Старший центурион Луций Коминий Тулл стоял на обочине дороги рядом с главными воротами Ветеры. Прямоугольный, размером девятьсот шагов на шестьсот, этот укрепленный военный лагерь, место дислокации его Восемнадцатого легиона, вот уже более двадцати лет служил римским форпостом на этих землях. Основанный Августом всего полстолетия назад, в годы гражданской войны, которая привела его к власти, легион Тулла был относительно нов. Свою службу Восемнадцатый начинал в Аквитании, но спустя всего несколько лет был переброшен в Кастра Ветеру, на берег Ренуса. Когда пятнадцать лет назад Тулл был повышен в звании до центуриона, он из прежнего легиона получил назначение в Восемнадцатый.

Стук, стук, стук. Это мимо прошагали солдаты его центурии. Следуя за знаменосцем, они шли двенадцать рядов шеренгами по шесть человек, семьдесят два солдата из положенных восьмидесяти. Увы, его подразделение никогда не имело полного состава. Замыкающим шел опцион Фенестела.

Проходя мимо Тулла, каждый старался распрямить плечи и правильно нести копье. Зоркий и внешне бесстрастный центурион следил за тем, исправно ли оружие, нет ли на снаряжении следов порчи или износа. Большую часть проблем он уже выявил, когда легионеры собрались возле своих казарм: плохо сидящие доспехи у одного, сломанный нащечник шлема у другого. Впрочем, ни тогда, ни сейчас это не мешало движению. Они уже получили нагоняй и все исправят, как только вернутся. В противном случае они отведают силу ударов его витиса.

Время от времени внимание Тулла переключалось на внушительные укрепления лагеря. Вот уже полтора десятка лет тот был его домом, но Тулл, как и в первый день, не переставал восхищаться надежностью его фортификаций. Здесь все дышало постоянством и мощью Рима. Сначала шел глубокий двойной ров, причем дно каждого было устлано колючими ветками. За рвами высился насыпной вал, сооруженный из земли, оставшейся после рытья рвов, – высотой выше сидящего верхом кавалериста. По валу, защищая лагерь по всему периметру, протянулась каменная стена – она была еще выше.

Перед стеной то и дело вспыхивали блики – это солнечные лучи отражались от шлемов часовых, расхаживающих туда и обратно по земляному валу. Те, что несли караул на башнях над воротами, наблюдали за Туллом и его отрядом с легким превосходством, прекрасно зная, что им ничего за это не грозит: они слишком высоко, Тулл же должен вести свой отряд дальше. Центурион невольно улыбнулся. Когда-то, в молодости, он вел себя точно так же. О боги, как давно это было! Можно сказать, в другой жизни. Ладно, пока часовые проявляют бдительность – а похоже, так и есть, – он может простить им их насмешливые взгляды.

Даже в мирное время бдительность за пределами военного лагеря никогда не бывает лишней. Этим правилом Тулл руководствовался в жизни и на службе. Им он руководствовался и сейчас. Вот уже много лет племена на этом берегу Ренуса вели себя смирно, но всякий раз, когда его легионеры покидали стены лагеря, они – да и он тоже – были вооружены и готовы к бою.

Тулл был крепкого телосложения, уже не молод, но в прекрасной физической форме. Шлем центуриона, надетый на фетровый подшлемник, скрывал коротко стриженные каштановые волосы. Тяжелая челюсть ничуть не уродовала его лица, как не портили тело многочисленные шрамы. Он повернул голову и посмотрел на своего опциона, Марка Красса Фенестелу. Тот догнал его, и они вместе, придирчиво глядя на своих легионеров, зашагали в голову колонны.

Шагая, Тулл искоса поглядывал на своего опциона. Забавно, но внешне они полная противоположность друг другу. Тулл был солиден, Фенестела – худ; первый мускулист, второй – жилист. Рыжеватые курчавые волосы опциона были длиннее, чем то было принято в армии. Черты лица, как шутил Тулл, будто ломаные, скрыть их не помогала даже кустистая рыжая борода. Впрочем, внешность Фенестелы Тулла нисколько не трогала. Они с опционом служили бок о бок многие годы, не раз спасали друг другу жизнь, и их доверие было взаимным и полным.

– Доволен? – спросил наконец Тулл.

– Да, центурион, – ответил Фенестела, бросив быстрый взгляд на колонну легионеров. – На вид всё в порядке.

– Даже зеленые новички? – уточнил Тулл, когда они поравнялись с двумя шеренгами новобранцев. Хотя их шлемы и доспехи были начищены до блеска, и даже выправка – вполне удовлетворительной, новички избегали встречаться с центурионом взглядом, что слегка позабавило Тулла.

