Русь XVI века. Опыт исторической реконструкции
Государь Федор Иоаннович
Наверное, первый вопрос, который возник у читателя, так это: «Почему Федор Иванович представлен здесь взбалмошным? Ведь все знают, что он был слабоумным!»
Действительно, в энциклопедии Брокгауза и Ефрона сказано: «Федор Иоаннович был человек недеятельный и слабоумный, больше любил церковную службу и разные развлечения, чем занятия государственными делами». Ключевский уточняет: «Царь Федор от природы был почти лишен рассудка, находил удовольствие только в духовных предметах, часто бегал по церквам трезвонить в колокола и слушать обедню». Ну а поляк Лев Сапега утверждал еще конкретнее: «Напрасно говорят, что у этого государя мало рассудка, я убежден, что он вовсе лишен его».
Не станем спорить с данными утверждениями. Коли уж люди так говорят, наверное, имеют основание. Однако одного только термина «слабоумный» слишком мало для создания художественного образа. Чтобы получить достоверный портрет человека, нужно хоть немного знать его привычки, черты характера, интересы и увлечения. И поскольку данная книга является научной реконструкцией, а не фантастическим романом, то поступим очень просто и откроем «Большую биографическую энциклопедию». Почитаем, что же еще известно историкам о нашем герое?
В первую очередь энциклопедия рассказывает, что царевич еще в Александровской слободе приохотился бить в колокола, чем часто занимался со своим отцом и Малютой Скуратовым. Еще пишут, что Федору Иоанновичу доставляло немалое удовольствие рассматривать работы золотых дел мастеров, алмазников, серебреников, иконописцев, оружейников и вообще разных ремесленников, а сверх того, он был очень набожен и потому молился каждый день и каждую неделю выезжал молиться в какой-то из монастырей, оставляя там богатые дары и вклады. В приходной книге Кирилло-Белозерского монастыря под 1570 г. мы находим сведение о том, что царевич Федор пожаловал в монастырь 500 руб. да «на свою келью 100 руб.» и что еще в этой келье он велел поставить образ Богоматери на золоте, обложен «серебром сканью», а в венце 3 камня да 6 жемчугов.
В общем, все соответствует образу. Удивление вызывает только то, что дарителем указан лично царевич, а не государь или казна. Откуда у слабоумного такие деньги? Впрочем, в той же статье есть и ответ на загадку. В ней упоминаются три устюжанина, каждому из которых, согласно записи: «дано Федором Ивановичем по 9 аршин камки доброй, цена по 20 алтын аршин; а пожаловал их государь за то, что купили они на Вологде на государя соболи, и куницу, и белку и в том товаре учинили государю прибыли 1550 руб.».
Оказывается, Федор Иванович обладал предпринимательской жилкой и делал себе некоторый доход на торговле! Аккурат для личных карманных расходов. Какое интересное дополнение к образу…
Можно, конечно, предположить, что торговлей занимался не сам Федор, а кто-то из стряпчих от его имени. Однако: «Чтобы иметь собственный бархат, Феодор Иоаннович вызвал из Италии мастера Марко Чинони; ему был отведен дом близ Успенского собора, и из его ткацкой доставлялись бархаты и парчи».
Трудно поверить, чтобы некоему приказному стряпчему вдруг пришло в голову проявить весьма замысловатую фантазию и от царского имени выписать иноземного мастера и затеять новое незнакомое производство. Причем прямо в Кремле! Странное место и странная выходка… Совсем другое дело, если на это имелась личная воля правителя. Тогда все естественно: производство организовано там, где хозяину удобно за ним следить. Так что, как ни крути, – желание наладить производство собственных дорогих тканей взамен привозных приходится оставить за нашим героем. Причем Федор Иванович не просто захотел затеять «импортозамещение» – он лично проверял мастерские. Иначе цеха развернули бы там же, где и прочее производство – где-нибудь возле Углича, на дальних речных мельницах, что являлись в те времена главными приводами для заводских механизмов.
