Глава 16

Я проснулась, чувствуя, как по всему телу разливается тепло. О'Рурк уже встал и кипятил в котелке воду. Было еще очень рано – солнце только показалось за горизонтом. Я открыла глаза и тут же зажмурилась. Нам не следовало этого делать. Все было прекрасно, но это неправильно. Может, между Линдой и О'Рурком больше ничего не было, но она явно была влюблена в него. Я не хотела расстраивать ее, не хотела расстраиваться сама и ставить О'Рурка в неловкое положение, особенно в такое непростое для всех нас время. Но, к сожалению, романтические чувства уже всколыхнулись во мне и с каждой минутой становились все сильнее, не проявляя ни малейшего уважения к кризисной ситуации, в которой мы оказались.

Он не заметил, что я проснулась. Я украдкой наблюдала за ним, старалась запомнить каждую черточку его лица. Он смотрел на огонь, опершись локтем о колено, ткань цвета хаки натянулась на спине. Я разглядывала его задумчивый, спокойный профиль и понимала, что со мной происходит. В Африке несовместимые вещи сосуществовали бок о бок – комедия и трагедия, серьезность и легкомыслие, и это уже давно перестало меня удивлять. Даже когда происходило ужасное, я все равно раздражалась по мелочам. И мое сердце не утратило чувствительности – наоборот, ощущения стали в сто раз острее, накалились до предела.

Со времени неудачного романа с Оливером прошло четыре года – долгий период воздержания. Но отсутствие секса с лихвой компенсировалось полным душевным спокойствием. И вот теперь, как раз когда мне необходимо быть уравновешенной и собранной, – вот это. Мне нужно было взять себя в руки. Меньше всего я хотела вновь попасть в эмоциональную мясорубку, как было с Оливером. Сейчас совсем неподходящий момент, даже если бы и Линды не было. Нам придется просто забыть о том, что случилось прошлой ночью, притворяясь, что ничего не изменилось.

Я сделала вид, что зеваю и потягиваюсь, чтобы он понял, что я проснулась.

Он взглянул на меня.

– Извини за то, что произошло ночью, – сказала я. – Не знаю, что на меня нашло.

Похоже, он почувствовал облегчение.

– Хочешь чаю? – спросил он.

– Через минуту. – Я встала и огляделась.

– Ни одного кустика, – сказала я.

– Иди за “лендровер”. Увижу кого-нибудь – крикну, – сказал он с улыбкой. До самого горизонта не было ни души.

На обратном пути в Сидру мы вели себя очень по-взрослому, просто невероятно по-взрослому. Мы обсудили все аспекты кризиса и продумали все возможные способы борьбы с нашествием саранчи. Как будто ночью ничего и не случилось. Вопреки моим ожиданиям О'Рурк держался очень непринужденно. Я-то думала, что он будет напряжен, в плохом настроении – я привыкла к этому с Оливером и автоматически решила, что О'Рурк тоже пожалеет о том, что случилось, и не захочет общаться. Но он вел себя совершенно нормально. Примерно через два часа езды по безлюдной пустыне на горизонте показался какой-то объект. Подъехав ближе, мы увидели два грузовика, которые столкнулись бамперами. Мы рассмеялись. Как они умудрились столкнуться нос к носу на дороге, где на пятьдесят миль не было ни одного поворота, ни одного препятствия и заграждения?

– Наверное, они влюбились друг в друга, – предположил О'Рурк. – Это судьба.

Грузовики действительно выглядели очень мило, прижавшись друг к другу носами. Авария, должно быть, произошла несколько дней назад. Груз увезли, и на месте несчастного случая никого не было, кроме англичанина на велосипеде с рюкзаком за спиной. На нем был костюм для сафари и мягкий шлем.

– Во имя задницы, – заорал он, когда мы подъехали, – скажите мне, как такое могло случиться? Бред какой-то. Это дорога в Кефти?

– Вот поэтому, – пробормотал О'Рурк, выключая зажигание, – я никогда не возвращаюсь в Англию.

– Я подумала то же самое.

Продолжив свой путь, мы все еще смеялись и повторяли: “Во имя задницы...” Оказалось, англичанин решил в одиночестве пересечь континент с запада на восток, чтобы собрать средства для заповедника диких ослов в Норфолке. Он был удивлен, услышав, что в Кефти уже два десятилетия идет война. Мы убедили его двинуться обходным путем.

