ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
I
Императорское Телеграфное
Агентство России (ИТАР).
Пресс-ревю за 17 июля 1915/60 гг.
«Вестник Тавриды», Зурбаган:
«…профессор кафедры общей медицины, член-корреспондент Императорской Академии наук баронесса Александра Штакельберг-Геллер — внучка космопроходца барона Штакельберга, первым из землян, вступившего на Марс, и ученицы великого хирурга Пирогова, Александры Геллер, бессменно возглавлявшей медицинский факультет Университета с 1875 по 1900-й годы.
Госпожа Штакельберг-Геллер от лица всех сотрудников, студентов и выпускников приняла от коллег-медиков с Земли-XXI подарки по случаю 60-летнего юбилея медицинского факультета Зурбаганского Императорского Университета: памятный адрес, подписанный Президентом РАН и новейшую установку компьютерной томографии. Особо хочется отметить, что выпуск подобной аппаратуры, в которой остро нуждается наша медицина, скоро будет налажен на Бахчисарайском комбинате микроэлектроники в полном соответствии с программой ускоренного технологического развития…»
«Русский инвалид», Санкт-Петербург:
«…в рамках празднования 55-летия высадки в Британии состоялась церемония открытия мемориала подвигу штаб-ротмистра Николая Михеева, ефрейтора Василия Головатого и вольноопределяющегося Афанасия Сойки.
На гранитной стеле высечен барельеф. Фигуры справа изображают подбитый броневик, окруженный Нортумберлендскими фузилерами. Слева — фигура, простершая руки в благословляющем жесте — аллегория Матери-Родины, во имя которой совершен этот подвиг. Две части барельефа разделяют отлитые в бронзе медальоны с профилями героев и звезда военного ордена Свято́го Великому́ченика и Победоно́сца Гео́ргия. Поверх них тянется надпись: „5-я бронекавалерийская бригада, Гастингс, 7 июня 1860 г.“
На торжествах присутствовал боевой товарищ и командир этих героев, генерал-лейтенант граф Адашев. Восьмидесятишестилетний ветеран приветствовал почетный караул, состоящий из солдат 5-й Бронекавалерийской бригады прославленным во многих военных кампаниях боевым кличем: „Там, за гребнем лощины, коварный враг!“, на что молодые танкисты, как этого требует традиция подразделения, рявкнули: „Рычаги на себя — и вперед!“. И все, стоящие поблизости, увидели, как по щеке седовласого генерала скатилась слеза гордости…»
II
Где-то в Севастополе.
— На кой тебе эта дыра? — ворчал Андрей. — Лучше бы нашли какой ни то, ресторан. А тут — сплошь распивочные да кабаки.
— А ты чего хотел? Еще сам адмирал Ушаков распорядился устроить здесь парк и заведения на предмет отдыха нижних чинов эскадры. Отсюда и название — Ушакова балка.
— И что ты тут собрался делать? Хрястнуть водки, зажевать хамсой и получить в харю?
Лицо у Велесова сделалось мечтательным.
— Еще пиво забыл! Заполировать — и лучку с сольцой!
Они приехали в Севастополь вчера вечером, переночевали на «Алмазе» и с утра двинули в город. Для Андрея это был первый полноценный выходной с того самого дня, как корабли провалились в бешеный водоворот Переноса.
Из-под аляповатой вывески с парусными кораблями, молодцом-матросом в обнимку с бутылкой, и надписью «Распивочная и на выносъ» несся смутный гул голосов:
— Эй, человек, водки, да побыстрее!
— Чего изволите-с?
— Человек, жареной рыбы и пива!
Андрей удивленно поднял брови.
— «Человек»? Что-то лексика не та. Я думал…
Дверь настежь распахнулась от удара изнутри, и на мостовую вывалилась живописная компания. Впереди вразвалку шел громадный детина в тельнике, под разорванной до пупа голландкой. Фуранька с надписью «Алмазъ» заломлена на затылок. За ним другой, ростом пониже, волок на плече граммофон. Медная труба-рупор визжала, шипела; матрос пытался наощупь поправить иглу, отчего звуки получались вовсе непотребные.
Следом из «Распивочной и на выносъ» выбрались трое, в рубашках с короткими рукавами, с погонами, в форменных черных пилотках под ручку с какими-то девицами. Замыкали процессию двое местных матросов, босых, в полотняных рубахах навыпуск и мятых белых бескозырках. У одного башмаки болтались на шее, связанные шнурками. Второй, лишенный этого украшения озирался на дверь и орал что-то про казенное добро, кровососа и два алтына.
