Глава 5

Гистасп смотрел на Бансабиру, откровенно округлив глаза. Бану могла поклясться, что командиру первый раз настолько трудно удержаться от вопросов. За пологом занималось солнечное февральское утро.

– Надеюсь, вопросов нет, – уточнила она на всякий случай.

Гистасп сардонически рыкнул. На усмешку это не походило совсем.

– Я все сделаю.

– Тану! – раздался голос Дана из-за полога. – Позвольте, это важно!

– Входи. Что у тебя?

– Несколько посланий: желтые выступили в защиту Наадалов, с которыми мы сейчас воюем. У них ваш брат.

– Русса? – Бансабира слегка нахмурилась.

– Судя по всему, да.

– Где они стоят?

– У нас на пути.

Танша вздохнула. Если действительно так – нехорошо. Она только недавно смогла передвинуть войско на запад. Двигаться еще по меньшей мере полста лиг, пока не упрутся в Синий танаар, и дальше. За короткий срок надо врезаться во вражеский бок и оторвать кусок покрупнее. Она с востока, отец с запада, Маатхас пока бился с бежевыми, которые, против всех планов, вгрызлись ему в тыл пару недель назад, однако взял на себя по возможности сдерживать еще и Шаутов, Этер Каамал – на всякий случай – Раггаров, а Русса охранял отход на север – такова была последняя расстановка. Но если Русса и впрямь так далеко углубился – по своей воле или нет, – путь на север остается открыт.

– Кто контролирует тропу с юга?

– Луатары.

– А с севера?

– Ваш дед.

– Лично?

– Судя по размерам войска и разноформенности в рядах, возможно.

Бансабира потерла лоб.

– Прикажете строиться? – спросил Дан.

Бансабира и бровью не повела, но в голосе слышалось неприметное разочарование:

– Был случай, когда я бы все отдала за личную встречу с Иденом Ниитасом, а теперь отдала бы столько же, чтобы его здесь не было.

И вдруг замолчала. Мужчины переглянулись, не совсем понимая ход мыслей танши. Наконец Дан прочистил горло:

– Так мне строить войска, чтобы помочь Руссе?

– А ты бы в такой ситуации стал помогать брату?

– Если бы он у меня был – безусловно. – Дан выпятил грудь.

– Ну и дурак, Дан Смелый, – заключила танша. – Нет никакой гарантии, что если мы кинемся биться с желтыми, то вытащим из плена именно Руссу.

– Но у них захвачены пурпурные знамена.

– Под которыми, естественно, ходит исключительно мой брат, – небрежно бросила женщина. – Что именно сказали разведчики? Что у них ахтанат дома Яввуз?

– Кажется, «проклятый волчий сын».

– Кто бы там ни был, спасать его мы не пойдем.

– Пошлите хотя бы отряд, госпожа, – посоветовал Дан. – Если в рядах узнают, что Луатары держат ваши знамена, а вы не пытаетесь их отбить, могут начаться волнения.

– Значит, сделай так, чтобы не узнали. – Дан поклонился. – Что-то еще?

– Да. Ваш отец, а вслед за ним и свекор прислали письма с требованием немедленно вернуться в фамильный чертог Яввузов. – Вопреки ожиданиям, Дан не протянул танше никакой бумаги.

От подобного хамства Бану так растерялась, что даже забыла возмутиться.

– Ответь отцу, что до тех пор, пока я могу сидеть на лошади, я буду с армией.

– Мне? Ответить та́ну Яввузу от вашего имени? – Дан выглядел так, будто только что схватил удар под дых. – Я счел бы это за честь, тану, но мне немного неловко.

– Ну так изловчись, – велела Бану и только тогда осознала происходящее. – С каких пор ты вообще имеешь отношение к моей переписке с отцом?

Дан растерялся.

– Ну не то чтобы имею отношение, – смущенно потер затылок. – Просто раньше вы доверяли это лорду Гобрию, а потом он стал командиром третьего подразделения и… и вы до сих пор не назначили нового оруженосца. Поэтому, – Дан заговорил увереннее, – как вице-командир, я подумал, что мог бы взять на себя часть обязанностей. Чтобы вам было проще.

Бансабира едва сдержалась, чтобы не ляпнуть какое-нибудь нехорошее слово:

– Ну вот что, Дан Наглый, отправь письмо отцу и Яфуру Каамалу, как велено, и чтобы больше никакого самоуправства. Вскроешь еще хоть одно сообщение…

– Но я не вскрывал! – пылко заверил Дан, округлив глаза и замахав руками.

– Тогда как?

Госпожа нахмурилась – что тут вообще происходит?

– Мне сообщил Ул, в смысле вице-командир четвертого подразделения. – Дан воровато огляделся и понизил голос. – Он тайком прочел бумаги на столе вашего супруга.

Как хорошо иногда не иметь права меняться в лице – сейчас женщина и не знала, хочется ей больше вздохнуть или засмеяться. С одной стороны, с Каамалами все куда хуже, чем кажется, с другой – она такая молодец, что не отрубила Улу голову в свое время.

– В остальном все в порядке? – спросила танша. Дан подтвердил, что да. Бансабира подбородком указала на вход. – Тогда можешь идти. Кликни Вала по дороге. Как отправишь гонцов, дай знать. И держи меня в курсе происходящего.

– Слушаюсь, госпожа.

Когда подчиненный удалился, в шатре повисла тишина. Гистасп не решался говорить первым, наблюдая за таншей.

– А ты бы на моем месте стал помогать брату? – наконец спросила Бану тихо, совсем другим голосом, пронзая командира ищущими глазами.

– Я не на вашем месте, тану, – резонно заметил Гистасп.

– А если бы был? – с нажимом повторила женщина.

– Нет, – сухо отозвался мужчина. – Если бы был, не стал бы вызволять брата.

