– Уверена, что мне подойдет? – спросила Кара, когда Эспель бросила ей вещмешок.

– Твоя же мне подошла? – пожала плечами верхолазка, кивая на черную рубашку, одолженную ей Карой. Возле ее босых ног лежала небольшая кучка кожи и жести, которую она уже вытащила из вещмешка. Девушка собиралась отвернуться, но потом ее татуированные щеки растянулись озорной улыбкой. Блондинка выпрямилась и, посмотрев Каре в глаза, начала очень медленно расстегивать одежду.

– Постой… Что ты?.. – Кара перестала протестовать, когда Эспель выскользнула из брюк. Пояс ее панталон немного соскользнул, обнажая гладкое бледное бедро. Прямой взгляд Эспель красноречиво приглашал посмотреть; она точно знала, как сильно сейчас колотится Карин пульс, и наслаждалась этим.

Увидев бледную кожу верхолазки, Каре захотелось к ней прикоснуться, сравнить текстуру со своей собственной. Она понимала, что должна бы удивиться подобному желанию, но не удивилась. Словно мышца в груди, которую она так долго держала напряженной, что забыла о ее существовании, внезапно расслабилась, и теперь она могла дышать так, как должна была дышать всегда.

«Что я скажу маме с папой? – эта мысль заставила ее пошатнуться, и она сжала стеклянный Глаз в кармане. – Давай пройдем по этому мосту, сперва восстановив его из обугленных руин, а, Кара?»

– А ты собираешься переодеваться? – с вызовом поинтересовалась Эспель.

– Ты и так уже все видела. – Карин голос даже не дрогнул, но когда она стягивала футболку через голову, пришлось задержать ее на лице, пока не схлынул румянец.

Она поежилась, почувствовав взгляд первой девушки, которую поцеловала, задержавшийся на ее покрытой шрамами коже.

– Не похоже, что им суждено постареть, – вздохнула Эспель. – Надеюсь, у нас будет время что-нибудь с этим сделать. – Она наградила Кару таким взглядом, словно пыталась ее запомнить. – Ладно, – проговорила она с задумчивой улыбкой, – отринем искушение.

– На время, – уточнила Кара. Грустная улыбка Эспель превратилась в ухмылку.

Запасные доспехи верхолазки не слишком-то подошли Каре. Несмотря на примерно одинаковый рост и телосложение, у Эспель оказались куда более узкие руки и ноги: кожаные рукава плотно обтянули Карины локти, чуть ли не лишая подвижности, словно девушка изображала робота. Но, по крайней мере, коричневая тканевая курьерская сумка, плотно висящая через плечо, не выглядела слишком неуместно. Внутри лежали Глаз Гутиерра и драгоценный второй флакон дверного снадобья, необходимый, чтобы вернуться домой.

Эспель, напротив, носила свои доспехи, как тигр – полоски. Они делали ее более мощной, более изящной, демонстративно настоящей. Каре нравилось видеть ее такой: не притворяющейся служанкой или враждебной террористкой, но в своей стихии, созданной для искусства, оттачиванию которого она посвятила больше половины жизни.

– Мы немного ограничены в выходах, – с кривой усмешкой заметила она Каре, моток за мотком выдергивая синюю нейлоновую веревку из ранца, который втащила в квартиру, и соединяя каждый кусок со следующим металлическими зажимами.

Главный вестибюль не обсуждался: им бы не позволили уйти без сопровождения Рыцарей, которые оказались бы совсем не кстати в тот момент, когда Кара наконец воссоединится с девушкой, которой притворялась три последних дня. Их предыдущая лазейка через кухню исключалась из-за дюжин булочек и су-шефов, потеющих над яйцами и рогаликами для сотни или около того постоянных членов зеркалократии, ожидающих в Ночь Розыгрыша ранний завтрак.

– К счастью для лазки здесь не две двери, а все двадцать тысяч. – Щелкнув щеколдой, Эспель распахнула окно. После предыдущей грозовой ночи воздух дышал свежестью и прохладой. Рассвет окрасил башни Лондона-за-Стеклом цветом раскаленной магмы. Несколько фигур, одетых, как они, нарушали крышный пейзаж. Расстояние и перспектива делали верхолазов, подметающих и разбирающих упавшие кирпичи, неторопливыми.

– Помни, что я тебе говорила. – Эспель положила руку на Карино плечо. – Мы должны двигаться быстро.

Кара почувствовала, как опустился желудок, видимо, пытаясь выторговать себе фору. Девушка глянула в пропасть.

– Знаю, – кивнула она. – Надо лишить леди Литонстон удовольствия лицезреть мою физиономию за утренним кофе…

– Оградить, – заявила Эспель. – Надо оградить ее от тебя. По крайней мере, до такой степени, чтобы она этого не заметила, – фыркнула блондинка. – Однако если нас кто-то заметит, мы можем только надеяться, что это будет леди Эл. Если она бодрствует так рано, то только потому, что еще не прикончила узо. Она увидит, по меньшей мере, трех на месте каждой из нас и спишет все на превратности погоды. Эй! Я еще не привязала твою веревку…

Кара высунулась из окна. Блеск, исходящий от стеклянной крыши станции, ударил ее, словно стена света. Она висела на подоконнике, держа вес на руках, буквально на пределе равновесия, ботинки едва задевали пол, лишая дыхания. Ноздри заполнились запахом бетонной пыли, уши – лязгом машин.

К тому моменту, как она влезла обратно, протесты Эспель угасли, и Кара спокойно выдержала взгляд верхолазки.

– Маго, подруга, – пробормотала Эспель. – Где ты научилась работать на высоте?

Карины губы вытянулись в линию:

– Там, где не было веревки, только проволока.

Эспель закрепила Карины доспехи в нужном месте и просунула живительную пуповину веревки через петли. Она секунду подержала мягкий резиновый противовес в ладони, прикрепляя себя к веревке, а потом выбросила его из окна. Когда веревка скользнула по подоконнику, Эспель стояла возле окна, раскинув руки.

Кара не позволила себе колебаться. Шагнув ближе к Эспель, она вдохнула запах пота, кожи и мыла. Запах был правильным, человеческим. Девушка заставила себя подчиниться, когда руки Эспель обвились вокруг нее.

– Попалась, графиня, – прошептала Эспель. – Дай знать, когда будешь готова. Просто скажи, когда.

Кара полукивнула, едва ли способная на большее, учитывая опутывающую ее стальную клетку.

– Называй меня Карой, – попросила она.

Эспель не ответила; просто опрокинулась назад, утягивая их в свет.