Сверх того, энциклопедия повествует, как архиепископ элассонский Арсений, бывший в Москве в 1588 г. с константинопольским патриархом Иеремией, пришел в изумление от прекрасных мозаичных изображений на стенах палаты царицы Ирины. Грановитая палата тоже оказалась украшена бытовым историческим письмом. Причем в одном из простенков, под верхним окном, был написан царь Федор Иванович «портретно», а ниже – он же на троне в полном царском одеянии.
Опять же трудно поверить, что без ведома царя какие-то художники вдруг взяли да и перешли по собственному хотению от классической русской иконописи к писанию картин по европейскому образцу – причем прямо в царских палатах! Получается, Федор Иванович не просто «любовался красивыми вещами», но и разбирался в современных ему художественных течениях, имел свой вкус и поощрял искусство в нужном ему отношении? Да еще и собственный портрет заказал!
Черты характера начинают прорисовываться: развлекается торговлей, интересуется современными тенденциями искусства и производством, налаживает «импортозамещение».
Впрочем, это далеко не единственное его увлечение. Биографическая энциклопедия рассказывает: «Из тех немногих сведений, которые сохранились за время детства и юношества Феодора и старшего его брата Иоанна, видно, что царь Иоанн Васильевич брал их с собой в загородные поездки, например, в 1564 г. в подмосковное село Черкизово на медвежью охоту: «и повеле по островом осеки осечи и медведи пущати, и тешился там не по один день»… Позднее, во время своего царствования, имея возможность следовать своим личным вкусам, он находил утеху в «медвежьих комедиях» и охотах на медведей, которые заканчивались иногда довольно печально для участвовавших в них охотников».
5 мая 1585 года, в именины царицы Ирины, «тешился государь медведи, и волки, и лисицами, и медведь ободрал охотника Юрия Глазова», а 19 июня «медведь ел охотника Петра Микифорова, но каждому из них за увечье было дано только по сукну доброму, ценою в два рубля».
То есть Федор Иванович имел склонность не только к искусству, но и к весьма рискованным развлечениям. Таким, как охота на крупного зверя. Чтобы встретить рогатиной матерого медведя, нужно иметь как минимум физическую силу и крепкий дух.
Впрочем, крепкий дух Федор Иванович демонстрирует в своей биографии неоднократно. Когда в 1591 году крымский хан Казы-Гирей попытался совершить набег на русские земли, царь Федор помчался в войска, а не в тыл, на Белое озеро. «Великий государь царь Федор Иванович всея Русии советует с отцем своим и богомольцем Иевом патриархом и з бояры, и з дворяны, как стояти против царя (крымского). А прежния великия князи бегали с Москвы на Белоозеро», – восхищается храбрым правителем «Пискаревский летописец».
Кроме того, как известно из летописей и из мемуаров иноземных гостей, Федор Иванович неоднократно выступал с публичными речами: на похоронах отца, перед венчанием на царство, при установлении патриаршества. Между тем публичное выступление перед народными толпами – трудное испытание даже для умственно здорового человека. Тут нужен не просто крепкий дух, но и хороший кураж. Даже если предположить, что речи для царя писал кто-то другой, а он лишь озвучивал текст, – выступление все равно требовалось запомнить и прилюдно произнести.
О крепком духе царевича свидетельствуют и многие другие «улики». Например, «Духовная грамота Ивана Грозного». В ней имеется очень интересный текст:
«А ты, сыне мои Федор, держи сына моего Ивана в мое место, и во всем бы еси Ивану сыну непрекословен был так, как мне, отцу своему. А будет благоволит бог ему на государстве быти, а тебе на уделе, и ты б государства его под ним не подыскивал, и на ево лихо не ссылался ни с кем».