Гистасп был готов поклясться, что слышал, как танша – едва слышно – облегченно вздохнула. Командир, решив увести разговор из настроения, в котором молодая женщина явно чувствовала себя некомфортно, подался вперед через стол.

– Госпожа, разумно ли это? – спросил он мягко. – При всем уважении, если вы переживаете за сохранность своего положения и, я бы сказал, окружения, поверьте, многие почтут за честь остаться с вами на этот срок, – командир сделал жест в сторону полога. – Конечно, Дан не в их числе – такие, как он, на месте не сидят. Но я, ваша охрана и многие из офицеров с куда большей охотой проведут полгода в родном танааре. Вы должны понимать, что носите наследника двух домов. Случись погоня, вы можете потерять его, а мы, в худшем варианте, и вас. Думаю, не надо рассказывать, что случится, если вы не сможете командовать.

Бансабира опустила лоб на руку, спрятав лицо в ладони. Она думала об этом каждый день с тех пор, как осознала положение дел.

– Предлагаешь мне лично назначить нового командующего, перед тем как вернуться домой? Нер изначально был слабонервным тюфяком, а последние месяцы с победами, женщинами и пьянками сделали из него безумца и гордеца. Кого бы я ни назвала, Нер поднимет бунт.

– Нет, если его не поддержат или, что еще надежнее, если его не будет в числе претендентов. В конце концов, не в силах произвести жизнь, Великий Акаб делал единственное, что мог, пока Праматерь Иллана создавала мир, – ждал и воздавал Ей хвалу. Думаю, ваш супруг не отринет традиции.

Бансабира прыснула:

– Мой супруг в лучшем случае будет пить и иметь шлюх, а в худшем молчать, надувая щеки. Чаще всего он называет это «я думаю». Со временем, правда, это всем надоест, и тогда его брат и отец подначат поставить меня на место. Нер заявит, что таны являются «защитниками», а не «тенями Богов», как раманы, поэтому нет смысла блюсти такую идиотскую традицию.

– Простите, конечно, но…

Гистасп умолк. Бансабира улыбнулась уголком губ, подталкивая командира.

– Знаете, ваш отец не любил ни одной из земных жен. Но ничто не дает права забывать обычай, и он относился к ним со всем уважением. Ваш муж совсем не северянин.

– Кем была его мать?

– Последняя тану Каамал в девичестве принадлежала дому Дайхатт.

В глазах Бансабиры вспыхнуло недоброе пламя.

– Госпожа, это Вал, можно? – раздалось с улицы.

– Входи.

Телохранитель зашел с таким неприлично счастливым видом, что Бану невольно задумалась – не влюбился ли он, часом. Однако заговорила безо всякого выражения:

– Коль уж ты прекрасно зарекомендовал себя в подборе людей, подыщи мне оруженосца. Неболтливого, рукастого и чтобы бегал быстро.

– Понял, слушаюсь, – отчеканил телохранитель перед поклоном.

– Вы три месяца обходились без Юдейра, – проговорил Гистасп, когда Вал вышел. – Не хотите и впредь пользоваться услугами женщин? Должен сказать, я давно не видел Гобрия настолько довольным, – хмыкнул Гистасп, отведя глаза и почесав кончик носа. Бансабира тихо засмеялась:

– Увы. Женщин я оставляю вам, мужчинам.

– Нер Каамал понимает это слишком буквально. Госпожа, каким бы он ни был, он ахтанат одного из северных домов. Сейчас он балуется пленницами, но что будет, когда – да приблизит эти дни Праматерь! – вы вернетесь в Пурпурный танаар? Что бы кто ни говорил, женщины вертят мужчинами вроде вашего супруга, и, если Нером не будете вертеть вы, будет какая-то другая. Та, которая однажды может занять ваше место.

Бансабира оскалилась так хищно и высокомерно, как не случалось ни разу прежде за семнадцать лет.

– Никто не займет моего места, Гистасп, – проговорила безотчетно уверенно и холодно. – Я тану Яввуз. Так что Нер может и дальше делать все, что заблагорассудится, – ко мне он прикоснется еще раз только в том случае, если я рожу девочку.

Молодая женщина положила руку на живот. Ее беременность стала очевидной – луна сменилась уже пять раз.

Гистасп восхищенно посмотрел на таншу.

– Главное, чтобы вы родили. Возвращайтесь с мужем домой, – тоном отца посоветовал Гистасп.

– Ведешь себя как добросовестный родитель, – фыркнула женщина. – А между тем ты ведь всего на пару лет старше Маатхаса, не так ли?

– На пять, – уточнил Гистасп.

– Ты женат?

– Нет, – улыбнулся командир.

– В Ласбарне беременные женщины ездят верхом даже на верблюдах. И многие до последних недель, – невпопад проговорила Бансабира и поднялась. – А раз так, надо придумать, как пройти дальше, верно?

Гистасп молча склонил голову.

– Точно не хотите выступить на помощь брату?

– Хочу. – Бансабира продолжала ходить просто потому, что затекли ноги. – Но не выступлю. Сам понимаешь, насколько велик шанс, что у желтых вообще нет никого из моих родственников и это просто очередной ход врага. Зато нас может ждать отлично подготовленная засада.

– А что, если они со дня на день пришлют письмо с требованиями для выкупа?

– Ничего. Захоти я, что, по-твоему, помешало бы мне написать врагу письмо с десятком красочных небылиц?

– Мм, отсутствие хотя бы знамен нужного цвета? – предположил Гистасп.

Бансабира махнула рукой, словно такие предположения вообще были недостойны ее внимания.

– Красить пряжу не так уж сложно. Неплохих ткачей тоже можно отыскать почти во всех землях Яса. И если даже по описаниям или наброскам они наткут изображение на знаменах не совсем верно, неужели ты думаешь, издалека, в сражении, это кто-то разберет?

Гистасп изумился, замерев так, что Бану на мгновение почудилось, будто командующего ввел в оцепенение чарами какой-нибудь жрец.

