Глава 19. Заставим его понервничать
Отделение автоматчиков «СМЕРШа» взяло по периметру поляну, на случай если вместе с грузом будет выброшен десант. Едва не задевая вершины елей, неожиданно появился «Хейнкель-88». Звуки двигателей, работавших приглушенно, были едва различимы среди завывания ветра. Сделав большой круг над тремя вспыхнувшими кострами, самолет в приветствии помахал крыльями и сбросил на расчищенную площадку два парашюта с грузом. После чего набрал высоту и быстро растворился в ночном небе.
Майор Волостнов, оставшийся стоять на краю поляны, находился в глубокой тени елей и молча наблюдал за тем, как два парашюта с огромными тюками падали на землю. Первый из них, отнесенный ветром, стал опускаться немного дальше обозначенной поляны. В какой-то момент показалось, что он зацепится стропами за острые вершины, но усиливающийся ветер помог ему благополучно миновать преграду. Ломая широкий лапник, тюк приземлился на землю, укрыв темным куполом разросшиеся кусты. Второй парашют, отчетливо различимый на сером фоне ночного неба, упал точно между кострами, продемонстрировав мастерство летчика.
Неожиданностей не произошло: сбросили два тюка, как и было обговорено в радиограмме.
Майор Волостнов подошел к грузу. Прощупал толстую ткань, пытаясь угадать содержимое, и пальцы натолкнулись на что-то твердое – не иначе, как контейнер с батареями для радиостанции.
– Освобождайте от парашюта груз и в машину! – распорядился майор Галкин.
Командир отделения автоматчиков сержант Кирюхин умело отстегнул ремни и, вскинув баул на плечо, зашагал к машине. Другой мешок, оказавшийся намного тяжелее прежнего, несли два бойца, утопая по колено в снегу.
Баулы принесли в кабинет майора Волостнова, где он вместе с капитаном Елисеевым тотчас принялись распаковывать содержимое. Главными в грузе были батареи для рации, без которых связь с «Абверкомандой-104» не могла бы состояться. Еще в бауле в непромокаемом пакете лежали документы, командировочные удостоверения, продовольственные аттестаты и даже печати с пустыми бланками.
В другом бауле вместе со съестными припасами, включая копченые колбасы, мясо и сыры, были деньги – триста тысяч рублей. Весьма серьезная сумма.
Волостнов внимательно пролистал военный билет, выписанный на Аверьянова, пытаясь распознать подделку, но ничего не обнаружил. Документ изготовлен добротно, в нем ничего такого, к чему можно было бы придраться. Тайные знаки, введенные с месяц назад, размещались на своих местах. В старом «военном билете» графа «Год рождения» находилась почти у самого края, а в новом отступала на значительное расстояние, как того требовало секретное предписание. Вроде бы и мелочь, на которую не всегда обращаешь внимание, но именно столь малозначительная деталь помогла раскрыть в прошлом месяце два десятка заброшенных диверсантов.
Командировочное удостоверение было напечатано в типографии на серой бумаге, места изгиба слегка протерты. При первом осмотре оно весьма напоминало прежнее – в нем были те же самые строчки, включая номер и графу «Основание». Имелась лишь небольшая оплошность – в строчке «срок командировки» первое слово было написано с большой буквы, чего быть не должно. Будет проверять документы «смершевец», ареста не избежать.
Майор распорядился привезти Аверьянова, находившегося у Маруси.
Михаил появился через полчаса.
– Ну что, Филин? Как себя чувствуешь?
– Спасибо, Лев Федорович… Теперь, когда со мной Маруся, все хорошо. Даже и не знаю, как вас благодарить. Вы для меня как ангел-хранитель.
– Насчет ангела-хранителя сказать ничего не могу, поскольку неверующий… А вот если и дальше наши дела пойдут в таком же ключе, то можно будет рассчитывать на снисхождение суда.
Последние две недели Михаил встречался с Марусей едва ли не каждый день. Встреча с любимой женщиной действовала на него благотворно: стал чаще улыбаться, шутил, можно сказать, что выглядел счастливым, если такое определение применимо к человеку, находящемуся в камере следственного изолятора.
Понемногу Волостнов привлекал его к другой работе, например дешифрированию немецких радиограмм, которые поступали с других управлений, за что Михаил брался с большой охотой. В шифровании у него обнаружился самый настоящий талант, чему способствовало и обучение на радиста в немецкой разведшколе.
– Стараюсь, Лев Федорович.
– Я вижу… Ладно, сейчас дело не об этом… Как ты думаешь, что это такое? – показал Волостнов на баул, стоящий в углу.
– Посылка из «Абвера»?
– Верно. Здесь и батареи для рации, и документы, и продовольствие, и одежда. Вижу, что они тебя не забывают, даже деликатесы подбросили. Держи! Здесь тушенка, копченая колбаса. Подарок от самого майора Гемприх-Петергофа. Похоже, что ты у него и в самом деле в любимчиках ходишь. – Видя, что Аверьянов замялся, не решаясь взять баул, майор добавил: – Возьми! Отнесешь Марусе, все-таки у нее двое ребятишек. Дополнительное питание в их возрасте никогда не помешает. Да и маме тоже нужно поправляться. В ее положении это совсем не лишнее.
– Спасибо, Лев Федорович, даже не знаю, как и отблагодарить.
