Глава 10
Кто ответственный за формирование штабного эшелона, стало ясно, когда я увидел обслуживающий персонал вагона-ресторана. Бой-баба, которая, увидев нас, тут же выгнала двух капитанов, перекусывающих за ближайшим столом, и потом с любезной улыбкой начала нас усаживать на их место. Именно эта женщина была распорядителем и в пищеблоке на блокпосту заградотряда Бедина, её, так же как и повариху, сейчас с любопытством выглядывающую из открытой двери подсобного помещения, я видел и в лагере Гушосдора. Нынешний начальник тыла корпуса, а теперь, пожалуй, и армии, таскал устраивающих его людей за собой. Ну что же, против этого я ничего не имел, тем более помню, как вкусно кормили в хозяйствах Бедина.
В этот раз обед был тоже вкуснотищи необыкновенной. В нём был только один минус – трудно было, потребляя такие вкусности, сосредоточиться на беседе с Пителиным. Поэтому делового разговора как такового не получилось, но зато, когда пришли в купе Бориса Михайловича, отдались работе на все сто процентов. Только у своего начальника штаба я смог детально изучить весь план завтрашнего наступления. Многие детали этого плана были для меня новостью. А иногда, как мне казалось, нарушали выстроенную в моём мозгу концепцию нашего удара, идею, которую я всё пытался внушить Пителину. Иногда срываясь на крик, а иногда даже на матюги. А уж про себя я иначе чем старым пнём Бориса Михайловича и не называл. Не въехал ещё старый штабист в реалии маневренной войны. Всё держался за какие-то мифические тылы, фланги, локтевое взаимодействие. Хотел нашими мизерными силами, посредством организации опорных пунктов, удержать коммуникации от Белостока до Варшавы. Как тут не ругаться матом, если вспомнить прошлые бои с немецкими частями 1-й линии. Как буквально за сорок минут они смели наш опорный узел обороны на шоссе в районе Пружаны, а между прочим, 7-я ПТАБр интенсивно готовилась к отражению танковых атак и обустраивала эти позиции в течение месяца. Естественно, я напомнил полковнику об опыте боёв организованных нами узлов обороны. С немцами нельзя воевать статично, надеясь на стойкость и героизм наших солдат. Бойцы, конечно, будут стоять до конца, но против выучки и опыта, как показывает практика, героизм проигрывает. Даже самый удачный пример нашей статичной обороны, когда мы организовали мощный оборонительный рубеж на пути 7-й танковой дивизии немцев, едва не закончился разгромом. Только чудо и действия 9-й САД в конечном итоге привели к победе.
По некоторым этапам плана наступления мои слова возымели действие, и Пителиным было обещано, что оперативный отдел срочно проработает эти сценарии действия. И сегодня же согласует все изменения с исполнителями. Но вот по одному этапу мы столкнулись не на шутку. Начальник штаба стоял как скала в вопросе организации мощного опорного пункта в городке Острув-Мазовецка. Убеждал меня в необходимости контролировать узловую станцию и достаточно длинные участки железной дороги, расходящиеся от неё. Бодались мы по этому поводу довольно долго, минут тридцать, не меньше. И в конце концов Борис Михайлович меня убедил. Он, наверное, подумал, что задавил моё упрямство железными доводами военного профессионала, но это было не так. Военные догмы, которые вбили в академии, весьма сильно эволюционировали в ходе непосредственных боёв с немцами. Как ни печально это звучит, но немецкие офицеры лучше меня разбирались в военных премудростях, а играть на поле, где оппонент лучше, чем ты, разбирается в тонкостях игры, это наверняка проиграть ему. Какой же выход? Да очень простой – нужно играть по своим правилам! А в этом я был, пожалуй, специалист – именно действовать спонтанно, неожиданно, где-то даже и подло, но самое главное стремительно, меня обучали ещё в той реальности, в эскадроне. Идея тогдашних действий боевых групп русского сопротивления была до безобразия проста – ударил из-за угла и в кусты, чтобы тебя не нашла служба безопасности Третьего рейха. Следуя этой логике, я и не хотел вести позиционной войны – понимал, что наш солдат салага по сравнению с опытным, воюющим уже несколько лет немецким. Командиры качественно хуже офицеров вермахта. Да и вооружение проигрывало германскому. Что делать в таких условиях? Оставалось только воевать нестандартно и стремительно.
