Татьяна вернулась из очередной командировки усталая и злая. Было почти девять вечера. В этот раз ее возил Садриев, личный водитель гендиректора, дурно воспитанный туповатый тип. Тот факт, что он возит «Самогу», наполнял Садриева чувством собственной значимости. На всех остальных, будь то главбух или, в данном случае, начальник пресс-службы, поглядывал свысока, с оттенком брезгливого недоумения. Вынужденный почти на неделю отправиться с Татьяной в Ульяновскую область, он постоянно выказывал ей свое «фи». А под конец мелко напакостил: отказался «делать крюк» и довозить до дома. Высадил у остановки: «Тут два шага, добежите!»

Она не надела очки, потому что капли дождя попадали на стекла и разглядеть все равно ничего не получалось. Разумеется, в темноте не заметила глубокую лужу и угодила прямиком в нее, черпнув ботинком ледяную воду.

Придя к себе, немного успокоилась. Татьяна обожала свой дом – свою крепость. Каждая мелочь в квартире была сделана по ее вкусу. Ее никто не встречал: жила одна, домашних животных не было. Она бы не возражала против собаки, если бы не одно большое «но»: кто позаботится о животине, когда хозяйка в командировке? Поэтому пса не заводила.

Зато были лошади. Ночник-лошадка, с десяток статуэток-скакунов, картина «Табун на водопое». Татьяна никогда не пробовала ухаживать за лошадьми, не умела ездить верхом и всего дважды в жизни погладила живую лошадь. Но ей были по душе благородство и преданность этих невероятно красивых животных, восхищала их стремительная грация и умный добрый взгляд. Родилась она в год Лошади под знаком Тельца. Так что всю жизнь пахала и, не жалуясь, везла свою тележку. Когда смотрела на своих игрушечных лошадок, это придавало сил.

Татьяна сняла промокшие, тяжелые от воды ботинки, вымыла и поставила сушиться. Вроде говорят, что обувь мыть нельзя, но как ставить туфли и сапоги с комьями грязи в обувницу?

Она закинула в стиральную машину грязную одежду и включила телевизор, хотя смотреть не собиралась. Пусть бормочет. Создает эффект чьего-то присутствия. Многолетняя привычка одиноко живущего человека.

Выйдя из душа, Татьяна почувствовала себя заново рожденной. Эх, сейчас бы сигаретку для полного счастья… Но нельзя. Бросила два месяца назад. И почти уже не тянет. Чтобы в голову не полезли всякие глупости, взялась за ужин. Она любила и умела готовить, а еще больше – есть приготовленное за красиво сервированным столом.

Татьяна открыла холодильник и выискала там вкусную колбаску. Порезала любимый хлеб со злаками, намазала майонезом, кинула сверху пару кружков колбасы, зелень, помидоры и положила на красивое блюдце. А к чаю – маленькая шоколадка. По требованию диетологии, горькая.

«Надо же и о фигуре подумать», – ухмыльнулась женщина.

Похудеть было ее светлой мечтой. Она боролась с лишним весом упорно, но эпизодически. Вес позиций не сдавал, и пока победа была за ним. Но Татьяна не унывала: что это за мечта такая, если быстро сбывается? Мечте положено быть труднодосягаемой! Марк Твен писал, что бросить курить легко: он лично бросал много раз. Вот и она принималась худеть раз двести. Опробовала на себе различные диеты, потела в спортзалах, принимала капсулы. Худела на пять кэгэ, радовалась, начинала есть что нравится, забывала про весы и дорогу в спортзал. Спустя некоторое время все повторялось снова.

Покончив с ужином и мытьем посуды, Татьяна постелила кровать. Вот бы завтра выспаться! Но это не получится: к девяти на работу. Она поставила будильник на семь утра. Пару секунд подумала и переставила на семь пятнадцать. Как же хочется в отпуск! Но до мая, когда она обычно брала его, еще далеко. Сегодня только седьмое апреля.

«Весь апрель никому не верь!» – всплыло в памяти. Татьяна и в другие месяцы мало кому доверяла. Такой уж характер. Не сахар, если честно. Она знала, что не очень женственна, слишком прямолинейна, резка в суждениях. Может, поэтому и одинока в сорок с хвостиком. Даже с хвостищем.

Была и другая причина. В восемнадцать лет она простудилась, искупавшись в холодной воде, попала в больницу. Боль, операция, осложнения… У нее больше не могло быть детей. Чтобы никому ничего не нужно было объяснять, она и поставила крест на семейной жизни.

Но самое главное, тот мужчина, который действительно был ей нужен, предложения так и не сделал. А идти в загс за кого попало ради статуса и стабильности, для того чтобы кто-то рядом сопел, храпел по ночам и шаркал тапочками… Нет уж, увольте!

Человек, с которым захотелось быть вместе, встретился ей всего однажды и всегда смотрел на нее только как на друга. Долго смотрел, больше десяти лет. Пока в прошлом году не женился на другой.

Сколько раз она вот так лежала без сна и представляла: что он там, наверху, сейчас делает? Чем занимается? Фильм смотрит? Или книгу читает? А может, уроки с дочкой учит?

Его квартира была на одиннадцатом этаже, ее – на десятом. Познакомились они с Наилем месяца через два после переезда, на собрании жильцов. Татьяна сразу обратила на него внимание – сложно было не обратить. Интересный мужчина, но дело даже не в хорошей фигуре и привлекательном лице. В нем была неуловимая, не поддающаяся определению, но безошибочно узнаваемая женщинами притягательность. Как хотите назовите: харизма, обаяние, сексуальность… Ты просто знаешь: это – настоящий мужчина. Добрый без слащавости, сильный без грубости, надежный без занудства.