Адамантовец, обнимавший смуглую девиуц в пестрой юбке, то ли цыганку, то ли гречанку, набрал побольше воздуха и заорал:
— Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали…
И вся компания гаркнула так, что извозчичья лошадь, стоящая возле кабака, испугано присела на задние ноги:
— Товарищ мы едем дале-о-ко,
Подальше от милой земли!
— Ни фига себе! — только и сумел вымолвить Сергей.
— Да, гуляют братишки. Вот тебе живая картина — смычка мировых линий в едином экстазе флотской попойки!
— Знаешь что… — неуверенно сказал Велесов. — поехали, в самом деле, на Владимирскую. А то здесь шумно, не поговорить…
* * *
— Не знал, что Кременецкий разрешил увольнения в город… покачал головой Андрей.
— Надо же ребятам расслабиться? Возьми алмазовцев — им после Мировой войны все нипочем, да и фантастики, в отличие от наших, не насмотрелись. Мне и самому порой тошно делается, как подумаю, куда нас занесло. Шутка сказать — другой мир!
Да, — согласился Митин. — Поневоле загуляешь…
Некоторое время они ехали молча. Улицы Севастополя далеко не везде были вымощены булыжником; железные шины то грохотали по камням, то мягко шуршали по земле. Солнце припекало немилосердно — лето в разгаре, стрелки часов подбирались к двум часам дня.
— Кстати, о космосе. — Сергей повозился, устраиваясь поудобнее, отчего пролетка раскачалась на кожаных ремнях, заменявших рессоры. — У меня из головы не идет рассказ Рогачева. Неужели он это всерьез — насчет «эхо-червоточин» и путешествий по космосу?
— Не сомневайся. Валентин — парень серьезный. Он и раньше о чем-то таком намекал, только я не обращал внимания, не до того было. Если говорит, значит, уверен.
— На Марс, без корабля, через портал — дух захватывает! — мечтательно произнес Велесов.
— Через червоточину.
— Да хоть кротовую нору! Не перебивай… Я вот что подумал — если это и в самом деле не так сложно, то и на этой стороне можно поставить аппаратуру? Тогда и мы могли бы…
— На Марс? Там, между прочим, дышать нечем.
— Простейшие дыхательные аппараты вполне можно изготовить. Скажем защитные маски из резины или кожи, на манер противогазных. Или что-то вроде примитивных водолазных скафандров, здесь такие уже есть. Прогуляться пару часов — вполне хватит!
Андрей покосился на друга.
— Прогуляться, говоришь? Вот ты давеча говорил, что тебе тут не по себе. А там будет не абстрактный «другой мир» со вполне привычным воздухом, срамными девками и водярой, а самая настоящая другая планета. Ни корабля, ни даже купола завалящего, как в «Марсианине»… Сам бы выдержал, не свихнулся?
— Выдержал бы! — Глаза у Велесова горели, щеки раскраснелись. — И потом — почему никто? Червоточину в любой момент можно открыть, Валентин же говорил…
— А ежели, перегорит какая-нибудь хренотень? Пшик — и вместо гордого космопроходца мумия в каком-нибудь кратере Скиапарелли. Да и ту скоро песком занесет. Это тебе не Луна, это там можно положить что-нибудь на камень, а через сотню тысяч лет вернуться и забрать…
— Все равно… — Велесов нахмурился, между бровей пролегла упрямая складка. — Все равно нельзя так!
— Как — так?
— Нельзя лишать человечество космического будущего! Даже два человечества — в двадцать первом веке это тоже пригодилось бы. Я ночью не мог заснуть, думал — выходит, с этими «эхо-червоточинами» можно всю околоземную космонавтику перекроить! Прикинь: вместо дорогущих запусков, всех этих «Союзов» с «Протонами» и прочих «Арианов» — скромный, экологически чистый портал на Луну. Оттуда добраться до околоземной орбиты и вернуться назад — ерунда, в плане расхода топлива. И никакой теплозащиты, орбитальные корабли будут не дороже самолетов. Это я еще про межпланетные исследования не говорю! С нынешним уровнем техники станции можно ставить хоть на Марсе, хоть на Меркурии!
— Ну, про Меркурий ты, положим, загнул… — неуверенно возразил Андрей. Там такая солнечная радиация, никакой защиты не хватит…
Его, против воли захватывала эта идея.