– Они тянутся за остальными, – пробормотал Фенестела.

– Посмотри на Пизона. У него одна нога точно короче другой, или я чего-то не понимаю. – Тулл имел в виду высокого солдата во втором ряду новобранцев. Хотя тот и находился от него дальше других, было нетрудно заметить его легкую хромоту и криво висящий на плече щит.

– Он старается, – ответил Фенестела. – Еще несколько месяцев – и наберется опыта.

– Пожалуй, – согласился Тулл.

Довольный тем, что Пизон старается стать хорошим солдатом и когда-нибудь точно им станет, он перевел взгляд на серебристую ленту Ренуса. Та появлялась у них из-за спины и, свернув вправо, далее тянулась параллельно дороге на расстоянии сотни шагов. Впереди, примерно в полумиле, она протекала рядом с викусом, гражданским поселением, которое обслуживало огромный военный лагерь, где был расквартирован его легион. Здесь посреди реки имелись большие, поросшие деревьями острова, закрывавшие собой другой берег, – во всяком случае, с дороги его не было видно. На другой стороне Ренуса начиналась Великая Германия, в которую они и направлялись.

Перехватив взгляд центуриона, Фенестела нахмурился.

– Не нравится мне, что мы туда идем, господин, – пробормотал он.

– Ты всегда так говоришь, Фенестела. Все племена, до сих пор враждебно настроенные по отношению к Риму, живут восточнее, в сотне миль отсюда. Или даже дальше. Те, что живут близко, знают, что с нами шутки плохи. За последние двадцать лет они извлекли для себя кое-какие уроки.

– Да, господин, – сказал Фенестела с сомнением в голосе.

Тулл промолчал. По этому поводу они с опционом спорили не раз. По мнению Фенестелы, центурион был чересчур доверчив. Тулл в свою очередь считал Фенестелу циником. Чем дольше Рим правит в этих краях, тем меньше вероятность неповиновения со стороны варваров. Серьезных восстаний на землях рядом с Ренусом не было вот уже почти пять лет. Если так будет продолжаться и дальше, он закончит свою военную карьеру в мирное время. Такое будущее теперь казалось ему гораздо привлекательнее, чем раньше. Возможно, такова цена того, сколько его солдат погибло в боях.

Несмотря на привлекательность отставки, Тулл знал, что будет скучать по безумию войны, когда кровь ревет в ушах, а те, кто воюет с тобой бок о бок, становятся роднее кровных братьев. Ускорив шаг, он дал Фенестеле знак следовать за ним.

– Мы сегодня идем обычной дорогой, господин? – спросил какой-то солдат из глубины рядов.

– Да. По мосту рядом с викусом и на другой берег. Затем миль десять на восток по дороге вдоль реки Лупии и обратно. – Тулл заметил косые взгляды легионеров, услышал их недовольное ворчание. – Это чуть более двадцати миль. Легкий марш, – добавил он и подмигнул Фенестеле.

Тот в свою очередь тоже подмигнул ему.

– Без полной выкладки они могли бы пробежаться бегом, господин.

– Неплохая идея, – ответил Тулл. – Думаю, по дороге назад в лагерь нам стоит ускорить шаг.

Вновь недовольное бормотание. Как Тулл и ожидал, кто-то попался на эту наживку.

– Но ведь в этом нет необходимости, господин, верно? – раздался голос из другого ряда. Сам говорящий был скрыт за спинами товарищей.

– Не знаю, – ответил Тулл и переглянулся с опционом. Невидимый солдат и с ним еще несколько простонали.

– Не давайте мне повода это делать, – предупредил Тулл. Фенестела усмехнулся.

Жалобы моментально стихли. В планы Тулла не входило гнать солдат в лагерь с удвоенной скоростью, однако пусть эти увальни думают, что такое вполне может случиться. Неуверенность не давала им расслабиться. Последние ряды центурии прошли мимо. Тулл поговорил с тессерарием, своим младшим офицером. Никто не отстал. Довольный этим, центурион вместе с Фенестелой снова занял место в строю.

Окраина викуса с ее беспорядочно разбросанными убогими лачугами, конюшнями и мастерскими ремесленников с каждой секундой становилась все ближе – наследие того времени, когда, еще очень скромное, поселение это только-только появилось. Сегодня большинству хотелось бы забыть те скудные времена. Городской совет давно требовал снести хижины и лупанарии, чтобы построить на их месте новые внушительные дома и общественные здания, а сам городок обнести стенами.

