Баб-эль-Мандебский пролив
(Врата скорби)
Порт Аден
20 июня 2031 года

К счастью, после того ночного инцидента больше ничего такого не произошло.

Мы отстояли свое в очереди на проводку через Ормуз, дальше пошли фарватером. На всякий случай вертолетом с головного танкера по всем танкерам колонны разбросали людей для слежения на месте и при необходимости принятия мер. Миновали остров Киш, много десятилетий назад, при шахе, – модный курорт. Сейчас никакого курорта там нет, сейчас там нефтепереработка, все загадили вусмерть. Прошли траверзой Бендер-Аббаса… иранский порт в одном из самых чувствительных мест мира с точки зрения безопасности запомнился яхтами у грузовых терминалов и частоколом небоскребов, которых еще лет десять назад тут не было. После того как Америка стала ощутимо ложиться на бок, а в арабском мире пошла свистопляска, Иран стал для Японии гарантирующим поставщиком нефти, а японцы начали вкладывать деньги в иранскую промышленность и недвижимость. Просто удивительно, насколько иногда пересекаются исторические судьбы. Иран, в семьдесят девятом наиболее фанатичная страна во всем регионе, устроившая переворот и свергнувшая законно избранную власть, хуже того, захватившая американское посольство и фактически поставившая Америку на колени, прошедшая в восьмидесятых через ад войны с Ираком, в двадцать первом веке построила сильную государственность и стала фактически точкой опоры в очень неспокойном регионе. Их секрет был в том, что свою государственность они строили сами. Без помощи и советов извне, более того – в обстановке постоянной угрозы. Им удалось каким-то образом пустить фанатизм в контролируемое русло, создав Корпус стражей исламской революции. А вот во многих других странах фанатизм заметали под ковер, загоняли в темные углы, но он был, он ширился, проблемы, которые были в этих странах, не получали своего решения – и когда в одной стороне взорвалось, по цепочке стало взрываться и в остальных. Это как пожар на тесной, с деревянными домами улице. Загорелось в одном месте, ветром перекинулось на соседние. Так и тут. Взорвалось в одном месте, рухнула армия, не стало полиции, выпустили из тюрем уголовников, разграбили арсеналы. Тут же в других странах решили попробовать свою власть на прочность, на подмогу выехали соседские ваххабиты, пошло через границу оружие. Раньше эти вопросы решались высадкой американской армии или французского Иностранного легиона. А теперь никак не решались.

Вышли из узилища Ормуза с его островами и плохим, непредсказуемым фарватером, тут же повернули на запад. На оконечности Аравийского полуострова находятся две страны – Оман и Йемен. Бывший Йемен и бывший Оман. Так получилось, что эти страны поделили между собой некогда сильную племенную зону в горах. Сначала полыхнуло в Омане – там все шестидесятые и семидесятые годы шла война с активным участием британцев, 22САС там постоянно держал свой эскадрон как минимум. Войну британцы выиграли, поставив на трон своего ставленника, султана Кабуса, молодого и прогрессивного. Плюс в стране нашли нефть, и это было как раз во время нефтяной лихорадки, так что в нищую как церковная крыса страну потекли деньги, и сразу большие. Султан был хорош всем за исключением одного… несколько нетрадиционной ориентации. Следствием этого было то, что детей у него не было, при такой ориентации дети не рождаются. Султан пришел во власть молодым и жил долго, очень долго. Он успел увидеть исход многих историй, которые начинались в его молодости, падение многих государств. Но в конце концов он умер. И почти сразу после этого началась новая резня.

Вот и ставь педика на престол.

Что же касается Йемена, то они сначала были с собственными султанами, потом скинули его, потом разделились на две страны – Северный и Южный. Южный Йемен был полностью просоветским, а Северный – частично, но и там, и там сидели советские военные советники. Потом эти страны объединились на базе Северного Йемена – просто потому, что в Южном Йемене произошла страшная междоусобная резня, а в Северном был сильный президент и на базе этого можно было объединяться. Вторая причина для объединения – как раз на границе этих двух стран нашли месторождение нефти. Только вот названия – Северный и Южный Йемен – не должны были никого обманывать. Обычно так называют страны, которые имеют общие корни и некогда были расколоты на две части. Но на деле общих корней у Севера и Юга не было. Юг при англичанах назывался Юго-аравийской племенной федерацией, то есть англичане сделали то же самое, что и в Пакистане, – зону племен. Плюс еще был порт – порт Аден, который англичане первоначально держали для бункеровки своих судов углем и защиты Суэца, – чисто британский колониальный город, такой как Гонконг или Бомбей, почти ничего общего со всей остальной страной не имеющий. И все это объединили в одну страну. Почти сразу после объединения две части этой страны вступили в гражданскую войну друг с другом.