– Ну а, – заговорил он через несколько секунд, – если у них и впрямь один из ваших родичей, тану?

Бансабира посмотрела поверх головы командира:

– Мы и так задержались, поддерживая отца.

Гистаспу осталось проглотить все вопросы и кивнуть, соглашаясь. Он жестом пригласил Бансабиру к столу и указал точку на карте.

– В таком случае вернемся к маршруту. Местность здесь гористая и непростая. Даже проходцы Бугута говорят о трудностях. Но если вы не хотите делать крюк вдвое больше того, который планировали, остается идти напрямик, через теснины.

Бансабира надолго замолчала. Потом вздохнула и, покачав головой, вновь принялась расхаживать внутри шатра.

– На Перламутровом острове есть гряда невысоких старых гор. Когда мне было тринадцать, я была там на задании. Потеряв почти половину отряда, мы наконец узнали планы врага и заняли теснины. Нас было восемь, и только двое имели ранг в первой десятке. Мы сдержали без малого две сотни.

Женщина обернулась к Гистаспу:

– С тех пор прошло больше трех лет, но я так и не придумала, что могла бы сделать на месте командира того отряда. Я скорее зачну от всех Каамалов разом, Гистасп, чем добровольно сунусь в ущелье. Потому что знаю, как его удержать, но не знаю, как пройти, – призналась совсем тихо и очень твердо. – К тому же присягнуть готова, эти теснины уже наверняка заняты Ниитасами.

Вот так день признаний, оценил Гистасп. Ни разу за время знакомства танша не была настолько искренна, как сегодня. Беременность, что ли, меняет ее?

– Стало быть, крюк?

«Стало быть, придется разговаривать с дедом. Как угодно».

Бансабира едва успела подумать, как в шатер без разрешения влетел Раду и на одном дыхании оттараторил:

– Я прошу прощения, госпожа, у нас проблемы, – перевел глаза на Гистаспа. – Бут Наадал опять сбежал.

– Что? – Бансабира вцепилась в Раду испытующим взглядом, но нет, телохранитель не врал, не шутил, не издевался. Обливался потом и тяжело дышал. Тану посмотрела на Гистаспа, тот вовсе выглядел растерянным как никогда.

– Я… я…

«Без толку», – гневно подумала танша.

– Погоню отправили? – спросила Раду.

– Да. – И добавил тише: – Уже два часа как.

– Вы два часа водили меня за нос? – едва дыша, спросила танша.

– Тану, вам нельзя волнова… – заговорил Гистасп, верно уловивший состояние женщины.

– Где этот проклятый Дан, который только что приходил с докладом? Где Вал, который сиял, как мой нож на солнце? – прошипела Бансабира, шагая из стороны в сторону и прижимая к губам кулак. – Каким образом? – «плюнула» госпожа в конце.

– Стражник отвлекся, когда приносил еду, и…

– Кто? – сузив глаза, будто намертво вцепилась взглядом в телохранителя.

Ни разу Гистасп не видел Раду более зловещим, чем сейчас.

– Юдейр.

Бану бросила на телохранителя короткий взгляд.

– Не злорадствуй, Раду, – прошелестела низким голосом с незнакомыми нотками. – Если до полудня вы не вернете Бута Наадала, за сокрытие правды я велю кожевникам сделать мне доспех из тебя. Посмотрим, насколько ты «меднотелый»!

Да можно подумать, он бы стал молчать! – с детской обидой прикусил язык Раду. Как только все обнаружилось, он, как конь, галопом понесся к шатру госпожи! Его перехватили Дан и Одхан, убеждавшие в один голос, что танше лучше не знать. По крайней мере, стоит попытаться самим решить проблему.

Раду промолчал, склоняя голову в смирении. Потом поднял взгляд и посмотрел танше в глаза – ждал приказа.

– Госпожа, Бута Наадала поймали, – оттарабанил Маджрух с обратной стороны шатра. Бансабира все еще неотрывно смотрела на Раду, не вдаваясь в происходящее. Потом неожиданно развернулась и вышла на улицу. Мужчины заторопились вслед.

– Тану, позвольте спросить. – Гистасп вновь был сама официальность. – Куда вы идете? Клетки с пленными в другой стороне.

Бану ничего не ответила. Вид у танши был таким, что встреченные на пути солдаты не кланялись, как обычно, а отбегали с ее пути на добрых пять шагов.

Кузнецы вскочили с мест, подобрались и вытянулись. Старший из мастеров, собравшись с духом, обратился:

– Тану Яввуз, чем можем служить? Тану?

Бансабира проигнорировала мужчин, прошла к инструменту, изучая. Мужчины ловили каждый взгляд и жест танши. От одной ее ауры становилось ясно, что все скверно. Не находя глазами нужного, Бану обернулась к ремесленникам:

– Есть молот мне по руке?

У некоторых лица вытянулись от такого вопроса, другие просто стояли, будто набрав в рот воды, но старший кузнец сориентировался быстро:

– Да, госпожа. Сейчас.

Он, окинув взглядом воинскую кузню, положил перед таншей два почти равновеликих молота. По существу, оба были для Бану крупноваты, но, видимо, мельче у мастеров просто не нашлось.

– Мне подойдет. – Танша схватила ближайший и, не без труда закинув на плечо, пошла в новом направлении.

– Что вы делаете, госпожа?! – в один голос спросили Раду и Гистасп.

– В вашем положении это недопустимо! – добавил последний и зыркнул на старшего кузнеца – судя по всему, останавливаться Бану не собиралась. Мало ли что взбрело ей в голову, стоит поспешить следом.

Добравшись до клеток с пленниками, Бансабира мгновенно оценила – шуму наделали много, любопытных хватало.

– Открой, – приказала стражнику у узилища Бута. Мельком ее взгляд прошелся по коленопреклоненному Юдейру, которого, скрутив, держали два солдата.

