ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
I
Сборник «60 лет вместе»
ФГУП «Пресса», М. 2077 г.
Указ Президента Российской
Федерации от 11 ноября 2076 г.:
«Учитывая всемирно-историческое значение установления Оси Времени в 2017 году и в целях координации деятельности федеральных органов исполнительной власти, органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления и общественных объединений по подготовке и проведению празднования в июле следующего, 2077-го года 60-й годовщины этого события, постановляю:
Возложить на Российский организационный комитет „Единство“ координацию деятельности федеральных органов исполнительной власти, органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления и общественных объединений по подготовке и проведению мероприятий, посвящённых…»
Летоисчисление Эпохи Оси Времени (Э.О.В.)
Статья из Энциклопедического словаря
Брокгауза и Ефрона.
1890 Р.Х.\35 Э.О.В.
«…празднование дня Оси Времени установлено Высочайшим именным Указом Государя Императора Александра II в 1885 от Р.Х. Тем же указом введено двойное летоисчисление — от Рождества Христова и „Эры Оси Времени“. Аналогичный Указ и летоисчисление было введено нашими соотечественниками, в России XXI-го века. Принятое написание в обоих случаях выглядит так: ХХХХ Р.Х./УУ Э.О.В., или сокращенно, ХХХХ/УУ. ХХХХ здесь — текущий год в летоисчислении от Рождества Христова, а УУУ — дата, отсчитываемая от момента установления Летоисчисления Эпохи Оси Времени…»
II
Дорога на Евпаторию
Машину трясло, что порой говорить было невозможно. Глебовский дал Велесову не легковой «Рено», а грузовичок «Пирс-Эрроу», и теперь Сергей с тремя константиновцами трясся в дощатом кузове по приморской грунтовке.
Разгоняться больше сорока не получалось но и это было слишком много для потрепанного грузовичка. Справа, на фоне неба, мелькнула вышка оптического телеграфа; за ней утопали в садах домах домишки татарского селения Улуккул-Аклес.
«Пирс-Эрроу» миновал плато и стал спускаться по неровной дороге к реке. Отсюда открывался вид на море и низменную приморскую степь, что тянулась до самых Сакских озер. Возле берега чернел на отмели остов сгоревшего парусного линкора. Эхо октябрьских боев, подумал Велесов. Надо же — еще полугода не прошло…
— А почему с вами не соглашаются, Сергей Борисыч? — спросил Коля Михеев. — Вы ведь так толково объясняете! Неужели им непонятно?
Всю дорогу от Севастополя Велесов, глотая пыль, то и дело прикусывая язык на очередном ухабе, рассказывал константиновцам обо всем: о целях Проекта, планах Груздева и главное, о том, что должно произойти сегодня.
— Беда в том, что они меня не слышат. Поставили себе цель и идут к ней, не замечая того, что творится вокруг. Такое бывает, когда люди тратят слишком много сил на решение конкретной задачи: им начинает казаться, что это и есть самое важное, а других перспектив в упор не видят.
Грузовик мотнуло так, что Коля не удержавшись, слетел с сиденья. При этом он инстинктивно схватился за руку соседа. Штакельберг коротко взвыл от боли в раненом плече.
— Осторожно… — засуетился Велесов. — Петя, сильно болит?
Побелевший, как бумага, Штакельберг мотнул головой.
— Продолжайте, Сергей Борисыч. Что вы там говорили о перспективах?
— Что? А-а-а, это я о том, что можно сделать, объединив усилия двух Россий — той, откуда прибыли мы, и этой.
— Простите, что же тут объединять? — удивился Адашев. Он предусмотрительно устроился возле кабины и меньше других страдал от тряски. — Даже мы их обогнали буквально во всем: дредноуты, аэропланы, радио… А с вами и вовсе сравнивать смешно. Они для вас, уж простите, как папуасы с каких-нибудь Кокосовых островов!
— Вы не правы… кажется, Александр?
