После гибели в Италии Гасдрубала и его армии основное значение приобрел Испанский театр военных действий. По-видимому, пунийское правительство не теряло надежды отвоевать Пиренейский полуостров и в перспективе вновь попытаться вторгнуться в Италию.

Весной 206 г. до н. э. Гасдрубал, сын Гисгона, вышел из Гадеса, провел набор воинов в Лузитании и Бетике, а затем под Илипой – городом на правом берегу Бетиса – соединился с силами Магона Баркида. Карфагенские полководцы были настроены на решительное сражение и выбрали соответствующее место для лагерей – у подножия гор, на краю удобной равнины. Общая численность пунийских войск достигла, по одним данным, пятидесяти тысяч пехотинцев и четырех с половиной тысяч всадников, а по другим – семидесяти тысяч пехоты, около четырех тысяч конницы и тридцати двух слонов (Ливий, XXVIII, 12, 13–14; Полибий, XI, 20, 2). В данном случае большие цифры называет Полибий, при этом Тит Ливий о них тоже знает, но, по его словам, их придерживалось гораздо меньше авторов, чьей информацией он сам располагал. Здесь надо иметь в виду, что, так как Гасдрубал, сын Гисгона, противостоял Сципиону, у Полибия были достаточно веские основания завысить численность его войск.

Сципион оценил всю серьезность предстоящей борьбы и тоже занялся пополнением армии, так как римских легионов было явно недостаточно. Назначив место сбора в Кастулоне, он выступил туда из Тарракона, а Марка Юния Силана отправил к союзному иберийскому вождю Кулху, обещавшему предоставить воинов. В Кастулон Силан привел три тысячи пехотинцев и пятьсот всадников, откуда он вместе со Сципионом перешел к Бекуле. Силы, которыми располагали теперь римляне, насчитывали до сорока тысяч пехотинцев и около трех тысяч всадников. По мнению Сципиона, такого количества воинов хватало, чтобы успешно противостоять пунийцам (еще один довод в пользу того, что армия Магона и Гасдрубала насчитывала скорее пятьдесят, чем семьдесят тысяч человек), но его сильно беспокоило то, что из всей этой массы большую часть составляли иберы, над которыми римляне не могли сохранять полный контроль. Он хорошо помнил, что именно из-за измены союзников погибли его отец и дядя, но ситуация была такова, что выбирать ему не приходилось. Тем не менее, чтобы подстраховаться на случай возможных неожиданностей, Сципион решил на будущее иберов в дело не посылать, оставив их в строю лишь «для вида», а в сражение вести только римские легионы (Полибий, XI, 20, 3–8; Ливий, XXVIII, 13, 1–5).

Продолжая марш, римляне достигли Илипы и, подойдя к пунийским позициям на расстояние прямой видимости, начали разбивать лагерь на ближайших высотах. Магон и Масинисса постарались воспользоваться этим моментом и большими массами конницы атаковали не успевшую пока укрепиться армию Сципиона. Но выяснилось, что противник пунийцев вовсе не так прост, как им казалось, и римский полководец, предвидя подобную опасность, укрыл за одним из холмов свою полностью готовую к бою конницу. Она-то и встретила нумидийцев и карфагенян, сразу же опрокинув тех, кто первым доскакал до римских позиций. Остальные сражались более упорно, но когда подтянулась легкая, а затем и тяжелая пехота, они тоже не выдержали и начали отступать, вначале организованно, но вскоре под натиском преследовавших римлян окончательно утратили порядок и бежали до самого лагеря. Несмотря на то что результаты боя сильно подпортили настроение карфагенянам, в течение нескольких следующих дней обе враждующие армии строились друг против друга, но пока все ограничивалось небольшими стычками между конницей и легкой пехотой (Полибий, XI, 20, 9; 21; Ливий, XXVIII, 13, 6–10).

Все это время противники действовали одинаково. Гасдрубал, сын Гисгона, выводил свою армию из лагеря довольно поздно, после полудня, в центре строя ставил ливийцев, на флангах иберов и балеарцев, а впереди них слонов. Сципион строил свои войска еще позже, и в середине у него находились римские легионы, а по флангам иберы. Ни разу за эти дни не было попыток начать общую битву. Ближе к вечеру Гасдрубал уводил своих людей в лагерь, затем поле покидали и римляне (Полибий, XI, 22, 1–3; Ливий, XXVIII, 14, 1–4).

