III
Уже не осилить штурвал…
* * *
Уже не осилить штурвал
На мостике шатком.
Он море своё прозевал,
По пляжам прошаркал.
Был вроде бы с музой знаком,
Слагая куплеты.
Но нет, одержимый стихом,
Не жил, как поэты
Лишь подлинные живут.
Мысль тайная гложет.
Но выпутаться из пут
Немотствующих не может.
Он силу крыла не обрёл —
Опору в сопротивленье.
Не ввысь — на снижение шёл
В свободном паренье.
Томился, кормился, скорбя,
Небесною манной…
Зачем не созиждил себя
Муж небесталанный!..
И всё ещё что-то пытаюсь…
* * *
И всё ещё что-то пытаюсь…
Болтаюсь без дела. Дурдом.
За что ни возьмусь, отступаюсь.
И даже Евангелие, каюсь,
Одолеваю с трудом —
Две-три обязательных главки…
Сие есть затмение, блуд,
Достойный видения Кафки.
Дожил я до полной отставки,
Представленный на самосуд.
Сосед говорит: депрессуха!
Да, да, говорю: неспроста…
Точнее, томление духа.
А значит, сует суета,
Как сказано у Экклезиаста.
Дурдом процветал и тогда.
Хоть воздух был чище гораздо.
И чище земля и вода.
И всяческие растенья…
Стоп. Заведённость затменья
Слабо самому побороть.
Тебя призывает Господь
Закончить хоть что-нибудь, хоть
Это вот стихотворенье.
Молодости не завидую…
* * *
Молодости не завидую.
Над пробужденьем ночным
Восходит она Афродитою
Блещущей, сном золотым.
Ею ничуть не обиженный,
К часу закатному ближе, и
Нынче не меньше богат.
Ибо красою возвышенной
Равны восход и закат.
Дочке
Станет вдруг тошно,
Вихорь закрутит…
Делай, что должно.
И будь что будет.
Осколки, обломки, обрывки стихов…
* * *
Осколки, обломки, обрывки стихов.
Как будто вскрышная порода
Одна громоздится повсюду. Таков
Итог промелькнувшего года.
А всё потому, что не в фокусе жил.
Не в том, что дороже и ближе.
И наиважнейшего не завершил.
А было поручено свыше.
Умер маэстро, легенды ходили о ком…
* * *
Умер маэстро, легенды ходили о ком.
После себя оставил неизданный том
Стихотворений и — отнюдь не злодей —
От беззаветных поклонниц кучу детей.
Выросли дети, в его не входившие планы,
Все, как один, шизофреники и наркоманы.
К их воспитанию пальца не приложил
Ревностный рыцарь, одной лишь музе служил.
Был он аскетом по-своему и правдолюбцем.
Помню его в бессменном плащике куцем.
Попов избегал, отвращался церковной рутины.
Но под Елабугой часовню срубил в память Марины.
Покрасовалась часовенка та в чащобе смолистой
И улетучилась лютой зимой — спалили туристы.
Остался в поэзии призрачный мастер скорбной скалою.
А дети — сгинули, распылились, смешались с землёю.
Что он посеял, то и собрал: скупо ли, щедро…
Что перевесит на чаше весов: жатва иль жертва?..
Рифма ушла от меня…
* * *
Рифма ушла от меня.
Не Бог весть какая родня….
Верность не очень хранила
И раньше…. Не зря белый стих
Пестовал. Из молодых
С кем-нибудь мне изменила.
Что ж, похожу холостым.
Повествованьем простым,
Как в разговоре застольном,
Всё же скажу про своё.
Да я и не жаждал её
Послушником быть подневольным.
Вот страшно-то когда…
* * *
Вот страшно-то когда: свободный дар убит.
Молчишь, как в рот воды…. Как заживо зарыт.
Придавленный пластом отравленных сомнений
Насчёт себя….
И впрямь от эдаких видений
Тебя кондратий хватит… Эй, очнись!
У ног бежит ручей — прозрачен и речист.
Бежит, не устаёт, меж камушков плутает,
Пока его исток невидимый питает.
Любой разлад — в струю, любое лыко — в строку.
Вот то-то и оно: не изменить истоку.
Ты кто: поэт или и.о. завснаба?..
* * *
Ты кто: поэт или и.о. завснаба?
Не ведаю. Тружусь по мере сил.
«Общественник районного масштаба», —
Так обо мне улыбчиво съязвил
Писатель-профессионал.
Одни лишь
Мечты о будущем… А вот он, финиш…
Служенье муз… О, неслуженье сплошь.
Каким себя со стороны увидишь,
Таким, наверно, в вечность и уйдёшь.
Куда как проще плавное скольженье
По центробежной — прямиком в дурдом.
Удел поэта — самовыраженье.
Всё остальное по боку, потом…
Потом? Да, да… А если взглядом ранит
Калека обездоленный — как быть???
Когда он руки из болота тянет…
Что говорить слова! Что говорить…
И правда, я поэмы эпохальной
Не сочинил. Наитием ведом,
Не ведал очерёдности похвальной
В служенье: что сначала, что потом...
Если начало случилось, конец неминуем…
* * *
Если начало случилось, конец неминуем.
Страсть к сочинительству хоть и отрадной была,
Но к пьедесталу хрустальному не подвела.
Слава его не коснулась хмельным поцелуем.
Даже руки, благосклонная, не подала.
Так не стреляться же!..
Делай, что делаешь… Снова и снова
Книгу листая свою, что успел он издать,
Думает: здесь моё всё — и судьба, и основа.