Сиречь не советует государь царевичу Федору устраивать мятежа и низлагать старшего брата… И такое наставление повторено разными словами аж в четырех (!) местах завещания:
«А ты, сын мой Федор, сына моего Ивана, а своего брата старейшаго, слушай во всем и держи его в мое место, отца своего, и государства его под ним не подыскивай. А учнешь ты, сын мой Федор, под сыном под Иваном государств его подыскивать, или учнешь с кем-нибудь ссылатися на его лихо, тайно или явно, или учнешь на него кого подъимати, или учнешь с кем на него одиначитися, ино по евангелскому словеси, Федор сын, аще кто не чтит отца или матерь, смертью да умрет».
1572 год! Федору всего 15 лет! Однако Иван Грозный уже подозревает младшего сына в попытке госпереворота в случае своей смерти! Больше того – угрожает младшенькому сыну казнью за подобные планы!
Вестимо, не верит, что старший царевич посмеет применить к мятежному брату подобную меру, и заранее дает свое разрешение. «Смертью да умрет!»
Судя по этому документу, юный царевич уже успел продемонстрировать завидную энергичность, властность и крепость характера с необходимым для бунта лихачеством. Может быть, даже начал уже некую подготовку к мятежу и в чем-то прокололся? Четыре наказа в завещании длиной всего в две страницы! В свои пятнадцать наш герой явно успел изрядно напугать отца и старшего брата. Кроме того, из духовной понятно, что отношения царевича как с братом, так и с отцом складываются как минимум непросто. Положение младшего наследника Федора категорически не устраивает, раз он с ранней юности начинает открыто «скалить клыки».
А вот еще одна, причем весьма существенная, деталь головоломки.
Голландский купец Исаак Масса, оставивший после поездки в Москву собственные воспоминания, сообщает о таких слухах: «Федор Иванович взял себе жену еще при жизни своего отца-тирана, и так как в течение трех лет у него не было от нее наследника, она родила одну только дочь, которая вскоре умерла, то Иван Васильевич пожелал, чтобы сын, следуя их обычаю, заточил ее в монастырь и взял себе другую жену… Федор Иванович, человек нрава кроткого и доброго, очень любивший свою жену и не желавший исполнить требование отца, отвечал ему: “Оставь ее со мною, а не то так лиши меня жизни, ибо я не желаю ее покинуть”».
Аналогичные сведения, но в более похабном изложении, оставил после себя шведский дипломат Петр Петрей.
Сообщениям можно верить хотя бы потому, что старший сын Ивана Грозного был женат за относительно краткий срок три раза, постоянно разводясь с женами по требованию отца из-за их бездетности, хотя «Иван об этом сильно сокрушался» (Антонио Поссевино, «Исторические сочинения о России»).
Нет сомнений, что к младшему сыну, жена которого постоянно зачинала, но никак не могла выносить плод, а значит, уж точно была виновна в бездетности, царь подступался с точно такими же требованиями. Однако Федор, в отличие от старшенького братика, горевавшего, но слушавшегося, твердо послал папу к чертовой бабушке со всеми его пожеланиями.
Не подчиниться приказу родителя, известного умением рубить буйные головы, – это нужно иметь не просто крепкий характер. Это нужно иметь нервы, откованные из булатной стали! В общем, характер у нашего героя явно имелся.
Таким образом, исходя из биографии Федора Ивановича, мы можем оценить его как человека волевого, решительного и уверенного в себе, обладающего властностью и куражом, хозяйственного, любителя искусства и очень богомольного… Настолько богомольного, что, едва взойдя на престол, он уже через десять дней, 10 июня 1584 года, отменил монастырям налоговые привилегии (тарханы). Федор Иванович запретил монастырям приобретать земли путем покупок и вкладов и держать закладчиков, так как «крестьяне, вышед из-за служилых людей, живут за тарханы во лготе, и от того великая тощета воинскому чину прииде».