До Сидры оставался час пути. Вскоре на горизонте показались причудливые очертания красных гор. Со стороны я, наверное, казалась такой же спокойной, как и О'Рурк. Но перед глазами постоянно проносились воспоминания о прошлой ночи. Я представила, как заворачиваю эти маленькие кусочки страсти в бумагу и убираю далеко в чулан. Меня охватывала нежность, и внезапно я почувствовала себя уязвимой. В моем сердце происходило что-то непонятное. Мы уже подъезжали к Сидре, и я осознала, что та близость, которая возникла между нами за эти несколько дней, вот-вот нарушится. С каждой минутой мне становилось все хуже и хуже. Я не могла себя контролировать. Бесполезно. Мне опять захотелось знать, какими дальше будут наши отношения.

Приезд в Сидру меня слегка отвлек. Я предложила отдать фотографии в проявку, перекусить и заехать к Андре в УВК ООН отчитаться. Мы сидели в грязном кафе на главной площади, пили кока-колу и ждали, пока принесут обед. Никто из нас не произносил ни слова. Я сделала вид, будто наблюдаю за происходящим на площади. Мимо проехала лошадь, запряженная в тележку с углем и вся покрытая сажей. Мальчик, завернутый в мешок, двигался через площадь к нам. Его лицо было в песке, он протягивал руку, прося милостыню. С ним было что-то не так. Прохожие кидали монеты в его миску, будто привыкли к нему.

– Думаешь, он ненормальный? – спросила я О'Рурка безразличным тоном.

– Не знаю. Может, шизофреник.

Бесполезно. Все началось по новой. О'Рурк теперь казался мне неотразимым. Прекрасный человек, такой сдержанный, целеустремленный. И теперь нас разлучат чужие люди. Я все время вспоминала прошлую ночь. Что это для него значило? Мне показалось, что я ему небезразлична, – так ли это на самом деле? Что с нами будет? Я чувствовала, что вот-вот не выдержу и выплесну все, что думаю.

Боже, ну почему я не мужчина?! Я села на своиладони и плотно сжала губы.

– Рози, ты в порядке?

– Да. А что? – напряженно спросила я.

– Ты... у тебя странный вид, вот и всё.

– Я в порядке.

Он наклонился и прикоснулся ладонью к моему лбу.

– Хмм...

Мне от этого стало только хуже. Мне хотелось закричать: “Что ты чувствуешь? Что происходит?” Но вместо этого я сказала: “Пойду прогуляюсь немножко”. Он в недоумении уставился на меня.

Когда я вернулась, обед уже был на столе. Мне стало легче. Кризис миновал. Если повезет, я скоро снова стану железной женщиной.

Треть фотографий не получилась. На некоторых из них была сплошная чернота. Мы решили назвать их “Ночь”. Другие изображали размытое пятно. “„Туман"? – предложил О'Рурк. – „Мех"?” Некоторые получились хорошо. Их было достаточно.

Мы заказали по двенадцать отпечатков с хороших фотографий и отправились в штаб ООН, на поиски Андре. По дороге мне пришло в голову, что у нас могут быть неприятности из-за взрыва. До этого я как-то не задумывалась о возможных последствиях.

– Что я тебе говорил? – сказал Андре, как только мы вошли в его офис. – Не вздумай ехать туда сама. С тобой все в порядке?

Я протянула фотографии.

– О бо-о-о-оже.

– До поставки десять дней? – спросила я.

– Хотелось бы верить, – мрачно ответил он.

– Вы хотите сказать, корабля не будет? – спросил О'Рурк.

– Будет, но не через десять дней.

– А когда?

– Матерь божья, вы думаете, я знаю? Говорят, через две или три недели.

О'Рурк протянул Андре сигарету и закурил сам. Задержка поставки – еще не самое худшее. В другие лагеря к северу от границы тоже валом валили беженцы.

– Извините, ребята. Не знаю, что сказать. Это был уже не тот весельчак Андре, которого я знала, который всегда был готов прийти на помощь и никогда не падал духом. Сейчас это был человек, который нес ответственность за жизнь четверти миллиона людей, у которых кончались запасы пищи.

– Я знаю, от тебя ничего не зависит, – сказала я. – Но не понимаю, как могут все эти правительственные организации снова облажаться, и это после такого унижения в Эфиопии. В восемьдесят четвертом мы это уже проходили, неужели они ничему не научились?

