Глава 8
ЗАСАДА

Варварский обычай сжигания вдов на трупах их мужей, от которого давно отказалась большая часть индийцев, все еще тайно практиковался в то время некоторыми кастами и сектами, несмотря на все усилия английской колониальной администрации окончательно искоренить его.

Страна была столь обширна, что англо-индийской полиции не всегда удавалось вовремя узнать об этом и вмешаться, ибо родственники покойного принимали чрезвычайные меры предосторожности, чтобы обмануть власти.

Сегодня этот обычай довольно редок, особенно в Бенгалии, но в северных провинциях и в верхнем течении Ганга отмечается еще значительное число этих ужасных обрядов.

В прошлом эти жертвоприношения были так многочисленны, что несмотря на суровые законы, изданные англо-индийским правительством, в 1817 году, например, в одной Бенгалии было совершено более семисот таких страшных обрядов.

Сколько же их было насильно сожжено в прошлом веке! Лишь немногие были забраны париями, которые в последний момент спасали их от костра, чтобы жениться на них. Только эти несчастные, презираемые всеми кастами, не боятся обесчестить себя, взяв в жены вдову.

Положение индийских женщин, которые на свое несчастье потеряли мужа, впрочем, таково, что многие из них сами предпочитают смерть. Траур же тех несчастных, которым не хватило мужества сгореть на трупе мужа, тянется до конца жизни.

Они обязаны брить себе голову, не имеют права носить никаких украшений и нарядных одежд, им запрещается рисовать на лбу знак своей касты, присутствовать на семейных праздниках. Их избегают, как зачумленных, потому что индийцы верят, что встреча с вдовой приносит несчастье.

Такая судьба выпала теперь и на долю той юной женщины, которую в сопровождении большой группы родственников и жрецов, принимающих участие в обряде, вели через джунгли к месту сожжения.

Впереди шествия шли музыканты, за ними следовали факелыцики, затем несколько мужчин с паланкином на плечах, на котором лежал покойный, облаченный в богатейшие одежды, вышитые золотом; в конце процессии шла несчастная вдова, окруженная ближайшими родственниками. В руках они несли сосуды с благовонными маслами, чтобы жарче разжечь костер. Старый манти был тут же. Он шел впереди вдовы, читая молитвы вместе со священнослужителями.

Вдова была молода и красива, ей только минуло пятнадцать лет. Она едва держалась на ногах, отчаянно плакала и причитала, но не сопротивлялась и безвольно позволяла тащить себя, видимо, одурманенная питьем, содержащим наркотики, которое дают женщинам в таких случаях.

Когда процессия вышла на площадку перед пагодой, несколько человек быстро сложили штабель из сухого бамбука в полметра высотой, обильно полили его кокосовым маслом, а сверху положили покойника.

факельщики уже разместились с факелами по углам этого сооружения и под гром барабанов и причитания родственников разом подожгли его со всех сторон. Жаркое пламя мгновенно занялось и быстро распространилось по всему сооружению, охватив лежащий на нем труп.

Подошел страшный момент варварского жертвоприношения.

Священники быстро схватили вдову и поволокли ее к пламени. Барабаны издавали страшный грохот, а родственники голосили, чтобы заглушить крики жертвы.

– Нет!.. Нет!.. – ужасающе вопила она. – Пощадите!..

С силой, которую трудно было предположить в этом хрупком молодом теле, она отчаянным рывком повалила одного из священников и, отпрыгнув на несколько шагов назад, яростно отбивалась, пытаясь вырваться из рук второго. Но тут на помощь ему бросились родственники мужа, им удалось скрутить ей руки назад и вновь подтащить к костру. Манти тем временем подобрал горящие угли, чтобы, осыпав ими жертву, поджечь на ней одежду.

– Стойте, или мы застрелим вас, как собак!.. – вдруг прогремел над их головами властный, решительный голос, и Тигр Малайзии неожиданно появился на пороге пагоды в окружении пиратов и своих друзей с карабинами наизготовку.

Его появление было таким стремительным и неожиданным, что в тот же миг перепуганные туги бросились наутек в разные стороны, оставив лежащую на земле вдову.

– Хватайте манти! – Сандокан бросился вперед. – Его не упустите!