Сразу видно рачительного хозяина: вера верой, – а денежки счет любят. И опять же можно сколько угодно говорить, что сие не государь придумал, а некие его опекуны. Однако даже в самой бредовой фантазии не получается представить себе ситуацию, в которой богомольный царь был бы отрезан от церковных иерархов, от настоятелей монастырей, которые посещал, и от своего духовника. Раз встречался, значит, совершенно точно знал о свалившейся на церковь неприятности. Наверняка жаловались ему многие и часто. Раз Федор Иванович не вернул Церкви налоговые льготы ни общим указом, ни выданными отдельным обителям особыми собственноручными грамотами, выходит, сам же тяготу и наложил.
Кстати, Борис Годунов, взойдя на трон, оные льготы монастырям вернул. Так что у «соправителя» якобы слабоумного Федора алиби: идея растрясти монастырям мошну оказалась точно не его.
Что до богомольного Федора Ивановича, то после первой налоговой «стрижки» святых обителей он вскорости организовал еще одну: в 1594 году назначил ревизию монастырских земель на предмет проверки законности владения. И конфисковал все, показавшееся ему подозрительным, в царскую казну. Посему, верно, никого не удивило, когда богомольный государь, не моргнув глазом, посадил под караул греческого патриарха, не выполнившего его распоряжения, и целый год не удостаивал высшего иерарха личной встречей – пока тот не образумился. Вера верой, а политика политикой.
Но лучше всего о том, каким характером обладал Федор Иванович, чем интересовался и какого образа мысли придерживался, рассказывает внутренняя политика в период его правления. Сделавшись государем всея Руси, Федор стал обладателем богатейшей казны и мощнейшей армии в стране с крепкой, хорошо отлаженной экономикой. Так как же распорядился наш герой рухнувшим в его руки богатством? Пропил-прогулял? Позволил растащить прихвостням-крохоборам, опекунам и льстецам? Потратил на строительство церквей и монастырей? Как бы не так!
Едва вступив на престол, Федор Иванович первым делом (1584) основывает приказ Каменных дел, в который сажаются стольник и два дьяка и которому подчиняют «всего Московского государства каменное дело и мастеры… да на Москве ж известные и кирпичные дворы и заводы».
И началось… «Повелением благочестиваго царя Феодора Ивановича всея Руси зачат делати град каменой на Москве, где был земляной, а имя ему “Царьград”».
Главным строителем Белого города стал Федор Савельевич Конь – лучший архитектор того времени. Он возвел стену, подковой охватывавшую Кремль, Китай-город, а также разросшиеся вокруг них посады и торги, усадьбы знати и монашеские обители. Стена эта упиралась в берега Москвы-реки западнее Кремля и восточнее Китай-города, а по краям заворачивала внутрь, защищая столицу от нападения не только с суши, но и с воды. Общая протяженность «Царьгорода» составила примерно десять километров – при десятиметровой высоте стен и толщине, достигавшей шести метров, при 27 башнях. Многолетние усилия строителей завершились только в 1593 году, и Федор Конь тут же отправился в Смоленск, чтобы возвести самое крупное строение в мире XVII века – Смоленскую крепость.
Одновременно – в 1584 году – началось строительство крепостей в Архангельске, на Соловецких островах, в Казани и Астрахани. Но это было только началом. В том же году на присоединенных Иваном Грозным землях основываются и обносятся стенами города Царевококшайск (он же Кокшажск), Цивильск и Уржум.
В следующем, 1585 году возникают города: Санчурск, Самара, Уфа, Увеж, Воронеж и Ливны, строится «земляной город» в Ладоге и Обский городок на Оби.
В 1586 году основывается и строится Тюмень.
В 1587 году – Тобольск.
В 1588 году строится новая крепость вокруг Твери и Терский город на Кавказе, на реке Сунжа.
2 июля 1589 основывается город, который Федор Иванович называет в честь своей любимой супруги – Царицын.
Интересно, помнят ли современные волгоградцы, что их город посвящен царской любви?
1590 год – основываются города Саратов, Цивильск, Ядринск и Лозьва и еще одна крепость на Сунже.