Сципиону первому надоело такое бездействие, и он, предвидя, что и на завтра карфагеняне собираются действовать точно так же, как и раньше, выработал план предстоящего сражения. Предупредив, что следующий день будет жарким, он распорядился, чтобы еще до рассвета солдаты хорошо позавтракали и вооружились, а всадники накормили и поседлали лошадей. С восходом солнца Сципион скомандовал коннице и велитам атаковать сторожевые посты карфагенян, а сам следом за ними начал выводить из лагеря пехоту. Его расчет был точен. Карфагеняне, привыкшие, что римляне выходят в поле еще позже них, никак не ожидали столь раннего нападения и едва успели вооружиться. Времени на завтрак у них не было, поэтому уже с самого начала дня пунийские воины вынуждены были сражаться, будучи далеко не в лучшей форме. Отправив конницу и легкую пехоту прогнать наседавших на лагерь римских всадников и велитов, Гасдрубал, сын Гисгона, в спешке вывел и построил свои основные силы. В этот момент пехота Сципиона была уже готова к бою, но порядок ее был совсем не тот, к которому успел привыкнуть Гасдрубал и остальные пунийские военачальники. Теперь в центре построения находились иберы, а с флангов располагались римские легионы – левый под командованием Сципиона, правый во главе с Юнием Силаном и Луцием Марцием (у Тита Ливия наоборот: Сципион на правом фланге, Силан и Марций на левом). Впрочем, первое время пехота обеих сторон в бой не вступала, и между их строями кипела кавалерийская схватка. Итог ее оставался ничейным, так как всадники и пешие стрелки всегда имели возможность отойти под прикрытие тяжелой пехоты, восстановить порядок и атаковать снова (Полибий, XI, 22, 1–9; Ливий, XXVIII, 14, 5–13).

Солнце поднималось все выше, и Сципион решил, что настала пора начинать битву всерьез. Был дан сигнал, по которому римская конница вместе с велитами отступила сквозь промежутки между манипулами, после чего заняла позиции на флангах за римской пехотой: впереди велиты, вслед за ними конница. Когда расстояние между армиями было не больше пятисот шагов, Сципион распорядился, как должно происходить дальнейшее наступление. Стоявшие в центре иберы продолжали медленно идти вперед, в то время как фланги, составлявшие пять боевых линий (гастаты, принципы, триарии, велиты, конница), выполняли более сложный маневр. Полибий описал его подробно и вместе с тем не очень вразумительно, но если обобщить, привлекая при этом изложение Тита Ливия, картина получается примерно следующая: после соответствующей перегруппировки фланговые войска удлинили свою боевую линию, затем, перестроившись в колонны, начали быстро идти на сближение с противником. Легионеры на флангах опередили идущих в центре иберов, а перед соприкосновением с противником развернулись обратно в линию, так что сверху весь строй армии Сципиона должен был напоминать перевернутый полумесяц.

Смысл же всего этого состоял не только в том, чтобы охватить вражескую армию, но и в том, чтобы наиболее боеспособные части армии Сципиона сражались против худших отрядов Гасдрубала, в то время как лучшие пунийские воины в бою вообще не участвовали. Замысел удался блестяще. На флангах уже кипел бой, тогда как благодаря малой скорости, с которой шли иберы, середины строев не сблизились еще на расстояние броска дротика. Ливийцы стояли без движения, так как, если бы они пытались поддержать своих товарищей на флангах, это дало бы возможность иберам прорвать середину пунийского строя. Слоны под градом стрел и дротиков скоро вышли из повиновения и, мечась в разные стороны, причиняли не меньший ущерб своим, чем римлянам. Постепенно они собрались в середину строя, где уже не принимали участия в битве (Полибий, XI, 24, 1–4; Ливий, XXVIII, 14, 18–20; 15; 5).