Бансабиру впустили внутрь. Бут снова сидел связаный. Женщина уперла молот в землю рядом с пленником, который с бешеными глазами уже понял, что к чему. Сделав два глубоких выдоха, решительно замахнулась, описав орудием круг. Раздался оглушающий вопль.

Перед глазами женщины невольно промелькнула картина из прошлого – другой мужчина, другой голос, другая жизнь. Астароше…

Бут Наадал взвыл от нестерпимой боли раздробленной кости в голени, а свидетели – от чего-то еще.

– Т-тану, – выдохнули несколько человек.

Бансабира вновь выдохнула слышнее обычного, отшвырнув молот и подперев рукой подреберье над выступающим животом:

– Сомневаюсь, что теперь тебе удастся так легко сбежать.

Игнорируя происходящее, Бану вышла наружу, приблизилась к Юдейру. Он начал нечленораздельно бормотать что-то схожее с извинениями и заверениями в безусловной преданности. Бансабира не слушала – чуть наклонившись, женщина ловко развязала тесемки, крепившие доспех и поддоспешник. Когда панцирь с груди молодого мужчины свалился, Бану бросила на того брезгливый взгляд:

– От моего великодушия ты отъелся, как кабан. – Она сделала некое неуловимое движение кистью, мягко, как кошка лапу, прислонила руку к груди мужчины, а когда убрала, Юдейр уставился сквозь госпожу пронзительными и обессмысленными глазами цвета спелой бирюзы.

– Тану? – спросил он. На груди Юдейра расползалось алое мокрое пятно.

Бансабира выпрямилась, вытерла нож о рукав. Лезвие в пальцах мелькнуло серебристой полоской и скрылось в рукаве так же неприметно, как выскользнуло прежде. Положив ладонь на затылок бывшего оруженосца, толкнула его лицом вниз. Юдейр повалился отяжелевшим туловищем, вытолкнув из легких последний вдох.

– Кинь Юдейра в клетку к Буту и приберись здесь, – велела Раду. – У вас нет работы? – обвела глазами остальных.

Солдаты повжимали головы в плечи. Только Гистаспу хватило мужества спокойно поклониться.

К полудню вернулись всадники, отправленные Раду в погоню за Наадалом, с вестью, что пленника упустили. Главный телохранитель устроил беднягам знатную выволочку, но когда те ушли, задумался – кто тогда вернул Наадала?

Весть о самоличной казни некогда ближайшего подчиненного тану Яввуз, бывшего оруженосца Юдейра, облетела ряды быстрее молнии, угодившей в реку. Пробежал шепоток с нотками одобрения.

Вторую половину дня Бансабира тихо и неприметно занималась делами – тренировалась по мере возможности, гоняла офицеров, чтобы те гоняли ряды, обсуждала с Одханом и каптенармусами вопросы снабжения, в кои-то веки сочла нужным прогуляться с мужем, несколько часов просидела с Гобрием и Гистаспом – что ни говори, не зря они были генералами ее отца, в последнее время Бану все чаще стала прислушиваться к их советам; в пять пополудни поддалась слабости и полчаса поспала – то есть в целом вела себя так, будто не произошло вообще ничего. Уже к вечеру Вал представил танше нового оруженосца Лигдама – тонкокостного, худосочного, длинноногого, словом, сложением больше всего напоминавшего цаплю. Глаза светлые, волосы темные ниже плеч, заплетенные в косу. Ну хотя бы этого учить не придется, хмыкнула Бану. Такой же безродный, как Юдейр, но в ухе, верхней части раковины, чуть набок – золотая серьга с рубином. Откуда взял, Бану не спрашивала.

Начальник личной охраны, Раду, бегал весь день с удвоенной прытью, поспевая везде, даже там, где не просили. В личной дружине, в собрании средних офицеров, в псарнях, даже каким-то образом в кузне… За один этот день телохранитель сделал столько, сколько в иной раз успевал в лучшем случае за неделю. И не без причин.

Раду торжествовал.

Ночь была тихой, а темнота до того густой, что ее можно было разрубить саблей.

Поодаль от лагеря стояло четыре человека. Пятый лежал на земле лицом вниз. Двое – невысокий мужчина и женщина – завернули тело в полотнище. Другие двое стояли в пяти шагах, наблюдая за происходящим и придерживая пару коней.

– Ну вот и все, Бут Наадал. – Рамир пнул мертвого в бедро.

Бансабира тоже распрямилась над трупом:

– Он убил твоих родителей?

Рамир покачал головой. Отчетливо каждое движение видела только Бансабира, но другие двое прекрасно могли слышать разговор.

– Его мать, танин Наадал. У детей нет никого роднее родителей, у родителей – роднее детей. Надеюсь, ее страдания сломают ей жизнь.

Бансабира, потянувшись, безрадостно усмехнулась:

– Всегда любила тебя за честность.

«Зрители» напряглись – любила?

– Присядем напоследок? – предложила женщина, опустившись на землю. Рамир, улыбнувшись, опустился рядом. – Давно хотела спросить: зачем ты помогал мне?

– Я надеялся, до этих разговоров не дойдет. – Рамир нервно потер шею.

– Ответить придется, Рамир. Я больше года ломаю голову. Отомстить Наадалам ты мог и без меня. И даже когда прознал, что Бут у меня в плену, ты мог так же тихо, как всегда, пройти мимо часовых и отнять его жизнь. А после этого я бы наутро казнила провинившихся стражников. Я только оттягивала срок возмездия и мешала тебе, – усмехаясь, признала Бану. – По существу, тебе вовсе ничего не стоило перебить всех Наадалов так, как умеем только мы. Так почему?

Рамир смущенно засмеялся. Совсем тихо.

– Ты ведь хорошо знаешь мою историю, Бану?

