Глава 9
ПРИЗНАНИЯ МАНТИ
Сандокан подал знак, и малаец Самбильонг, который уже знал, что делать, направился к большому тамариндовому дереву, возвышавшемуся в тридцати шагах в ограде старинной разрушенной пагоды. В руке он держал длинную веревку с петлей на конце. Он перебросил ее через толстую ветвь над своей головой и спустил петлю до земли.
Тем временем несколько матросов крепко связали манти руки за спиной и провели под мышками две тонкие прочные веревки.
Старик не оказывал никакого сопротивления, однако лицо его выражало сильный страх. Крупные капли пота текли с морщинистого лба, сильная дрожь сотрясала худое тело. Должно быть, он догадался, какая жестокая пытка его ожидает.
– Так ты будешь говорить? – спросил, приближаясь к нему, Тремаль-Найк.
Старик бросил на него яростный взгляд и выдавил: «Нет… «
– Подумай, ведь ты все равно нам расскажешь все, что мы пожелаем узнать. Не лучше ли сразу сделать это?
– Я скорее умру.
– Тогда мы велим тебя подвесить.
– Кое-кто отомстит за мою смерть.
– Мстители твои далеко. Им никак не успеть.
– Когда-нибудь Суйод-хан доберется до вас. Тогда вы все испытаете на своей шее крепкие объятия аркана.
– Не смеши, старик. Мы не боимся вашей Кали и ваших арканов. Так ты не скажешь, где находится Суйод-хан и где спрятана моя дочь?
– Спроси об этом у воды Ганга, – усмехнулся манти.
– Ну что ж, тогда начинайте.
Четверо малайцев поволокли старика к дереву. Самбильонг захлестнул ему петлю вокруг тела и крикнул своим:
– Давайте!
Малайцы схватились за другой конец каната и приподняли манти на пару метров.
Несчастный испустил вопль ужаса. Петля под тяжестью тела так сжала его, что веревка врезалась в мясо.
Все, включая Янеса и Сандокана, собрались вокруг дерева и смотрели на пытку молча. Португалец достал свою неизменную сигарету и неторопливо ее раскурил.
– Подтолкните его, – холодно приказал матросам Тремаль-Найк. – Дайте ему покачаться. Пусть он погромче споет.
Пираты встали рядом с висящим колдуном и сильно толкнули его сначала в одну, а затем в другую сторону. Манти сжал зубы, чтобы не закричать, но видно было, чего ему это стоит. Глаза вылезали у него из орбит, он страшно задыхался, поскольку в сдавленные легкие воздух не проходил.
От нового толчка узел проник еще глубже в тело, и старик не мог сдержать воплей боли.
– Хватит! – крикнул он хрипло. – Хватит… негодяи.
– Будешь говорить? – спросил Тремаль-Найк, подходя к нему.
– Да… да… я скажу все, что… вы хотите… знать… но вели снять… петлю… Я задыхаюсь…
– Если ты передумаешь, мне придется снова начать пытку.
Он велел остановить раскачивание, потом снова спросил:
– Где Суйод-хан? Пока ты не скажешь, я не сниму с тебя петлю.
Манти мучительно колебался, но это продолжалось недолго. Он уже чувствовал, что не сможет сопротивляться страшному мучению, изобретенному дьявольской фантазией его соотечественников.
– Я скажу тебе, – простонал он с гримасой страдания.
– Говори быстро.
– В Раймангале.
– В древних подземельях?
– Да… да… хватит… убей меня…
– Еще один ответ, – продолжал неумолимый бенгалец. -Где они спрятали мою дочь?
– Она тоже… Дева… в Раймангале.
– Поклянись мне в этом твоей богиней.
– Клянусь в этом… Кали… довольно… не могу… больше.
– Опустите его! – приказал Тремаль-Найк.
– Он не выдержал этой пытки, – сказал Янес, бросая сигарету. – Дьяволы-индийцы могут дать сто очков старой испанской инквизиции.
Манти тут же опустили и освободили от веревок. Лицо его налилось кровью, он тяжело дышал. Вокруг живота у него остался синий рубец, кровоточивший в нескольких местах. Малайцам пришлось усадить его – несчастный не держался на ногах.
Тремаль-Найк подождал несколько минут, пока тот отдышался, потом сказал:
– Предупреждаю, что ты останешься в наших руках, пока мы не убедимся, что ты нас не обманываешь. Если ты сказал правду, мы освободим тебя и даже щедро наградим за твои признания, но если ты солгал, ты умрешь в страшных мучениях.
