Глава 11
Разговоры, разговоры, разговоры, вот чем я занимался в последующие три часа. И никуда от этого нельзя было скрыться. Не пошлёшь же к чёрту встреченного на полпути к вагону службы тыла моего бывшего заместителя генерал-майора Петрова. Это встреченным малознакомым командирам можно было просто козырнуть и идти дальше, а с Михаилом Петровичем, после взаимного приветствия и крепкого рукопожатия, завязалась довольно длительная беседа. Не пошли в его купе-штаб только по одной причине – я сообщил Петрову, что в 18–00 в Лалах собираю совещание командиров частей, задействованных в предстоящей операции, и ему там нужно будет непременно быть. Там мы обязательно переговорим о текущем положении дел в корпусе и задачах его в будущем. Неизвестно каким образом, но то, что я назначен командармом-10, было уже известно генерал-майору. Но то, что утечка шла не из радиоузла бронепоезда, было однозначно – ведь только там, на вопрос Жукова, кого я рекомендую назначить командиром 6-го мехкорпуса, я назвал фамилию Борзилов, а Петров этого не знал. Я ему этого и не сказал. Зачем перед самым наступлением расхолаживать генерала. Он ведь хоть и не показывает, но наверняка надеется, что именно его назначат комкором. Откуда ему было знать, что я считаю генерал-майора Петрова хорошим человеком, прекрасным заместителем, но никак не первым лицом крупного соединения – терялся он, когда возникало множество неожиданных коллизий. Метался в поисках выхода, распылял силы, и в итоге возникал бардак, ведущий к проигрышу даже более слабому противнику. Борзилов хоть и не стратегический гений, но мужик твёрдый и упёртый, как танк прёт к поставленной цели. А в наших условиях тотального бардака эти качества командира для меня являлись несомненным плюсом.
Когда я встретил генерал-майора, то сказал ему, что хотя меня и назначили командармом-10, но я продолжаю исполнять обязанности комкора. Присвоение мне очередного звания, которое соответствовало новой должности, будет зависеть от результатов нашего наступления. Сказал это я ему специально, чтобы Петров землю рыл, всеми силами способствуя успеху наступления. Ведь было понятно, что если я не получу новые звёздочки, то и Петров не станет комкором. «Вот в какого хитрого командарма превратился рубаха-парень ротный Юрка Черкасов, – думал я, когда, распрощавшись с Петровым, продолжил свой путь к вагону службы тыла. – Всё-таки через какой канал мой зам пронюхал, что меня назначили командармом? Не иначе имеет свой личный контакт с одним из командиров, с которым я недавно имел сеанс радиосвязи. Ладно, дело житейское, и понятно, что у давно служащего на этой должности генерала имеются свои люди».
Все эти размышления я вел по одной простой причине – методом дедукции анализировал малейшую несанкционированную утечку информации. Смешно, но так я пытался выявить немецкую агентуру. А что она была, я не сомневался. Это убеждение, что враг вездесущ, нам, курсантам эскадрона, прививалось ещё в той реальности, а в этой, уже в академии слушателям, словно малым детям или каким-нибудь деревенским недоумкам, настойчиво твердили, что страна окружена врагами-империалистами, и они отрядили множество своих эмиссаров, чтобы изнутри развалить СССР. Но товарищ Сталин раскусил некоторых из них, таких как Зиновьев, Каменев, Троцкий, и тогда враги народа затаились и перешли к агентурной работе. Поэтому нужно быть настороже, не распускать язык и при первом подозрении, что твой знакомый проявляет интерес к закрытым данным, сообщать немедленно в органы НКГБ. Казалось бы, наивные слова, но у меня от такой тотальной пропаганды, что нас окружают многочисленные враги, развилась буквально шпиономания. Может быть, поэтому я был такой скрытный и анализировал слова даже хорошо знакомых людей, исключая, конечно, своих боевых братьев. Вот с ними я был самим собой, человеком без второго дна, и спокойно мог доверить им свою спину в любой ситуации.