1592 год – возрождается город Елец.
1593 год – заложены города Пелым и Березов.
1594 год – строится крепость вокруг Волхова и на реке Койсе, основываются города Тара, Сургут и Кромы.
1595 год – основываются и обносятся стенами города Белгород, Оскол, Валуйка, Обдорск.
1596 год – возрождаются и окружаются крепостью города Курск и Севск.
1598 год – рождается город Верхо-Турск.
Стройки, стройки, стройки. Все 14 лет правления Федора Ивановича творится одно большое и непрерывное строительство, оградившее все границы и торговые пути обширных русских земель от завистливых глаз крепкими каменными бастионами с десятками пушек на каждом. Такими, чтобы любой ворог о них все зубы переломал.
И, само собой, как человек невероятно богомольный, Федор Иванович, помимо десятков городов и несчитаного числа крепостей основал еще и две обители – Зачатьевский и Донской монастыри.
Однако «блаженность» государя оставила в русском менталитете куда более глубокий след, нежели просто два монастыря. Именно при нем возникла чисто русская философия освоения новых земель – через уважение и доброту. При Федоре Ивановиче началось активное освоение Сибири, на восток одна за другой уходили все новые и новые экспедиции: Ивана Алексеевича Мансурова, Ивана Никитича Мясного, Василия Борисовича Сукина, Даниила Данииловича Чулкова и многих других. Все они имели наказ предлагать местным князькам царскую службу – с получением титула, жалованья и признанием права на землю. Встреченных сирот полагалось отправлять в Москву, где они воспитывались за казенный счет.
В 1596 году отряд князя Кольцова-Мосальского разгромил хана Кучума и захватил в плен его семью. Пленные поехали в Москву, были приняты царем, после чего ханские сыновья поступили на русскую службу и получили земельные пожалования, а женщины – казенное содержание. Хану тоже предложили присягнуть Федору Ивановичу, но он отказался и был зарезан собственными слугами.
Русские отряды шли на восток, предлагая местным народам защиту, уважение и равноправие, а вовсе не оспенные одеяла, как западные колонизаторы. Федор Иванович не признавал казни и террор допустимым инструментом для расширения границ. И это коренное отличие русского мышления от западноевропейского сохраняется в нас до сих пор.
Ну а если кто-то не понимает доброго русского слова, то это уже совсем другой вопрос и его проблемы…
Однако вернемся к увлечениям Федора Ивановича. Насколько вероятен случай, чтобы все сие невиданное по размаху строительство велось не по воле государя, а вопреки ему? Тут приходится ответить сразу на два вопроса.
Первый: почему никогда ни до царя Федора, ни после его правления не случалось столь масштабных вложений в инфраструктуру государства?
Когда политику проводит монарх в согласии только со своим личным мнением и своими замыслами, подобные радикальные перемены понятны. Задуманный план перестройки уже давно находился в голове царевича, и как только Федор получил власть – тут же резко и приступил к воплощению замысла. Сев на трон, он сразу создал отдельную структуру – Каменный приказ, и планы государя начинают немедленно, в тот же год, решительно воплощаться в реальность. Захотел – сделал.
Но если управлением государства занимается коллектив, составленный из прежних, застарелых чиновников, с их старым мышлением и старыми планами, откуда взяться столь резким переменам во внутренней политике?
Второй вопрос: откуда деньги? Как Федор Иванович смог позволить себе такие гигантские расходы? Ведь каждая из крепостей – это не просто стены. Это пушки, боезапас, это гарнизон, который нужно кормить и размещать, вооружать и снаряжать, это продовольствие, припасы на случай осады.
Родимой чертой монархизма всегда была и остается невозможность коррупции у главы государства. Просто потому, что для монарха личное богатство и казенное – это одно и то же. Бессмысленно красть у самого себя. Когда в государство приходит демократия: семибоярщина, семибанкирщина, опекунские советы и прочие временщики, – в нем всегда расцветает обширное воровство с растаскиванием казны, земельных наделов, доходных мест и прочих ценностей. При царе Федоре мы не наблюдаем ничего и близко похожего на коррупцию. Даже знаменитый «соправитель» государя Борис Годунов как-то не отметился заметными личными приобретениями.