В глубине души Тулл был не рад, что грядут неизбежные перемены, ибо вместе с ними исчезнет и ощущение того, что здесь когда-то проходила граница. Эта часть Германии станет неотличима от Италии или Испании. Туллу, подобно рыбьей кости в горле, не давала покоя мысль о том, что настанет день, когда городские щеголи будут свысока посматривать на него, сидя за столами дорогой харчевни.

Будь проклятый мост через Ренус построен по прямой линии к востоку от лагеря, а не начинался бы на окраине викуса, подумал Тулл, такого никогда не случилось бы. Нет, конечно, то, что лагерь стоял на холме позади поселения, диктовалось тактическими соображениями. Но в результате у солдат не было иного выбора, кроме как проходить здесь всякий раз, когда им нужно было попасть на другой берег реки.

Что в свою очередь, несмотря на благие намерения офицера, неизбежно замедляло шаг. Не успела колонна легионеров войти в викус, как каждый ремесленник, каждый хозяин харчевни, каждый ловкач и прорицатель с безумными глазами, каждая шлюха и торговец безделушками столпились вдоль обочины, где принялись назойливо предлагать свои товары и услуги. И с каждой минутой их становилось все больше. Было слышно, как краснощекая бабенка на все лады расхваливает свои сочные, только что приготовленные колбасы.

Как старший центурион и командир когорты, Тулл не имел власти над гражданским населением, тем не менее приготовил свой жезл. В реальной жизни он мог поступать так, как хотел. Если кто-то становился слишком навязчивым, центурион без колебаний пускал его в ход.

Легионеры зашагали дальше, громко стуча подкованными подметками по мощенной камнем дороге мимо убогих лачуг, в которых жили беднейшие из бедных. Сопливые ребятишки в лохмотьях во все глаза разглядывали легионеров.

– Дашь монетку? – выкрикнул самый бойкий из них, обращаясь ко всем сразу. Этот крик был подобен первой капле дождя. Еще миг, и уличные мальчишки бросились вперед, крича и протягивая руки к проходившим мимо солдатам.

– У тебя есть хлеб, господин?

– Монетку, господин, дай монетку!

– Хочешь мою сестру, господин? Она красивая!

Интерес проявили лишь немногие. Привыкшие к строгому взгляду Тулла, легионеры шагали дальше, на ходу отвечая мальчишкам.

– Да у меня самого двух монет не найдется, – услышал Тулл голос Пизона.

– Зачем мне тратить деньги на сопляков вроде тебя? – ответил другой солдат.

– Твою сестру? – спросил третий. – Если она похожа на тебя, то у нее наверняка перепонки между пальцами!

Сыпля грязными ругательствами – правда, тихо; они прекрасно знали, что такое пинок солдатской ноги, обутой в сандалию, – мальчишки постепенно разбрелись по домам. Увы, вскоре на когорту обрушилась новая волна зазывал. Тулл вздохнул и снова приготовил жезл.

– Свежий хлеб, только что из печи! Кому хлеба?

– Чашу вина храбрым воинам, кто желает? Продаю только хорошее вино!

– Смотрите сюда, сильные красивые парни! У одного из вас наверняка найдется время для короткого перепихона стоя! За три сестерция я даже позволю поцеловать меня!

Шлюха, которая сделала это предложение, не была такой потасканной, как большинство местных. Тулл почувствовал, как, проходя мимо нее, легионеры замедлили шаг. Покинув строй, он решительно приблизился к ней.

– У них сейчас другие дела. Ступай прочь!

Шлюха осклабилась и, оттянув ворот грязного платья, выставила напоказ свои все еще упругие груди.

– У такого видного центуриона, как ты, должны быть денежки, чтобы пощупать такую красоту, а может, и на кое-что другое!

– Убирайся! – Тулл мысленно оценил ее бюст, но все равно приготовил свой жезл.

Обиженно надув губы, девица удалилась к двери своей хижины, откуда продолжила зазывать к себе солдат.

Тулл не стал ее наказывать. Фенестела, шагавший в десятой шеренге, и шедший сзади тессерарий проследят, чтобы никто из солдат не покинул строй. Впрочем, если б не другие офицеры, он не удивился бы, что кто-то из его солдат попытался «перепихнуться по-быстрому». Так поступали солдаты других центурий за спиной у своих центурионов. Во всяком случае, по вечерам возле костра многие похвалялись именно этим.

Слава Юпитеру, ему не пришлось пускать в ход жезл. Когда они вошли в более зажиточную часть викуса, толпа местных жителей постепенно рассеялась. В викусе у многих легионеров, и даже у кое-кого из офицеров, имелись неофициальные жены. Нет, приглашения зайти поесть и выпить вина, купить оружие или безделушек для возлюбленных продолжали сыпаться на них с обеих сторон улицы, но дорогу никто не перегораживал.