Только я начал размышлять, что же для меня является боевым братством и кого из своих знакомых и друзей я могу считать боевым братом, как один из них (которого я, безусловно, относил к этой когорте, хотя ни разу вместе с ним не участвовал ни в одном бою) неожиданно возник из ниоткуда. Только что я прошёл мимо вагона-ресторана и оглянулся, чтобы оценить его с этого ракурса, а когда голова приняла прежнее положение, то увидел прямо перед собой того, с которым в обязательном порядке хотел сегодня переговорить. Конечно же это был бывший сержант госбезопасности, а теперь капитан с эмблемами танков в петлицах – Лыков. Только ему удавалось материализоваться передо мной неожиданно и в тот самый момент, когда он обычно и был нужен. Ничего не скажешь, умел бывший сержант госбезопасности оказываться в нужное время в нужном месте.
Я, конечно, удивился такому внезапному появлению, но внешне никак этого не показал. Единственно, что спросил, даже не поздоровавшись с Лыковым:
– Сергей, ты откуда взялся? Неужели я так задумался, что издали тебя не увидел?
– Здравия желаю, Юрий Филиппович! Да я и не был в пределах прямой видимости – на той стороне поезда проверял посты и в промежутке между вагонами заметил, как вы беседуете с генералом Петровым. Увидев вас, я решил доложить, что приступил к обязанностям начальника особого отдела 6-го мехкорпуса. Чтобы не идти кружным путём, обходя поезд, перебрался под вагоном, и так получилось, что выбрался как раз в тот момент, когда вы повернулись, рассматривая вагон-ресторан.
– Понятно, Сергей, ты-то как всегда на высоте, а вот я даже и не думал, что человек может появиться из-под вагона. Ладно ты, а там может быть и немецкий диверсант.
– Ну, за этим мои ребята следят. Так что не беспокойтесь, не забивайте всякой чушью свою светлую голову!
Я усмехнулся и несколько иронично воскликнул:
– Ну, ты, Сергей, меня и удивляешь! Раньше, когда служил в Гушосдоре, что-то я не слышал от тебя таких слов. А как стал капитаном, так стал уже и начальству льстить.
– Ничего я не льщу, но на вас реально всё держится. Вон даже Бедин, чувствующий себя в Гушосдоре пупом земли, плюющий на распоряжения любого генерала или секретаря обкома, вас очень уважает и выполнит любой приказ.
– Хватит, Сергей, петь мне дифирамбы! Делом нужно заниматься, а не нахваливать друг друга. Ты лучше расскажи про настроения среди бойцов корпуса.
– Так я и говорю – на вас всё держится! Доверяют вам люди – как бойцы, так и командиры. Если кто-нибудь другой был комкором, то даже я не уверен был бы в успехе предстоящего наступления, а так чувствую, прорвёмся и накостыляем фашистам по самые гланды!
– Твоими бы устами да мёд пить! А вот, допустим, я не комкор, а командарм, тогда что?
– Так тогда ещё больших «звездюлей» накидаем немчуре.
Я хохотнул, поддерживаемый смехом Лыкова, а потом уже серьёзным голосом, объявил:
– Ну, тогда готовь своих «звездюлей» фашистам. Приказом, подписанным Сталиным, меня назначили командующим 10-й армии.
Лыков вроде бы даже и не удивился моему сообщению, а вполне обычным голосом произнёс:
– Давно пора, товарищ генерал! Ведь даже командиры подразделений, которые не входят в 6-й мехкорпус, после Пружан готовы подчиняться вашим распоряжениям. Я знаю это точно, во-первых, после беседы с Половцевым, а во-вторых, сейчас проверяю, как начальник особого отдела, всех командиров подразделений, которые к нам присоединяются. Конечно, это громко сказано, что проверяю (архивы-то недоступны), но беседы по душам точно веду. А ещё в этих проверках память очень помогает – ведь я, служа в Гушосдоре и дежуря на трассах, часто проверял документы и общался с командирами частей, дислоцированных в Белостокской области. Практически всех, кого я сейчас проверяю, встречал ещё до войны на дорогах области.
– Ну и что, много шпионов-то разоблачил?
– Да каких шпионов можно найти за одни сутки? А что касается командиров, которых проверил, то никакие они не шпионы – битые жизнью и немцами это да, злые на командование 10-й армии тоже да, но вот врагами страны эти люди не стали. Готовы хоть сейчас грудью встать на защиту своего народа. Одна у них сейчас мечта – и не об отдыхе или получении нового оружия, а о том, чтобы их возглавлял правильный человек, не чета Голубеву или людям, бывшим у власти до войны. Такой же, как они, – не ищущий личной выгоды и готовый сложить голову за Отечество! Так что очень умно поступил товарищ Сталин, что назначил вас командармом вместо этой тряпки Голубева.