Больше того, сразу по восшествии Федора Ивановича на престол случается совершенно невероятная для демократии вещь. Как пишет английский дипломат Джером Горсей в своих «Записках о России»: «Были по всей стране смещены продажные чиновники, судьи, военачальники и наместники, их места заняли более честные люди, которым, по указу, под страхом сурового наказания, запрещалось брать взятки и допускать злоупотребления, как во времена прежнего царя, а отправлять правосудие не взирая на лица; чтобы то лучше исполнялось, им увеличили земельные участки и годовое жалование… ни одно наказание не налагалось без доказательства вины, даже если преступление было столь серьезным, что требовало смерти».
Итак, вместо расслабления и умиления благоообразным слабоумным царем мы наблюдаем двухлетнюю глобальную ревизию госаппарата, суровую зачистку воров и взяточников и показательную кару самых зарвавшихся чиновников, начатую со смертного приговора главному казначею, Петру Ивановичу Головину.
Способен ли на подобную самозачистку некий «опекунский совет», порожденный вросшими в прежнюю структуру чиновниками? Маловероятно. За всем этим оздоровлением чувствуется твердая рука властного и волевого хозяина, не боящегося аппаратных интриг и обладающего достаточной смелостью для радикальных решений.
Кстати, историки так и не нашли никаких документов, подтверждающих существование этого самого «Назначенного при слабоумном царе Федоре Ивановиче Регентского совета» либо распоряжений о его назначении. Ни единого, даже косвенного указания.
Всем известна знаменитая фраза Столыпина: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Царь Федор Иванович наглядно продемонстрировал, как этот постулат выглядит в реальности. За 14 лет своего правления он провел только одну войну: операцию по принуждению Швеции к миру. Всего за два месяца государь вернул державе побережье Балтики и северо-западные земли с тремя городами. Карельские земли и город Корелу шведы поспешили отдать уже сами в обмен на долгожданный мирный договор.
За 14 лет спокойствия Федор Иванович одел страну в камень, установил в ней патриаршество, провел полную ревизию монастырских земель и изъял в казну все, на что у хозяев не имелось документов; он оздоровил экономику и госаппарат, прирастил державу Сибирью и создал прочный фундамент для будущего развития.
Он стал правителем, смерть которого горько оплакивала вся страна и правление которого воспринималось не иначе, как «золотой век России». Совсем неплохо для «слабоумного»!
Правда, царь Федор практически не встречался с иноземными послами и не занимался внешней политикой. Однако давайте еще раз окинем взглядом список выстроенных при нем городов и крепостей; давайте вспомним про увлечение искусствами и промышленностью, а также про то, что в обычных земных удовольствиях вроде медвежьей охоты царь себе тоже не отказывал; вспомним, сколь много времени государь уделял своей любимой.
Как пишут современники, Федор Иванович не навещал жену для «исполнения супружеского долга», как это было принято по обычаям того времени, а выстраивал свой день таким образом, чтобы каждый вечер возвращаться к Ирине и оставаться с ней все свободное время. Вместе они выходили к людям, вместе посещали службы, вместе совершали еженедельное паломничество в какой-то из монастырей, и приречный сад для совместных прогулок тоже существовал для них двоих.
Судя по косвенным признакам, у царя Федора Ивановича имелось не так уж много лишних минут, и потому легко понять, отчего правитель всея Руси скинул все второстепенные хлопоты на жену и ее брата. Похоже, государь был слишком занят внутренним обустройством державы и своей любимой супругой, чтобы отвлекаться на что-то еще. Проблемы Англии, Польши или даже Персии с Бухарским ханством его просто не интересовали. Имелись дела поважнее.