У одного из тех, что держали фыркающих коней, невольно сошлись брови на переносице – этот безродный мужлан обращался к танше на «ты», да еще и звал так, как себе позволяли только тан Сабир и Русса-Акбе!

– Пожалуй, хорошо, – благосклонно кивнула женщина.

– А я знаю твою. Наши истории похожи – как истории всех, кто прошел через белые ворота на песчаном острове посреди Великого моря. В Храме Даг те, кто сумел превратиться из раба в Клинок с номером выше двадцатого, кто проходил в обучениях одни и те же кампании, становятся ближайшей родней. Выйдя из храма, ты вернулась на родину, где ретиво взялась помогать Яввузам, которых толком не знала, по той лишь причине, что вы семья. Разве я мог поступить иначе, когда встретил тебя, Бансабира? Мы прошли вместе не так уж мало, и, не побоюсь этого слова, я даже приложил руку к твоему третьему рангу. Ко всему прочему, – Рамир наконец повеселел, – мы земляки. Как выходец из Пурпурного танаара – пусть и очень давний – я присягнул его танше, а как Клинок Праматери я склонил колено перед той, чей номер меньше моего. Старейшиной храма, если подумать.

Бансабира тихонечко расхохоталась, ухватившись за живот и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос.

– Старейшиной! Праматерь! Рамир! – невнятно выговаривала она, зажимая рот ладошкой.

Рамир играючи поймал женскую ладонь с бронзовым перстнем и легонько стукнул по украшению пальцем.

– У тебя третий ранг, у меня девятый, все честно.

– У тебя такой же девятый, как у меня – сорок восьмой, – ответила Бану, успокаиваясь.

– Возможно, но точно не выше пятого. А то и шестого. – Рамир протянул по земле руку ладонью вверх в немом приглашающем жесте.

Бану невидимо улыбнулась, вложив пальцы.

– Ты возвращаешься в храм, – проговорила женщина.

– Ты давно знала, – ответил мужчина, припомнив их летний разговор на берегу реки.

– Уверен?

Рамир промолчал. Поднялся, помог встать танше.

– Ладно. – Бану, встав, обернулась к мужчинам неподалеку. – Подойдите.

Наблюдатели подвели коней. Бансабира вновь обратилась к Рамиру:

– Твое золото, еда и плащ, – хлопнула по седельной сумке на одном из скакунов. – Форма для Юдейра на втором скакуне. Юдейр!

Молодой мужчина приблизился. Бансабира по-хозяйски запустила руку под его стеганую куртку, пощупав, точно ли он не пострадал во время дневного представления.

– Ты никогда не создашь семьи, не будешь жрецом или генералом. С этого дня ты – тень, командующий моей разведки, и для всего остального мира ты мертв. Рамир объяснит тебе все, что нужно знать. Через три недели ты должен вернуться.

– Слушаюсь, госпожа. – Юдейр упал на колено, прижав к сердцу кулак.

Бансабира мимолетно коснулась его плеча и повернулась к Клинку Богини:

– Надеюсь на тебя, Рамир. – Тот улыбнулся. – Да, и еще… – Бансабира приблизилась, кажется мгновенно забыв о присутствии Юдейра. – Ты же возвращаешься в храм не ради самого храма?

Рамир иронически хмыкнул:

– Не знаю, что из этого выйдет, но Шавна Трехрукая – главная причина. Попробую еще раз.

– Тогда, – Бансабира встала совсем близко, взяла в ладони голову Рамира, заглянула в глаза, – у меня есть одна просьба. Передай его моей дорогой подруге.

Бансабира поцеловала Рамира – некрепко, но долго. Отстранилась, улыбнулась, отступила на шаг. Рамир коснулся губ и в недоумении перевел глаза на таншу. Когда заговорил, голос сипел:

– Спасибо, Бану. Я обязательно передам. Правда, – мужчина чуть усмехнулся, возвращая самообладание, – Астароше я его передавать не стану.

Бансабира засмеялась, ударив друга по плечу. Было понятно, что пора садиться в седла. Юдейр влез первым, Рамир подал ему труп Бута – решено было сбросить его в реку поодаль от лагеря.

– Да благословит тебя Мать Сумерек, Бансабира Изящная, – ласково проговорил Рамир из седла.

– Да благословит тебя Мать Сумерек, Рамир Внезапный, – так же тепло отозвалась женщина.

Однако Клинок Богини все еще не торопился уезжать, сдерживая нетерпеливого коня. Наконец спросил:

– Если я встречу Гора, передать ему что-нибудь?

– Да, – ответила Бану непринужденно и безмятежно. – Чтобы он сдох.

Рамир захохотал и, развернув коня, помчался вдаль. Юдейр держался следом. Когда мужчин стало не различить, Бану обернулась к последнему оставшемуся соратнику:

– Когда я только перевела Юдейра к тебе, всучила кожаный мешочек, чтобы в нужный момент он наполнил его собачьей кровью и подложил под одежду. Этим утром по моему приказу он выпустил из клетки Бута Наадала, пообещав помочь с побегом. Ему с легкостью удалось быть убедительным, ведь Юдейр был безмерно обижен на таншу, которая разжаловала его, отстранила и лишила в некотором роде особого положения, – ленивым голосом перечисляла Бансабира список Юдейровых бед. – Юдейр указал Наадалу наиболее безопасное направление для побега и даже добыл коня. Однако я на всякий случай расставила стражу по всем возможным маршрутам движения Бута еще два дня назад. Не без помощи Рамира, который согласился быть моими ушами и глазами в стане Шаутов и через доверенных в стане оранжевых за голову Наадала. Сейчас в клетке на месте Бута и Юдейра лежат два трупа, в их одежде, с изуродованными лицами. Завтра утром ты обнаружишь, что пленники добили друг друга не самым милосердным образом – кажется, у того, что одет как Юдейр, череп просто раздавлен. Стало очевидно, что Юдейр спутался с врагом и выпустил его, а тот от злости, усталости и нестерпимой боли в переломанной ноге, видимо, решил отомстить издыхающему Юдейру за несостоявшийся побег. Ведь если бы не он, Бут бы… Ну, словом, ты же знаешь, как ловко сочиняются такие байки. Используй самых надежных людей и побыстрее скорми тела собакам.

