Как уже говорилось, Сципион выработал тактику своих действий в Испании еще до того, как туда поехать. Теперь же, досконально изучив ситуацию на месте, он внес в свой первоначальный план значительные изменения. Сражаться с объединенными пунийскими армиями было едва ли не самоубийственно, так как в таком случае противник располагал слишком большим численным превосходством. Нападение же на одного из вражеских полководцев должно было неминуемо привести к тому, что после предполагаемой победы придется одновременно защищаться от двух других. Повторить судьбу отца и дяди Сципион не хотел, поэтому стал искать более перспективный вариант начала военной кампании. Целью, которую он выбрал для атаки, стал ни много ни мало Новый Карфаген. Его захват должен был кардинально изменить баланс сил на Пиренейском полуострове. Помимо того, что сюда стекались все богатства, собираемые карфагенянами в Испании, в городе содержались заложники всех зависимых местных племен, и он обладал если не единственными, то самыми удобными гаванями на полуострове, пригодными для размещения флота и морских войск. Будучи главной базой агрессии Карфагена в Испании, он мог стать лучшим перевалочным пунктом для римского вторжения в Африку.

Разведав местонахождение вражеских армий, он обратил внимание, что все они находятся не менее чем в десяти днях пути от столицы пунийской Испании. Более того, выяснилось, что городской акрополь охраняет отряд, насчитывающий всего около тысячи человек, а многочисленное ремесленное население в военном отношении представляет скорее обузу. Новые разведданные оказались еще более обнадеживающими. Как рассказали рыбаки, море вблизи города очень мелко, во многих местах проходимо вброд, и обычно каждый вечер наступает сильный отлив. Собрав все эти сведения воедино, Сципион в течение зимы разработал и продумал план, столь же дерзкий, сколь и гениальный (Полибий, Х, 8).

Операция готовилась Сципионом в строжайшей секретности, и только его друг и начальник флота Гай Лелий был посвящен во все подробности (Полибий, Х, 9, 1).

В начале весны 209 г. до н. э. Сципион переправился через Ибер, взяв с собой двадцать пять тысяч пехотинцев и две с половиной тысячи всадников. Параллельно ему продвигался флот во главе с Гаем Лелием. Охранять земли к северу от Ибера остался Марк Юний Силан с тремя тысячами пехоты и тремястами или пятьюстами всадниками.

На седьмой день пути римляне достигли Нового Карфагена. Казалось, что с точки зрения обороны город расположен очень удобно. Находясь на полуострове в глубине большого залива и окруженный со всех сторон морем, Новый Карфаген был соединен с материком узким перешейком (Полибий определял его ширину не более чем в две стадии). На этом-то перешейке Сципион и приказал разбить лагерь, закрыв тем самым выход из города, а флот блокировал гавань. При этом, чтобы не стеснять себе возможность для атаки и держать пунийцев в напряжении, сторона римского лагеря, обращенная к полуострову, никак не укреплялась.

После этого Сципион обратился к воинам с речью, объясняя цель похода, выгоды в случае победы («взяв этот город, вы завоюете всю Испанию») и обещая награды отличившимся при штурме. Для подкрепления уверенности в будущем успехе он сказал, что сам Нептун, явившись ему во сне, подсказал план операции и гарантировал свою помощь (Полибий, Х, 11, 5–8; Ливий, XXVI, 43, 2–9).

Тем временем Магон, комендант города, готовился к отражению штурма. Разделив гарнизон, одну его часть он оставил для охраны цитадели, другую разместил на одном из холмов в восточной части города. Так как сил было явно недостаточно, он вооружил две тысячи наиболее пригодных горожан, поставив их у ворот, ведущих на перешеек, а также вдоль стен (Полибий, Х, 12, 2–3; Ливий, XXVI, 44, 1–2).

На следующий день римляне начали штурм. Магон, не желая отсиживаться за стенами, сразу же бросил на вылазку отряд горожан. На перешейке закипел ожесточенный бой, успех в котором первое время не склонялся ни к одной из сторон. Понимая, насколько чувствительным станет поражение для и без того немногочисленного вражеского гарнизона, Публий поставил своих солдат поблизости от лагеря, что давало возможность беспрепятственно поддерживать сражавшихся, в то время как для карфагенян посылка подкреплений была затруднена. Именно этот фактор и решил исход боя. Не выдержав натиска превосходящих сил противника, карфагеняне с большими потерями отступили. При виде постигшей их отряд неудачи горожане запаниковали и начали бросать свои посты на стенах. Сципион, который в сопровождении трех щитоносцев все время находился в гуще событий, дал сигнал продолжить приступ. Но даже с самой небольшой охраной стены Нового Карфагена представляли собой очень серьезную преграду. Высота их была такова, что многие штурмовые лестницы ломались под тяжестью солдат, успевших на них залезть, а поднявшихся доверху не составляло труда сбросить. Ободренные этим, бежавшие ранее карфагеняне вернулись на стены и отбили все попытки римлян их занять.

Сципион дал сигнал к отступлению, но только для того, чтобы заменить отряды штурмующих на свежие. Тем временем начался отлив. Из бесед с рыбаками римский полководец знал, что в такое время морская лагуна, прикрывавшая город с запада, сильно мелеет и глубина ее в некоторых местах доходит только до колен. Видя это, легионеры вспомнили слова Сципиона о помощи, обещанной ему Нептуном, с новым рвением пошли вперед и, построившись черепахой, достигли ворот. В то же самое время заранее выделенный отряд в пятьсот человек под руководством местных проводников прошел по дну обмелевшей лагуны до городских стен, которые с этой стороны никто не охранял. Легионеры беспрепятственно приставили лестницы и, не встречая сопротивления, проникли в город. Ворота были взломаны с двух сторон, и вот уже основные силы римлян вступили в город (Полибий, Х, 13, 11; 14; 15, 1–3; Ливий, XXVI, 45, 6–9; 46, 1–7).