Первоначально, когда я начал спорить с Пителиным о целесообразности организации опорного пункта на узловой станции Острув-Мазовецка, я думал именно о том, что нельзя, прорываясь к основной цели, отвлекаться на не относящиеся к этому задачи. Потом, в процессе разговора с начальником штаба, возникла тема отвлечения на ликвидацию нашего прорыва немецких резервов. То есть то, на что надеялись в Москве, и о чем говорил генерал армии Жуков. Мы армия и обязаны выполнять задачи, поставленные заместителем Верховного главнокомандующего. Но у меня в последнее время появилась навязчивая идея – занять Варшаву и на главной улице польской столицы устроить парад русских полков. А введение в бой немецких резервов означало бы невозможность выполнения этой, пускай безумной, но идеи. Казалось бы, непреодолимое противоречие – выполнить поставленную Жуковым задачу и в то же время добиться исполнения навязчивой мысли. Но я же не только в академии получил классическое военное образование, были у меня за душой и несколько лет учёбы в эскадроне – а там преподаватели ещё те комбинаторы. Например, Змий, курирующий тактическую подготовку, учил курсантов в каждой операции предусматривать двойную и даже тройную подстраховку – подсовывать противнику ложные объекты нашего интереса, а самому добиваться поставленной задачи. Вот и город Острув-Мазовецка отлично подходил под понятие ложной цели. А что? Ведь кроме того, что там узловая станция, через которую железная дорога проходит не только в направлении Варшавы, Данцига и Львова, но и город является местом пересечения магистральных автодорог. По которым легко можно добраться до тылов группы армий «Юг». Немецкий генералитет наверняка будет считать, что тылы группы армий «Юг» наша цель, и постараются купировать эту угрозу. Пятую колонну польские союзники подчистили хорошо, а у немцев агентура была в основном из местных жителей, которыми и занимались люди Тадеуша Коссинского. Сейчас, когда немецкую агентуру основательно потрясли, я надеялся, что немцы не знают, какие силы мы задействовали в наступлении. А если так, то можно ожидать, что опытные немецкие генералы предполагают самое худшее – что вся десятая армия тронулась и наверняка ударит в тыл группы армий «Юг». Поэтому им нужно гнать все резервы, чтобы остановить её движение по рокадным дорогам. А если ещё будут задействованы на железной дороге, ведущей во Львов, бронепоезда, да ещё наклепать, как в дивизии, Борзилова блиндопоезда, то у немецких штабистов вообще крышу сорвёт, и они забудут про варшавское направление. Будут уверены, что это операция всей десятой армии. А эту уверенность мы поддержим радиопереговорами и приказами командарма-10, который командует всей этой операцией. Шила в мешке всё равно не утаить, так пускай назначение меня командармом послужит благому делу.
Продумав всё это, я согласился с доводами Пителина о необходимости организации в Острув-Мазовецка мощного опорного узла обороны. Даже сам предложил задействовать в этом всю 86-ю дивизию и три гаубичных артполка.
Мой начальник штаба не удивился изменению мнения командарма, наверное, посчитал, что военная академическая школа победила мальчишество и партизанщину в мышлении бывшего ротного. Знал бы Борис Михайлович, что я согласился на организацию опорного пункта не из-за того, что так было правильно с точки зрения грамотного профессионального военного, а лишь потому, что это открывало окно возможностей для действий в духе эскадрона. Да и отвлечь немцев, больших почитателей военных теоретиков, от нашего нелепого с точки зрения военной науки наскока на Варшаву, тоже имело смысл.