— Алексей. — поправил Адашев. — Можно просто Алеша.
— Так вот, Алеша, вы не правы. Дело не в технике и науке. Это все наживное. Нам нужно совсем другое…
— Я понял! — Коля Михеев хлопнул себя по лбу. Для этого пришлось отпустить борт, и он снова чуть полетел бы на пол, если бы не Штакельберг поймавший его здоровой рукой за портупею.
— Спасибо, Петь… Как я сразу не догадался? Золото, уголь, руды всякие, да? Вы у себя все это истратили, и теперь хотите добывать здесь?
Велесов расхохотался. Он смеялся долго, порой срываясь на кашель. Константиновцы недоуменно взирали на этот приступ веселья.
— Как мы, все же, предсказуемы… прости, Коля, не хотел обидеть. Увы — пальцем в небо. Это было бы слишком просто. То есть, нам, конечно, нужны полезные ископаемые, но не настолько, чтобы тащить их из прошлого. Чего-чего, а руд, золота и нефти у нас не на одно столетие припасено. Я говорил о людях, об их жизненной энергии, об жажде перемен, наконец! Один ученый называл это «пассионарностью»… Слишком многие, вместо того, чтобы работать, искать, создавать что-то новое, сидят и ждут, когда им это преподнесут на блюдечке. А может, дело в том, что нам слишком сильно досталось за последние сто лет? Двадцатый век, молодые люди — он ведь ох, какой страшный был! Мне кажется, Россия, да и другие страны, все свои силы сожгли в войнах, революциях и всяком-прочем, о чем даже вспоминать не хочется.
Велесов снова закашлялся, на этот раз, наглотавшись пыли. Константиновцы молчали, ожидая продолжения.
— Мы как бы… надорвались, что ли? И теперь тычемся, как слепые щенята, не способные встать и сделать что-то по-настоящему значительное. Не поверите, у нас сорок с лишним лет назад люди слетали на Луну, а с тех пор — как отрезало! Мы тогда мечтали, что через двадцать лет будем выращивать яблоневые сады на Марсе, а в итоге, так и копаемся на низких орбитах.
— Значит, дело в космосе? — тихо спросил Штакельберг.
— Да нет же! То есть и в Космосе тоже, но не только в нем. Нам всем нужна великая цель, понимаете? Чтоб дух захватило, чтобы забыть обо всем! Вот тогда люди проснутся и покажут, на что они способны. А объединение двух Россий — это и есть такая цель. Те, не может найти себя в нашей унылой жизни, отправятся сюда — учить, лечить, внедрять новое, торговать, путешествовать, в конце концов! И не с туром «все включено» — по-настоящему, всерьез! Новые горизонты, неоткрытые земли — одна Черная Африка чего стоит… Помните, как у Гумилева?
— «Я пробрался в глубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шел мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города…»
— «Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам подходили львы…» — подхватил Штакельберг. Услышав строки любимого поэта, он забыл о боли.
— «Но трусливых душ не было меж нас.
Мы стреляли в них, целясь между глаз!»
— Да, молодые люди, именно так! Мне порой кажется, что это стихотворение о нас, какими мы стали в двадцать первом столетии…
— «Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна…»
— «Я узнал, узнал, что такое страх…»
«Погребенный здесь в четырех стенах…» — снова продолжил Штакельберг. Глаза его искрились восторгом.
— Точно! И кому легче от того, что эти четыре стены раздвинулись до границ всей планеты? Стены — они и есть стены. Тюрьма.
— Ну хорошо, Сергей Борисыч, это все о ваших соотечественниках… — Адашева, похоже, не тронула музыка гумилевских строк. — Предположим, они найдут для себя новые горизонты. Хотя, какие они новые — все известно, карты имеются… Ладно, пусть. А здешние обитатели? Им-то с того что за корысть? Проводниками служить у новых Ливингстонов за бусы и патроны?
Велесов посмотрел на молодого человека с удивлением.