Лицо сидящего манти оставалось безучастным. Но в глазах сверкнула молния ненависти.
– Где вход в подземелье? По-прежнему у баньяна? – спросил Тремаль-Найк.
– Этого я не могу сказать, так как не был в Раймангале с тех пор как мы были разогнаны, – ответил манти. – Но думаю, что вход уже не там.
– Ты говоришь правду?
– Может быть, снова поклясться Кали?
– Если ты не возвращался в Раймангал, откуда ты знаешь, что моя дочь там?
– Мне сказали.
– Почему ее забрали у меня?
– Чтобы сделать из этой девочки Деву пагоды. Ты похитил у нас первую; Суйод-хан забрал у тебя дочь, так как в ее жилах кровь Ады Корихант.
– Сколько человек в Раймангале?
– Не очень много, – ответил манти.
– Еще одно слово, – прервал Сандокан. – У тугов есть корабли?
Старик бросил на него быстрый взгляд, стараясь угадать, чем вызван вопрос, потом сказал:
– Когда я был в Раймангале, там были только лодки. Но потом Суйод-хан мог купить корабль.
– Этот человек никогда не признается во всем, – сказал Янес Сандокану. – Впрочем, мы уже знаем достаточно и можем уходить, пока туги не вернулись с подкреплением.
– А вдова, что делать с ней?
– Я отправлю ее в свой дом, – сказал Тремаль-Найк. – Ей там будет лучше, чем у тугов.
– Тогда отправляемся, – сказал Янес. – Слоны уже прибыли в Кхари?
– Еще вчера, я уверен в этом.
– Как они, хороши?
– Прекрасные животные, приученные к охоте на тигров. Обошлись они дорого, но стоят этих затрат.
– Тогда едем охотиться в Сундарбан, – заключил Янес. – Посмотрим, стоят ли бенгальские тигры малайских.
Два матроса подняли манти на ноги, и отряд по знаку Сандокана покинул площадку, где на затухающих углях уже дотлевали кости покойного туга.
Обратный путь прошли без всяких приключений, и в два часа ночи экспедиция, увеличившись на манти и вдову, заняла места в шлюпках.
Возвращаться пришлось по течению, и вскоре все благополучно прибыли на борт судна. Манти заперли в трюме, для пущей предосторожности поставив там часового.
– Когда отправляемся? – спросил Тремаль-Найк у Сандокана, прежде чем разойтись по каютам.
– На рассвете, – отвечал пират. – Я уже дал распоряжения, чтобы все было готово к восходу солнца. К завтрашнему вечеру мы будем в Кхари?
– Конечно, – ответил Тремаль-Найк. – От берега реки до этой деревни не больше десяти-двенадцати километров.
– Легкая прогулка. Доброй ночи, до завтра!
Утром еще не погасли последние звезды, а весь экипаж «Марианны» уже был на палубе и готовился к отплытию. В то время как поднимали огромные паруса, Самбильонг, который командовал на палубе, с беспокойством заметил, что на обоих бригах, ставших рядом вчера, тоже готовятся поднять якоря.
На их палубах кипела лихорадочная деятельность, матросы забегали по вантам, поднимая сразу все паруса, точно боялись, что мало будет слабого утреннего ветерка. Малаец, которому с самого начала показались подозрительными эти два парусника, с экипажем чрезмерно многочисленным для таких небольших судов, настороженно поглядывал в их сторону.
– Дело нечисто, – пробормотал он. – Тут что-то не то…
Он уже хотел отправиться на корму и предупредить Сандокана, когда тот явился сам.
– Хозяин, – сказал Самбильонг, – оба брига отплывают с нами.
– Ага! – ограничился коротким ответом пират.
Он спокойно разглядывал парусники, которые выбирали якоря, потом спросил:
– Их отплытие тебя беспокоит, мой храбрый боцман?
– Мне это кажется странным, хозяин. Они прибыли позавчера, не взяли никакого груза, и вот стоило только нам поднять паруса, как они делают то же. И потом, посмотрите, сколько человек у них на борту! Мне кажется, их за ночь стало еще больше.
– Хотя их вдвое больше, чем нас, я бы им не позавидовал, если они надеются только на это. Когда мы пустим в дело свою артиллерию, не известно, кому будет жарче. К рулю, Самбильонг, и смотри в оба!
Все паруса были подняты, кормовой и носовой якоря уже показались из воды, и «Марианна», подхваченная течением и легким утренним бризом, вышла на середину реки.