– Спасибо тебе, Сергей, ты как обычно поддерживаешь меня в трудную минуту. И работа твоя сейчас чрезвычайно важна. Положение критическое, и нельзя сейчас пропускать в наши ряды врага. Малейшее подозрение, и нужно немедленно отстранять такого человека от службы и сажать его под охрану. Конечно, он, может быть, и ни в чём не виноват, но это мы потом разберёмся, а сейчас в кутузку его, чтобы ни один наш секрет не ушёл фашистам. Ты сам знаешь, мы готовимся к наступлению, и если немцы прослышат про него, то пиши пропало. Сил у нас немного, и даже пара немецких батарей 88-мм орудий, размещённых в нужном месте, могут сорвать всю операцию. Уяснил важность своей миссии?
– Так точно, товарищ генерал! Разрешите приступить к операции по зачистке территории от подозрительных элементов?
– А что, они есть? Ты же сам только что говорил, что за сутки невозможно выявить шпиона?
– Это факты невозможно собрать, а подозрения-то есть. На местных жителей и на некоторых наших военнослужащих поступили сведения от польских союзников. В бригаде полковника Коссинского весьма сильная служба безопасности. Явных агентов немцев они уже арестовали, а вот тех, на кого нет фактического материала, пока пасут. Ну а лично я познакомился практически со всеми командирами, служащими в штабе корпуса, и двое из них мне не понравились. Хотел приглядеться к ним более внимательно, но если вы говорите, что командиров, вызывающих малейшее подозрение, лучше изолировать, то капитана Потапова из оперативного отдела и интенданта 2-го ранга Сытина нужно пока посадить на гауптвахту. Охранять её я поставил своих людей, так что там они будут гарантированно изолированы.
– Это дело, Сергей, считай, что я отдал такой приказ. Пускай в твоей службе подготовят письменное распоряжение, и я немедленно его подпишу.
– Понятно, товарищ командарм! Разрешите, я распоряжусь?
– Давай, Сергей, действуй!
Капитан Лыков козырнул, затем подошёл вплотную к вагону, наклонился и что-то крикнул. Буквально через несколько секунд из-под вагона появился боец, одетый довольно странно – вернее, странно смотрелась на сержанте танковых войск фуражка с васильковым верхом. Я, конечно, не стал делать замечание подчиненному Лыкова – понятно было, что не успел парень полностью поменять форму, которую носил, служа в Гушосдоре, на обычную армейскую. Я вон тоже пока не нашёл генеральских галифе и хожу ещё в своих старых, которые ношу не по уставу. Пока Лыков отдавал приказания, я закурил папиросу. Вот так, дымя, наблюдал за процессом превращения моих мучительных раздумий в конкретное задание для подчиненного.
Я ещё не успел докурить папиросу, как Лыков отдал все распоряжения сержанту и, подойдя ко мне, доложил:
– Товарищ генерал, все распоряжения отданы. Думаю, проблем с их исполнением не будет, даже несмотря на нехватку сотрудников.
– Что, совсем плохо дело с кадрами?
– Так точно, Юрий Филиппович, очень много командиров, которые до войны служили в особом отделе, погибло. Конечно, пытаюсь их заместить, но опытных людей катастрофически не хватает. Вынужден ставить на лейтенантские должности ребят, которых взял с собой из Гушосдора. А они хоть и служили в структуре НКВД, но всё-таки охранниками, а не контрразведчиками. Да что там говорить, если даже нашу машинистку Танюшку, вернее Татьяну Николаевну, сейчас приказал, после того как она напечатает ваш приказ, отрядить на охрану гауптвахты.
– Это та Танюшка, которая в заградотряде была главным экспертом по выявлению немецких диверсантов?
– Так точно, она!
– Ну что же, боевая девчонка, побольше бы таких. Но это, конечно, не дело использовать женский пол в боевых заданиях. Ладно, Сергей, тебя я понял и отдаю свой кадровый резерв. Ребята грамотные, бывшие пограничники, которые на раз-два вычисляли опытных контрабандистов. Можешь их сразу в дело пускать – не подведут.
– Когда прикажете принять пополнение? Для наилучшего выполнения поставленных вами задач усиление службы людьми нужно уже сейчас!