Всё здесь на месте. Отвечу за каждое слово,
Если назначено с ней перед Богом предстать.
Свободный безрифменный стих…
* * *
Свободный безрифменный стих, как стадо овечек,
Кочует по миру, не терпящий строя, — вразброд.
А рядом — раскаты прибоя, стрекочет кузнечик…
Движение ритма: отмеренный сдержанный ход.
Однако дерзну уклониться, не шалости ради,
От блочных объёмов и мелодических пут.
Оставлю верлибры пастись на просторах тетради.
Порадуюсь, впрочем, за них, если дальше уйдут.
Каждую книгу читаю с карандашом…
* * *
Каждую книгу читаю с карандашом.
Делаю на полях пометки.
Даже в транспорте —
Мой пожизненный читальный зал —
Карандаш под рукой.
Отчёркиваю важные места,
Чтобы ещё к ним вернуться.
О, неутолимая духовная жажда,
Замутнённая суетной скаредностью.
Надо бы запоминать на ходу,
Заучивать важное, как школьный урок.
Ведь не вернусь никогда.
Уже некогда перечитывать.
Кто-то выставил лыжи возле дома…
* * *
Кто-то выставил лыжи возле дома.
Вдруг кому-нибудь пригодятся…
Пластиковые, без щербинки,
С хорошими креплениями.
Когда-то я каждый день
Бегал на лыжах в Сокольниках.
Приходил из школы, портфель зашвыривал под кровать
И до поздних сумерек — в лес:
Летал, окрылённый, по горкам,
По белопенным полянам.
Богатеет, что ли, наша держава?
В Америке, давний обычай, выставляют на улицу
Ненужное барахло.
Вдруг кому-нибудь пригодится…
Классные лыжи — лёгкие, беговые.
Зима только начинается.
Может, похожу в парк…
Может, попробую…
Лицо в глубоких морщинах…
* * *
Лицо в глубоких морщинах,
Похожее на покрышку футбольного мяча,
Из которого выпустили воздух.
А давно ли он был накаченным и лёгким,
Радостно влетал в ворота,
Крутился кручёный, подскакивал,
Ввинчивался свечой в зенит,
Замирал в ожидании перед пенальти.
Его полёт зависел от силы удара
Этих здоровенных двуногих быков.
Он был честный трудяга.
Никому не подыгрывал,
Ни за кого не болел.
По нему лупили и те, и другие.
Ископыченное зелёное поле
Было его жизненным пространством,
А что за ним, за трибунами
Он видеть не мог,
Потому как выше не поднимался.
Заветом дорожу…
В. С.
Заветом дорожу:
Не удушать порывы.
И у тебя прошу,
Пока ещё мы живы,
Прощения. Беды
Потом уж не поправишь…
А может быть, и ты
Порыв такой же явишь.
Так что же — отмщеньем упиться?..
А. Н.
Так что же — отмщеньем упиться?..
Иль, гнев обуздав, подчиниться
Закону, что падшей природы
Превыше — закону свободы?..
Которая сил приумножит,
Когда с тебя кожу сдирают.
Постичь сокровенную может
Лишь тот, кто её выбирает.
Недурственно жить по веленью
По щучьему. То-то житуха.
Я выберу всё же смиренье,
А не раболепие духа.
Злопамятствуя, по кругу
Топтаться… Не лучше ли просто
Простить омрачённому другу,
Теперь уже бывшему другу,
Предательство и вероломство.
Авось его тяжкий трезубец
Обломится, правду корёжа.
А нет — очень скоро, безумец,
Напорется сам на него же.
Ввязался в драку. Заступился…
* * *
Ввязался в драку. Заступился.
Кого-то защитить пытался.
Я мордобоя сторонился
Уже давно… Да вдруг забылся…
И сходу на кулак нарвался.
На вытянутую оглоблю,
Орудовшую тупо, пыром.
Пьяно рычащую «угроблю!»,
Сивушным пышущую пылом.
По молодости был я дерзок.
Таким-то вот и квасил хари
Без промаха… А нынче сдержан…
Хотя всё то же: хам на хаме.
О, только бы не озлобиться…
Ведь в каждом кулачище сжатом,
Невинном или виноватом,
Заложено смертоубийство.
С газетою в руке, в очочках
Рванулся, как на амбразуру…
Заметку о горячих точках
Не дочитав. Быть может, сдуру
Рванулся… Нервы на пределе.
Хоть я и сокрушался после,
Что оплошал на самом деле,
Что не достиг удар мой цели.
Отвёл его уж не Господь ли?..
Подмосковная идиллия
Глухие заборы, заборы….
Как в душном Афгане дувалы.
Наверное, золота горы
За ними, сокровищ завалы.
Как только советское иго
Свалилось, не зная пощады,
Людское скопленье воздвигло
Скорей меж собою преграды.
И, правда, в едином порыве
Устали ишачить, как быдло.
У всех на виду в коллективе
С рожденья маячить — обрыдло.
Не вышло и духом соборным….
А как хорошо на лужайке
С женой, за высоким забором
Пить чай — без трусов и без майки.
К тому же, за кустиком каждым
Сидит притаившийся ворог…
На кой им просторы с пейзажем!
Вольготней задраенный короб.
Ишь, рвутся поправить здоровье
Сюда бандюки-генералы!
Огромный кишлак — Подмосковье.
Сплошные дувалы, дувалы….
Зашоренный голос утробы…
Глухой обороны образчик…
О, славные агорафобы,
С рожденья сыгравшие в ящик.