После 9/11 Салех встал на сторону США – это позволило ему получить помощь и править до начала Арабской весны. Потом случилась Арабская весна, США ее поддержали, что было грубейшей ошибкой. Салеха скинули именно в ходе ее – он был ранен, когда мечеть, где молился он и высшие чиновники государства, накрыл «Град». На должность президента избрали какого-то попку, но все понимали, что главная в стране – армия и ее командиры, многие из которых были либо родственниками Салеха, либо его соплеменниками. Потом Ближний Восток стал ощутимо валиться и черпать воду, а в Омане умер султан, и мятежный регион Дофар снова поднял восстание. А раз поднял восстание Дофар – поднял восстание и йеменский Абьян с другой стороны границы – по сути, единая зона племен, разделенная границей. После того как окончательно раскололся Йемен, американцы и англичане соорудили сразу несколько баз, сделав основную в столице Юга – порту Аден, который некогда был стоянкой британского, а потом и советского флота. Американцы также попытались наладить некий контакт с Севером. Получилось это, увы, плохо. Американцы не знали тонкостей, не готовы были ждать… да и времени-то у них уже совсем не было. Общественное мнение опять-таки. Тем не менее базы в Адене и в Омане все еще были, их удерживали британцы в безнадежной, наверное, попытке восстановить имперский дух тех давних времен. Американцы были вынуждены уйти, американцы теперь занимались разборками друг с другом, а не со всем остальным миром. Но оставались еще контрактники. Аден был важной перевалочной точкой и точкой опоры для многочисленных компаний и групп, занимающихся безопасностью. Рядом – остров Сокотра, через пролив – давно и окончательно распавшаяся Сомали, ближе всего Пунтленд, дальше – горящая Кения. Если брать дорогу на север, то она идет напрямую в Джидду. А там обосновались психи из АКАП – «Аль-Каиды» Аравийского полуострова. Придя к власти, они объявили, что Риад осквернен стяжательством, что там слишком много куфара, и перенесли столицу страны в Джидду, самый западный город страны на побережье Красного моря. И тут проявился национализм местных этнических групп – когда-то Саудовской Аравии не было, а были несколько разных стран и так называемых стран, в которых правили разные династии. Причем Джидда как раз жила очень хорошо – за счет паломников и хаджа. Потом ас-Сауд объединил разрозненные племена в страну, но рухнула династия Саудов – рухнуло и единство. Британцы, бывший 22САС, наемники экстра-класса, из последних сил держали несколько аэропортов, откуда взлетали семьсот семьдесят седьмые и триста восьмидесятые, до верха набитые саудовскими принцами второго, третьего поколений, их многочисленными женами, любовницами, золотом, даже любимыми верблюдами. Все это шло в Лондон, на побережье Франции, Италии, где давно были куплены виллы, дома, у многих оказались и паспорта тех стран. Знаете, сколько человек было в саудовской королевской семье к моменту падения режима? Более семи тысяч! И вот эти твари, как кролики, подъедали страну, им не хватало даже нефтяных доходов – лично по мне, их просто не надо было спасать. Надо было оставить наедине со своим народом, чтобы тот мог высказать все, что думает об их королевской власти. Но их спасли. За огромные деньги, но спасли. Аден стал ближайшим к Джидде открытым морским портом, а так как режим мулл в Саудовской Аравии считался нелегитимным и с ним никто не торговал, порт Аден переживал второе рождение, став основным путем для крупномасштабной контрабанды в Саудовскую Аравию. Мелкая контрабанда шла прямо через Красное море, через рыбацкие деревушки и на саудовском, и на суданском побережье. А крупная – через ближайший крупный порт – это Аден. Номенклатура контрабанды – от китайских пулеметов, ракетных установок и пикапов для бандитов и до автомобилей «Бентли», выкрашенных в зеленый цвет, потому что духовным лидерам ваххабитов беспонтово ездить на автомобиле обычного белого цвета. Аден теперь был очередной международной торговой факторией на краю хаоса – и у всех, кто там был, работал и зарабатывал большие, пахнущие нефтью и кровью деньги, было ощущение неизбежности конца. Поэтому в средствах не стеснялись.

На подходе к Суэцу тоже была пробка, но пиратов не было. Среди судов, стоящих плотной группой, шныряли вооруженные крупнокалиберными пулеметами и даже легкими пушками лодки, а в воздухе жужжали маленькие, пронырливые, смертельно опасные «MD540», вооруженные «Миниганами», бельгийскими «М3М» и даже «Хеллфайрами». Так что йеменские рыбаки, переквалифицировавшиеся в пиратов, сомалийские рыбаки, переквалифицировавшиеся в пиратов, кенийские рыбаки, переквалифицировавшиеся в пиратов, поджидали свою добычу южнее и восточнее, на бескрайних просторах Индийского океана. Если раньше они действовали у побережья, то теперь отходили все дальше и дальше от него, используя суда-матки и появляясь там, где их никто не ждал.