Вот с такими мыслями я и начал обсуждать с Пителиным все возможные проблемы, с которыми может столкнуться узел обороны Острув-Мазовецка. Основное внимание мы уделили отражению атак немецких моторизованных подразделений. Для организации грамотной обороны против крупных соединений вермахта не хватало всего – людей, противотанковой артиллерии, бронетехники. В достатке у нас был только опыт предыдущих сражений с гитлеровцами. Вот его мы и пытались адаптировать в планы отражения мощных контратак немцев. В первую очередь, конечно, идеи устройства огненного мешка для крупного моторизованного соединения вермахта. Наверняка немцы бросят на ликвидацию столь опасной группировки русских, занявшей Острув-Мазовецка, не меньше танковой дивизии, а то и целый моторизованный корпус. Обычными средствами мы его, конечно, не остановим, но у нас в запасе – русская смекалка и, конечно, гаубичные артполки РГК. Остаётся расположить их в нужном месте, подвезти боеприпасы и направить надвигающиеся колонны в нужное место. Идея проста до безобразия, но вот чтобы её воплотить в жизнь, нужен стратегический гений Пителина и, конечно, структуры, работающие как швейцарские часы. А вот чтобы армейские структуры сработали чётко и без сбоев, была моя забота. И я был готов поставить всех на уши, или ещё в какую-нибудь интересную позу, но добиться, чтобы наш план воплотился в жизнь.
Так я думал про себя, одновременно просматривая с начальником штаба крупномасштабные карты местности. Нужно было специфическое место засады, чтобы немцы ничего не могли заподозрить до самого последнего момента. И такое место Пителин нашёл, и даже недалеко от города Острув-Мазовецка. Это была лесополоса вдоль железной дороги. С этого места гаубицы легко могли накрыть шоссе, находящееся всего в четырёх километрах от железной дороги. И что ценно, это шоссе шло сквозь довольно большой лесной массив с вековыми деревьями. А значит, механизированная колонна, двигающаяся для ликвидации прорвавшихся русских, окажется в своеобразном коридоре шириной 200–250 метров. Если горловину этого коридора перекрыть заслоном, как мы уже делали под Ружанами, то наверняка произойдёт то же, что было с 47-м моторизованным корпусом немцев. Когда двигающиеся за передовой частью немцы сгрудились на узком шоссе, ожидая деблокировки дороги, чтобы следовать дальше для выполнения поставленных задач. Когда заслону было уже невозможно сдерживать немецкий напор и на дороге скопилось много техники и личного состава, ожидающего пробития этого смешного недоразумения под названием русский заградотряд, произошло непредвиденное. Неизвестно откуда на головы немецких солдат начали сыпаться крупнокалиберные снаряды. А это страшная вещь, когда в нескольких метрах от тебя взрывается 152-мм снаряд – шансов выжить ноль. Тогда немецкие танки, ожидающие команды, впереди и стоящие в несколько рядов близко друг от друга, превратились в дурно воняющие груды металлолома. Вот такая была наша огненная ловушка под Пружанами.
Сейчас задумывалось нечто похожее. А. что? Дефиле не очень далеко от города Острув-Мазовецка имелось, гаубичные артполки РГК только ждали команду на занятие позиций, опыт по организации таких засад был. «Остаётся дело за малым, – иронично подумал я. – Всего-то нужно прорвать немецкую оборону, пройти громадным табором по тылам противника до Острув-Мазовецка, подготовить там всё для достойной встречи фашистов и каким-то образом заманить их в наш капкан». Смешно? Может быть, но под Ружанами нам это удалось, и глядишь, под Острув-Мазовецка это тоже прокатит. По крайней мере, Пителин весьма серьёзно начал прорабатывать этот вопрос, а я продумывать, каким же образом заманить немцев в наш капкан.
Сначала пытался придумать различные хитрости в духе эскадрона. В основном это были варианты с подсовыванием гитлеровцам живца, за которым они почему-то должны были кинуться громадной колонной, забыв обо всём на свете. Даже я понимал, что все эти детские выдумки отдают дешевкой и ненатуральностью. Ничего другого в голову не приходило, и я впал в какой-то полубред. Это состояние, наверное, начало беспокоить сущность моего деда, так как эта ехидна пробудилась, и в моей голове началась трансляция его мыслей. Вернее, там разгорелся целый диалог, в котором моя основная сущность представлялась, как обычно, салагой, а вот дед был опытный стратег и учитель. Почему-то голосом заместителя начальника академии он стал вещать:
– Разуй глаза, салага, посмотри на карту! Если немцы, чтобы ликвидировать прорыв, будут перебрасывать резервы из-под Бреста, Луцка или Львова, то они будут двигаться именно этой дорогой. Можно, конечно, через Варшаву, но какой дурак погонит военные колонны через большой город, к тому же придётся делать крюк.