— Глубокая мысль, Алексей, хвалю… Нет, разумеется, ничего подобного. Они будут, прежде всего, учиться. Уверен, во многих наших вузах скоро откроют специальные подготовительные отделения для выходцев отсюда. Они выучатся, вернутся домой, и будут строить новую жизнь. А кто-то, возможно, захочет и остаться и сделать карьеру у нас. Нет, я понимаю, здесь тоже всякого народа хватает — и жулики, и взяточники, и казнокрады, в том числе, — но мы уж постараемся, чтобы к нам такие не попадали!
— А все же, про Космос можно подробнее? — попросил Штакельберг.
— Я ведь уже рассказывал, Петя. Вместо того, чтобы тырить технические новинки из будущего, можно развернуть грандиозные космические программы, причем и там, у нас, и здесь. Если Рогачев не ошибся со своими «эхо-червоточинами», даже нашими силами можно хоть завтра снарядить экспедицию на Марс!
— На Марс… — заворожено прошептал юноша. Вместо альминской степи перед глазами у него раскинулись кирпично-красные пески чужой планеты. Вот он шагает, увязая по колено — в резиновом мешковатом костюме и маске с круглыми стеклянными глазами, вроде противогазной. На спине — медный воздушный резервуар, опутанный гофрированными рубками и манометрами, в руках — верный геологический молоток…
— Именно! Ну, может, насчет «завтра» я погорячился, но уж лет через пятнадцать — наверняка.
— И все, что нужно для этого — убедить вашего ученого отключить свое устройство?
— Достаточно отсоединить генератор. Тогда Воронка начнет брать энергию из подпространства, и между мирами возникнет проход, закрыть который никто не сможет.
Штакельберг кивнул.
— А как его отсоединить? — спросил практичный Адашев. — Вы ведь, как я понял, в этом не разбираетесь?
— Ну, кой-какое инженерное образование у меня есть. Но — вы правы, Леша, сам я с установкой не справлюсь. Надо убедить Валентина… господина Рогачева нам помочь.
— А если он откажется?
— Куда он денется! — отрезал Штакельберг. — Наган к затылку, и…
У Велесова от удивления отвисла челюсть. Куда делся интеллигентный юнкер, еще вчера перебиравший чертежи в портовой конторе? Перед ним в кузове «Пирс-Эрроу» сидел один из тех, кто, шли на огнеметы в Верденской мясорубке, лезли на Турецкий вал, поднимались в психические атаки под Екатеринодаром.
«…бедный Валентин. Похоже, этот энтузиаст с ним цацкаться не будет. Вот что значит — дать человеку мечту…»
— А если все же не согласится? Убьете?
— А если не согласится, — жестко ответил Велесов, — тогда у нас останется еще один метод. Самый последний.
И подкинул на ладони, брусок, похожий на кусок дешевого мыла в скверной серо-желтой бумаге.
III
Зурбаган,
лаборатория Проекта
— Как это понимать, господин Велесов? голос Кременецкого леденел антарктической стужей. — Врываетесь с оружием, угрожаете, требуете отступить от утвержденной программы…
— В самом деле, Серег, ты перегнул. — добавил Андрей. — Давайте выдохнем, и побеседуем без истерик.
Они с Кременецким уже час наблюдали, как Валентин с техником возятся с аппаратурой. Потом Рогачев нажал кнопку и зал наполнился низким гудением. «Ну вот… — довольно сказал ученый, — процесс пошел. Час на формирование Воронки. Кто хочет — можно покурить, только снаружи.»
В это момент в «лабораторию» и вошел Велесов с константиновцами. Все четверо при оружии: у Штакельбенрга, Михеева и Адашева «наганы», к Сергея — вытертый до белизны бельгийский «Браунинг»…
— Ну что, унялся? А вам, молодые люди, лучше пока подышать свежим воздухом.
Константиновцы переглянулись. Штакельберг решительно помотал головой.
— Ну, как знаете. Оружие, надо полагать, тоже не уберете?