Танкер сбавил ход вместе с остальными, мы уже собрались и ждали смены. Я свернул палатку, приторочил ее к рюкзаку. Потом мы увидели идущий к нам «БлекХок», он был необычным, не черным, а какого-то странного, светло-серо-голубого цвета, трудно различаемого в небе. Вертолет с грохотом завис над площадкой и сначала сбросил пару контрактников на смену нам (контрактники дежурят парами, а нас было четверо, потому что мы двое заплатили за экскурсию со стрельбой), а потом по лестнице на борт полезли и мы четверо. Я лез третьим, следом за контракторами и перед Саней, не упал, завалился в вертолет, и мне показали место, чтобы никому не мешал.

Вертолет был странным на вид и внутри, и снаружи. Я не большой специалист по вертолетам американской армии, но то, что все переделано, видно и по остаткам каких-то конструкций на полу. В отличие от наших вертолетов у американских вооружение нацелено в основном не вперед, а вбок, специально есть места для пулеметчиков. Здесь пулемет есть, и пулеметчик есть – пулемет крупнокалиберный, американского производства. А вот дальше установлено кресло от какой-то дорогой машины, кожаное – видимо, для снайпера. А дальше ничего нет, даже подвесных сидений, сидишь на полу, а к стенке прикреплены контейнеры с оружием и приторочены короба с патронами. Как я понял, что-то крупнокалиберное. С другой стороны люк десантного отсека тоже открыт, а чтобы мы не выпали, там натянута крупноячеистая сетка. Город и море видны очень хорошо.

Вертолет уходил вверх, было видно водную гладь, корабли на ней, очередь на разгрузку в давно не пользовавшемся большой популярностью порту. Потом я увидел горы, горные пики и полосу земли между морем и горами, на которой, собственно, и существовал этот удивительный город, из которого англичане ушли слишком рано и который по этой причине так и не стал аравийским Гонконгом, хотя имел все шансы им стать. А справа в открытый люк был виден кратер, стоящая прямо у берега гора, давно потухший вулкан, на стенах которого так же интенсивно строились, и даже в самом кратере строились. Вертолеты жужжали подобно мухам, в порту шла работа, а кто-то даже расслаблялся на пляжах, на сером от вулканической пыли песке. Чем ближе от вулкана, тем песок серее. Серые пляжи – местная достопримечательность, и если кто-то хочет провести экстремальный отпуск, добро пожаловать в Аден, столицу Южного Йемена.

Потом вертолет пошел вниз.

Нас сбросили прямо на крыше отеля «Голд Мохур», бывшего «Шератона». Белое пятиэтажное здание, построенное в давние времена, много видевшее и пережившее – в девяносто втором году здесь отдыхали боевики бен Ладена, а десять лет спустя оперативники из контртеррористического отдела ФБР, расследовавшие взрыв в гавани Адена американского эсминца «Коул». Конечно, на него надстроили вертолетную площадку, потому что теперь это было обязательно по требованиям безопасности: и передвигались часто на вертолетах, и на случай экстренной эвакуации. Отель был «только для белых», и первое, что тебе бросалось в глаза, когда ты сходил с вертолета и спускался вниз по приваленной наскоро лестнице, – это белые палатки на крыше отеля и снайперы в них, занявшие оборону и следящие за происходящим внизу. Отель был в узкой части, сразу за ним начинались горы, а перед ним – пальмы, песок и периметр из бетонных блоков с автомобильной стоянкой снаружи, а не внутри, чтобы не давать шанса оставить у отеля заминированный автомобиль, как оставили у гостиницы «Тадж-Махал» в Пешаваре. Снайперы то ли контролировали периметр, то ли рассматривали в прицелы дам, загорающих на пляже без верха.

А были и такие.

На крыше отеля, у вертолетной площадки, нас встретил представитель фирмы по имени Томаш, то ли венгр, то ли поляк, то ли чех, то ли словак. Разницы не было, если ты был европейцем, то этого было достаточно. На русском он сказал, что отель полон, номеров не заказать, но по договоренности с отелем мы можем пользоваться баром, бассейном (баром – платно, естественно), бесплатным вайфаем и пляжем, а при необходимости – либо разбить палатки рядом с отелем в безопасной зоне, либо договориться с персоналом отеля. То есть как обычно в арабском мире, номеров нет, но если умеешь договариваться, будут.

Завтра мы должны быть готовы к четырем утра, нас с крыши же заберет вертолет. Пойдем на конвой.

Вот такая вот диспозиция.