– Дедуль, согласись, что немцы всё-таки грамотные вояки и знают, как ликвидировать прорывы. Ударят в самое основание, чтобы окружить наглецов, а затем танками начнут утюжить тылы ушедших вперёд русских.
– Согласен, могут и на Замбрув ударить. Поэтому нужно лишить их этой возможности. Именно на начальном этапе операции предусмотреть меры, которые не дадут немцам быстро перебросить резервы в направлении Замбрува.
– Дедуля, да ты мечтатель ещё больше, чем я. Какие такие меры мы можем предпринять, чтобы немцы не пошли на Замбрув? Кроме мечты, чтобы Браухичу провели лоботомию, мне ничего в голову не приходит.
– Это тебе надо провести лоботомию, чтобы внимательнее карту смотрел. Видно же, что если уничтожить мост через Буг на автодороге Острув-Подлеске – Замбрув, то немцы однозначно будут перебрасывать войска для ликвидации прорыва русских по нужному нам шоссе. Идущая восточнее дорога проходит через Брест, а как видно из аэроснимков, Брестская крепость ещё держится. Понятно, что её можно объехать, но на кой чёрт немцам нужно мотать лишние километры и рисковать попасть под обстрел уцелевших дотов Брестского УРА, если можно спокойно двигаться по автодороге Миньск-Мазовецка – Острув-Мазовецка.
– Говоришь, мост через Буг уничтожить? А вдруг он нам самим пригодится? Фланговый удар, чем не тема?
– Что-то, внучок, у тебя комплекс Наполеона развился. Хочешь и там и здесь быть победителем. Я-то знаю, что тайно подумываешь ударить в тыл группы армий «Юг». Не занимайся маниловщиной! Поставлена цель, её и держись! Захватив Варшаву, мы такую оплеуху фашистам нанесём, что я не удивлюсь, если министр иностранных дел Германии Риббентроп будет униженно просить разрешения прилететь в Москву, а там на полусогнутых приползёт к Сталину умолять заключить мирный договор.
– Хм-м… и после этого ты говоришь о моём комплексе Наполеона? Ты на себя посмотри, а слова, которыми оперируешь – униженно, приползёт, умолять, это вообще из какого-то дешёвого бабского романчика.
– Ты к словам не придирайся, а то могу такие твои перлы вспомнить, что уши завянут. К сожалению, уши у нас общие. Ну ладно, пацан, обменялись любезностями, а теперь слушай деда. Во-первых, вы с Пителиным мыслите правильно – немцы обязательно попытаются мощным ударом расчленить наступающую группировку. Скорее всего, этот удар будет произведён резервными моторизованными соединениями, входящими в группу армий «Юг». Другие варианты маловероятны. Мобильные части группы армий «Центр» продвинулись слишком далеко на восток, и гнать их к Варшаве это слишком большой крюк. За что боролись, на то и напоролись – именно Белостокский котёл не даёт этим частям зайти нам в тыл. Мешает немцам перебросить моторизованные части и непокорённая Брестская крепость. Что касается удара с севера, то думаю, что сейчас немцы на это не пойдут. И не из-за того, что у них там нет резервных моторизованных соединений, есть, конечно, но они будут заняты другим. Полагаю, что действия Борзилова не дадут немцам возможности с севера перебросить значимых моторизованных частей. Ничего не могу сказать – красивую комбинацию вы с генералом придумали. Куча немецких танков будет вылавливать эти ваши блиндобронепоезда. Да и железнодорожные коммуникации на севере будут здорово порушены. Так что идея организации засады на автодороге Миньск-Мазовецка – Острув-Мазовецка совершенно верная.
– Да, дедуль… до тебя как до жирафа верные мысли доходят! Может быть, ты теперь и идею наступления на Варшаву поддерживаешь?
– А когда я её не поддерживал? Если ты имеешь в виду мои критические мысли по некоторым деталям операции, то это нормально, это заставляло тебя обратить внимание на узкие моменты и исправлять допущенные ошибки. Нужно же было опытным взглядом контролировать твои скороспелые действия и указывать на допущенные ляпы.