Один из двух бригов тронулся следом, лавируя среди стоявших поблизости судов, второй готов был следовать за ним.
Сандокан с капитанского мостика внимательно следил за ними, не выказывая, однако, никакого беспокойства. Он был не из тех, кто способен волноваться по такому поводу. Ему случалось помериться силами и с более сильным противником.
Рука, которая легла ему на плечо, заставила его обернуться.
Янес и следом за ним Тремаль-Найк поднялись на мостик в сопровождении Каммамури.
– Неужели ты прав? – спросил португалец. – Или это просто случайность?
– Случай подозрительный, – ответил Сандокан. – Я уверен, что они последуют за нами.
– И что, они могут напасть на нас?
– На реке не думаю; в море – возможно. Однако мне бы этою не хотелось, хотя я и полностью уверен в своей команде.
– Мы высадимся раньше, чем доберемся до устья реки, – сказал Тремаль-Найк. – Кхари отстоит от моря на много миль.
– Но раньше нам нужно избавиться от этих шпионов, – проворчал Сандокан. – Проведем ночь на борту, не станем высаживаться до утра. Так мы сможем выяснить намерения этих наших назойливых спутников. Я намерен с ними серьезно поговорить, если и сегодня вечером они бросят якоря рядом с нами. Пока же сделаем вид, что нам все равно. И пойдем пить чай. Кстати, как там вдова?
– Мы оставим ее в моем доме в Кхари, – ответил Тремаль-Найк. – Она там составит компанию Сураме.
– Баядера может нам понадобиться в Сундарбане, – сказал Янес. – Я бы предпочел взять ее собой.
Сандокан пристально взглянул на португальца, и этот мужественный человек слегка покраснел, как девушка.
– Янес, – сказал Сандокан с улыбкой, – твое сердце лишилось брони?
– Я уже староват для этих дел, – пробормотал португалец смущенно.
– Ну, это не беда. Глаза молоденькой Сурамы вернут тебе твою юность.
– Будь осторожен, – сказал Тремаль-Найк. – Индийские женщины опаснее белых. Ты знаешь, из чего они сделаны, согласно нашим легендам?
– Я знаю только, что они прекрасны и их глаза сжигают сердца, – ответил Янес.
– Рассказывают, что когда бог Тваштри создал мир, он долго колебался, прежде чем сотворить женщину, и долго думал, из каких элементов сделать ее. Предупреждаю, что я говорю об индийской женщине, а не о белой, желтой или малайской.
– Мы слушаем, – сказал Сандокан.
– Он взял округлость луны и гибкость змеи, неутомимость вьюнка и трепетность тростника, бархатистость розы и легкость пуха, взгляд косули и веселье солнечного луча, сумеречность тучи и непостоянство ветра, робость зайца и важность павлина, сладость меда и твердость алмаза, жестокость тигра и холодность снега, стрекотание сороки и воркование голубки.
– Черт побери! – воскликнул Янес. – Сколько всего набрал этот индийский бог!
– Мне кажется, он не пожалел элементов, – сказал Сандокан. – Особенно заметь, Янес, что у индийских женщин есть даже жестокость тигра!..
– Мы сами тигры Момпрачема, – отвечал португалец, смеясь. – И что ж нам бояться девушки, у которой… немного тигриной шкуры?
Он еще громче захохотал, потом обернулся и, неожиданно став серьезным, сказал:
– Эта парочка все еще следует за нами, Сандокан.
– Ну что ж, посмотрим, так ли хорошо они будут держаться на воде завтра.
– Что ты задумал?
– Вечером узнаешь, – ответил Сандокан. – А пока пусть поплавают.
«Марианна» выбралась из скопища кораблей и лодок, что загромождали реку вблизи города, и, ускорив свой ход, двинулась вниз по течению. Два парусника все еще следовали за ней на расстоянии трехсот-четырехсот метров, держась один в кильватер другому.
Ближе к вечеру «Марианна» прошла перед лоцманской станцией Даймонд-Харбор и вышла в просторный канал, образованный рекой и лесистым островком, протяженностью в несколько миль. Здесь Тремаль-Найк решил высадиться на берег, отсюда начиналась дорога в Кхари.
Экипаж только что отдал якоря, когда у северного края канала показались два знакомых судна. Заметив их, Сандокан, стоявший на палубе, нахмурил брови.
– Ах так! – сказал он. – Они так привязаны к нам, что пришли за нами даже сюда? Ну тогда я с ними сейчас потолкую. Канониры, по местам! Расчехлить пушки!