Отдав приказ убивать всех встречных, Сципион поделил армию – часть атаковала пунийцев, занимавших холм, а сам с тысячью воинов пошел к цитадели. Холм был взят с ходу, а Магон, видя, что дело проиграно, капитулировал. После этого повальные убийства прекратились, и римляне занялись систематическим грабежом.

Собранная добыча была огромна. Только золото и серебро оценивалось более чем в шестьсот талантов, что в полтора раза превосходило сумму, выделенную Сципиону для войны в Испании (Полибий, Х, 19, 1–2). В руки римлян попало большое количество военного снаряжения, в том числе сто двадцать больших катапульт и двести восемьдесят одна меньшая, двадцать три больших баллисты и пятьдесят две меньших, много «скорпионов» и семьдесят четыре знамени. Кроме того, было взято шестьдесят три транспортных судна с различными грузами и восемь боевых кораблей (по Полибию – восемнадцать), а также много зерна (Полибий, Х, 17, 13; Ливий, XXVI, 47, 5–10).

В плен попало десять тысяч человек (мужчин). Из них граждане Нового Карфагена были освобождены сразу, причем их имущество возвращалось, а городские порядки сохранялись в неприкосновенности. Около двух тысяч ремесленников, очевидно относившихся к категории зависимых («бодов» или «сидонских мужей»), объявлялись государственными рабами, но при условии усердной работы им была обещана свобода по окончании войны. Из остальных пленных самые здоровые были отправлены на корабли в качестве гребцов. Содержавшихся в качестве заложников детей иберийских вождей, всего около трехсот, он щедро одарил и обещал, что скоро они вернутся к родителям. Гай Лелий отправлялся в Рим вместе с плененными Магоном, членами городского совета и знатнейшими карфагенянами (Полибий, Х, 17, 6–16; 18, 1–6; 19, 8–9; Ливий, XXVI, 47, 1–4; 49, 7–10).

(Наряду с вышеприведенными численными данными существовали и другие, отличающиеся весьма существенно, о чем не преминул посетовать Ливий: «Досада берет называть их (иберийских заложников. – Е. Р.) число: у одних писателей я нахожу, что их было около трехсот, у других – три тысячи семьсот двадцать четыре; такое же разногласие и в остальном. Один пишет, что карфагенского гарнизона было десять тысяч, другой – семь, третий – не больше двух тысяч; в плен взято, согласно одному – десять тысяч, согласно другому – больше двадцати пяти. Силен, греческий писатель, говорит, что захватили около шестидесяти больших и малых «скорпионов»; Валерий Антиат – шесть тысяч больших и тринадцать тысяч малых; предела его вымыслам нет. Даже в именах полководцев есть расхождения: большинство считает начальником флота Лелия, но некоторые – Марка Юния Силана. Начальника карфагенского гарнизона, сдавшегося римлянам, Валерий Антиат называет Арином, а другие писатели – Магоном. Различно число захваченных кораблей, различны суммы захваченных денег и слитков золота и серебра. Если надо с кем-то соглашаться, то правдоподобнее средние числа» (Ливий, XXVI, 49, 1–6). Любопытно, насколько различались данные не дошедших до нас источников о других рассматриваемых событиях?)

Помимо благосклонного отношения к заложникам, Сципион сделал и другие шаги, поднявшие его авторитет среди местного населения. Знатным женщинам, в числе которых была супруга Мандония, брата вождя илергетов Индибила (у Полибия – Андобала), он гарантировал неприкосновенность. Когда же легионеры привели ему в качестве дара девушку исключительной красоты, он, узнав, что та в ближайшее время должна была выйти замуж, вернул ее жениху, который в благодарность присоединился к его армии с отрядом в тысячу четыреста всадников (Полибий, Х, 18, 7–15; 19, 3–7; Ливий, XXVI, 49, 11–16; 50).

Подчинив себе город, Сципион не стал пока продолжать наступление, но и без дела тоже не сидел. Восстанавливались городские стены, пленные ремесленники изготовляли оружие, а солдаты и матросы занимались разнообразными тренировками. Полководец лично следил за выполнением своих распоряжений, старался вникнуть в каждую мелочь, тренировался вместе с солдатами. После того как дела были налажены, оставив в городе гарнизон, Сципион уехал в Тарракон, где был назначен сборный пункт для иберийских союзников (Ливий, XXVI, 51, 3–10).

Так первая же боевая операция, самостоятельно проведенная Сципионом, показала, что у римлян появился незаурядный полководец, в перспективе способный на равных противостоять самому Ганнибалу. Не исключено даже, что некоторые тактические и дипломатические приемы Пуниец сам невольно подсказал своему противнику – до тех пор за всю войну, наверное, ни один из римских военачальников не уделял такого внимания предварительной разведке, а обращение с побежденными (строгое к главным врагам – карфагенянам и милостивое к их союзникам) очень напоминало политику, проводимую Ганнибалом в отношении населения Италии. Как Пуниец старался представить себя освободителем италийцев от гнета римлян, так и Публий создавал себе образ защитника иберов от притеснений карфагенян. Впрочем, не приходится сомневаться в том, что Сципион оказался способен сам творчески подходить к любой стоявшей перед ним задаче, а не следовать чьему-то стереотипу.