Солдаты расхохотались, увидев, как парочка местных женщин с длинными косами, – возможно, сестры, – заметив среди них своих сожителей, принялись всячески костерить своих «муженьков», жалуясь, что в прошлом месяце те не дали им на прожитие даже денария. И пока эти скряги не дадут им положенных денег, пусть только попробуют сунуть нос за Ренус и уж тем более к ним в дом, кричали женщины. Солдаты бормотали в свое оправдание, что, мол, еще не получали своего жалованья. Увы, в ответ на их головы посыпались новые оскорбления, а также свист и насмешки со стороны товарищей.

– Не останавливаемся! – рявкнул Тулл.

Солдаты угомонились, женщины – нет. Центурион зашагал дальше, благодаря судьбу, что избавлен от назойливых женских требований. Нет, порой ему недоставало женщины. С другой стороны, почти все его время уходило на командование когортой из шести центурий. Разве тут до женщин? Когда же потребности плоти давали о себе знать – причем в последние годы это случалось все реже, – Тулл отправлялся в лучший бордель в городе. Когда он выйдет в отставку, у него будет время найти себе молодую жену. Пока же его жена – армия.

Здания рядом с форумом поражали внушительностью – дома торговцев, разбогатевших на поставках товаров через Ренус. Глядя на один такой «дворец», Тулл задался мысленным вопросом, правильно ли он поступил, подавшись в солдаты. Не выгоднее ли продавать за реку вино, горшки и серебряную посуду в обмен на скот, рабов и женские волосы – те товары из Германии, которые пользовались в Риме повышенным спросом. Он бы давно уже разбогател. Возможно, у него уже имелся бы собственный дом с гипокаустом, теплым нужником и внутренним двориком.

В следующий момент ему с обочины улицы браво отсалютовал ветеран в выцветшей солдатской тунике, отсалютовал культей правой руки. Тулл ответил на его приветствие и устыдился собственных мыслей о гипокаусте и теплом нужнике. Солдатское братство не имеет цены. Деньги – не самое главное в этой жизни. Да и вообще, на пенсию центуриона можно жить, ни в чем себе не отказывая. Этот бедняга с культей вместо руки о такой может только мечтать. Порывшись в кошельке, Тулл бросил однорукому ветерану денарий. Тот в ответ на такую щедрость осыпал его благодарностями.

«Юпитер, великий и всемогущий, сделай так, чтобы я провел свои последние дни в здравом уме и теле. Если же нет, пошли мне быструю смерть…» Он машинально потер фаллический амулет, висевший у него на шее. Откуда эти мрачные мысли? Тем более в такой прекрасный солнечный день, как этот…

Между тем они свернули на улицу, что вела к реке.

– Это ты ведешь дозор? – спросил часовой, один из восьми легионеров, стоявших в карауле в небольшой сторожке рядом с мостом. Здесь всегда стоял круглосуточный караул.

– Да, мое имя Луций Коминий Тулл, я старший центурион второй когорты Восемнадцатого легиона.

– Назови сегодняшний пароль.

– Победоносный Рим.

Солдат отсалютовал и отступил в сторону.

Тулл повел своих солдат к каменному мосту с арочным пролетом. Ширина моста позволяла благополучно разминуться на нем двум повозкам или пройти шеренге из восьми легионеров. Ширина же реки в этом месте составляла сто пятьдесят шагов. Посередине русла имелся узкий островок, густо поросший дикими яблонями. На ближнем к викусу берегу с удочками сидели несколько свободных от караула солдат. Они перебрасывались шутками и смеялись. Чуть дальше у кромки воды неподвижно застыл журавль. Островок соединялся с соседним еще одним, больших размеров мостом. И, наконец, третий мост соединял дальний островок с восточным берегом. Строительство последнего моста стоило адских трудов, вспомнил Тулл. Река в том месте глубока, а ее течение стремительно. Несколько солдат утонули, прежде чем удалось забить массивные деревянные сваи, служившие основанием. Посередине моста имелась мемориальная табличка с посвященной Августу надписью: «Pontem perpetui mansurum in saecula». «Я построил мост, который простоит вечно». Это не ты строил его, сердито подумал Тулл. Его построили мы, построили нашими потом и кровью. На табличке должны быть имена тех, кто отдал жизнь при его строительстве. Увы, в Риме так было не принято. Что еще хуже – в армии тоже.