— Пес с ним, с Меркурием. На Венеру тоже не стоит, с ее-то атмосферой. А пояс астероидов? А системы планет-гигантов? Представь — рейс на Ганимед по стоимости перелета в Австралию! И это не фантастика, это хоть завтра можно сделать! А они уперлись с этими технологиями из будущего… Вот оно — будущее!
Сергей взглянул на часы и похлопал извозчика по плечу. Тот послушно остановился.
— Мне тут надо кое-куда заглянуть, а ближе к вечеру заеду к Глебовскому, в управление Порта. Ты, кстати, накарябал свою торпеду?
— Торпеду? Ах да, конечно…
Андрей вытащил из кармана сложенные вчетверо листки.
— Тут все подробно описано — и разностный счетчик, и автомат глубины. Чистая механика, не сложнее настенных часов. Слушай, а может, я с тобой?
Сергей ловко выдернул бумажки из пальцев у собеседника.
— Не стоит. Я и сам не знаю, когда туда доберусь. Андрюх, ты прости, но у меня правда дело… можно сказать, личное. Давай вечером, на «Адаманте», хорошо?
III
Севастополь,
контора портоуправления
— Недурно устроились… — язвительно заметил Коля. — Светло, не пыльно, даже мух нет. Служи — не хочу! Главное, война далеко.
Побагровевший от негодования Штакельберг, вскочил, задев высокую стопку картонных папок на углу стола. Пирамида качнулась и обрушилась. Штакельберг чертыхнулся сквозь зубы и кинулся подбирать. Двигался он как-то неловко.
— Вот-вот! — безжалостно продолжал Михеев. — Вы бы поосторожнее, барон, а то, глядишь, придавит вас… делами. Так и снова в госпиталь можно угодить! Впрочем, вам там, как я слышал, понравилось?
Штакельберг резко, будто его кольнули шилом, выпрямился. Папки снова посыпались на пол. Адашев, молча наблюдавший за этой сценой, покачал головой и принялся собирать разлетевшиеся бумаги.
— Я не потерплю… — голос его срывался. — Вы не смеете так говорить! То, что я пока на этой службе — не моя вина. Врачи запретили…
— Ах, врачи? — участливо покивал Коля. — Тогда, конечно. Надо беречь себя для семейной жизни.
— Не сметь касаться моих личных дел! — голос Штакельберга сорвался на крик.
— Нет уж, позвольте-с! Месяц назад это были мои личные дела, пока вы с вашей липовой дыркой в плече не сбежали с передовой!
— Ну-ну, Никол, полегче… — заметил с пола Адашев. — Не переходите границы. Наш Петюня, хоть и ходок, а от фронта не бегал, дрался не хуже вас.
— А мне плевать, граф, как он дрался! Я не потерплю такого оскорбления!
— Оскорблением вы называете то, что Александра Фаддеевна предпочла меня? — спросил Штакельберг. Он уже справился с собой и теперь стоял, прямой, бледный, заложив руки за спину. — Поверьте, меня самого это мучит. Когда мы объяснились, я сказал, что…
— Ах, мучит его! — вконец вызверился Коля. Ну, так я тебя избавлю от мучений, гнида остзейская!
И заскреб ногтями по крышке кобуры. Штакельберг еще больше побледнел, попятился и запустил руку в ящик стола. Адашев встал, прижимая к груди собранные «дела».
— Простите, господа, я вам не помешаю?
Михеев замер. Шаткельберг, спрятав за спину извлеченный из стола наган, повернулся к вошедшему. Адашев от неожиданности разжал руки, и папки снова посыпались на пол.
— Зд-дравствуйте, Сергей Борисыч.
— Виделись уже, — добродушно заметил гость. — Двух часов не прошло.
Он встретил Колю и Адашева возле напротив Морского госпиталя, куда те заглянули в поисках Штакельберга, и пригласил отобедать в ресторане.
— Я принес чертежик для лейтенанта… — заговорил визитер, обращаясь к Штакельбергу. — Фу ты, пропасть, забыл фамилию. Да вы должны помнить, он приносил проект механической торпеды. Если не затруднит, передайте, ему будет полезно.
Велесов делал вид, будто не заметил ни разыгравшейся сцены, ни разбросанных по полу бумаг, ни револьвера в руке юноши.
— П-простите, Сергей Борисович. — опомнился Адашев. — Мы тут зашли к барону, и вот…
— Решили навестить выздоравливающего? — понимающе усмехнулся тот. — Что ж, дело нужное. Слышал, у вас какое-то воспаление?
Штакельберг поморщился.
— Да, плечо побаливает. Чертов абрек с его самопалом!
Адашев только сейчас заметил, что Штакельберг держит левую руку полусогнутой и чуть на отлете.