– Но ты и жук, дедуль! Как обычно оказываешься на белом коне, а твой внук должен копаться в грязи, чтобы расчистить дедушке дорогу.
– А ты как думал, потомок? Кто-то должен твои эскадронные перлы ограничивать! Так что считай меня ОТК, которое контролирует твои командирские качества. Ладно, продолжай утрясать с Михайловичем все детали плана наступления, но помни, всё, что вы тут запланируете, подвергнется моей тщательной экспертизе.
После этих ободряющих слов голос внутреннего зануды, или, как он выразился, ОТК, умолк, и я смог полностью отдаться обсуждению узловых моментов плана предстоящего наступления. Но такой тщательной проработки деталей плана, как засада невдалеке от города Острув-Мазовецка, мы больше не устраивали. Время поджимало. Ведь командующему требовалось не только разрабатывать планы на бумаги, но и продвигать их в реальность. Ещё час я сидел у Пителина, а потом, попрощавшись, направился опять к радиостанции, в бронепоезд. Пора было заняться и практическими делами командующего. Вставлять кому нужно фитили в задницу, утрясать кое-какие непонятки с командирами дивизий. Одним словом, дел было, как говорится, громадьё, связаться нужно было со многими командирами частей. Я целую папку нёс с бумагами, содержимое которых требовалось обязательно обговорить с некоторыми командирами подразделений. Одним словом, получил от Жукова не боевую генеральскую должность, а работу какого-то бумажного червя.
Но что делать! Оставалось только, высоко подняв голову, нести бремя бумажного червя. Единственное несоответствие с ним заключалось только в том, что про себя я ужасно злился и матерился на эту свою планиду. Наверное, из-за внутренней злости и желания хоть чем-то отличаться от занудливого чинуши-штабника я блестяще провёл все запланированные сеансы связи. Был краток, конкретен, уверен и безапелляционен. «Истинный командарм», – именно так хваля себя, я думал, быстрым шагом возвращаясь в купе Пителина. И это после почти двухчасовых переговоров с командирами, задействованными в предстоящей операции. Этот же боевой настрой сохранился во мне, когда я ворвался в купе Пителина. Мой начальник штаба был не один, в купе находился и полковник Леонов. Но теперь два старых приятеля не сидели над бутылочкой, а, склоняясь над картой, о чём-то спорили. Я не стал вникать в тему их спора – зачем засорять голову улучшенными вариантами предстоящей операции. Времени оставалось слишком мало, чтобы что-либо менять. Всё было уже расписано, и я только что довёл до исполнителей окончательный и утверждённый мной план действий. Теперь оставалось только давить, чтобы задачи, поставленные соединениям, выполнялись в срок. На детальном выполнении поставленного штабом плана наступлении, в отличие от Пителина, я особо не настаивал – давал возможность командирам проявить личную инициативу. Всё-таки в реальном бою многие штабные намётки невозможно было выполнить, а если всё-таки ценой многих жизней какой-нибудь тупой службист добивался детального выполнения доведённого до него плана, то такая победа часто оказывалась Пирровой. Вот поэтому я не требовал детального исполнения плана, меня интересовала конечная задача, а как это будет достигнуто, должен думать командир. Основываясь на этой логике, я посчитал, что нельзя вносить какие-либо изменения в уже разработанный и, самое главное, доведённый до исполнителей план, поэтому сразу с порога заявил:
– Всё, товарищи полковники, заканчивайте своё обсуждение. Планы операции уже доведены до подразделений, и менять что-либо в них я запрещаю.
Пителин, хорошо меня зная, тут же прервал спор и молча начал укладывать в портфель какие-то бумаги со стола. Полковник же Генерального штаба, по-видимому, распалённый спором с Пителиным, с ходу заявил:
– Товарищ генерал, тут в одном месте план явно нуждается в доработке! Нельзя оставлять в тылу вот эту высоту, занятую немцами. Непременно её нужно занять, и этим мы хоть как-то обезопасим свои коммуникации на левом фланге.