Я на секунду задумался, анализируя, как срочно требуется переговорить с Бединым. Получалось, что мне важнее было выяснить наличие в войсках боеприпасов, топлива и прочих военных запасов, чем готовность служб тыла сняться с места и следовать за наступающими войсками. Конечно, без хлеба или в грязном и вшивом обмундировании далеко не уйдёшь, но без боеприпасов можно вообще не тронуться с места. Так что отчёт Стативко, пожалуй, был более важен, чем информация, в каком состоянии наша инфраструктура. А по словам того же Лыкова, Бульба не сидел в вагоне снабженцев, а осматривал эшелоны с нашими запасами – был, можно сказать, в своей стихии. Чтобы добраться до этого хозяйства Бульбы, нужно было пройти мимо станционной площади, а на ней стояли два «опеля» с пограничниками, которых я отобрал для усиления службы Лыкова. Первоначально я хотел не терять время и посыльным вызвать Стативко в штаб, а после того как переговорю с Бединым, пройти в соседний вагон и заняться вопросами снабжения с Тарасом. Но совершенно не хотелось запирать себя в душном купе вагона – хватит, насиделся уже с Пителиным и Леоновым, хотелось двигаться, а не перебирать бумажки. А тут такой повод – не просто пройтись, дыша свежим воздухом, а заняться несомненно важным делом, укреплением особого отдела корпуса. Да и самому посмотреть, что же припас Бульба и на сколько нам всего этого хватит в предстоящих боях. Все эти мысли прокрутились в голове буквально за секунду, и я, хлопнув своего боевого брата по плечу, воскликнул:
– Ну, ты, Сергей, и зануда, своего не упустишь! Ладно, сейчас пойдём на привокзальную площадь, и я познакомлю тебя с будущими подчиненными. Кроме пополнения людьми, твоей службе будут переданы два специальных автомобиля «опель». Это не просто грузовики с кунгами, а машины, напичканные радиоаппаратурой, предназначенной для пеленгации даже маломощных раций. Кроме этого, с помощью этой аппаратуры можно создавать радиопомехи в определённом диапазоне, да и профессионально сканировать и прослушивать вражеские рации.
– Так что же, вы мне и разведкой поручаете заниматься? Курочкин же есть, и у него это дело вроде бы получается неплохо. У меня и специалистов по разведке нет. Или что – вы передаёте мне в пополнении специалистов по разведке?
– Нет, эти пограничники скорее натасканы на ловлю контрабандистов, чем шпионов, но засылаемых немецких агентов они тоже вылавливали. Войсковой разведкой твоей службе заниматься не нужно, но сканировать и прослушивать радиоэфир придётся. Больше этим заниматься некому. И дело даже не в специалистах, а в оборудовании – в этих самых «опелях». У немцев не каждая дивизия и даже корпус имел такую технику, которая имеется теперь у тебя. У лучшей и самой оснащенной дивизии вермахта – 7-й танковой, было всего два таких «опеля», и теперь они у нас.
– Да кто же у меня будет на такой уникальной технике работать? Сомневаюсь, что пограничники, которых вы мне пообещали, большие специалисты в радиотехнике. Кого-нибудь скрутить или затаиться в секрете, не спорю, это они могут, но вот обращаться со сложным оборудованием это вряд ли.
– Да я тоже сначала думал, что «опели» бесполезны для нас. Даже ворчал на лейтенанта Костина, который захватил их в ходе рейда по тылам 7-й танковой дивизии немцев. Упрекал, что он совсем не думает, что такие здоровые машины жрут уйму топлива, а даже взвода бойцов перевезти не смогут – полезная площадь в будках забита бесполезным хламом, демонтаж которого займёт массу времени. Наверное, приказал бы сжечь эти «опеля», если бы не счастливый случай. К нам в Сокулки вышел сводный отряд из третьей армии. Пробивались из-под Гродно для воссоединения с основными силами Красной Армии, а попали к нам. Их командир, майор Сивцов, был уверен, что мощная канонада на севере означает, что там дерутся основные силы Красной Армии, и нужно двигаться туда, чтобы влиться в их ряды. Ну, это ладно, главное, что майор исполнил свою мечту, увидел, как коричневых сволочей бьют и гонят русские витязи. Это он мне сам говорил, когда я посетил его в госпитале. А ещё он мне рассказал, кто вместе с ним прошёл весь этот тяжёлый путь. Охарактеризовал всех командиров и многих бойцов. Так вот в его отряде была группа из остатков радиотехнических курсов 3-й армии – двух командиров и трёх курсантов. Как бойцы они не ахти, а вот как специалистам по радиостанциям им цены нет. Естественно, имея трофейные «опели», я заинтересовался этими ребятами. Переговорил с каждым из них, поставил задачу, и теперь у нас имеется своя служба по радиоперехвату, наведению помех и пеленгации вражеских раций.