По лестнице спустился вниз. Особой опасности не чувствуется, кондиционер работает, но у некоторых на поясе кобура с пистолетом или сумочка-напузник с тем же самым. Внизу – бар, цены – совершенно конские, явно рассчитанные на богачей. Бутылка воды – сорок долларов! Совсем охренели, причем бутылка всего ноль пять, и местная, не «Эвиан» там. Зато менеджер отеля местный и хорошо знает русский, равно как и английский. Пятьдесят долларов, и пляж в нашем распоряжении. А заодно и море. Тут не так грязно, как на берегах Персидского залива, искупаюсь. И оружие оставлю под присмотром – тоже за эти пятьдесят долларов.

Блин, с этим здоровенным чехлом как с писаной торбой дурак ношусь. Но не идти же с этим на пляж.

Вышел… пальмы, жарища. Тут тоже воду продают, еще дороже. Как я потом понял, дешевле все равно нигде не найти, а такая вода – хоть какая-то гарантия того, что не свалишься с желудочно-кишечной инфекцией, потому что вода из-под крана опасна даже кипяченая. Прошел через подъездную дорогу к отелю – он стоял как бы боком, а там песок и море.

Вода была теплой, соленой – я зашел по грудь и дальше старался не заходить. Потому что все так делали. Как я понял, в воде может всякая дрянь быть, и лучше, чтобы она не попадала ни на глаза, ни на губы. Вот такое купание по-местному – зашли по грудь и стоим. Типично арабское купание. Арабы обычно не умеют плавать совсем, а женщины купаются в костюмах, напоминающих одеяния японских ниндзя.

Покупался, вышел. Отстоял небольшую очередь, смысл с себя соль под душем с пресной водой из отеля. Огляделся. Есть шезлонги, но платные. Не знаю, сколько и кому платить. Сходить в отель, что ли, взять коврик? У меня есть.

Тем временем еще меня заинтересовали дамы.

Конечно, личная жизнь она и есть личная жизнь, но кое-чего о своей личной жизни я вам расскажу. Как и у многих в моем поколении в Москве, у меня нет женщины. Постоянной, я имею в виду. Ни в качестве жены, ни в качестве подруги.

Почему так? Ну… по разным причинам. Постоянная женщина требует постоянного внимания. Это не говоря про жену. Некоторые мои товарищи (не по несчастью, я-то как раз счастлив) женились, и удачным оказался только один брак из пяти. В двух случаях из оставшихся четырех нарвались на мегер, в оставшихся двух сделали типичную ошибку москвича. Вам нужна жена без претензий, и вы начинаете искать среди молоденьких, дешевых провинциалочек, что толпами осаждают Москву в надежде поступить в «Щуку» или еще куда, или просто устроиться любым способом. В том числе и таким. Иногда такие браки бывают удачными, но чаще всего вы обнаруживаете, что через год вы уже проживаете в съемной квартире где-то в Дегунине и уже платите алименты. Вот так вот и попались два моих приятеля. А я научился на чужих ошибках.

И что же остается нам? Ну, во-первых, есть бары и дискотеки. Если у вас есть «Порше», как у меня, то шансы удачно провести выходные резко увеличиваются. Собственно, я ради этого его и покупал – пусть подержанный, но «Порше». Во-вторых, можно заводить служебные романы, но лично я к таким вещам отношусь с большой опаской. Не гадь, где живешь, это называется. Если что-то пойдет не так, ты получишь врага, причем этот враг ни перед чем не остановится, чтобы стереть тебя в порошок. А мне это надо?

Третье – содержанки. Мой начальник, с которым у меня, кстати, преотличнейшие отношения, снимает квартиру раскрепощенной двадцатиоднолетней студентке и посещает ее по средам и пятницам, а что она делает в оставшиеся дни и с кем, его не волнует. Квартиру снять – это минимум полтинник, а нормальные – от восьмидесяти, денег у девушки, приехавшей учиться, обычно бывает немного. Так что обе стороны этим довольны. Кстати, мой начальник женат и, как он мне объяснил в минуту тяжкого раздумья, в браке несчастлив. Его супруга – иногда навещающая наш офис тридцатидевятилетняя курящая истеричка, с каким-то садистским удовольствием тратящая деньги и настраивающая детей против отца. Секса у них нет уже давно. Начальник мой имеет доход раза в два больше моего… чего говорить, если и я кое-что ему подкидываю, чтобы закрывал на лишнее глаза. Но живет он по виду едва ли не беднее моего, и я знаю, что тому причина. Спасибо, но мне такого не надо.