– Я же сказал, полковник, больше в плане менять ничего не будем. Вы вообще представляете себе командира батальона или полка, которому доводят новые задачи за пару часов до наступления? Пускай они более продуманы и, казалось бы, бойцов он потеряет меньше, если будет действовать по новой наработке, но это только так кажется. На самом деле, всё будет с точностью наоборот, уж поверьте мне, опытному строевому командиру. А что касается вашего предложения в обязательном порядке взять 328-ю высоту, то мы тоже не лаптем щи хлебаем и думали об этом, но потом посчитали, что это не имеет смысла. Только лишние потери и замедление темпов наступления. Чтобы понять логику плана наступления на Варшаву, вам, во-первых, требуется пересмотреть догмы Генштаба, а во-вторых, принять общую концепцию операции, разработанную моим штабом. Что касается догм, то сами понимаете, что по всем канонам военной науки невозможно наступление в центр окружившего тебя противника, тем более силами, на порядок уступающими немцам, а мы готовим, и об этом просит тот же Генштаб. Безвыходная ситуация сложилась на фронте, и во многом благодаря Генштабу. А концепция, которая и позволяет предпринять это безумное наступление, заключается в следующем – не обращая внимания на фланговые угрозы, двигаться к поставленной цели. А достигнув Варшавы, организовать круговую оборону, и уже в городских условиях, в уличных боях, перемалывать брошенные на нас моторизованные подразделения гитлеровцев.
– Но это же явное самоубийство, не имеющее ничего общего с военным искусством и грамотным планированием операции.
– Какое, к чёрту, военное искусство, полковник, когда немцы, считай, разбили Красную Армию и вот-вот захватят Киев, а если раздавят нас, то и Минск окажется оккупированным. Сейчас именно здесь всё решается. Если нам удастся прорваться к Варшаве и завязать там уличные бои, то этим мы наверняка заставим немцев перебросить туда с фронтов резервы. А по моим прикидкам, чтобы нас раздавить, вермахту потребуется три-четыре корпуса первой линии. Сами понимаете, что это будет означать для нашей армии, да и для страны в целом. А вы говорите – самоубийство! Да ради страны мы и служим, а связать боями такое количество первоклассных немецких корпусов стоит любых жертв с нашей стороны.
Посчитав, что сказал достаточно, я приступил к исполнению где-то даже иезуитского плана по переподчинению московского полковника командарму-10, то есть себе. Начал как истинный иезуит, издалека, спросив:
– Ну что, полковник, отдохнули немного после мытарств на фронтовых дорогах?
– Да, спасибо! Всё замечательно, впервые с начала войны спал с такими удобствами!
– Ну и хорошо! Пока вы спали, произошло много важных событий. Ну, во-первых, меня назначили командармом десятой армии. Приказ подписал сам Сталин – он теперь руководит Ставкой Верховного главнокомандующего. В этом приказе есть пункт, в котором предписано всем командирам и красноармейцам, оказавшимся в полосе 10-й армии, беспрекословно подчиняться приказам, отдаваемым командармом-10, Черкасовым. Таким образом, согласно этому приказу, вы поступаете в моё распоряжение! Вопросы, пожелания есть?
– Один вопрос, товарищ генерал! В качестве кого вы собираетесь меня использовать?
– Естественно, по вашей военной специальности. Мы ещё не дошли до того состояния, чтобы полковник Генштаба поднимал красноармейцев в атаку. Будете начальником штаба 6-го мехкорпуса. Но это с того момента, когда возродится штаб 10-й армии. А пока этого нет, будете заместителем Пителина.
– Понятно! В данной ситуации у меня не может быть никаких возражений. Я, можно сказать, даже и заинтересован принять участие в вашей уникальной операции. Можете мной полностью располагать!