Андре воздел руки к небу и закатил глаза.

Он рассказал, как отреагировали на нашу поездку в Совете безопасности. Очевидно, Абдул Джербил, глава Совета безопасности Сидры, рвал и метал, узнав о нашей поездке. Абдул наслаждался своей властью вне всяких разумных пределов. Он никогда не снимал темных очков, носил джеллабу и дурацкую прическу в стиле клоуна Коко.

– Он взбесился не потому, что вы поехали в Кефти, а потому, что ему об этом ничего не было известно, – объяснил Андре.

– Неприятности начнутся, когда дело попадет в прессу, – сказал О'Рурк. – Вот тогда он действительно взбесится. Кому-нибудь еще это известно?

– Нет. Думаю, всё в порядке, – сказал Андре. – Я сказал своим ребятам, чтобы держали язык за зубами.

– А Малькольм? – спросила я.

– Он ничего не знает.

– Думаю, скоро узнает. Вопрос времени.

Мы решили заехать в офис Совета безопасности. Удача нам улыбнулась – Абдул Джербил уехал на север на целый день. Мы постарались засветиться перед как можно большим количеством людей и передали Джербилу официальное письмо, где говорилось, что мы приезжали обсудить печальные события. Затем чуть не бегом кинулись к “лендроверу” и рванули прочь.

Мы высадили Андре у штаба ООН. Он пообещал написать отчет и послать фотографии в Эль-Даман.

– Я отправлю Малькольму сообщение, пока он там не разбушевался, попытаюсь его успокоить.

– Спасибо, – сказала я. – Думаешь, он уже знает про “тойоту”?

– Может, и нет. Я не знал.

– Хорошо. Тогда не говори ему.

– Да нет, скажу обязательно. О'кей. Слушай, если вам нужны машины, можете взять у нас, тут есть пара лишних, о'кей? Возьмете?

Невероятно: у них были лишние машины!

– Да, спасибо.

Джип ООН пришелся очень кстати: не очень-то хорошо разъезжать по Сидре в машине Народного освободительного фронта Кефти, пусть даже без опознавательных знаков. Мы знали, что в Сидре есть неофициальный штаб НОФК, и пригнали туда “лендровер”. В Сафилу ехали уже в джипе ООН.

– Тук-тук, есть кто-нибудь дома? – Бетти игриво постучала по моей голове. Я вздрогнула и подняла глаза. Генри, Линда, Сиан, Шарон и О'Рурк сидели за столом. Перед ними стояли тарелки с недоеденным ужином.

– Извините. Я задумалась.

– Бедная старушка, – сказал Генри.

– Тебе надо лечь пораньше, – добавила Шарон.

Было приятно снова вернуться в поселение, слушать милую болтовню персонала в столовой. Человек-грибок был все еще здесь, но он уже решился на ампутацию. Генри напился и выкрасил собаку йодом. В лагере происходили презабавные вещи, но беззаботность была чисто внешней – мы все были напряжены и нервничали. У трети детей индекс опустился ниже восьмидесяти пяти процентов. С тех пор как мы уехали, лагерь принял триста беженцев; количество смертей росло с каждым днем.

– Если вы не против, я пойду, – сказала я. – Мне нужно выспаться.

Когда я подошла к выходу, О'Рурк схватил меня за руку – он сидел ближе всех к двери.

– Ты в порядке? – прошептал он.

– Да... просто устала. Увидимся завтра.

Я подумала, заметили ли другие, что между нами происходит что-то странное.

Следующий день начался скверно. Я проспала – когда встала, было уже восемь часов. Выйдя из душа, завернутая в полотенце, с мокрыми волосами, я увидела через дорогу прямо перед собой гигантскую лошадиную голову Понтера Бранда. На него напал человек-грибок, который изображал бензопилу, якобы перерезающую ему ногу, – он дергал головой и кричал. Очевидно, ему показалось, что Понтер лучше всех справится с ампутацией. Псих – наш раскрашенный пес, жертва эксперимента Генри – лаял и носился вокруг них кругами. Что здесь делает Понтер? И где все?

Я бросилась в хижину. Если приехал Понтер, значит, у нас появился шанс. Я оделась ровно за две секунды и вышла на улицу с ослепительной улыбкой.