– Так если она уже создана, зачем присоединять её к особому отделу?
– Как зачем? Отдел-то особый, значит, предназначен для деликатных дел. Вот ты и будешь заниматься разными деликатными делами – разоблачением шпионов, наведением мостов с местным населением, противодействием господства немцев в радиоэфире. Основная сейчас задача – внести сумбур в действия немецких штабов, а этому весьма способствует плохая связь с вышестоящими начальниками. Посмотрим, как немцы будут взаимодействовать между собой, когда эти два «опеля» засорят им весь радиоэфир. Конечно, «опели» не всемогущи, действие помех будет не на очень большом расстоянии, но для наступления армии это будет весьма хорошее подспорье. Понял, товарищ капитан, какая миссия дополнительно ляжет на твой отдел?
– Понял, чего ж не понять! Только вот единственное не ясно – если мы засорим весь радиоэфир, то как наши подразделения будут связываться со штабами? У нас без связи скорее бардак начнётся, чем у немцев.
– А мы те частоты, которые закреплены за нашими рациями, засорять не будем. А чтобы немцы не лезли на свободные частоты, сделаем их плавающими. Штаб корпуса уже разослал подразделениям график работы их радиостанций на определённой частоте.
– А-а-а… Теперь понятны те бумаги, которые поступили утром из оперативного отдела. Я-то думал, что ребята по ошибке направили эту тарабарщину в особый отдел. Хотел идти туда разбираться, а оно вон как выходит. Оказывается, эти сводные таблицы нужны именно нам!
– Вот именно! Вся подготовительная работа штабом корпуса, вернее армии, проведена, теперь дело за вами. Сейчас пойдём на привокзальную площадь, познакомишься там со своими будущими подчиненными, осмотришь передаваемую в твой отдел матчасть, и завтра в 8-00 оба «опеля» должны начать работать. Не вздумай, капитан, использовать людей из экипажей «опелей» на выполнение каких-нибудь других задач. Это тебе они могут показаться более важными в конкретный момент времени. Но за эту сиюминутную выгоду мы можем поплатиться срывом всего плана наступления. Ты понял, чтобы в 8-00 «опеля» стояли вблизи штабов наших дивизий и начали работать. Обеспечь через особые отделы, чтобы эти автомобили нормально охранялись. Каждую не меньше чем отделением. Понял, капитан?
– Так точно, товарищ генерал!
– Хорошо, Сергей! Давай уже пойдём на станцию – примешь там технику и познакомишься со своими подчиненными. Командиром нового радиотехнического подразделения я назначил старшего лейтенанта Сидоркина. Он пограничник и занимался до войны прослушкой радиопереговоров немцев, хорошо знает язык. Так что мужик в теме и знает, как организовать этот процесс.
Сказав это, я шагнул в сторону, быстро взобрался на соседнюю железнодорожную насыпь и уже оттуда, повернувшись к остолбеневшему Лыкову, крикнул:
– Ну, что стоишь, время не ждёт, пошли быстрее на станционную площадь!
После чего, повернувшись, быстрым шагом направился к угадываемым даже под двойной маскировочной сеткой многочисленным автомобилям, стоящим на площади перед вокзалом. Шёл и думал, что нужно распорядиться, чтобы машины срочно убрали куда-нибудь в лесополосу. Пусть с воздуха их под маскировочной сеткой и не видно, но немецкие лётчики ведь не идиоты, и сразу почувствуют неладное, когда обнаружат, что напротив вокзала вдруг возник лесной массив. Думал я недолго, вскоре меня догнал Лыков, и мы уже на ходу продолжили разговор о новых обязанностях, которые возлагаются с сегодняшнего дня на особый отдел. Наверное, про себя Лыков ругал, что с его языка вырвалась жалоба на нехватку кадров. Людей-то он получил, но и поимел новую, огромную головную боль. Знал он меня, и то, что Черкасов поручил, казалось бы, на ходу и спонтанно, будет отслежено и обязательно оценено. С кондачка, под настроение, генерал никогда ничего не приказывает.