– Хорошо, Павел Николаевич, будем считать, что в нашем полку прибыло! И первое вам поручение на новом поприще, вникнуть в концепцию нашего наступления. Думаю, Борис Михайлович поможет вам в этом. И второе, вам нужно познакомиться с командирами соединений, входящих в 6-й мехкорпус. Такая возможность вам представится сегодня. В настоящее время 4-я танковая, а также 29-я моторизованная дивизия сосредоточены на исходных позициях в районе Лалы. Я часа через два-три туда направлюсь, возьму и вас с собой. Так что попрошу подготовиться – проштудировать весь план наступления, наверняка командиры будут задавать каверзные вопросы. Из своего опыта могу сказать, что их будут интересовать сугубо конкретные вопросы – снабжение, резервы, данные разведывательного отдела штаба корпуса. Я вот тоже сейчас пойду готовиться к выезду в войска – нужно выяснить всё по вопросам снабжения и состоянию служб тыла. Михалыч, ты давно разговаривал с Бединым?
– Ещё в Волковыске, перед самым отбытием штабного эшелона в Хорощ.
– Понятно, значит, о состоянии служб тыла знаешь только на вчерашний день. Ладно, сейчас зайду к Бедину, узнаю, чем он нас сегодня может порадовать. Он это умеет, вон какой красавец вагон-ресторан раздобыл. Кстати, о снабжении, не знаешь, Стативко сейчас у себя? Никуда не умотал наш неугомонный Бульба? С ним тоже нужно пообщаться – вопросов по снабжению даже у меня уйма, а у комдивов вообще наверняка зашкаливает.
– Тараса видел уже здесь в Хороще. До твоего приезда он выезжать никуда не собирался. Конечно, в вагоне службы снабжения он вряд ли сидит, наверняка бродит по сортировочной станции среди эшелонов, которые комплектовала его служба. Сам знаешь его натуру – если он не в поисках новых запасов, то наверняка подсчитывает то, что раньше раздобыл.
– Да… это его хомячество очень даже нам на пользу. Считай успехи бригады, а потом и корпуса, во многом были достигнуты благодаря работе снабженцев и их, не побоюсь этого слова, атамана Тараса Бульбы. Ей-богу, когда Тарас за спиной, у меня наступает спокойствие, и я уже не трясусь над каждым патроном и литром топлива. Ладно, товарищи полковники, вопросы тактики и стратегии предстоящей операции мы уже обсудили и, можно сказать, утвердили, теперь пойду решать проблемы снабжения и службы тыла. А ты пока, Борис Михайлович, с нашим генштабистом окончательно проработайте план операции в районе Острув-Мазовецка. Когда поеду в дивизии, этот план должен быть у меня на руках. На совещании в Лалы, которое я назначил сегодня на 18–00, будут присутствовать все командиры принимающих участие в операции частей, в том числе 4-го мотоциклетного полка полковник Собакин, 41-го мотоинженерного батальона майор Маконин и начальник разведки корпуса капитан Курочкин. Им я хочу поручить операцию по уничтожению моста через реку Нарев на автодороге Острув-Подлеске – Замбрув.
Неожиданно в разговор встрял Леонов, может быть, ему хотелось продемонстрировать, что он уже понимает концепцию плана наступления, а скорее всего, показать, что полковник Генштаба не является пятым колесом в телеге. Держа топографическую карту в руке, он карандашом тыкал в место, расположенное в стороне от полосы наступления, при этом восклицая:
– А как же концепция разработанного плана, что не следует отвлекать силы на бои вне полосы наступления и что нельзя бояться фланговых ударов фашистов? Мост ведь расположен в стороне от полосы наступления, и его уничтожение имеет смысл только в предотвращении удара немцев с правого фланга. У нас же цель добраться до Варшавы и там, будучи окружёнными, начать оборонительное сражение!
Я, уже собираясь выходить из купе Пителина, повесил фуражку обратно на вешалку и начал объяснять московскому полковнику смысл этой операции. Почти сразу ко мне присоединился Пителин, который не просто голословно излагал суть всей затеи с уничтожением моста, а, расстелив на столе карту окрестностей города Острув-Мазовецка, стал подетально описывать план организации огненного мешка фашистам. Стало понятно, что это надолго, и моё присутствие здесь не обязательно. Происходило то, о чём я и просил Бориса Михайловича – Пителин с Леоновым прорабатывали операцию в районе Острув-Мазовецка. Я опять снял с вешалки свою фуражку, сказал склонившимся над картой двум полковникам, что пошёл в вагон службы тыла, на что получил невнятное бухтение от начинающих спорить штабников, повернулся и вышел из купе.