– Понтер, рада вас видеть. Псих, сидеть! – властно приказала я, но была не уверена, что Псих меня послушается. – Уф, я решила освежиться. Совсем замоталась сегодня утром. Хотите выпить? Проходите! – Я жестом пригласила его в столовую, загораживая своим телом от человека-грибка. Тот ткнул меня ногой и сделал вид, что рубит ее топориком. – Заткнись и уходи, – прошипела я, отчаянно жестикулируя. – Уходи. Уходи.

Псих бежал за Понтером всю дорогу до столовой, рыча и хватая его за ноги. Понтер вцепился в свой портфель и пританцовывал, пытаясь увернуться.

– Почему собака такого цвета?

– Ха-ха, – весело засмеялась я. – Так. Что вам принести? Чего-нибудь холодненького? Чашку чаю?

Наш повар, Камаль, испарился. Чайник исчез.

– Чашку чаю, пожалуйста.

– Странно, что-то я не могу найти чайник. Может, выпьете колы, а я пока поищу?

Я открыла холодильник. На меня упали две пачки сыра “бри”. Заглянув в наш холодильник, можно было подумать, будто богатая мать двенадцати детей, страдающая алкоголизмом, только что вернулась из гипермаркета. Полки были до отказа забиты бутылками “Пулли-Фуи”, малиновой водкой, коробками шоколада “Линдт”, банками паштета и четвертинками “Стильтона”. Я быстро запихнула “бри” обратно, обернулась и увидела, что Понтер уставился на меня. К воротам подъехал автомобиль – судя по звукам, это был джип ООН, который одолжил нам Андре. Понтер не должен узнать об этом, и уж тем более о том, что “тойота” взлетела на воздух. Может, он и не придаст особого значения нашей поездке в Кефти, но только если не пронюхает о взрывах. Это уже дипломатический инцидент.

– Черт! – Гюнтер в ярости опустил глаза и затряс ногой. Похоже, Псих решил заняться сексом с его сапогом.

– Псих! Хватит! – Я схватила пса за шкирку, чтобы привести его в чувство. – Пойдемте в другую комнату, – предложила я. – Вы просто ему понравились. Сейчас я его прогоню.

Я вышвырнула Психа на улицу, а сама выбежала на дорогу – притормозить пикап. Но это была всего лишь одна из наших “тойот”. За рулем сидела Шарон.

– Здесь Гюнтер из УВК ООН, – прошипела я. – Ты можешь спуститься и попросить их спрятать пикап ООН?

– Хорошо, – бодро ответила она. – Мне только нужно заехать в магазин, но я передам.

Я вернулась в столовую. Гюнтер раздраженно ходил взад-вперед. Я чуть-чуть приоткрыла холодильник и выудила две банки колы.

– Извините, что никто не вышел вас встретить.

– Это был очень необычный прием.

– Андре не с вами?

Вот черт! В пепельнице на столе лежал недокуренный косяк и распотрошенная пачка папирос.

– Нет, он уехал в порт.

Я накрыла пепельницу рукой. Интересно, он заметил? Вроде нет.

– Да? Что он там делает? Не хотите сесть? Я только поищу чайник!

Атрибуты наркопритона отправились в помойку. Поиски чайника не увенчались успехом. Я зачем-то взяла грейпфрут и протянула его Понтеру, который уселся на стул. Он странно на меня посмотрел. Разговор не клеился. Похоже, Гюнтер проводил спешный рейд по лагерям с целью поднятия морального духа персонала. Я начала рассказывать ему о наших проблемах. Снова раздался шум колес. Я взмолилась – только бы это был О'Рурк! Или хотя бы не Бетти.

– Вот видите, – говорила я Гюнтеру, – мы продержимся всего три недели.

Хлопнула дверь. Женский голос. Мужской голос. Голос О'Рурка. Хорошо. Вот только в женском голосе слышались истеричные нотки. Голоса становились все слышнее – они направлялись в столовую. Если Шарон не застала их, задержавшись в магазине, они понятия не имели, что я все еще здесь.

– Ты спишь с Рози. Я знаю, не отрицай.

Это была Линда. Они стояли у столовой. Я в ужасе взглянула на Понтера. Он уставился на меня.

До меня донесся голос О'Рурка – спокойный, рассудительный. Но я никак не могла разобрать, что же он говорит.