На свободном пространстве привокзальной площади собралось довольно большое количество военнослужащих. Стоял гогот, иногда прерываемый звуками гармошки. Народ культурно отдыхал. Совершенно не хотелось нарушать эту последнюю перед жесточайшими боями идиллию. Но куда деваться, и дело даже не в том, что нужно было вытащить из этой толпы нужных мне пограничников и радистов, главное было в другом – расслабились мы, забыли, что вытворяла немецкая авиация на автодороге Волковыск – Слоним. А там была жуть – везде трупы, сожженная техника, убитые животные и то, что больше всего било по психике, смрадный запах гниющей органики. От кошмарного вида разбомбленной дороги можно было избавиться, закрыв глаза, а куда деться от тошнотворного запаха – не дышать, что ли?
Вот и сейчас где гарантия, что немцы не направят эскадрилью бомбить узловую станцию Хорощ. Конечно, свой будущий трофей они уничтожать не хотят, но кто знает, вдруг фашисты пронюхали, что русские концентрируются на западном направлении. Сметут к чёртовой бабушке всю станцию, наши эшелоны и последнюю надежду России встать с колен. Конечно, по логике немецких стратегов, всё сейчас решается далеко на востоке, и обращать внимание на дёрганье обречённых русских в Белостокском котле не имеет смысла. Зачем отвлекать силы авиации на гнилой фрукт, который сам скоро свалится под сапог немецкого солдата. Да, многое строилось в нашей стратегии именно на этом постулате – что немцы не будут отвлекать большие силы на окончательное уничтожение 10-й армии. Плотно перекроют выходы из Белостокского котла и будут ждать, когда бегущие оттуда русские сами сдадутся. Но кто знает этих хитрозадых фонов и герров, вдруг их агентура смогла внедриться в наши ряды, и сейчас какой-нибудь гад докладывает по своей рации в немецкий штаб о наших приготовлениях. Раньше-то никто не докладывал, это точно. Если бы у немцев были данные о наших намерениях, то они точно бы разбомбили Хорощ.
Вся моя зыбкая надежда на то, что немцам не интересно наше копошение, и можно пока не ожидать визитов немецких самолётов, начала стремительно рушиться, когда я заметил, в безоблачном небе две чёрные точки, которые начали стремительно приближаться. Вскоре можно было разобрать, что это самолёты. В голове буквально завыл сигнал тревоги, и, уже ни о чём не думая и не рассуждая, я заорал:
– Воздух!!! Всем занять свои места по боевому расписанию! Командиров подразделений и колонн ко мне!
Гомон, стоящий на площади, мгновенно стих. Установившаяся тишина продержалась не более секунды, потом наступило царство сумасшествия. Казалось бы, бессистемное метание людей, матерные возгласы, крики командиров, топот множества ног и, как итог этой вселенской суматохи, не занятая грузовиками, занавешенными маскировочными сетями, площадь освободилась. А когда вокруг меня собрались командиры в форме различных родов войск, стало возможным и определить тип самолётов, приближающихся к привокзальной площади. Это были «мессершмитты». Рядом со мной внезапно раздался знакомый басок:
– Худые, мать их!
Я повернул голову, глянуть на этого знатока народного названия «мессершмитта», только-только начавшего ходить среди моих бойцов. И увидел конечно же Шерхана. А кто ещё, спрашивается, может смачно выражаться при генерале – только этот хитрый татарин, больше никто. И я не удивлюсь, если именно Наилю принадлежит авторство названия этих летающих скелетов. Умел Шерхан метко обозвать любую вражескую загогулину – это тоже его выражение, прилипло ко мне как банный лист. Рядом с ним стояли Якут, Лисицын и трое рязанцев – вся моя гоп-компания была в сборе. Наверное, ребята плотно пообедали в станционном буфете, а потом пошли искать развлечения. А где здесь можно было забыться от всего того ужаса, который выпал на долю моих боевых братьев? Естественно, только здесь, на станционной площади, где собравшиеся бойцы травили анекдоты, иногда пели под гармошку, а бывало даже и плясали. И не только красноармейцы отходили тут душой, но даже и командиры расслаблялись и хоть на время забывали о проклятых немцах и предстоящих лишениях. А в том, что предстоят тяжёлые и кровавые дни, не сомневался никто. Я тоже в этом не сомневался, и когда увидел самолёты, понял – вот оно. Сейчас как врежут по нам, будем долго кровью умываться.