Примерно до полудня ни одной из сторон не удавалось склонить успех на свою сторону. Но у карфагенян, которые, в отличие от римлян, вышли на бой совершенно неподготовленными, сил хватало ненадолго, и фланги их строя стали постепенно подаваться назад. На первых порах им удавалось в процессе отступления сохранять боевой порядок, но чем дальше, тем натиск римлян становился сильнее, и вот уже отступление перешло в бегство. Гасдрубал пытался выправить ситуацию и организовать сопротивление у холмов, но все было тщетно, и деморализованные пунийцы укрылись в лагере. Преследовавшие врага римляне могли завершить его окончательное уничтожение, с ходу захватив и лагерь, но в этот момент начался сильный ливень, так что сражение пришлось прекратить (Полибий, XI, 24, 2–9; Ливий, XXVIII, 15, 2–11).

Так битва при Илипе выглядит со слов Полибия и почти дословно следующего за ним Ливия. Альтернативные источники если и существовали, не сохранились, и следует, пожалуй, согласиться с мнением Конноли о том, что имеющиеся в нашем распоряжении данные оставляют много вопросов, найти убедительные ответы на которые вряд ли возможно. Хотя пунийская конница не могла быть уничтожена в начале сражения, ничего не говорится о том, что она делала, когда римляне начали свой фланговый маневр. Опять же, выглядит довольно странным, чтобы для победы над противником римлянам оказалось достаточно завязать бой на флангах, при этом стоящие в центре пунийцы не сделали ни одного движения, чтобы поддержать своих сотоварищей или атаковать неприятельский центр. Рассуждения о том, что в таком случае пунийцы подверглись бы риску нарушить целостность своего строя, выглядят несколько надуманными, потому что в случае их бездействия опасность не удержать положение была еще более очевидной. Кажется невероятным, чтобы Гасдрубал, сын Гисгона, спокойно наблюдал, как римляне постепенно переламывают его фланги, и никак не пытался их поддержать, хотя его лучшие воины в центре стояли без дела. Необычно и отсутствие данных о потерях, которые должны были бы с неоспоримой ясностью показать эффективность использования Сципионом своего тактического приема, а также, забегая вперед, то, что римляне не пытались штурмовать или блокировать вражеский лагерь на следующий день, хотя легко могли захватить его сразу после сражения. В итоге с уверенностью можно констатировать лишь то, что под Илипой Сципион одержал победу. Вопросы о том, как он ее достиг и чего она ему стоила, скорее всего, так и останутся в значительной мере дискуссионными.

Всю ночь после сражения карфагеняне укрепляли лагерь, надеясь выдержать осаду, но сразу же стало ясно, что их положение безнадежно. Как и следовало ожидать, после победы римлян на их сторону начали одно за другим переходить иберийские племена, вначале турдетаны во главе с вождем Аттеном, затем сдались два ближайших города вместе с гарнизонами. Узнав об этом, Гасдрубал решил не дожидаться, пока вся округа станет римской, и следующей ночью пунийцы оставили лагерь.

Хотя Сципион и не блокировал остатки вражеской армии, упускать их в его планы не входило, и он сразу же начал погоню, выслав вперед конницу. По совету проводников римляне не стали идти точно по следам пунийцев, а более коротким путем вышли к переправе через Бетис, куда направлялся Гасдрубал, в результате чего тот был вынужден повернуть на запад, к океанскому побережью. Это дало пунийцам некоторый запас времени, но римляне все равно их догнали, вначале конница, а потом и тяжелая пехота. Последующее побоище пережило около шести тысяч человек вместе с Гасдрубалом, которые хорошо укрепились на высоком холме недалеко от морского берега и отбили все атаки римлян. Но поскольку долго держаться на этой позиции было невозможно, воины начали переходить к противнику, наконец, и сам Гасдрубал, а вслед за ним и Магон бежали на кораблях в Гадес, бросив оставшихся в лагере (Ливий, XXVIII, 16).

Когда Сципиону стало известно, что пунийские военачальники скрылись, а значит, их армия больше не представляет угрозы, он выделил для осады лагеря десять тысяч пехотинцев и тысячу всадников во главе с Юнием Силаном, а сам пошел в Тарракон, по пути налаживая контакты с местным населением. Постепенно пунийцы, которых контролировал Силан, сдались ему или разбежались по окрестным городам. Армия Гасдрубала, сына Гисгона, и Магона перестала существовать, и никакой сколько-нибудь заметной группировки пунийских войск в Испании не осталось, кроме разве что гарнизона Гадеса (Ливий, XXVIII, 16, 9–13).