– Только потому, что... в Кефти с Рози... сплю с Рози.

– Не понимаю, как ты можешь такое говорить. Как ты смеешь! – кричала Линда.

– Но... какое... к тебе? – Я все еще не могла понять, что он говорит.

– Прямое.

Они уже почти вошли в столовую. Я приросла к полу.

– Но ты – не моя девушка. Между нами ничего нет. Я никогда не говорил, что еду к тебе. Ничего не обещал. Это было бы неправильно.

Мысли бесновались в голове. Они зашли на кухню.

– Ты спал с ней, да? Признайся. Ты спал с ней.

– Линда, перестань.

– Я спинным мозгом чувствую, что ты трахал нашу администраторшу всю вашу разведывательную поездку в Кефти, и, учитывая наши отношения в прошлом и то, что мне придется работать с вами обоими, думаю, я имею право знать правду.

– Нет, не имеешь. – Они уже входили в комнату, где сидели мы.

– Ты трахнул Рози. Не отрицай. Когда это произошло? Где?

– Хорошо. Ты сама этого хотела. Да, я трахнул Рози. Два дня назад. В пустыне. На куске брезента, – сказал он, и тут они появились в дверях. Мы с Понтером уставились на них с широко раскрытыми ртами.

О'Рурк попытался сделать вид, будто ничего не было. У него почти получилось.

– А, у нас гости. Привет! Рад познакомиться. Меня зовут Роберт О'Рурк, я должен занять место главного врача в Сафиле. Это Линда Брайант, медсестра и диетолог.

– О'Рурк, Линда. Это Понтер Бранд, – я отчаянно вступила в игру, – комиссар ООН по делам беженцев в Намбуле. – О'Рурк в ужасе взглянул на меня. – Понтер, это Роберт О'Рурк, наш новый доктор, прямиком из Соединенных Штатов. Линда Брайант. Она работает у нас уже два года. Вы не видели чайник?

Я попыталась вызвать Линду или О'Рурка на кухню и тайком попросить их избавиться от пикапа, но у Линды был такой вид, будто она в любую секунду разрыдается. К тому же от испытанного шока она не могла сдвинуться с места. А О'Рурк с упорством маньяка пытался отвлечь Понтера – никогда не слышала, чтобы он так много разговаривал. В руке он держал ключи, беззаботно поигрывая ими. Я принесла напитки. Понтер с ума сойдет. Я пошла на кухню. Значит, между ними ничего нет? Вернулась в комнату. Вдруг подъехала еще одна машина. И прежде чем я успела вымолвить хоть слово, в столовую ворвался Генри и заорал:

– Привет! Я тут пригнал ооновский пикап, как заказывали. Это вы из ООН? Спасибо, что одолжили нам пикап. Молодец. Большое спасибо.

О'Рурк взял инициативу на себя и рассказал Понтеру правду о происшествии в Кефти. Как ни странно, он не рассердился, скорее был озадачен. Он слушал нас, с озабоченным видом разглядывал фотографии и таблицы и задавал много вопросов. Он придерживался мнения, что нашествие саранчи затронуло лишь некоторые районы, и стал спорить с нами по поводу количества беженцев, направляющихся в Сафилу. Но сам факт, что он был здесь и разговаривал с нами, означал, что он признает проблему.

Понтер захотел осмотреть лагерь, и там, слава богу, все было в порядке. В спасательном центре матери сидели рядами и кормили малышей с ложечки из оранжевых пластиковых стаканчиков. Мы стояли за котлами. И тут позади нас кто-то отчетливо произнес:

– Ты спишь с Рози?

Это была Сиан. Очевидно, она стояла по ту сторону тростниковой стены.

– Признавайся!

Я была в шоке. Какой дьявол в них сегодня вселился?

– Разумеется, нет, ты что, ненормальная? – раздался голос Генри. – Она для меня слишком старая.

– Но ты все время с ней.

– Сиан, идиотка, я же ее ассистент.

– Почему мне нельзя переехать в твою хижину?

– Там нет места, лапочка.

– Это потому что у тебя роман с Рози, да?

Гюнтер уничтожающе посмотрел на меня.

– Сиан, я не сплю с Генри. Генри, я не старая, – сказала я сквозь стену и одарила Гюнтера лучезарной улыбкой. – Пойдемте, Гюнтер?