— Не уберут. — негромко отозвался Велесов. — Пока у этого ствол при себе.
И показал на техника, замершего у мониторов.
— Он не вооружен. — сухо ответил Кременецкий. Велесов скептически хмыкнул.
— Чего вы добиваетесь, Сергей Борисыч? — нервно заговорил Рогачев. Он стоял в углу, у приборной стойки. Толстый жгут проводов тянулся от нее к блоку трансформаторов. Панели на стойке весело перемигивались разноцветными лампочками.
Велесов не обратил внимания на вопрос.
— Вы уже запустили процесс формирования Воронки?
— Да, двадцать минуть назад… — машинально ответил Валентин и опомнился:
— Вы что, действительно надеетесь, что я прислушаюсь к вашим бредовым идеям и своими руками угроблю Проект?
— Да не угробите! А дадите людям шанс обрести настоящую цель! Настоящую, а не паршивое приращение процентов ВВП! Это не только дорога в космос, это возможность построить новый мир!
— …новый, говорите? Свой загадили, надо еще и этот? А не приходит в голову, что вместе с учителями и прочими мечтателями сюда попрет вся наша мерзость? Наркота, порнуха… э-э-э, да что я вам толкую? Сами все понимаете!
— Они с этим справятся! Здесь люди не испорчены заумными выдумками, которые у нас выдают за торжество гуманизма! Они и нас вылечат — не сразу, конечно, шаг за шагом, но обязательно!
Андрей ошарашенно переводил взгляд с одного на другого. Рогачев и Велесов, как токующие глухари, сосредоточились на предмете своей страсти, не замечая ничего вокруг.
«…только вот позиции неравны: у Вали в руках скомканный платок, которым он то и дело вытирает испарину со лба, а у Велесова — 9 мэмэ образца 1910-го…»
— …короче, так. Или вы немедленно отсоединяете генератор от питающей шины, или я сделаю это сам.
— Как, позволь узнать? — поинтересовался Андрей. — Ты в этой машинерии ни уха ни рыла. Как и я, впрочем.
— Каком кверху. Взорву блок трансформаторов. Четырехсотграммовая тротиловая шашка — хватит, надеюсь?
Через приоткрытую дверь, долетел новый звук — близкое тарахтенье то ли авиационного, то ли мотоциклетного мотора. Андрей прислушался. Звук чуть изменил тон, потом оборвался, так же внезапно, как и возник.
— Вы сошли с ума, Сергей Борисович? — осведомился Кременецкий. — Каперанг стоял к константиновцам левым боком, и Андрей видел, как тот осторожно, еле двигая пальцами, ощупывает застежку кобуры. — Вы же разрушите не только трансформаторы, но и установку!
— Да и пес с ней. — отмахнулся Велесов. — Главное — процесс запущен. Теперь, есть ваш «Пробой», нет вашего «Пробоя» — не роляет. Червоточина выйдет на самоподдерживающийся режим и вы ничего не сможете с ней сделать.
Кременецкий покосился на Рогачева. Тот едва заметно кивнул.
«..вот, значит, как. Выходит, Серега все верно рассчитал…»
— Он свихнулся! — голос Рогачева сорвался на визг. — Не слушайте его! Вы хоть понимаете, что…
Андрей упустил момент, когда каперанг рванул из кобуры пистолет, и в регбийном броске сбил с ног. ПСМ запоздало хлопнул, пуля ушла вверх, и сразу — раз другой, — бабахнул «Браунинг».
Техник попятился, выставив перед собой руки — похоже, и правда не вооружен. Штакельерг, перехватив обеими руками «наган» водит им перед собой. Глаза — белые, безумные… Коля Михеев опустил револьвер и что-то шепчет. Адашев, помедлив мгновение, шагнул вперед и резко подбил руке Шакельберга вверх. Грохот, еще одна пуля в потолок, прапорщик роняет оружие, кривясь от боли в раненом плече.