Но определенный Шерханом тип самолётов несколько снял напряжение с моей души. Всё-таки это не бомбардировщики, и максимум, что они смогут сделать – обстрелять из пулемётов привокзальную площадь, что, в общем-то, будет не фатально для нашей группировки. А после возгласа:
– Однако это наши «мессеры», вон звёзды на крыльях намалёваны!
Тревога совсем ушла. Естественно, самым глазастым оказался Якут. Он не просто оказался глазастым, но и оснащенным – увидел звёзды на крыльях не обычным взглядом, а глядя на самолёты в свой оптический прицел. Без него он теперь никуда не выходил – всё время таскал в противогазной сумке вместе со своими мазями. Трясся над этим уникальным прибором, который ему подарил Костин, после того как помародерствовал в разгромленной штабной колонне 7-й танковой дивизии немцев. Мне, например, презентовал какую-то ценную, судя по футляру, курительную трубку. Я когда допрашивал пленного оберста, поинтересовался, чем же ценна эта трубка? Немецкий полковник, когда взял в руки теперь уже мой трофей, потрясённо его рассматривал, наверное, целую минуту, а потом выдал целый рассказ об этой по виду ничем не примечательной трубке:
– Это трофей, добытый в Нидерландах. Её подобрал в свою коллекцию сам Роммель, когда был командиром нашей дивизии. После Французской кампании его назначили командующим Африканским корпусом. Он многие вещи не успел забрать и попросил обеспечить их сохранность, пока не обживётся на новом месте. Естественно, Ханс фон Функ, нынешний командир дивизии, решил уважить просьбу Роммеля. Вот и были собраны все оставшиеся вещи героя Германии и уложены в два больших кофра, которые перевозились с архивом штаба дивизии.
После этих слов немецкий полковник опять замолчал, думая, что же ему дальше рассказать русскому генералу. А я, не выдержав пустопорожнего времяпрепровождения, сам спросил:
– Так что же, ценность этой трубки заключается только в том, что она принадлежала вашему герою Роммелю?
– Конечно нет! Трубка и сама по себе очень дорогая вещь. Вот видите на ней три вкрапления?
Немец протянул вынутую из футляра трубку мне. Я с интересом исследовал её поверхность, особенно три чужеродных структуре древесины вкрапления (зрение позволило обнаружить на мундштуке трубки серийный номер, пальцы рук качество шлифовки). Но этот осмотр не дал мне ясности – чем же так ценна эта трубка. Пришлось ещё раз спросить пленного:
– Ну и что обозначают эти вкрапления? Что этой трубкой могут пользоваться только короли?
– Да, примерно это они и обозначают. Ведь для того чтобы изготовить эту трубку, было убито три половозрелых слона, срублено несколько очень редких видов деревьев в Африке и более сотни аборигенов, рискуя жизнями, ныряли на большую глубину, чтобы добыть раковину, из моллюска которой изготавливался специальный лак для покрытия уникального изделия. Английская фирма, которая изготавливает эти трубки, гарантирует, что остатки деревьев, из которых изготовлен наборный мундштук, будут уничтожены, то же самое касается и слонов. Из громадных бивней каждого слона будет выпилена только одна небольшая вставка в мундштук.
– Ничего себе буржуины развлекаются! – только и смог вымолвить я.
Слов не было, внутри разрасталась буря ярости. От греха подальше приказал увести пленного, а то мог спокойно пристрелить этого пособника гнусных выродков капиталистического строя. Потом долго не мог успокоиться, представляя себе, с каким бы удовольствием разложил владельцев таких трубок на пути слоновьего стада, а потом их израненные тела развесил на реликтовых деревьях Африки, чтобы подкормить голодных птиц и термитов. Но саму трубку я не сжёг, как первоначально хотел сделать – оставил, чтобы она напоминала, куда заводят амбиции и вседозволенность далеко не глупых и энергичных людей. Дай им волю, они всю планету превратят в помойку, а сами будут сидеть довольные на груде костей и курить из подобной трубки. При этом искренне считать, что жизнь удалась – весь мир под ними.
