылететь… Если бы с ним что-то случилось – заболел или еще что-то такое, – в первую очередь сообщили бы консулу. Но у консула никаких данных нет.

– Разрешите позвонить? – попросил старший лейтенант.

– Жене? На трубку?

– Так точно. Это сразу все прояснит.

– Звони…

Поленьев сначала вытащил из кармана трубку смартфона, которую выдал ему недавно полковник Самородников, в эту трубку еще не был занесен ни один из личных номеров старшего лейтенанта, а следом, из другого кармана, вытащил свою, старую, одну из самых дешевых моделей, которую не будет жалко, если она разобьется. Послав вызов, он долго держал трубку у уха и слушал, как казалось, гудки. В действительности Рус Григорьевич слышал только удары своего собственного сердца. Но со стороны этого никто заметить не мог.

– Не отвечает… – не выдержал наконец полковник Самородников.

– Ночь… Спать может…

– Да, там еще глухая ночь. Это у нас утро близится, – согласился профессор Безбородов, пытаясь голосом поддержать Поленьева, дать ему надежду на то, что жена спит и не слышит звонка.

– Она и дома-то на звонок не просыпается… – ответил старший лейтенант, но трубку от уха убрал и отключился от вызова.

– Нужные тебе номера в ту трубку перебрось, а эту мне оставь, – кивнул на второй карман, где лежал смартфон «Блекберри», полковник.

– Сейчас, товарищ полковник? – спросил Рус Григорьевич и посмотрел на генерала.

– Можно позже. Работайте пока. Я у себя в кабинете буду. Позвонить могут… – сказал полковник и вышел.

– Как, Рус Григорьевич, ты в состоянии сейчас работать? – предварительно поинтересовался профессор, опасаясь, видимо, что нагрузка на нервную систему слишком сильна, чтобы не отвлечь человека от насущных дел.

– Я же говорю, товарищ генерал, что у меня очень устойчивая нервная система. Это характерная особенность всех офицеров спецназа ГРУ. Без этой устойчивости мы не смогли бы служить в таких частях.

– Хорошо. Тогда – готовься…

Безбородов вытащил из ящика стола «шлем» и протянул старшему лейтенанту. Затем из другого ящика вытащил планшетник и положил его на край стола. Рядом с планшетником на тот же край лег и коммуникатор, тот самый, через который «шлем» подключался раньше к ноутбуку. Видимо, коммуникатор относился не столько к компьютеру, сколько к «шлему», и был его составляющей.

Военный планшетник был стандартным армейским сенсорным устройством, хотя, как показалось Русу Григорьевичу, работал значительно быстрее обычного, с каким старшему лейтенанту Поленьеву уже приходилось иметь дело.

– Здесь что, «оперативки» добавили? – спросил он генерала.

– Удвоили. Кроме того, вместо стандартного HHD-диска поставили SSD-диск. Он намного быстрее в работе. Хотя требует осторожности. Понимаешь, о чем я говорю?

– Не поддаются восстановлению удаленные файлы…

– Да. Постарайся ничего не удалять.

– Я в этом и необходимости не вижу. А то, что нужно поставить, поставят, думаю, без меня.

– Уже поставили, – сообщил генерал. – Не смущает, что у планшетника монитор на четыре с лишним дюйма меньше? Неудобства это не вызовет?

– Уменьшение диагонали не критичное. Так, мне думается, даже лучше, меньше разброс взгляда, при этом и не мельчит. Лишний раз напрягать зрение, чтобы всмотреться в изображение, не нужно. Будем пробовать?

– Будем!

– Запускайте! Поехали…

Генерал перед этим через USB-соединение подключил коммуникатор к своему компьютеру и запустил свою программу, рисующую графики энцефалограмм, одновременно с тем, как старший лейтенант Поленьев запустил свою танковую «игру». Пять верхних мониторов представляли собой систему управления роботами-автоматчиками. По большому счету, это тоже были гусеничные танки, но небольшого размера и вооруженные только автоматом Калашникова и двумя гранатометами, один из которых был противопехотным, второй нес термобарическую гранату. Все террористы в Сирии уже сталкивались с термобарическим оружием, и оно наводило на них ужас. Особенно когда сирийская армия использовала тяжелые огнеметные системы «Буратино». Но даже одноразовые гранатометы «Шмель-М» и просто термобарические гранаты, взорвавшись где-то в стороне, ломали боевой дух исламистов и вызывали в их рядах панику. Если сирийская армия начинала применять термобарические заряды, исламисты, находящиеся рядом, предпочитали отступить раньше, чем их атакуют таким оружием, выжигающим все вокруг и оплавляющим даже камни. Кстати, роботы-танки «Уран-9» могли стрелять и термобарическими ракетами, то есть попросту выжигать пространство перед собой. И противотанковые ракеты могли нести термобарический заряд. Применять такие заряды не рекомендовалось только в городе, где могут пострадать мирные жители – пламя не разбирает, где исламист, где мирный человек, и одинаково съедает всех…