Завершающим аккордом стало появление Абдула Джербила – в развевающейся джеллабе и съехавших набок очках. Он ворвался в лагерь, когда мы с Гюнтером следили за распределением сухих рационов. Брызгая слюной от злости, он выложил все, что думал об истории в Кефти, – об убитых солдатах, взорванной “тойоте”, ноге Мухаммеда, моей полной безответственности, безрассудстве, неуважении к власти. В конце Абдул назвал меня самовольной дурой и заявил, что я не имею права занимать должность администратора.

Генри отвез Гюнтера обратно в поселение, а я сказала, что поеду следом. У меня еще оставались кое-какие дела. Когда я уже садилась в джип, ко мне подошла Линда. Она направлялась в больницу.

– Надеюсь, вы собой довольны, – сказала она.

– Мне очень жаль. Это случилось не по моей воле. Мы находились в экстремальной ситуации.

Она посмотрела на меня.

– Я вас не виню, – проговорила она. – Перед ним невозможно устоять.

– Я этого не хотела.

– Это он виноват. Ублюдок.

– Ублюдок? У вас был роман?

Вид у нее был такой, будто она вот-вот заплачет.

– Очевидно, нет.

– Но раньше?

– У нас было что-то вроде романа... наверное. В Чаде. Всего несколько недель. Потом я уехала в Нигер. Но, когда я узнала, что он приезжает к нам... Вы знаете, как это бывает... Я вообразила, что...

– Знаю, – ответила я. – Поверьте мне.

– Правда?

Я кивнула. На сердце у меня было гадко.

– А как же вы? Что будет между вами?

– Это был всего лишь... Это больше не повторится, – решительно произнесла я.

– Хорошо, – сказала Линда, – спасибо.

И тут я подумала: а ведь мне хочется, чтобы это повторилось! Дерьмо.

В поселении Гюнтер захотел поговорить со мной с глазу на глаз.

– Конечно, подойду через минуту.

Я зашла в свою хижину и с силой ударила себя по лбу. Все летело к чертям. Теперь Гюнтер ни за что не окажет нам специальную помощь. Он вообще может уволить меня.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, – повторяла я.

У двери раздалось шуршание, и появилась Сиан.

– Извини за то, что я наговорила о вас с Генри. Не знаю, что на меня нашло...

– Ничего страшного. Прости, я не могу сейчас... Мне нужно...

Она села на кровать.

– Из-за всех этих неприятностей я чувствую себя так неуверенно, я...

– Я понимаю, но сейчас я не могу разговаривать. С какой стати ты взяла, что...

– Ну, вы с Генри так близки, и иногда он ведет себя очень странно.

– Но он же мой ассистент. Извини, мне правда нужно идти. Мы можем поговорить позже?

– Я просто хотела извиниться. Извини. Просто... я сейчас так нервничаю...

– Знаю. Я чувствую то же самое. Послушай, мне нужно идти. Гюнтер собирается прочитать мне нотацию.

– О нет, мне так жаль. Я просто...

– Выброси из головы. Поговорим позже. Гюнтер стоял у входа в хижину и раздраженно щелкал пальцами. Только бы он не подслушивал!

– Давайте пойдем к обрыву, – сказала я. – Там можно спокойно поговорить.

Мы шли молча до самого обрыва. Я знала, что он скажет. Я остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.

– Я хотел поговорить вот о чем, – начал он. – Да?

– Я тоже работал в лагерях беженцев – много, много лет. Однажды в Камбодже я спал с тремя медсестрами сразу, и ни одна из них не подозревала о существовании другой. – Он откинул свою огромную лошадиную голову и закатился смехом. – Твоя поездка в Кефти – очень необдуманный поступок. В Эль-Дамане у нас могут возникнуть серьезные дипломатические проблемы, я уверен, ты прекрасно всё понимаешь. Ты не сможешь получить страховку за машину.

– Я знаю.

– Но ты проявила инициативу. И преданность своей работе. И храбрость. Ты сама фотографировала и собирала данные?

– Да.

– Так пойдем и посмотрим, что у нас есть. – Он положил руку мне на плечо. – Работа в лагере организована необычайно разумно и эффективно. Я поражен. Ты и твой персонал очень... хмм... энергичны.

Он откинул голову и опять зашелся хохотом. Он напугал меня, и прекрасно понимал это.