Из Симбирска атаман добрался до Самары, объясняя свое бегство тем, что его пушки, как некогда направленные против него в Царицыне, отказались служить. Неразумная выдумка, губившая легенду, которую создали его победы. Он, значит, не был больше колдуном! Он потерял свою сверхъестественную власть! Разочарованные жители Самары заперли перед ним ворота, и в Саратове подражали их примеру. В Черкасске его партия держалась еще до сих пор победоносно. Но напрасно Стенька еще раз появился там с остатками своей армии и снова пустил в ход жестокости, на которых был построен его авторитет. Корнил Яковлев, сговорившись с Москвою, одержал верх. У него был в распоряжении отряд из тысячи рейтаров и драгун, обученных по-европейски, которых направило к нему со всей поспешностью московское правительство под командою Григория Кассотова, предводителя, знакомого с казацкою тактикою. Весть об этом подкреплении и ужас перед жестокой расправой и репрессиями Долгорукого обескураживали «товарищей». Еще раньше, чем все окончилось, участь Стеньки была решена.

Официальные источники сами себе противоречат в сообщении обстоятельств, определивших эту развязку, и полны неясностей. Осажденные ли или взятые в плен в маленьком укреплении Каганлике, выданные ли раскаявшимися братьями по оружию или загнанные в засаду старым Яковлевым, каким именно образом Стенька и Фрол потеряли свою свободу, – это остается для нас неизвестным. Привезенные в Москву, они не выказали одинакового мужества; в то время как атаман хранил безразличие, достойное его имени, его брат, напротив, рассыпался в жалобах и упреках.

«На что ты жалуешься? – спросил его наконец Стенька, потеряв терпение. – Мы получим великолепный прием, самые крупные вельможи столицы встретят нас!»

Четвертого июля 1671 года вся Москва действительно высыпала на улицу, желая присутствовать при въезде легендарного героя, но атаман, к его большому сожалению, не мог сохранить той богатой одежды, в которой хотел явиться перед своими зрителями. Одетый в грязные лохмотья и привязанный к простой телеге с виселицею, он совершенно разочаровал любопытных москвитянок.

Судя по легенде, самые ужасные пытки не вызвали у него ни одного признания, ни одной жалобы. Но этот факт сомнителен. Алексей в своей переписке с Никоном как раз пользуется указаниями, сделанными Стенькой во время допроса, по поводу сношений атамана с бывшим патриархом. Легенда рассказывает, что свирепый разбойник продолжал высмеивать малодушие своего брата, который в руках палачей проявил меньше самообладания: «Какая ты баба! Мы хорошо пожили: теперь можно и немного пострадать…»

Эти слова совершенно во вкусе такой личности. Хорошо пожить было его главным стремлением.

Он даже не дрогнул, говорят, перед самой ужасной из пыток, имевшихся в то время в распоряжении мучителей: на бритый череп капали холодной водой. Когда ему обрили макушку, он начал даже шутить: «Ну вот, я был бедным невежественным крестьянином, а теперь обрит, как самый ученый из монахов!»

Шестого июня его привезли на Лобное место [называют и другое место казни – Болотную площадь], где в Москве происходили казни. Он выслушал, не моргнув, приговор, осуждавший его на четвертование, набожно повернулся к соседней церкви, четыре раза поклонился толпе, прося у нее прощения, и, совершенно спокойный, отдался в руки палачей. Положив его между двух досок, ему сначала отрубили правую руку выше кисти, потом левую ногу ниже колена, но он по-прежнему не испустил ни одного крика. Думали, что он умер. При виде ожидавшей его казни, Фрол вдруг обезумел и пробормотал: «Слово и дело» – это означало, что осужденный хочет сделать важные разоблачения, ради которых можно получить отсрочку, за которую потом дорого приходилось расплачиваться в пыточной камере. Вдруг среди окровавленных досок, где лежало неподвижное изуродованное тело Стеньки, раздались слова: «Молчи, собака!»

Казнь Степана Разина. Английская гравюра. XVII в.

Это были последние слова, произнесенные атаманом. Они не подтверждаются документами, но тогдашние казни знают много подобных случаев. Ни смерть, ни самые жестокие муки не могли сломить физической и моральной стойкости большего числа обреченных на казнь – то были люди, много повидавшие в суровой жизни или охваченные могучим религиозным чувством. А что касается Фрола, то ему, кажется, была действительно отсрочена казнь. Он будто бы указал склад важных бумаг или тайный клад, и хотя розыски по его указаниям остались бесплодными, но (мы не знаем, правда, как и почему) казнь была ему заменена пожизненным заключением.

По преданию, готовый принять смерть, Стенька составил поэму, сохранившуюся в устах народных певцов, где герой просит похоронить его на распутье трех дорог, ведущих к трем очагам земли русской: к Москве, Астрахани и Киеву. Сказочный атаман мог, конечно, быть по-своему поэтом, раз он вдохновил столько других поэтов. Во всей местности, служившей театром его действий, воспоминание о нем живет до сих пор.