Четвертое – социальные сети. Есть такие, где большая часть – откровенные проститутки, есть относительно нормальные. Относительно нормальные – это матери-одиночки. Любимый мною «контингент», его я обычно окучиваю. От двадцати пяти до тридцати пяти, вышли замуж лет в восемнадцать-девятнадцать, по любви, родили ребенка. Потом поняли, что муж козел и тряпка, готов поиметь все живое в радиусе километра, а вот деньги зарабатывать не готов. И все у него вокруг виноваты в его неудачливости, в том числе и его жена. Некоторые терпят такое всю жизнь. У некоторых терпение лопается почти сразу. Вторых я уважаю. Это надо сильно не уважать себя, чтобы находиться с человеком, у которого много понтов, но который даже на квартиру скопить не в силах. Я уже говорил – как ты себя поставишь, так и будет. Если ты терпила – ты будешь прощать и терпеть, прощать и терпеть.

Любовь быстро превращается в ненависть, семья распадается, после чего женщины, уже с ребенком и грузом отрицательного опыта и обид, начинают искать свое счастье. Иногда находят. Но чаще всего – нет.

Быть одному тяжело, я знаю. Но лучше одному, чем с кем попало.

Пятое – это отдых. Вообще-то у нас с сексом проблемы. В том смысле, что он отягощен много чем еще – ищут не партнера, а партию, причем всегда. В том же Лондоне, где я стажировался, с этим намного проще. В пятницу в пабе нажрались в хлам – бери любую и… это самое, в общем. Но вот когда наши дамы отъезжают отдохнуть в жаркие страны… Иногда я думаю, почему так, – то ли жара на них так действует, то ли мы так зависимы от общественного мнения: мол, прозовут соседи б… Но факт остается фактом – у русской женщины, выехавшей отдохнуть, с вероятностью процентов девяносто срывает крышу, и она пускается во все тяжкие. Этим надо пользоваться, и всего-то для этого надо – купить билет.

Наконец, шестое – это эскорт и банальные проститутки.

Вообще в Москве этого полно. Иногда такое ощущение, что полгорода имеет к этому какое-то отношение. Студентки подрабатывают – иначе в Москве не выжить. Госслужащие подрабатывают, иначе на их зарплату в Москве… ну, прожить можно, но без шика. Полно девочек с Украины, со всех бывших республик СССР, с Восточной Европы. Наконец, с нашей провинции. А после того как начали открывать порталы виртуального секса и проститутки их освоили, такое ощущение, что Москва до тридцати лет помешалась на этом. Все проститутки переселились в Сеть, виртуал бесплатно, за реал… ну вы поняли, в общем. Даже говорить не хочу.

Признаюсь, опыт грехопадения по шестому варианту у меня был. Даже дважды. Первый раз мне посоветовали одну девицу, которая работала в… налоговой! Причем не на исполнительском посту. Налоговая – наш главный враг, потому мне стало просто интересно. Второй раз был еще интереснее: я познакомился с полькой в одном месте, я сразу даже и не понял, что она из эскорта. Очень красивая. Когда понял, отказываться было как-то не с руки… и так получилось, что наши отношения затянулись больше чем на год. Деньги в этих отношениях были не главными, хотя они присутствовали. А через год с небольшим Эва – так ее звали – мягко, но непреклонно все прекратила. Я только потом понял причину, придурок жизненный. Просто я в какой-то момент должен был перестать ей платить. Но я не перестал.

А может, я просто придумал это для себя, и ей надо было уезжать. Или она папика подцепила, может быть, и так. В любом случае мне это помнится, и я до сих пор жалею.

А во всем остальном брак или постоянные отношения как способ я отмел для себя, третий, шестой тоже – все остальные к моим услугам. Из них я выбираю, что менее лениво. Выбирать особо тоже не выбираю – обычно женщина и я существуем на разных частотах, скажем так. Я не могу понять ни разговоры об экологии, ни разговоры о маленьких собачках, ни о чем ином. Женщины, наверное, тоже не поняли бы меня, случись мне рассказывать им об оружии или о специфике поведения защитных акций, таких как ГМК «Норникель». Мы оба знаем, что нам нужно друг от друга. Все остальное – обязательная прелюдия.

Осмотрелся. Мусульманок нет, и это плюс – шахидки нам тут не нужны. Из оставшихся… выбор очень даже недурной. Интересно только, зачем приехали сюда. Девяносто – шестьдесят – девяносто ищут неприятностей на свои вторые девяносто?

Песок – просто лава раскаленная, пятой точкой сядешь – подпрыгиваешь сразу. Я подошел к мужику, который продавал лежаки, спросил, есть ли просто подстилки, и получил нечто напоминающее арабский ковер для бедных. Принимая деньги, мужик подмигнул мне.

Есть все-таки нечто такое, в чем нормальные мужики всегда солидарны.

Непринужденно устроился около одной… гитара испанская. Длинные черные волосы в хвост и никаких признаков бюстгальтера. Выждав положенное время, начал знакомиться. Простое, банальное, ни к чему не обязывающее знакомство.

– Привет…

Через несколько секунд она поднялась на локтях и посмотрела на меня. Такое ощущение сразу появилось, что я где-то допустил ошибку.