Выяснилось, что он вдовец, один растит дочку. Вскоре Татьяна познакомилась и с Диной, худенькой девочкой десяти лет. Молчаливая, застенчивая, со светлыми прозрачными глазами и темными косичками, она казалась не по годам взрослой и задумчивой. Была в ней недетская печаль и тревога.

Наиль обожал дочь и не стеснялся этого. Всю жизнь старался за двоих, пытался не просто быть отцом, но и заменить собой мать. Выслушивал ее секреты, успокаивал страхи, вытирал слезы, помогал делать уроки, заплетал косички, терпеливо отвечал на многочисленные вопросы. И делал все это с огромным желанием и интересом, не по обязанности.

Дочь платила ему той же огромной любовью. Была совершенно не капризным, не избалованным ребенком. Ей и в голову не приходило тянуть с отца деньги, требовать наряды или дорогие побрякушки.

Татьяна смотрела на этих двоих и думала: замкнутая самодостаточная система. Никто им больше не нужен.

Татьяна приехала в Казань из небольшого волжского городка Камышина, где жила с мамой и бабушкой. Отца не знала и по сей день не подозревала, жив ли человек, которому она обязана своим появлением на свет. Росла уравновешенной, крепкой девочкой с сильным характером и ясной головой. Всегда отлично училась и ставила перед собой высокие цели. Например, собиралась поступить в Казанский университет, потому что там учился Ленин. И поступила. Сегодняшняя молодежь, конечно, выбирает будущее, руководствуясь несколько иными критериями.

Выбор оказался правильным. Татьяна стала дипломированным журналистом, по распределению попала в Ульяновск, отработав три положенных года, уехала в Красноярск. На одном месте не сидела, объездила всю страну вдоль и поперек. В родной Камышин вернулась, когда исполнилось тридцать. Бабушка умерла, мама болела и звала дочь домой.

Вскоре мама умерла, и больше поводов оставаться в Камышине не было. Сокурсник, Артур, на свой страх и риск одним из первых в Казани открыл глянцевый журнал о событиях и людях столицы Татарстана. Татьяну, которую знал как человека умного и порядочного, позвал на должность директора рекламного отдела. Она подумала и решилась. Казань – прекрасный, почти родной город с огромными возможностями. Куда большими, чем Камышин.

Вырученных от продажи камышинской недвижимости денег вместе с ее накоплениями хватило на однокомнатную «улучшенку» в новом доме. На ремонт уже не оставалось.

Но она не грустила. Журнал «Город в лицах» неожиданно быстро пошел в гору. Татьяна увлеченно осваивала новую профессию. На первых порах, громко именуясь директором, работала в гордом одиночестве. Сама находила желающих разместить рекламу, собирала материал, писала статьи. Но уже через пару лет под ее началом трудились пять человек, обученных ею самой. Она получала приличные деньги и все их тратила на обустройство своего жилища. По молодости намотавшись по городами и весям, Татьяна вдруг ощутила, какая это радость – иметь свой собственный дом.

Через несколько лет квартира стала такой, как ей хотелось. Она снесла стену между кухней и комнатой. Прихожей, комнаты и кухни больше не было, вместо этого получилось одно большое пространство, поделенное на различные зоны при помощи мебели, светильников и прочих дизайнерских уловок. Теперь в доме не было темных углов, межкомнатных перегородок и дверей – лишь простор, свет, панорамный вид из окон и много-много воздуха.

На новоселье позвала Наиля с Диной. Они съели тонну вкусной еды, рассматривали фотографии, хохотали, играли в ассоциации, танцевали и даже пели. Ближе к полуночи девочка заснула прямо в кресле, и отец перенес ее на диван, укутав пледом. А они вдвоем еще часа два сидели за кухонным столом, пили легкое вино и разговаривали. Эта картина прочно врезалась в память: они сидят, склонив друг к другу головы. Кругом темно, только бисер ночных огней за окном да лимонный круг света от висящей над столом лампы.

С годами их братско-сестринские отношения крепли. Когда у Татьяны что-то выходило из строя, Наиль брал ящик с инструментами и являлся чинить. Когда Дине требовалось подогнуть брюки или укоротить юбку, она точно знала, к кому обратиться. Они помогали друг другу, советовались, встречались за праздничным столом. Речь о том, что они могли бы стать друг для друга кем-то большим, не зашла ни разу. Она давно свыклась с этим фактом и жила своей жизнью.

Несколько лет назад Татьяна вынуждена была уйти из журнала, где проработала десять лет: Артур продал бизнес и уехал с семьей в Израиль. С новым хозяином сработаться не получилось. В первый момент она испугалась перемен: нелегко срываться с насиженного места, тем более если ты далеко не юная девочка. Вскоре ей предложили возглавить пресс-службу кондитерского холдинга, и она согласилась. Правда, предполагались постоянные командировки, но это не пугало. Беспокоиться, пока она в отъезде, было не за кого.

Татьяна повернулась на правый бок. Глянула на часы. Полвторого! Устала до чертиков, а заснуть не удается.

«Старею, – подумала она, – становлюсь как покойная бабушка. Та вечно по утрам жаловалась: лежу, сна нет, и думаю, думаю. Вот и я так. Только в каком месте от этих «думаний» прибавляется?»