Все взоры были теперь прикованы к Велесову. Он стоял, отставив руку с дымящимся «Браунингом» и смотрел, как медленно, держась за плечо, оседает на пульт Валя Рогачев.
Михеев сорвался с места, отшвырнул «наган» и подхватил ученого под локоть. Техник неловко поддержал его с другой стороны.
Подскочивший Адашев рванул на груди Валентина ковбойку. сторону полы ковбойки. Раздался треск, полетели во все стороны пуговицы.
Кременецкий, завозился, поднимаясь с четверенек. Скула его там, куда пришелся удар локтя, быстро наливалась красным. Андрей подобрал ПСМ, шагнул к Велесову.
— Ну что, придурок? — прошипел он, глядя тому прямо в глаза. — Доигрался в благодетеля человечества? Зурбаган, стишки гумилевские… в своих стреляешь? Не любишь, когда возражают? Тогда и меня вали! Слабо?
Велесов неслышно что-то пробормотал. Пистолет ходил у него в руке ходуном. Андрей подошел вплотную выкрутил оружие из безвольных пальцев.
Входная дверь скрипнула, Андрей обернулся. Пистолеты он держал в обеих руках: в правой ПСМ Кременецкого, в левой велесовский «Браунинг».
— Мы, кажется, успели вовремя, господа… — заметил Великий князь, входя в «лабораторию» — Только, умоляю вас, Андрей Константинович, осторожнее! Не перестреляйте нас, невзначай… а лучше сделаем так: поручик (он кивнул Лобанову-Ростовскому) сейчас соберет все оружие.
Происходящее скачком переместилось куда-то за грань реальности. Звуки тонули в глухом шуме, накатывавшем с неотвратимостью морского прилива. Сердце отвечало глухо, неровными толчками, ударяя в ребра…
«…помираю, что ли? Фу ты, как не вовремя…»
Комната вокруг поплыла, закачалась. Андрей с трудом удержался на ногах и не почувствовал, как авиатор осторожно избавил его от пистолетов.
Великий князь склонился к раненому. Коля Михеев, матерясь сквозь зубы, отдирал от полы рубахи полосу бязи.
Николай Николаевич поднял голову. На лице его ясно читалась тревога.
— Пошлите, наконец, за врачом! Вы что, не видите, он сейчас кровью истечет!
Резкий окрик привел Андрея в себя. Он помотал головой, прогоняя остатки одури, и потащил из кармана рацию.
IV
Зурбаган
Установка «Пробой-М»
— У меня приказ. — отрезал Кременецкий. Обеспечить выполнение программы любой ценой. И я этот приказ выполню.
Вместе с медиком с «Адаманта» прибыли полтора десятка моряков в бронежилетах и с автоматами, и сразу оцепили барак с установкой.
В стороне, метрах в двухстах, на узкой проселочной дороге стоял «Фарман». Вот, значит, откуда взялись и Великий князь и Зарин с поручиком. Что ж, вовремя — еще чуть-чуть и в лаборатории началась бы большая пальба.
Николай Николаевич учтиво кивнул.
— Приказ есть приказ. Я вас понимаю, господин капитан первого ранга, но и вы нас поймите. Господин Велесов прав, все это касается и нас.
Кременецкий пожал плечами.
— Позвольте, ваше высочество?
Что-то быстро Серега-то отошел, подумал Андрей. Будто и не было никакой пальбы.
— Те кто отдавал приказ, не знали, об открытиях Рогачева. И вообще, как можно принимать решение, не увидев все это собственными глазами?
— У меня приказ. — Кременецкий наклонил голову. — В конце концов, ничего необратимого не произойдет. Груздев все изучит, а мы пока…
— Этого я и боюсь! — фальцетом выкрикнул Велесов. Андрей взял его за локоть и почувствовал, как обмякли под пальцами напряженные мускулы.
— Этого я и боюсь. Профессор Груздев… он фанатик науки. Он жаждет одного — пробить тоннель в будущее. А если это сделать, сюда они больше не попадут.