Вот что я успел вспомнить, пока наблюдал за кружащимися над Хорощем «мессершмиттами». Все эти воспоминания скомкались, когда из одного из пролетающих самолёта вывалился какой-то предмет. Когда над ним раскрылся небольшой парашют, мне стала ясна причина появления краснозвёздных «мессершмиттов» над Хорощем. Сам же просил Черных послать самолёт, чтобы лётчик проверил нашу маскировку с воздуха. Данные наблюдений пилота просил скинуть вымпелом на привокзальной площади города, для того чтобы оперативно принять меры, если будут выявлены нарушения маскировки. Вот Черных и исполнил распоряжение, а появившиеся самолёты, в дополнение к инспекторской, выполнили и психологическую задачу. Напомнили людям об угрозе с воздуха. Кроме этого, пролёт «мессершмиттов» показал хорошую выучку наших ПВОшников. Ни один расчёт не открыл огонь по чужим силуэтам самолётов. То есть инстинкты, зиждущиеся на панике, отступили перед воинской выучкой и полученным приказом по «мессершмиттам» с красными звёздами огонь ни в коем случае не открывать.
Парашют с вымпелом помог мне окончательно собраться, продумать, где лучше разместить собравшуюся на привокзальной площади технику. И я уже осмысленно начал отдавать распоряжения собравшимся вокруг меня командирам. Но перед этим, обращаясь к Шерхану, приказал:
– Старший сержант, бери всю свою команду и найдите сброшенный с самолета вымпел. Не раскрывая контейнер, срочно доставить его мне.
После этих слов начал разбираться с командирами подразделений и колонн. Все подразделения и отдельные грузовики, сведённые в колонны, в общем-то, были уже расписаны по соединениям и службам корпуса и ожидали только бумаг из штаба и отмашки командования. Вот я и дал эту отмашку, приказав бумаги ожидать не всем кагалом, а выделить одного посыльного, который пусть ожидает документы непосредственно в вагоне той службы, которая их готовит. И пригрозил, что через полчаса пройдусь по штабному эшелону и посмотрю, какая служба у нас является пристанищем бюрократов. А лекарство от бюрократических замашек только одно – непосредственное участие в боях с фашистами в рядах передового батальона, ну если попадётся не очень большой бюрократ, то полка.
Под смешки, раздавшиеся после моих последних слов, толпа начала рассасываться. А вскоре с площади начали разъезжаться и грузовики. Последними с площади тронулись два «опеля». Капитан Лыков принял пополнение и теперь передислоцировал свою новую службу в лесополосу, рядом с бывшей тюрьмой. Именно в её здании располагалась наша гауптвахта и был штаб польских добровольцев. Площадь опустела, только единственный грузовик сиротливо стоял на этой, теперь ставшей большой, привокзальной площади. Естественно, это был «хеншель». Свою машину я решил не прятать под деревьями в лесополосе, во-первых, собирался вскоре направиться в 4-ю танковую дивизию, а во-вторых, думал, что одинокая машина на площади вряд ли привлечет внимание немецких лётчиков. Всё-таки это не лимузин, а всего лишь грузовик, да к тому же явно стоящий пустой. Психология, мля, а в мыслях немцев, я думаю, разбирался хорошо.
Закончив с делами на привокзальной площади, начал просматривать послание, принесённое Шерханом, которое сбросил самолёт 9-й САД. Ничего хорошего там не было, сплошные минусы, которые допускали в маскировке мои подразделения. Какие тут к чёрту вопросы, которые собирался решать с Бульбой, нужно было срочно вставлять фитили командирам подразделений, чтобы немедленно наводили порядок с маскировкой от наблюдения с воздуха. Для этого требовалось опять идти в радиоузел бронепоезда, а не терять время на поиски Бульбы. Поэтому пришлось изменить своё желание хоть немного размять кости и подышать свежим воздухом и снова планировать забираться в прокалённую солнцем, душную железную коробку. Но такова судьба командарма, и я был готов хоть сутки напролёт сидеть в железном ящике при тридцатиградусной жаре, лишь бы мои ребята надрали хвост этим долбаным арийцам. Готов я-то был готов, но с завистью наблюдал за Шерханом, который, держась теневой стороны, направился к эшелонам службы снабжения, чтобы найти Бульбу и передать мой приказ – явиться в штаб, в свой отдел и там ожидать командарма Черкасова, чтобы доложить об обеспеченности соединений необходимым для наступления боезапасом и топливом.