Мужчина поклонился, прочистив горло.

– Как прикажете, госпожа, – с чувством совершенного непонимания происходящего произнес Гистасп. – Правда, я бы хотел спросить – кем вам доводится этот человек?

Надо же, не так часто Гистасп задавал вопросы.

– Рамир? – Двое двинулись в сторону лагеря. – Давний друг, который, как я надеюсь, сделает счастливой мою подругу, и родной брат Дана Смелого. Но Дану о нем лучше не знать.

– Понял. Но почему именно Юдейр? Если Рамир действительно так хорош, к чему ему замены?

– Ты сам слышал, он возвращается в Храм Даг. К тому же Рамир был любовником Сциры Алой, и старый Шаут давно понял, что его разведчик не так уж чист. Думаю, Рамиру приходилось все чаще выдавать нас с потрохами, чтобы хоть как-то продлевать собственную жизнь. Играть на двух сценах одновременно очень утомляет, поверь. Что до Юдейра – он ведь лицедей не хуже тебя. – Бану бросила на командира полный хитринки взгляд. Гистасп понимающе хмыкнул.

По дороге к шатрам командующий больше не проронил ни слова. Его откровенно восторгала танская честность, замешенная на кровавой хитрости и изворотливости; танская бесстрастность, рожденная ее глубокой искренностью; танская неприступность, почерпнутая из недр общительности. Его радовала ее бессердечность и злило то, что она целовала Рамира; ему льстило ее доверие и щекотала нервы подозрительность. Гистасп находил занимательной неприхотливость Бану, поразительной – смесь в ней глубокой принципиальности и повальной беспринципности, восхитительной – вопиющую надежность по-настоящему высокомерного и сильного человека.

Потому и молчал, пока шел: надо обуздать все это внутри себя, чтобы танша ничего не заметила.

Вернувшись в шатер посреди ночи, танша обнаружила дремавшего в углу Лигдама. Растолкала, велела принести побольше свеч и чернил и отослала спать. Если идти предстоит через Ниитасов, следует подстраховаться.

Энум Ниитас, невысокий, лысый, одинаковый в плечах, талии и бедрах, как бревно, сидел рядом с отцом, сцепив руки и мелко раскачиваясь взад-вперед. Пристально разглядывая Идена, тана Сиреневого дома, Энум совсем не мог понять, что происходит у того в голове. Иден уже четверть часа разглаживал жидкие усы, пялясь в бумагу и приговаривая:

– Хм-хм-хм… Любопытно. Н-да, любопытно. Хм-хм-хм. Это определенно занятно! Определенно! Хм-хм-хм…

Энум не находил происходящее ни занятным, ни любопытным, ни даже определенным. А вот раздражающим – сколько угодно! Не будь он ахтанатом – уже поддался бы порыву и повыдергивал эти отцовские усы, которые почему-то именно сейчас бесили его как никогда. Впрочем, схватить Идена за грудки и встряхнуть тоже бы подошло, прикинул Энум. Или ударить кулаком в стол и вскочить, накричать, сказать все, что думает. Но попробуй выдай такое в присутствии Идена Ниитаса. Роста в нем футов пять с половиной, а вот нотаций – лет на десять вперед. Как запоет опять про то, что ахтанат Сиреневого дома подобного себе не позволяет, что ахтанат Сиреневого дома должен быть сдержан и вести себя достойно, что ахтанат Сиреневого дома… Тьфу!

Энум вконец извелся.

– Ну и? Ты примешь ее? – не выдержал сын.

– Хм-хм-хм… – Иден перестал теребить ус и потер ладони. – Занятно, н-да. Отчего ж не принять, а? – спросил он явно у самого себя. – Нехорошо ведь будет, если поползут слухи, будто тан Сиреневого дома до того боится маленькой девочки, что отказал ей даже в переговорах.

Энум считал, что страх тут совершенно ни при чем и что тан Сиреневого дома в принципе не должен вести переговоры с какими-то соплячками.

– И еще хуже, если начнут болтать, что Иден Ниитас до того попрал законы родства, что посягнул на жизнь внучки.

– Но ты же не собираешься оставить ее в живых?! – ужаснулся Энум, подскочив с места.

– Хм-хм-хм… собираюсь или нет? Собираюсь или нет… Разумеется, нет. Когда еще представится шанс прикончить Мать лагерей, а? Или нет, прикончить Бану Кошмарную? Ведь если тан Сиреневого дома сумеет побороть слабость привязанностей сердца и кровное родство и приговорит ту, которая портит жизнь всему Ясу, которая подменяет кости в каждой игральной чашке, о которой даже жрецы толком ничего не могут предсказать, о нем же заговорят совсем иначе, понимаешь? А, сынок? Твердая рука – это важно, важно. Вышло бы интересно.

Кто бы мог подумать, что все можно подать так, изумился Энум. Мать лагерей ведь действительно как черная овца в стаде. Энум просиял, у него точно второе дыхание открылось – готов был тотчас же бежать встречать родственницу, ведь все, само собой, выйдет очень интересно, хм-хм.

Живот у Бану оформился пару недель назад и выпирал пока достаточно аккуратно. Тем не менее всю одежду для нее давно перешили, а кое-что даже пришлось мастерить заново.

Лигдам, оруженосец, помог госпоже одеться. Он до сих пор, как ни пытался скрыть, каждый день откровенно пялился на разросшийся танский живот, словно недоумевая, что здесь не так. Правда, с возложенными обязанностями справлялся почти так же хорошо, как Юдейр. В отличие от последнего, Лигдам больше молчал и частенько отводил полный укоризны взгляд, чем отчаянно напоминал Бансабире Гобрия. Зато с Раду не цеплялся, так что хлопот от него не было. Пока.

