После взятия Сципионом Нового Карфагена вплоть до следующего, 208 г. до н. э. в Испании не происходило активных боевых действий, а борьба продолжалась методами дипломатии. Римское войско непрерывно пополнялось, так как вожди иберийских племен, успевшие разочароваться в правлении карфагенян, искали только удобного случая, чтобы отколоться. Расчет Сципиона на то, что с захватом в Новом Карфагене иберийских заложников он сможет располагать силами выдавших их племен, полностью оправдался. Одним из первых на сторону римлян перешел вождь эдетанов Эдескон. Его, помимо желания вернуть оказавшихся теперь во власти Сципиона жену и детей, вдохновляла надежда возглавить другие иберийские племена, которые, по его мысли, скоро неминуемо должны были одно за другим добиваться союза с римлянами. Публий, конечно же, вернул ему семью и признал другом римского народа. Примеру Эдескона вскоре последовали и другие иберийские вожди со своими отрядами, в частности, покинувшие армию Гасдрубала Баркида Мандоний и Индебил (Полибий, Х, 34–35; Ливий, XXVII, 17, 1–3).

Время шло, силы римлян росли, а у карфагенян убывали. Понимая, что дальнейшее промедление грозит только ухудшением и без того сложного положения, Гасдрубал решился перейти в наступление. По словам Полибия, в случае поражения пунийский военачальник намеревался пробиться в Галлию, откуда, набрав пополнения из местных племен, идти в Италию на помощь Ганнибалу (Полибий, Х, 37, 3–5). Надо полагать, что, если бы Гасдрубалу удалось победить, целью его дальнейшего похода тоже стала бы Италия, как это и планировалось в Карфагене, но в этом случае он допускал возможным потратить определенное время на улаживание отношений со своими коллегами-полководцами и, возможно, объединение армий.

Сципион со своей стороны тоже стремился к сражению – ему не хотелось упускать инициативу, к тому же надо было пользоваться моментом, пока пунийские войска не объединились. Рассудив, что на море в ближайшее время боевые действия вестись не будут, он приказал поставить флот на стоянку в Тарракон, а всех пригодных матросов вооружить и распределить по манипулам, дополнительно усилив таким образом сухопутные войска. После того как из Рима вернулся Гай Лелий, Сципион выступил в поход, намереваясь перехватить армию Гасдрубала Баркида. Вскоре к нему присоединились ушедшие ранее от карфагенян Индебил и Мандоний. Сципион вернул им жен и дочерей и заключил договор, по которому иберы обязывались во всем следовать приказаниям римских военачальников. Именно тогда иберийские вожди впервые в порыве благодарности назвали Публия царем. Такая почесть была неожиданна, присутствовавшие римляне обратили на это внимание, а Сципион смутился и постарался умерить пыл своих новых подчиненных. Тем не менее наверняка такое проявление чувств не было для него неприятным, и практичный римлянин учел на будущее возможность использования подобных настроений среди местного населения (Полибий, Х, 37, 6–10; 38, 1–6; Ливий, XXVI, 17, 8–17).

Римляне настигли армию Гасдрубала Баркида, когда та находилась у города Бекулы (ныне Байлен) в окрестностях Кастулона. Карфагенский лагерь охранялся конными разъездами, и передовые отряды римлян с ходу атаковали и едва не ворвались на их плечах в расположение противника. Узнав о подходе римлян, у которых был явный численный перевес, Гасдрубал не отважился на открытое сражение и перевел свою армию на более безопасную позицию. Для нее был выбран достаточно высокий и обрывистый холм с плоской вершиной, перед которым находились более низкие холмы, а с тыла карфагенян прикрывала река Гвадель, приток Гвадалквивира. На более низкой площадке Гасдрубал поставил нумидийцев, балеарских пращников и ливийцев (Полибий, Х, 38, 7–9; Ливий, XXVI, 18, 1–7).

