– Совсем неглубокие, – сообщила доктор, глядя через очки в проволочной оправе.

Девушка – верхолазка – лежала на одном из белых диванов, волосы покоились на куртке Эдварда, пропитавшейся кровью. Кровь, песок и грязь стерли губкой, а лоб и щеки обработали дезинфицирующим средством – с резким запахом и, вероятно, щиплющим.

Открывшееся лицо оказалось совершенно симметричным, разделенным серебряным швом, бегущим от волос до подбородка. Девушка отличалась поразительной красотой, что не мешало ей «украшать» себя: у осветленных, включая брови, волос проступали темные корни, в том числе на бровях. На каждой скуле красовалась татуировка в виде маленькой молнии. По всему левому уху тянулся ряд шипов, а в левую ноздрю было вдето колечко. Правые ухо и ноздрю тоже украшали маленькие дырочки, словно девушка регулярно перевешивала пирсинг с одной стороны на другую.

Страннее всего оказались порезы. Осколки шифера открыли на лице множество мелких ранок, в точности повторяющих друг друга по обе стороны от серебряного шва. Если доктор и нашла в этом что-либо странное, то виду не подала, лишь щурилась на лампу, продевая нитку в иголку.

Кара не могла понять, что, но что-то притягивало ее взгляд к лицу девушки. Может быть, эти порезы и понимание, что, не предприми она ничего, они бы не оставили на лице живого места. Кара почти не думала об этом тогда, но теперь…

«Я спасла твою жизнь». Медленно подбирая слова в голове, она шарахалась от них, от огромной ответственности, которую они предполагали. Одно решение – несколько кратких секунд. Ее пугало, что значимая связь могла появиться так быстро.

– Придется их сшить, но шрамов остаться не должно, – сказала доктор. Игла небрежно зависла над левым глазом девушки. – Или вы хотите, чтобы они остались?

Вопрос не шокировал Кару, как шокировал бы еще накануне: воспоминание об очереди, змеящейся к двери скальпельной, не изгладилось из памяти. Девушку скорее потрясло то, что вопрос адресовали не блондинке на диване, а ей.

– С чего мне?.. – Кара на мгновение запнулась, а потом заметила, как доктор с Эдвардом, маячившим в паре футов в стороне, чтобы не загораживать свет, смотрели на нее. – С чего мне этого хотеть? – закончила она предельно спокойным тоном.

– Ну, для зеркалократки вполне естественно требовать от своих подчиненных следовать определенным стандартам во внешности, миледи, – пояснила доктор. – Конечно, как правило, эти стандарты находятся в компетенции портняжной иглы, нежели хирургической, но, я думала, с вашим даром, – она указала на испещренные шрамами Карины щеки, – смотрелось бы в самый раз. Я могла бы сделать все в лучшем виде, – заверила она радостно, обдумывая идею. И, выхватив из сумки скальпель, полоснула воздух в доле дюйма от лица девушки, делая гипотетический разрез. От этого зрелища Карин желудок сжался.

– Уверена, девушка не против, – с запозданием добавила доктор. – Как-никак, сейчас это последний писк моды.

Кара не знала, почему доктор не заметила, как широко распахнулись глаза ее пациентки, но у нее сложилось впечатление, что на самом деле девушка чуточку против.

– Просто сделайте ее такой, какой была, – велела Кара нарочито спокойным голосом. Раненая верхолазка немного расслабилась. – Кроме того, – продолжила она, – она не из моих подчиненных.

Врач разочарованно вздохнула, приподняв тонкую, словно проволочную, серую бровь.

Эдвард смущенно кашлянул.

– Мэм, это, конечно, ваше право, – проговорил он, – но я сомневаюсь, что Кровельщик примет ее обратно в свою осадкотекторскую бригаду. Ведь из-за нее Ваше Сиятельство получили все эти порезы. – Он посмотрел на верхолазку, но та не ответила на его взгляд.

Карины порезы промыли и обработали в первую очередь, хотя их всего-навсего требовалось заклеить. Крошечные белые матерчатые квадратики усеивали ее щеки и подбородок: она выглядела так, словно в нетрезвом виде пыталась делать макияж острым камнем.

Указав на застарелые выступы рубцовой ткани, Кара заметила:

– Бывало и хуже.

– Как скажете, миледи, – хмыкнул Эдвард.

Он ворвался в номер, словно ужаленный бичом бык, когда Кара закричала, и чуть не вышвырнул блондинку обратно в окно, прежде чем девушка успела объяснить, что незнакомка пострадавшая, а не нападавшая. И все равно телохранитель настоял на том, чтобы проверить, не спрятано ли в доспехах из кожи и олова оружие, прежде чем согласился позвонить в подвал и вызвать дежурного врача. Даже сейчас, когда тощая девушка, хрупкая, словно больной детеныш, осталась в хлопковой майке и шортах, он недоверчиво косился на нее. Может, думал, что она взрывоопасна?