– Привет… – Голос был хриплым, видимо, от пересохшего горла.

– Хочешь?

Она взяла бутылку (раскошелился, причем на нормальный «Арва» раскошелился, не местную дрянь), свернула крышку, отхлебнула.

– Отдыхаешь здесь? Не лучшее место для отдыха?

– Русский? – спросила она.

– Ага. Из Москвы. А ты откуда?

Она улыбнулась, но нехорошо как-то.

– Тогда штука с тебя.

Я даже не въехал сразу.

– В смысле, штука?

– Если по-быстрому, то пятихатка.

Вот теперь дошлю. Аж плюнуть захотелось… тварь поганая. Понятно, здесь самый клев, куча мужиков-охранников, денег куры не клюют. Но все равно…

– Не дорого?

– Тебе нормально. Со Львова я, понял?

– И чего – это у тебя джихад против русских, что ли, такой? А чего в Европе не… джихадишь? Вроде как в Европу хотели…

– Мое дело. Ну, так что?

Я покачал головой.

– Ну и пошел ты.

Еще бы сказала – москалина…

Случившееся на пляже почему-то подействовало на меня как плевок в лицо, и остаток дня настроение было хуже некуда. Так, лежал и жарился на солнце, но все равно – мерзко. Ведь знаю, что ненавидят, убивать готовы, но все равно как только сталкиваешься с этим напрямую, бывает неприятно. Хотя какое мне дело до какой-то львовской потаскухи?

Ближе к вечеру надо было искать, что пожрать. При отеле был ресторан, не лучший, но ничего другого тут не было. Сначала поужинали те, кто имел в отеле номера, потом пришла очередь и нас, грешных. Вот тут-то я и столкнулся за столом с человеком, от которого узнал много чего интересного….

Звали его Леонидас. Он был греком, оттого и сильно похож на местных со своей кудрявой седой бородой. Как я понял, он был из каких-то греческих сил коммандос, десантников или кого-то в этом роде. Как и подобает греку, из народа которых произошло большинство признаваемых цивилизованным человечеством философов, Леонидас был словоохотлив и мудр.

– …против кого мы воюем… – Он посмотрел на нас. – Против кого мы воюем?

Вопрос был не риторическим, очевидно, он требовал ответа.

– Против террористов, – сказал я.

– Террористов… легко назвать террористами тех, кто тебе не нравится. Террорист по нынешним временам – тот, кто хочет изменить этот мир.

– Взрывая бомбы?

– Да, и так тоже! Потому что до нас не докричаться!

Я уже жалел, что начал этот разговор. По ходу, он был коммунистом или что-то в этом роде – в Греции полно коммунистов. Коммунистический образ жизни там – студентом можно быть до тридцати с лишним и получать жилье в общаге и даже жратву от государства – совмещается с засильем чиновничества, ленью и безумным, всепроникающим воровством.

– Вот, посмотрите. Мы сопровождаем танкеры. А другие пытаются на них напасть. Тех, кто пытается напасть, все больше и больше. Почему так? Может, потому что из-за грязи мы их лишили рыбного лова и у них теперь больше нет выхода, как кормить семьи, кроме как идти в пираты?

– Или потому, что кто-то заплатил им за нападение.

– Да, но кто в таком случае виноват?

Я отхлебнул воды с лимоном.

– Точно не я.

– Вот и все так думают. Мы забыли, что мы – одно человечество. В одних странах пухнут от роскоши, а в других дети умирают от голода. Вот ты – ты русский?

Я кивнул:

– Русский.

– Русские помогали третьему миру в свое время. Я не застал это, но дед рассказывал. Он рассказывал о том, как он сражался с хунтой черных полковников, как сидел в тюрьме за то, что он коммунист.

Слава богу, кстати, что я не застал времена коммунизма. Потому что о тех временах у меня есть свое, и нелицеприятное, мнение.

– Много лет, – сказал я, – мы и в самом деле помогали половине мира. И что? Когда нам самим было плохо, хоть кто-то помог нам?

…

– Знаете, я давно задаюсь одним вопросом. Когда мы пришли в Афганистан, это давно было, шестьдесят лет тому назад, почему-то с нами никого не было. А вот когда пришли американцы – они пришли туда не одни, они пришли туда с целой кодлой союзников. Даже наши бывшие страны – Прибалтика, Грузия – туда побежали! И с визгом побежали! Как же. Заметили! Доверили! Так вот – как же так? Может, мы чего-то не так делали? Почему нам никто не хотел помогать. А перед Америкой – сразу в коленно-локтевую?

Грек – он пил непостижимую в этой жаре, на сколько-то разбавленную анисовку, – посмотрел на меня неожиданно трезвым взглядом.

– Пророков бьют камнями. Но от этого они не перестают быть пророками.

– Неприятно только им быть, согласитесь.