Выбранная Гасдрубалом местность настолько благоприятствовала обороне, что Сципион в течение двух дней не решался ее атаковать. Долго выжидать он тоже не мог – в любой момент остальные пунийские полководцы могли уладить свои склоки и прийти на выручку Гасдрубалу. На третий день Сципион, поставив в окрестностях две когорты, чтобы перекрыть противнику пути к бегству, начал наступление. Несмотря на трудности подъема и град метательных снарядов, римские велиты упорно продвигались вперед и, достигнув первой площадки, заставили пунийских стрелков отступить к основным силам. Подтянув тяжелую пехоту, Сципион атаковал вражеский строй с трех сторон, при этом сам командовал левым флангом, а правый поручил Гаю Лелию. По словам Полибия, Гасдрубал не ожидал, что римляне продолжат наступление так скоро, если вообще на него решатся, поэтому к моменту рукопашной далеко не все пунийские воины оказались готовы к бою. Гасдрубал не успел еще должным образом организовать сопротивление по фронту, как его армия была атакована с флангов. Надеяться на благополучный исход битвы в таких условиях было невозможно, и Гасдрубал, забрав казну, вместе со слонами и частью армии вышел из боя и по долине Тага направился к Пиренеям, попутно подбирая беглецов (Полибий, Х, 38, 10; 39; Ливий, XXVI, 18, 8–20; 19, 1).

Несмотря на то что бой, по-видимому, длился не очень долго и значительную часть своих сил Гасдрубалу удалось увести, карфагеняне понесли довольно ощутимые потери. Убито было восемь тысяч, пленных оказалось десять тысяч пехотинцев и две тысячи всадников (Полибий, Х, 40, 1; Ливий, XXVI, 18, 20; 19, 2). Как и раньше, иберов отпустили без выкупа, а карфагенян продали в рабство. Тут же римское войско пополнилось новыми союзниками, и иберы вновь на переговорах называли Сципиона царем. Ситуация для него была довольно неудобная, ведь в республиканском Риме слово «царь» было равносильно слову «тиран», а любые претензии полководца на усиление собственной власти могли восприниматься как попытка мятежа. Помня об этом, Сципион через глашатаев объяснил, что желал бы только, чтобы его считали человеком с царственной душой, но не считали и не называли бы царем. Единственный титул, который он признавал для себя подходящим, был просто «военачальник». Такая скромность, естественно, еще больше укрепила его авторитет и среди римлян, и среди иберов (Полибий, Х, 40, 2–7; Ливий, XXVI, 19, 3–6).

Когда происходила продажа пленных, случилось событие, имевшее для римлян исключительно важные последствия. Из всей толпы ливийцев внимание квестора, ведающего торгами, привлек необычно красивый юноша. На вопрос, кто он, пленник ответил, что принадлежит к царскому роду. Квестор отправил его к Сципиону. Юноша назвался Массивой, племянником нумидийского царя Масиниссы. Сципион не мог упустить такого случая заставить вражеского командира почувствовать себя в долгу пред ним и, щедро одарив Массиву, отпустил его, дав сопровождающих до любого места, какое тот ни пожелает (Ливий, XXVI, 19, 8–12).

Перед Сципионом встал выбор: пытаться ли преследовать Гасдрубала, не давая ему прорваться в Италию, или заняться оставшимися пунийскими армиями в Испании, пока они не объединились и не свели на нет все, чего он достиг до этого. Недолго раздумывая, молодой проконсул выбрал второе. Таким образом, одержанная победа не дала римлянам практически никаких преимуществ: Гасдрубал мог теперь беспрепятственно идти в Италию, а понесенные им потери было легко возместить наборами добровольцев из местных племен. Пресечь прибытие подкреплений Ганнибалу на дальних подступах не удалось.

Вскоре выяснилось, что, отступая с поля битвы к Тарракону и отказываясь от преследования Гасдрубала Баркида, Сципион не только «отпустил» его в Италию, но и не предотвратил его соединения с армиями Магона и Гасдрубала, сына Гисгона, которые подошли к нему из Западной Испании спустя несколько дней после битвы при Бекуле. С подкреплениями они опоздали, но зато получили возможность согласовать свои дальнейшие действия. Положение, в котором находились карфагеняне, было по-прежнему сложным. По словам Гасдрубала, сына Гисгона, они могли рассчитывать на верность только племен, проживавших на крайнем западе и юге полуострова, и то лишь пока до них не дошли сведения о римлянах и их новом полководце – Сципионе. Его коллеги согласились, что единственный способ удержать иберов от перехода к римлянам – это отправить их подальше от Сципиона, например, в Галлию и затем в Италию. Исходя из этого, все иберийские отряды войска Магона были переданы Гасдрубалу, сыну Гисгона, который должен был уйти на запад, в Лузитанию, и в сражения с римлянами не вступать, а Гасдрубалу Баркиду тоже предстояло пополнить свои потрепанные войска иберами. Магон отправлялся на Балеарские острова вербовать новых наемников, а Масинисса должен был довести численность своих всадников до трех тысяч и разорять области, подконтрольные римлянам. Решив так, карфагеняне разъехались готовиться к новой кампании (Ливий, XXVII, 20, 3–8).