— «Они» — это ваши соотечественники? — уточнил Зарин. Командир «Алмаза» стоя рядом с Великим князем. На военные приготовления «потомков» он косился весьма неодобрительно.
— Именно! Закон мироздания: нельзя вернуться в прошлое той же самой «мировой линии».
— У меня приказ. — упрямо повторил Кременецкий. — Пусть решает руководство.
— Как-то это слишком… заумно, Сергей Борисович. — поморщился Великий князь. — «Мировые линии», прошлое, будущее… Боюсь, мне не хватает образования. Но вот что я хочу предложить. Эта ваша…
— Червоточина.
— Отвратительное слово. Так вот, эта ваша червоточина может, вместо того, чтобы доставить сюда Груздева отправить нас к вам?
Андрей услышал, как со стуком отвалилась его челюсть.
«…ай да Великий князь!..»
— Вы хотите попасть в двадцать первый век, ваше высочество? — свистящим шепотом произнес Зарин. — Но зачем?
— Господин капитан первого ранга прав — приказы надо выполнять. Им ведь приказано провести испытание этого устройства?
Кременецкий кивнул. Он тоже был ошарашен и не пытался этого скрывать.
— Но ведь и господина Велесова можно понять! В конце концов, могут открыться новые обстоятельства… В программу ведь можно внести некоторые изменения?
— Запустить Перенос в другую сторону? — прохрипел Рогачев. Возившийся с ним медик пытался протестовать, но Валентин только отмахнулся.
— Думаете, там будут слушать этого буйнопомешанного? — он кивнул на Велесова. — Как бы не так! Ему и слова сказать не дадут, арестуют и все!
— А мне дадут? — улыбнулся Великий князь. — И к тому же, мой опыт подсказывает: с любым по-настоящему важным делом надо обращаться на самый верх. Мне рассказывали о правителе вашей России — это весьма решительный, твердый, и вместе с тем осторожный и благоразумный господин. Думаю, он выслушает и господина Велесова и его… кхм… визави, и примет верное решение.
— Но ему и так обо всем докладывают…
— Одно дело — доклад, подготовленный чиновником, — тонко усмехнулся Великий князь, — и совсем другое, беседа с теми, кто побывал в гуще событий. Или вы опасаетесь, что меня сочтут недостаточно важной персоной для беседы с вашим президентом?
— Мне довелось с ним пообщаться. — заметил Зарин. — Уверен, он захочет с вами встретиться.
— Вот видите! Итак, мы с контр-адмиралом, эти двое господ, — он кивнул Велесову с Андреем, — и, разумеется, вы господин Рогачев. Пусть ваш президент выслушает всех, прежде чем что-то решать.
Велесов дернулся.
— А если он согласится с Груздевым?
— Тогда и говорить не о чем. Вы мечтали об объединении усилий, не так ли? А что за объединение, если одна из сторон против? Нет, Сергей Борисович, если бы вы испортили это устройство — вместо объединения мы получили бы лишь взаимные обиды и недоверие.
Громко запищал зуммер. Рогачев выругался и, скривившись от боли в простреленном плече, заковылял к пульту, с раздражением оттолкнув кинувшихся на помощь медика и Адашева.
— Семнадцать минут до выхода на режим. Решайте. Я — «за».
Кременецкий откашлялся.
— Ваше высочество, вы меня убедили.
— Меня тут никто не спрашивает, — шепнул Андрей, придвинувшись поближе к Велесову. — но я тоже согласен. И учти, Валентина ты теперь по гроб жизни должен поить натуральным «Шустовским».
— Так его еще нет. — тоже шепотом отозвался Велесов. — Шустов купит коньячный завод в девяносто девятом, а торговая марка появится еще через год, после Всемирной выставки в Париже.
— Я с вас смеюсь, как говорила тетя Песя с Молдаванки. Ты попаданец, или где? Вот и ускорь это дело. Что-что, а хороший коньяк в любом веке пригодится!