– Христос думал по-другому.

Я, честно, не нашел что возразить.

– Твою страну наказали за праведность так же, как наказали Христа. Люди его народа кричали – распни его! Ему дали крест и отправили на Голгофу. И распяли. А потом… обычно на этом все и заканчивается, никто не хочет знать, что было потом…

– И что было потом?

– Потом Иерусалим был разрушен, и Храм был разрушен, а на его развалинах встал лагерем Десятый легион Рима. Израиль был уничтожен, евреи, что совершили этот грех, рассеяны по свету, чтобы собраться вместе только через две тысячи лет.

Грек поднял палец.

– Вот и мы сейчас живем в ожидании разрушения храма. И он рушится у нас на глазах…

Ночевать я решил в палатке. Зачем платить за отель втридорога, если есть пляж – поставил палатку, и все. Всего-то на одну ночь.

Мысли были скверные.

Может, из-за жары, может, из-за облома с той шалавой, которая оказалась обычной проституткой, ищущей тут клиента. Но больше из-за того грека.

Лично у меня слово «мученик» вызывает ассоциации со словом «терпила». А великомученик – со словом «конкретный терпила». И все вместе вызывает ассоциации со словом «лох». Я не помню, какой была страна с названием СССР, – когда родился и рос, ее уже давным-давно не было. Только самые общие сведения со слов тех, кто ее застал. В молодости был какой-то ренессанс советской идеи, в магазинах были какие-то альтернативки про Сталина, а я не мог понять – зачем? Ведь единственное, что не вызывало сомнения в истории Сталина, – это то, что он уже умер.

Мне не нравится, когда мою страну ассоциируют со словом «мученик». Я не хочу быть лохом. Я не буду лохом никогда в жизни. С пацанячьих еще лет, когда я подрабатывал в «Макдоналдсе» вместо свободного шлынданья по городу, я знал, что никогда не буду лохом. Лохов учат. Лохов бьют. Лохов опускают.

Мои родители… неплохие в общем-то люди, и лохами их нельзя назвать никак. Просто они не видят возможности. Их сознание жестко ограничено рамками работы и, может быть, каких-то накоплений. Они не знают и не хотят знать, как можно получить доход в сто процентов годовых. Их видение успеха – стать начальником и получать хорошую зарплату. Видение большого успеха – стать директором и получать очень большую зарплату. В то же время они не понимают, что директора можно уволить в секунду, точно так же, как и тетю Дусю, уборщицу, за плохо вымытый пол. И не факт, что ты найдешь себе такую же и даже лучшую работу. А вот я – трейдер, с именем, с навыками – работу найду всегда. И приработок тоже найду всегда. В этом смысле я круче любого своего босса, потому что я выживу без босса, а они без подчиненных – нет.

Но я помнил то, что когда-то над нами издевались как хотели. И это только потому, что когда-то мы проявили уступчивость, понимание и готовность жертвовать своими интересами ради общего блага. Когда это случилось, о нас вытерли ноги и пошли дальше. По-моему, это были первые годы интернет-революции, девяностые.

И больше мы так не поступим. Ищите лохов, мучеников и готовых пострадать за великую идею в другом месте, господа…

Утром я проснулся еще потемну. Было удивительно тихо… я сначала не понял, чего проснулся. Потом дошло – азан. В тренировочном лагере были слышны азаны, азаны были везде, а вот здесь их не было. В Адене не пели азаны, но я все равно привык просыпаться около пяти утра.

Если бы дело было в Москве, я бы сделал зарядку и зашел в Сеть посмотреть новости, но это была не Москва, и чтобы делать тут зарядку, надо быть полным идиотом. Для зарядки здесь слишком душно и жарко. Купаться тоже не хотелось – мало ли что может быть в воде, медуза там какая, а то и акула. Потому я свернул палатку и приготовился отсюда отваливать. А чтобы скоротать время, перевернул йотафон и начал читать книжку. Читал я Каплана, американского журналиста, писавшего об американской армии тридцать лет назад.

Постепенно начали просыпаться остальные. Кстати… если вы наблюдаете за человеком, когда тот просыпается, можно сделать определенные выводы. Какие-то люди просыпаются резко – раз, и они из состояния сна переходят в состояние бодрствования, идут в ванную, чистят зубы там. Это я. А есть те, которые любят поваляться, понежиться, просыпаются нехотя. Как думаете, кому из них можно доверять?

Воды осталось совсем немного, но она была холодной – остыла за ночь. Я пошел разыскивать представителя нашей фирмы, которого почему-то не было видно, и наткнулся на кого-то вроде ночного портье. Он, видимо от ката, а может, еще от чего, был как пришибленный и на английский не реагировал. Я уже раздумывал, не тряхнуть ли его хорошенько – чисто для того, чтобы мозги на место встали, – как вдруг увидел спускающегося по лестнице представителя. Он тоже выглядел помятым, но средство догнаться у него было свое. Им как раз от него и пахло.