– Только хорошей работой! Как нам закрепить полученный результат?
На минуту Михаил задумался, после чего уверенно ответил:
– Майор Петергоф крайне подозрительный. Он знает, что разведка – непростое дело, в ней не бывает все гладко. А когда идет все очень хорошо и без шероховатостей, то он становится подозрительным.
– Важное наблюдение. И что предлагаешь?
– Сброс груза агентам – всегда определенный риск. Ведь он может оказаться у противника, а это грозит разоблачением агентуры. Мне кажется, что следует заставить как-то понервничать майора Петергофа, передать ему в радиограмме, что один из баулов не найден. По его ответной радиограмме мы поймем, как он относится к нашей группе, доверяет ли полученным радиограммам или нет. Хуже будет, если он ничего не ответит, значит, он с самого начала ставил все полученные радиосообщения под сомнение. Если же будет настаивать на том, чтобы я уходил в другой район, опасаясь моего разоблачения, значит, он воспринимает всю нашу работу как достоверный и очень надежный источник.
– А знаешь, в твоих словах что-то есть… Давай так и сделаем. Напишем, что баулы найти не удалось, и запросим совета. Интересно будет узнать реакцию «Абвера». – Посмотрев на часы, Волостнов сказал: – Через пятнадцать минут начнется эфир.
Громоздкий шкаф, стоявший в самом углу кабинета майора Гемприх-Петергофа, был занят делами действующих агентов. На нижней полке в белых обложках лежали дела рядовых агентов, чья информация нуждалась в проверке. Лишь небольшой процент из отправленных сообщений представлял интерес, остальное мусор – слухи и домыслы. Такое впечатление, что оперативную информацию они черпали на базаре у старух, торгующих семечками.
Вторая полка размещалась чуть повыше. На ней стояли папки в синей обложке, и их было поменьше. Это досье наиболее подготовленных агентов, чья информация нередко оказывалась достоверной и носила важный характер.
На третьей полке, расположенной на уровне глаз, находились папки в красных обложках. Здесь хранились дела грандов разведки, чья информация носила исключительно важный характер. Практически все их донесения попадали в цель и подтверждались различными источниками. В их число с недавнего времени стал входить и Филин. Его донесения, отправленные за последние месяцы, носили сугубо важный характер, что было отмечено в Генеральном штабе, – он был представлен к Железному кресту.
Терять такого агента было бы непростительно, а потому едва ли не в каждом радиосообщении майор Гемприх-Петергоф писал о том, чтобы Филин проявлял предельную осторожность.
Последняя радиограмма его сильно озадачила. Груз, сброшенный в условленном месте, в ночном лесу, не был обнаружен. Довольно серьезный сигнал. Летчик признался, что не мог опуститься на предельно низкую высоту из-за сгустившегося тумана, кроме того, дул сильный боковой ветер, и не исключено, что груз, сброшенный на парашюте, был отнесен на значительное расстояние.
Группа Филина подвергалась серьезной опасности. Успокаивало лишь то, что район выброски был безлюден, и баулы могли просто затеряться в лесу среди глубокого снега. Следовало немедленно ответить на радиограмму.
Майор Гемприх-Петергоф прошел в отдел радиосвязи. Обер-лейтенант Голощекин, прижав ладонями наушники, вслушивался в эфир. Заметив вошедшего майора, немедленно вскочил.
– Работайте! – отмахнулся майор. – Когда связь с группой Филина?
– Через десять минут, господин майор.
– Передайте ему вот что… В сброшенных баулах кроме продовольствия, одежды и батарей для рации лежали документы и военные билеты с фотографиями каждого члена группы. Если документы попадут в руки советской контрразведки, то вся группа подвергнется смертельной опасности. Им нужно уходить! Если есть возможность отыскать груз, то пусть этим займутся. И пусть не забывают о том, что на месте падения груза может быть устроена засада.
– Передам, господин майор, – охотно отозвался обер-лейтенант.
Гемприх-Петергоф вышел за дверь, чтобы выкурить сигарету, а заодно и поразмышлять в одиночестве. Так он поступал всегда, когда требовалось сосредоточиться. Сейчас был тот самый случай.
Но подумать в одиночестве ему не удалось, из отдела связи выскочил Голощекин.
– Господин майор…
– Послушай, обер-лейтенант, в последнее время ты приносишь мне скверные новости. Если так будет продолжаться и дальше, я просто отправлю тебя на Восточный фронт.
– Тут другое, господин майор. Только что получено сообщение от Филина, пропавшие баулы нашлись!
На мрачноватом лице майора запечатлелась довольная улыбка.
– Я знал, что этот сукин сын обязательно прорвется! Он невероятно везуч! Если ему удалось выбраться из могилы, отыскать какие-то там баулы для него и вовсе пустяк. Напиши ему, мы рады, что у них все получилось. Руководство очень ценит его продуктивную работу. И очень рассчитывает, что он и дальше будет приносить пользу Великой Германии. И еще вот что… Пусть Филин узнает, из каких районов идет пополнение и какого именно возраста.
– Разрешите идти, господин майор?
– Ступайте, Генрих!
Оставшись один, майор Гемприх-Петергоф счастливо улыбнулся. А каков молодец! Определенно в этом Филине что-то есть.