«Четыре нападения за два месяца, – подумала Кара. – Такое кого угодно превратит в параноика».

– Попасть под шиферную грозу без шлема, – с отвращением пробормотал Эдвард. – Допустить, чтобы черепица перерезала веревку. Тоже мне, верхолазка! Матерь Зеркал, да как ты вообще умудрилась попасть в Дворцовую Команду с такими-то способностями?

Даже истекая кровью на диване, девушка напряглась.

– Это никак не связано с моими способностями, – натянуто, едва слышно проговорила она. – Кровельщик поспорил с Осадочником из Бригады Савойцев на бровь и не хотел ее лишиться, поэтому мы продолжали работать, вот и всё.

Эдвард фыркнул. Доктор цыкнула на него и, взмахом руки приказав не загораживать свет, склонилась над блондинкой с заправленной в иголку ниткой.

– Декстресса или синистресса? – спросила она.

– Синистресса, – ответила девушка; светло-голубые глаза, не моргая, глядели на кончик иглы.

Врач кивнула, и быстрыми уверенными рывками начала стягивать порезы на левой стороне лица девушки. Зеркальные порезы на правой стороне сами собой закрывались с идеальной синхронностью, как по мановению волшебной палочки.

Почувствовав, как у нее пересохло во рту, Кара старалась не показывать изумления. Закончив, доктор собрала инструменты и сделала Каре реверанс.

– Хотела сказать раньше, мэм, – доктор довольно улыбнулась, – это, правда, большая честь. В жизни вы еще прекраснее. – С этими словами она вышла.

– Эй, ты, – Эдвард кивнул несчастной верхолазке. – Давай-ка разберемся, что Кровельщик собирается с тобой сделать.

«Он поспорил на бровь, – подумала Кара, внутренне содрогнувшись. – И не хотел ее лишаться, поэтому мы продолжали работать».

– Подожди, – проговорила она.

Эдвард застыл, согнувшись, на полпути, чтобы забрать блондинку. Кара испытала странное удовлетворение, остановив здоровяка. Словно воспользовалась суперсилой по доверенности.

– Я хочу поговорить с нашей гостьей, – заявила она. – Наедине.

Эдвард нахмурился при слове «гостья».

– Мэм? Я, правда, не думаю, что…

– Да, ты не думаешь, Эдвард, – огрызнулась она. – По крайней мере, за меня. Я вполне способна справиться с этим сама. – Тон получился властным и суровым. В Кариных устах он прозвучал неуклюже, словно иностранное ругательство, но телохранитель все равно отпрянул.

– Да, мэм, – сказал он, поморщившись, но его отношение к раненой девушке освобождало Кару от всякого чувства вины.

– Я буду снаружи, если понадоблюсь вам, мэм. – Телохранитель бросил еще один свирепый сверлящий взгляд на диван с незваной гостьей и потопал из комнаты.

Кара тяжело вздохнула. Сердце все еще барабанило.

«О, – пробормотала она про себя, – кей».

Она подошла к бару. Этикетки оказались незнакомыми, так что Кара выбрала наугад и, налив глоток чего-то, пахнущего очистителем сантехники, предложила татуированной девушке. Та поколебалась, но выпила.

Кара как раз вовремя вспомнила плеснуть глоток и себе. «Войди в образ», – подумала она. От паров, источаемых жидкостью, слезились глаза.

– Как тебя зовут? – спросила она, держа дистанцию, опершись на бар.

– Эспель, мэм, – тихим хрупким голосом ответила блондинка, уставившись в пятно на ковре в нескольких футах перед нею. В ее неподвижности чувствовалось напряжение. Практически не двигаясь, она так и сквозила беспокойством.

– Все в порядке, – проговорила Кара. – Можешь посмотреть.

Голубые глаза моргнули и метнулись вверх.

Кара подняла стакан и аккуратно наклонила к сомкнутым губам. Плечи сидящей на диване Эспель немного расслабились, и она отхлебнула из своего стакана.

– Это правда? То, что сказал мой телохранитель? – спросила Кара. – Тебя действительно выгонят с работы?

Эспель чуть заметно сжалась.

– Возможно, мэм, – ответила она.

– Почему?

Эспель заколебалась:

– Потому что это было… безответственно с моей стороны – допустить, чтобы из-за меня пролилась кровь такой знаменитости.

В какой-то момент показалось, что она пытается улыбнуться, потом ее хрупкое самообладание вдруг дало трещину. Симметричное лицо сморщилось и сложилось по краям, словно оригами.

– Я попала в Дворцовую Бригаду всего две недели назад. – Она издала один из тех всхлипов, что притворяются смешками, но никого не способны ввести в заблуждение, и присосалась к стакану.