Потуже перетянув ремешки с ножнами и закрепив в них ножи, Бансабира немного прогнулась в спине, слабо потягиваясь. Сама себе женщина напоминала круг жирного желтого сыра, и такой образ жизни за две недели ее откровенно доконал. Лигдам подал оружие, закрепил и отступил на шаг. С недавних пор у Бану в шатре заимелось удлиненное бронзовое зеркало – кузнецы и пригнанные пленные ремесленники откатали из доспеха какого-то важного ахтаната. Так что теперь танша каждое утро с жутко недовольным лицом рассматривала свое отражение – с выпяченным животом и мечом на поясе.

– Тану? – донеслось с улицы.

– Чего тебе, Гистасп? – немного нервозно бросила Бансабира.

– Мм… – Лигдам уловил недоумение в мужском голосе. По понятным причинам – танша ведь прекрасно распознает по голосу каждого офицера и охранника.

– Тану, это Дан, – сообщил голос.

Бансабиру это признание отчего-то взбесило.

– Само собой, ты, – проворчала Бану, отодвинув полог и столкнувшись с вице-командиром нос к носу. – Но разве ты не пришел сюда с тем, чтобы сообщить, что у тебя за плечом стоит Гистасп, которому что-то нужно?

Бансабира подбородком указала за спину Дана – там в самом деле стоял ухмыляющийся командир второго подразделения. Пока Дан пытался прийти в чувство от столь неожиданного укора, Бану закончила:

– Нечего топтаться тут, заходи и говори, с чем пришел, – и исчезла в шатре.

Да, гостеприимством сегодня даже не пахнет, отметил про себя Лигдам.

Бансабира вернулась к зеркалу. Гистасп вошел следом.

– Смотрю, вы в отличном расположении духа, – добродушно проговорил Гистасп. – Утра тебе, Лигдам, – кивнул поклонившемуся оруженосцу.

– Ох, до чего по-идиотски выглядит… – Ударом ладони Бану качнула клинок, вновь стоя у зеркала.

Гистасп, не дождавшись разрешения, присел на стул за походным столом, присмотрелся к танше – кажется, ей было абсолютно все равно, что происходит. Вытащила меч, сделала несколько неровных взмахов, убрала обратно. Повертелась еще немного, глядя на себя, потом тяжело вздохнула, точно примиряясь с чем-то, расстегнула пряжку и впихнула пояс в руки озадаченного оруженосца.

– Все равно я уже не могу толково им пользоваться. Из-за него, – танша развела руками, будто выставляя напоказ повинный во всех грехах живот, – я совершенно ни на что не годна! Подай кнут хотя бы, – протянула руку, куда Лигдам почти сразу вложил новое оружие.

– Так чего хотел, Гистасп? – спросила танша, когда, покончив с кнутом, тоже уселась за стол, расставив ноги. Лигдам побежал за завтраком.

– Сообщить, что почившие несколько дней назад Юдейр и Бут Наадал благополучно расходованы каптенармусами в псарнях.

Гистасп сказал это таким будничным тоном, что Бану невольно передернуло – еще непонятно, кто из них двоих больше кошмарен.

– Не говори мне про еду – я готова совсем ничего не есть, если это поможет ему не расти. – Женщина взглядом указала на живот и продолжила куда более серьезно: – К Наадалам отправили шпиона?

– Так точно, – деловито ответил Гистасп. – Мой человек распространит это сообщение.

– И тогда дальнейшие действия Синего танаара станут предсказуемыми.

– Думаете?

– Человек, одержимый местью, всегда предсказуем.

Гистасп сглотнул ком в горле. И как он раньше не сообразил? Так вот почему их армия стоит здесь, на югах, в десяти днях верхом без устали от Красного танаара, хотя танша больше всего и мечтает отомстить Шаутам за смерть матери. Действительно, самое страшное, что можно делать на войне, – действовать очевидно.

– Что-то подсказывает, однажды мне это воздастся, – протянула женщина, откидываясь на спинку стула. – Отнять у матери единственного сына.

– Не пойму, это сентиментальность или суеверие? Ни то, ни другое вам особо несвойственно.

– Сентиментальность, как женщина в положении, я себе еще могу позволить, а вот от суеверия в рядах добра не жди. Сам знаешь.

В этом вся она, прикинул Гистасп. Разницы между собой и рядами практически не делает.

– Вы не передумали?

– Нет.

Гистасп на это никак не отозвался. Лигдам принес еду и скрылся за пологом. Бану еще толком не понимала, что собой представляет новый оруженосец, и предпочитала держать его наособицу. К тому же сообразное поведение человека, который учел предыдущий промах, только способствовало улучшению репутации.

– Не примешься отговаривать? – задумчиво поинтересовалась женщина, предлагая подчиненному разделить трапезу. Тот благодарно кивнул.

– Ну я же не Гобрий, – посмеялся Гистасп.

– Гобрий, – повторила женщина, отставляя бокал с кобыльим молоком – другого просто не водилось. – В случае неудачи он единственный шанс тех, кто остается здесь. Я бы, конечно, оставила тебя, но ты мне пригодишься у сиреневых.

– Рад стараться, – почти равнодушно ответил мужчина. – Уверены, что не хотите двинуться всем войском?

– На переговоры с армиями не ездят.

Ответить нечего. С улицы донесся какой-то неразборчивый шум.

– Ты уже отдал Такулу распоряжения? – спросила танша. Упомянутый Такул, как тип не особо инициативный и проблемный, в свое время был быстро определен замом Гистаспа.

– Конечно. Прикажете собираться? – Командир поднялся из-за стола.

– Да, через два часа едем.

– Так вы не отбросили эту дурацкую затею?! – с криком ворвался Гобрий. От наглости мужчины вздрогнул даже Гистасп. За плечом Гобрия показалась голова Лигдама.