— А вы загляните на «Адамант», — посоветовал Велесов. — Старший лейтенант Дудоров — отличный врач и обязательно вам поможет.
Штакельберг кивнул. Адашев молчал; Коля Михеев убрал руку от кобуры и с независимым видом повернулся к окну.
— Надеюсь, рана не помешает вам совершить небольшую поездку? — продолжал Велесов. — Дело в том, господа, что мне срочно понадобилась ваша помощь. Если у вас не намечено на завтра срочных дел — не откажете проехаться со мной до Евпатории? О машине я позабочусь. Кстати, прапорщик, ваше плечо выдержит поездку? Здешние дороги, увы, ниже всякой критки.
* * *
— Кстати, граф, я вам давеча кое-что обещал?
Кое-как распрощавшись со Штакельбергом, они вышли на улицу и теперь стояли перед зданием управления порта. Коля Михеев угрюмо молчал, изучая узор трещин на стене. Велесов снял с плеча планшетку, щелкнул кнопкой и извлек потрепанный, в темно-розовом переплете томик.
— Вот, прошу. Правописание для вас непривычное, но, думаю, разберетесь.
Днем, в ресторане, после непременного обмена новостями, разговор зашел о литературе. Адашев спросил, нет ли у Велесова чего-нибудь, написанного в будущем, после 20-го? Тот обещал поискать.
Молодой человек жадно схватил книгу. На обложке — картинка в узорчатой рамке: мужчина в странной одежде, с тяжелой квадратной челюстью и мрачным взглядом. За спиной, на фоне решетчатой башни, извиваются тени людей.
— Это что-то из вашей истории?
Велесов улыбнулся.
— Нет, это фантастика. Тот же жанр, что и свифтовская «Лапута». Выдуманные события, вроде сказок, но на основе научных знаний. А эта книга была особенно популярна в дни моей молодости. Лучше бы, кончено, дать вам что-нибудь из реальной истории, но у меня все в электронном виде — в устройствах с экранами, вы их видели. А эту я взял в библиотечке «Адаманта». Так что вы с ней поосторожнее, еще возвращать…
Адашев открыл томик и прочел наугад:
— «… бархатный магнитофонный бас вещал: „Там, за гребнем лощины, коварный враг. Только вперед. Только вперед. Рычаги себя и — вперед. На врага. Вперед… Там, за гребнем лощины, коварный враг… Рычаги на себя и — вперед…“
— Ух ты, здорово! — Коля Михеев (куда только делась недавняя мрачность?), по-детски вытянул шею, заглядывая товарищу через плечо. — Тоже про танкистов?
Велесов растерялся.
— Не то что бы про танкистов… В-общем, молодые люди, прочтите, а потом, если захотите обсудим. А пока извините, дела. Завтра в час пополудни жду вас на пирсе. И вот что…
Он чуть помедлил.
— Надеюсь, вы, все трое, будете при оружии?
И, не дожидаясь ответа, повернулся и зашагал прочь, оставив константиновцев в недоумении.
IV
Гидрокрейсер „Алмаз“.
— …завтра жду вас всех у себя, на Владимирской. Откупорим отличное бордо, из запасов покойного Сент-Арно. Кстати, его повар тоже служит у меня — переманил у городского головы. Назавтра он сулит яйца а-ля-пашот под голландским соусом. Пальчики оближете!
„Алмаз“ стоял на обычном месте, на бочке, напротив Графской пристани. Блики играли по стенам и подволоку, отскакивая от серебристой морской поверхности — по случаю нежаркого дня, кондиционеры не работали, и солнечные лучи свободно проникали в отсеки через отдраенные иллюминаторы.
Великий князь приехал на крейсер к трем склянкам. велел сыграть большой сбор, и после приличествующих речей офицеры спустились в кают-компанию, к накрытому по-праздничному столу.
За обедом горячо обсуждали новости. После того, как варненский десант соединился с идущей с севера Дунайской армией, Горчаков начал готовить большое наступление. Турки не стали дожидаться и стремительно откатывались к Бургасу, бросая артиллерию и обозы. Европейские газеты на все лады повторяли заявление князя: „мои гренадеры остановятся только на берегах Босфора!“
Болгария, воодушевленная успехами „братушек“, полыхнула от края до края. В Варну потянулись ходоки, гонцы, делегаты от повстанческих вождей, жаждавших трофейного оружия и огнеприпасов. Им не отказывали, и скоро отряды патриотов, вооруженные британскими нарезными ружьями и льежскими штуцерами, стали громить турок от Тырнова и Пловдива, до Кыркларели, старинного болгарского Лозенграда.