Карино сердце забилось немного быстрее. Пока верхолазка говорила, ее посетила мысль. Девушка внутренне вздрогнула, но это казалось лучшим, что она могла предложить. Кара села рядом с Эспель, заливавшейся симметричными слезами.

– Ты знаешь меня, верно? – начала Кара. – Знаешь, кто я такая.

Эспель слабо улыбнулась нелепости вопроса:

– Конечно, мэм.

Кара продолжила, пока не сдали нервы:

– Ты… доверяешь мне? Прости за глупый вопрос, мы ведь только что познакомились. Тем не менее, надеюсь, после того, как я скажу это, ты будешь мне доверять. – Кара тараторила; она всегда тараторила, когда врала, словно могла восполнить нехватку правды в словах их количеством. «Полегче», – она медленно выдохнула и произнесла: – Так. Я собираюсь сделать признание, а потом предложение. И, надеюсь, ты выслушаешь и то, и другое, потому что иначе… ну, если честно, мне конец.

Эспель не выглядела бы более испуганной, если бы Кара подбрасывала и ловила опасную бритву, напевая тему из сериала о Динозаврике Барни. Верхолазка осушила свой стакан.

– Ты знаешь, что я пропала несколько дней назад? – спросила Кара.

Эспель кивнула, ее глаза оставались широко распахнутыми.

– Конечно, знаешь. Вероятно, это было во всех новостях. Так вот, Рыцари Стекла вытащили меня из Темзы этим утром… может, это тоже показывали в новостях?

Эспель снова кивнула. Она метнула преданный взгляд на пустой стакан, словно бы говоря: «Во что вы меня втянули?»

– Держу пари, чего по радио не объявляли, – продолжила Кара, – так это того, что я не могу вспомнить, кто я.

Голос Эспель походил на сухое карканье:

– Мэм?

Кара беспомощно развела руками:

– Я не помню, что была похищена. Не помню этого места. Этой комнаты. Не помню, что была графиней. Все, начиная с того дня, когда я, отразившись, прибыла сюда четыре месяца назад, и до этого утра, стерлось. – Карин голос дрожал, когда она лгала, но она надеялась, что это можно принять за глубину чувств. – Большое белое пятно в голове. Я не имею ни малейшего долбаного понятия, почему мое лицо украшает рекламные щиты и половину автобусов в этом городе. Может, меня ударили по голове или что-то типа того, я не знаю. Но мне страшно. Этим утром сенатор Кейс показала мне видео. Эти люди, парни в толстовках, они забрали у мужчины лицо. Сенатор сказала, они хотели сделать то же самое со мной.

Костяшки Эспель слегка побелели, когда она вцепилась в свой бокал.

– Безликие, – проговорила она, резким, словно отбеливатель, голосом.

Кара задумалась, не потеряла ли девушка кого-нибудь во время одного из подобных нападений.

– Все думают, что вы – цель Безликих.

– А я не знаю, почему, – сказала Кара. Ей даже не пришлось изображать страх в голосе.

Эспель просто пялилась на нее.

– Даже сенатор Кейс не знает, сколько я забыла, – продолжила Кара, понизившимся до конспиративного шепота голосом. – Она бы напугалась, если бы узнала. До Ночи Розыгрыша осталась неделя, а ты знаешь, как это важно.

Эспель горячо кивнула. Ее глаза расширились при упоминании сенатора Кейс.

– Кроме того, – не останавливалась Кара. – Я знаю, что Мэгги хочет для меня только лучшего. – Она демонстративно фамильярно назвала сенатора по имени. – Но она будет говорить мне только то, что, по ее мнению, я хочу услышать: что, как она думает, меня не напугает. Но я уже́ напугана, и мне нужен кто-то, кому я смогу доверять, кто-то, кто будет со мной предельно честным. Кто-то, кого я смогу держать близко к себе. И так получилось, – Кара облизала губы и пошла в наступление, – что я ищу фрейлину, а тебе, насколько я поняла, не помешала бы работа.

Глаза Эспель были широкими и голубыми, словно крошечные океаны. Она открыла и закрыла рот. Несколько мучительных секунд девушка вообще ничего не говорила. А потом, по-прежнему безмолвно, вытянула перед собой руку с пустым стаканом.

Кара позволила себе выдохнуть. Улыбнувшись Эспель, она взяла бутылку из бара и наполнила стакан.

Когда к Эспель, наконец, вернулся голос, он был едва слышен:

– Гм… С чего вы хотите начать, миледи?

– Как насчет основ, – смущенно предложила Кара, наливая. – Кто я? Какой ты меня знаешь?

Эспель разом опрокинула свой стакан. Она казалась потрясенной вопросом, затем на ее лице медленно расцвела недоверчивая улыбка:

– Это легко. Вы – графиня Парва Хан, – ответила она. – Самая красивая женщина в мире.