– Простите, тану, я пытал…

– Вы хоть понимаете, какому риску подвергаетесь?! Причем рискуете ведь не только собой! На чем, по-вашему, держится лояльность Каамалов по сей день?! – зашипел мужчина, сузив глаза и глядя на танский живот. – И что будет, если Ниитасы укоротят вас на голову?! Вы подумали?!

Бану вздохнула, надув щеки и возведя глаза, – ну что за «семейная» склока?

– Да, Гобрий, моих мозгов вполне хватает, чтобы понять, какому риску… ну и все, как ты там дальше сказал.

– Та!.. – От такого невиданного равнодушия к его нравоучениям у Гобрия слова с языка не шли. Лигдам, в попытках что-то объяснить, но боясь влезть, только бессмысленно махал руками и строил какие-то рожи, явно изображая раскаяние. Гистасп между тем подозрительно схватился за живот и уставился в содержимое тарелок на столе, будто внезапно обнаружил в них то, что забыл съесть за завтраком.

– Вы не можете так легкомысленно к этому относиться! Да в конце концов!.. – О, не на шутку разошелся, подумал Гистасп, бросив короткий взгляд на таншу. Лучше бы ему заткнуться. – Гистасп, ты видел побольше нее, скажи, чем это может кончиться!

– Гобрий, только не начинай по нов… Ай! – Бану, ссутулившись, положила руку туда, где, по ее мнению, прежде должна была быть печень.

– Тану! – в один голос вскрикнули мужчины.

Гистасп подлетел первым, придержав женщину. Прямо поверх головы Бану посмотрел на Гобрия – в глазах того недвусмысленно читалось: «Я же говорил!» Одними губами Гистасп выговорил «заткнись» и помог Бансабире выпрямиться. Та делала продолжительные вдохи и выдохи.

– С вами все в порядке? – спросил блондин встревоженно.

– Само собой, нечего паниковать, – недовольно отозвалась танша, отводя от поясницы руки командира второго подразделения. – Он просто толкается. Делайте, что вам велено, и пришлите Дана.

Последний явился незамедлительно. Танша кивнула в сторону стола, и Дан сел.

– Все запомнил? – сухо спросила Бану в конце разговора.

Дан Смелый только посмотрел на госпожу, огляделся, потом выудил из-за пазухи мешочек с цветными камушками и разложил справа налево два черных, белый, фиолетовый, синий и зеленый. А над выложенным рядом поместил красный. Бану удовлетворенно кивнула, и Дан поспешил убрать значки.

– В мое отсутствие будешь ночевать здесь. Самое главное для вас – несмотря ни на что, продержаться на этой позиции шестнадцать дней. Независимо от обстоятельств, чуть за полночь в мой шатер придет поверенный. Покажи ему то, что сейчас показал мне, и передай это. – Бансабира вытащила со дна сундука, где хранилось оружие, маленький ларец, в котором были письма Рамира, донесения других разведотрядов и шпионов и несколько посланий, написанных ее собственной рукой. В конце концов, было много такого, что Бану рвала и уничтожала сразу после прочтения. За последние дни танша восстановила ряд сообщений.

Дан принял коробочку, немного хмурясь.

– Поверенный отправится к моему отцу, и, Дан, если ты все еще хочешь однажды стать одним из главных генералов Пурпурного танаара, сделай ровно то, что я сказала. Не навязывайся ехать с ним, не рвись сам передать ларец Сабиру Свирепому и ни в коем случае не вздумай его открывать. Если я умру, это – твой единственный шанс получить то, без чего генералами не становятся.

Дан как-то пристыженно кивнул. Бансабира забрала ларец обратно, демонстративно показывая, где его спрячет.

– Надеюсь на твою верность.

Дан попытался что-то ответить, но Бану нетерпеливо указала подбородком в сторону полога.

Четверть сотни бойцов личной охраны во главе с Раду, два десятка «меднотелых», ведомые Сертом, Лигдам и Гистасп, собранные и серьезные, сидели на конях, когда Бану вышла из шатра. Она всегда оставляла за собой право заставлять других ждать. У ее лошади, которую держал под уздцы командир второго подразделения, унизительно стояла деревянная подставка. Небольшая, невысокая, но стояла, почти обиженно подумала Бану. Вставить ногу в стремя, стоя на земле, она уже почти месяц не могла.

Прежде взлетела бы в седло, размышляла женщина, неловко, с трудом поднимаясь на спину кобылы; не мешкая, развернула бы лошадь в нужном направлении, не церемонясь, пришпорила посильнее. Сейчас даже легкая рысь была запретной скоростью – с непроницаемой физиономией Бансабира умостилась поудобнее, завела поводья в сторону, прищелкнула языком. Шагом, и только шагом. Сколько же им придется тащиться в таком темпе?

– Точно? – спросил тан Ранди Шаут у племянника.

С тех пор как ему привезли голову Сциры, с тех пор как одно за другим приходили письма или о поражении в схватке, или о том, что Бану в очередной раз избежала бойни, улизнув из ловушки, Ранди окончательно обозлился и решил выступить в поход сам.

– Точно, дядя, уехала, – с горящими глазами ответил ахтанат. – Прихватив с собой всю личную охрану, нескольких командующих и часть «меднотелых».

– Опрометчиво, – смакуя, протянул Ранди. – У Вахиифов все по плану? – обратился тан к сидящему неподалеку водному сыну, который после исчезновения Рамира занял его место в разведке. – Бежевый обещал мне занять Маатхаса еще минимум на месяц.

– Все успешно, – подтвердил акбе. – Лазурный обложен так, что скорее задохнется, чем вырвется. Ююлы его прежде хорошо потрепали.

– Стало быть, самое время. Другого такого шанса может и не представиться. Прикажи братьям строить ряды и созови ко мне генералов. Надо поговорить.