Старый колдун, с первого же взгляда узнав в Сандокане капитана парусника, раньше всех бросился в чащу бамбуковых зарослей.

Но Сандокан и Тремаль-Найк в несколько прыжков догнали его, в то время как Янес вместе с матросами палил из карабина в воздух, чтобы сильнее напугать родственников покойного и их спутников, бежавших через кокосовую рощицу.

– Стой, старый мошенник! – Тремаль-Найк, приставил карабин к груди колдуна, который пытался выхватить из-за пояса кинжал. – На этот раз не уйдешь!

– Кто вы, и что вам от меня нужно? – закричал манти, тщетно пытаясь вырваться из железных тисков Сандокана. – Вы не полицейские и не сипаи, чтобы арестовывать меня.

– Кто я? Ты что, ослеп, старый колдун? – спросил Сандокан, крепко держа его. – Значит, не узнаешь меня?

– Я тебя никогда не видел.

– Значит, это не ты зарезал козочку на борту моего судна? – иронически спросил Сандокан. – А потом собрал своих друзей, чтобы задушить и меня самого возле пагоды богини Кали?

– Я никогда не резал козу. Ты принимаешь меня за кого-то другого.

– Ты пойдешь с нами, манти…

– Ты сказал манти? Я никогда им не был.

– В пагоде ты увидишь человека, который это опровергнет.

– Что вы хотите от меня наконец? – закричал старик, скаля зубы.

– Взглянуть на твою грудь прежде всего, – сказал Тремаль-Найк, неожиданно повалив его на землю и встав ему коленом на живот. – Вели принести факел, Сандокан.

Просьба была излишней. Янес, разогнав тугов, как раз подошел вместе с Самбильонгом, в левой руке которого был карабин, а в правой – горящий факел.

– Ага! Вы схватили его! – радостно закричал португалец.

– Теперь не уйдет, – отвечал Сандокан. – А как вдова?

– Она пришла в себя и совсем не грустит, что осталась жива. Ее отвели сейчас в пагоду.

– А ну-ка, посвети, Самбильонг, – сказал Тремаль-Найк, одним движением разрывая одежду на груди пленника.

На смуглой худой груди индийца была ясно видна голубая татуировка, изображающая змею с головой женщины, окруженную некими таинственными знаками.

– Вот она, эмблема душителей, – сказал Тремаль-Найк. – Все, принадлежащие к этой секте убийц, имеют ее.

– Ну и что, – закричал манти, – даже если я и туг, вам какое дело? Я никого не убил.

– Встань и иди за нами! – приказал Сандокан.

Старик не заставил повторять дважды. Он выглядел довольно напуганным, хотя и бросал яростные взгляды на окружавших ею людей.

Его отвели к сооружению, на котором догорал труп и где уже собрались матросы, прекратившие преследовать других участников обряда.

– Сурама, – сказал Янес молодой баядере, которая вышли из пагоды, – ты знаешь этого человека?

– Да, – ответила девушка. – Это манти тугов Сына священных вод Ганга.

– Мерзкая тварь! – закричал старик, бросая на баядеру ненавидящий взгляд. – Ты предала нашу секту.

– Я никогда не была поклонницей богини смерти и резни, – отвечала Сурама.

– А теперь, любезный, – проговорил Тремаль-Найк, – когда установлено окончательно, кто ты, ты скажешь мне, где сейчас туги, которые раньше обитали в подземельях Раймангала.

Манти молча смотрел на бенгальца несколько мгновений, потом сказал:

– Если ты надеешься узнать от меня, где твоя дочь, ты ошибаешься. Можешь убить меня, но этого я не скажу.

– Это твое последнее слово?

– Да.

– Хорошо; сейчас мы это проверим.

Он обернулся к Сандокану и обменялся с ним вполголоса несколькими словами.

– Ты думаешь? – спросил Тигр Малайзии с жестом сомнения.

– Ты увидишь, он долго не продержится.

– Ну что ж, делать нечего.

Услышав их разговор, манти побледнел, и лоб его покрылся холодным потом.

– Что ты хочешь со мной сделать? – спросил он сдавленным голосом.

– Сейчас узнаешь.