– Чего стоишь? – с ходу наехал он на меня.

– А?

– Давай, наверх, живо.

– Наверх?

– На крышу, что как тупой…

Нет, мне все-таки интересно, сколько бы я мог заработать, если бы работал как положено, с гонораром, а не платил сам?

Вертолет был китайским, марки «Харбин Z22». Этот вертолет китайцы разработали уже самостоятельно, он внешне похож на американский «Black Hawk», только турбины и большая часть начинки у него от «Ми-17». В плюсе то, что по бортам пулеметные порты и широченные двери, в минусе… а минус – отсутствие хвостовой аппарели, и, соответственно, хвост не прикрыт пулеметом, как это можно сделать на «Ми-17» и старших моделях Сикорского. Понятно, кстати, почему – фюзеляж вертолета должен обладать определенной жесткостью, причем чем тяжелее вертолет, тем больше жесткость. А тут и так – вон, двери какие и порты. Пришлось выбирать – либо люк в хвосте, либо широкие двери по обоим бортам. Выбрали второе.

Я, кстати, летал на этом вертолете, и не раз. Где? А на Сахалине. Если американский «Блекхок» не имел гражданской версии и не продавался частным лицам, то китайцы все свои вертолеты активно предлагали на рынке. Вот одна нефтяная компания и купила несколько таких для полетов на вышку и обратно. А я там был в составе большой группы спецов, мы роад-шоу по этому проекту готовили, и надо было видеть все своими глазами. Сбюр и ГПБ были по этому проекту андеррайтерами, а наша контора была одной из тех, что обеспечивала листинг в Москве и подпрягалась быть маркет-мейкером.

Вот и полетали по всему региону, там как раз путина была – ох, поели рыбки. Это у нас икра – деликатес, а там нам таз целый навалили, дали две буханки хлеба, ножи – ешьте. Потом банками оттуда икру вывозили.

Там было прохладно и приятно, а здесь жарко, мерзко и весь в поту.

Вертолет садиться не стал, завис прямо над площадкой, сбросили лестницу. А у меня за спиной рюкзак весом килограммов двадцать, а в руке оружейный кейс весом столько же. И как мне со всем с этим лезть?

Видя мои мучения, из вертолета высунулся какой-то мужик в очках на пол-лица, оценил ситуацию, сбросил веревку с крюком. Я с благодарностью нацепил на веревку свой оружейный кейс и полез в вертолет.

Мужик оказался штатным снайпером. Очки, шемах, из-под шемаха видна борода. Хлопнул меня по плечу, заорал: «О’кей?»

Я показал большой палец. Слышно было хорошо, я активные наушники надел, иначе в вертолете оглохнешь.

Мужик застегнул сетку, которая была прицеплена как раз на середине двери, поверху был стальной трос. Я пристегнулся – просто альпинистский карабин с тросиком к поясу – и сел на неудобное, очень неудобное место. Мужик помог мне отстегнуть «ПКМ» – он вместо жесткого крепления был подцеплен на трос, прицепленный к потолку десантного отсека. Плюс в том, что есть очень большая свобода действий для пулемета, минус – нет турели, которая принимает на себя часть отдачи, и большая часть отдачи приходится тебе на плечо. Это хреново, хотя тут сделана прокладка на приклад из толстой резины.

Надел бронежилет – здесь, видимо, это обязательно, бронежилеты тут просто лежали, несколько штук, прихваченные сеткой, чтобы не выпали.

– О’кей?

Я показал большой палец:

– О’кей!

– Работаешь по команде! Или если выстрел увидишь! Понял?

– О’кей.

Вертолет уже покидал пределы города. В отличие от городов ОАЭ и Саудовской Аравии здесь совсем не было небоскребов. Большая часть города – это либо частный сектор, одно– и двухэтажная застройка, либо четырех– и пятиэтажные дома средиземноморского типа – его приметами является плоская крыша и громадные, по нашим меркам, лоджии-террасы, которые по размерам иногда больше, чем вся наша квартира-однушка. Арабы, несмотря на «Мерседесы» и нефтяные деньги, оставались арабами, и им легче жилось не в четырех стенах, а чтоб был свежий воздух – вот почему в частном секторе часто спят не в доме, а на крыше, выносят туда лежак.

А вот и наша родимая архитектура – серые панельки, три этажа. Господи… где мы только не настроили этих панелек. А главное – зачем? Вот зачем? Ё-моё, у нас люди в очереди на квартиру стояли, а мы строили в какой-то тьмутаракани.

Потом мы увидели дорогу, разноцветные крыши кабин и поняли, что это есть конвой, который нам надо вести на юг. От порта к столице страны, Саане.