„Корпус Свободы“ принца Наполеона (еще в Марселе объявившего себя Первым консулом Третьей Республики) в десяти переходах от Парижа. Войска переходят на его сторону.
Париж взбудоражен появлением на Сене русской летательной машины. Полагают, на ней был вывезен за пределы страны свергнутый император, которого недавно похитили чуть ли не из зала суда.
Сообщение подоспело к десерту, когда буфетчики выставляли на стол мускат и коньяк. Зарин, перечитав листок, отпустил дежурного радиотелеграфиста и задумался.
— Что-то случилось, Алексей Сергеевич? — осторожно осведомился Лобанов-Ростовский. Он, на правах близкого приятеля Великого Князя, сидел рядом с командиром.
— Похоже да, голубчик. Надо бы это обсудить приватно. Вы задержитесь после обеда…
Он положил на блюдце вилку, встал, откашлялся. Намек был понят: кают-компания наполнилась стуком передвигаемых стульев и звоном столовых приборов.
Зарин вынул из кармана давешний листок.
— Кременецкий сообщает с „Адаманта“: господин Рогачев — он у „потомков“ главный по науке, если кто запамятовал, — намеревается сегодня установить эту… как ее…
— Воронку Переноса? — подсказал Лобанов-Ростовский.
— Да, спасибо, голубчик. Сегодня вечером к нам прибудет вторая экспедиция. Та самая, о которой предупреждал Груздев.
Великий князь удивленно поднял брови.
— Признаться, я не понимаю… почему господа Кременецкий и Велесов не сочли нужным поставить нас в известность заранее? Согласитесь, все же нерядовое событие…
— Может, это пробное включение? — предположил поручик. — Валентин… господин Рогачев проверит установку, а по-настоящему экспедиция прибудет позднее?
За время „круиза“ на Морском быке» авиатор нахватался у Велесова кое-какой терминологии.
— Возможно, возможно… И все же, я предпочел бы оказаться там. В центре, так сказать, событий.
— Вряд ли это возможно, ваше высочество. — Зарин сверился с радиограммой. — Рогачев запустит свою машину в восемь пополудни. Только что пробили седьмую склянку; таким образом, у нас около четырех часов. До Евпатории… простите, до Зурбагана шестьдесят пять миль, а нам еще пары разводить. Раньше, чем часов через шесть — нечего и думать.
Николай Николаевич огорченно кивнул.
— Что ж, будем надеяться, что это действительно пробное включение…
— Есть вариант. — чуть подумав, заявил поручик. — Если выгрузить мой «Фарман» на Графскую пристань, можно на руках перетащить его на бульвар и взлететь прямо оттуда. Своротить будку городового и спилить десяток деревьев — места хватит. В кабине вы двое поместитесь. Два часа на выгрузку и подготовку площадки, тридцать минут в воздухе — и мы на месте.
Старенький биплан занял в ангаре «Алмаза» место «Финистов». Гидросамолеты оставили в Варне — оттуда, они легко доставали и до Константинополя и даже до Чаннакале, городка у западного входа в Дарданеллы. С «Фарманом» же приключилась неприятность — двигатель М-14 оказался слишком мощным для кустарной моторамы. В конструкции появились опасные вибрации, и Викториан Качинский, командир авиагруппы Особой Бригады, решил не дразнить гусей, а отправить дефектный аппарат в Севастополь, на ремонт.
К счастью, повреждения оказались не так уж и велики. Мотораму привели в порядок еще во время перехода из Варны, прямо на борту крейсера, и теперь Лобанов-Ростовский мог без всяких опасений поднимать в воздух даже таких важных персон.
— А что, Костя, хорошая мысль! — оживился Великий Князь. — если, конечно, господин контр-адмирал не возражает.
— Отчего же? А вот городские власти — позволят ли уродовать бульвар?
— О чем вы, Алексей Сергеич? Я Ключникову пошлю записку — увидите, он сам выведет матросиков деревья пилить!
Капитан первого ранга Ключников занимал должность начальника Севастопольского порта. В отсутствие Корнилова все власть в городе была в его руках.
— Ну раз так — давайте попробуем. Перекинем аппарат на берег прямо с борта. Если получится — час на этом сэкономим, не меньше. А вы, Реймонд Федорыч, отправляйтесь на берег. Укажите, что там пилить да ломать. А то нашим ореликам дай только расстараться, они там все по камешку разнесут!