Второй караульный пост располагался в пятистах шагах от первого, над самым широким рукавом реки. Находясь на германской стороне, он был больше по размерам, чем тот, что располагался на западном берегу. В нем обычно несли караул полцентурии легионеров. Когда Тулл со своим отрядом уже почти дошел до конца моста, ему навстречу попалась запряженная волами телега. Тянувшие ее животные, похоже, были этому совсем не рады: постоянно мычали и отказывались идти прямо. На несколько мгновений телегу загородили две повозки, полные рабов с остекленевшими глазами. К тому моменту, когда они проехали мимо, погонщик волов – судя по внешности, солдат – был вынужден свернуть с дороги. Его обступили зеваки из числа караульных. До слуха Тулла донеслись их грубые комментарии:

– Какой же ты легионер, если не в состоянии справиться с парой упрямых волов?

– Идите знаете куда?! – огрызнулся солдат. – Я здесь ни при чем. Это все запах медведя!

Тулл заметил, что легионеры, как и он сам, перевели взгляд на грубо сколоченную клетку, привязанную к телеге. Вот оно что! Солдат и его товарищи – урсарии. В их обязанности входило ловить медведей, которых затем выпускали на арену деревянного амфитеатра, построенного рядом с лагерем. Травля диких зверей была любимым развлечением гарнизона, однако требовала постоянных поставок новых животных. Их отловом – медведей, волков, оленей – занимались солдаты в лесах на восточном берегу реки. По мнению Тулла, настоящая охота была куда более приятным времяпрепровождением, однако потешная травля зверей на арене амфитеатра поддерживала настроение солдат, а это было самое главное.

– Прекрати упираться, Юпитер, медведь тебя не тронет. Не бойся, Марс! – приговаривал солдат, поочередно потирая волам головы. – Осталось всего ничего. Лишь три моста и викус, и вас снова ждет ваш любимый хлев.

Впрочем, как только Тулл поздоровался с начальником караула, он тотчас выбросил из головы беднягу урсария. Но не тут-то было. Не успели они толком начать разговор, как его прервало мычание волов.

– Прошу прощения! – извинился Тулл и отошел к телеге. – Солдат!

Несмотря на громкое мычание, урсарий его услышал и тотчас отсалютовал.

– Слушаю тебя, центурион!

– Имя?

– Цессориний Аммаусиас, урсарий Восемнадцатого легиона.

– Почему, во имя Гадеса, твои волы так напуганы?

– Это пара новых волов, господин. Они впервые везут клетку с медведем. Я сейчас ласково поговорю с ними и дам им отдохнуть, и все снова будет в порядке.

За его словами последовал шквал насмешек по поводу «ласковых» отношений урсария с его волами. В свою очередь, Цессориний погрозил обидчикам кулаками. Урсарий не виноват, подумал Тулл.

– Довольно! – рявкнул он, грозно поднимая свой витис.

Насмешки тотчас смолкли.

Урсарий с благодарностью посмотрел на центуриона.

– Этот медведь устроит потешное представление. Такого здоровенного я ни разу не видал. Раза в полтора больше тех, каких мы обычно ловим.

– В таком случае зрители будут довольны, – заметил Тулл, а сам подумал, насколько опасна была охота на бурого великана.

Цоканье копыт возвестило о прибытии отряда германских всадников в количестве шестидесяти человек. Завернутые в плащи, бородатые, вооруженные щитами и копьями, они рысью приближались к мосту, не соблюдая никакого строя. Впрочем, так обычно и бывало. Тулл закатил глаза и кивнул караульному офицеру.

– Пусть подождут, пока мои солдаты перейдут мост. Это наша дорога, а не их.

– Я остановлю их, центурион, – сказал офицер и шагнул вперед.

Не успел он произнести и слова, как события приняли неожиданный оборот. На этот раз испугались не волы, а медведь. Несколько всадников подъехали к клетке, чтобы лучше его рассмотреть. Медведь тотчас встал на задние лапы, принялся рычать и кусаться. Юпитер и Марс испугались еще больше. Вожжи выскользнули из рук растерянного урсария, а сам он отлетел в сторону. Волы же устремились вниз с гравийной насыпи рядом с дорогой. Увы, та была крутой, отчего телега завихляла в разные стороны. Еще несколько мгновений – и она перевернулась. Волы испуганно замычали, в разные стороны полетели щепки, бедный урсарий от бессилия сыпал проклятиями. Из разбитой вдребезги клетки выскочил медведь.

Даже будучи в боевых доспехах, а также имея за спиной почти восемь десятков легионеров, Тулл в первый момент оторопел. Урсарий не преувеличивал. Зверь был великолепен: огромный, с густым бурым мехом. Здоровенная круглая голова с крошечными ушками. И все же, несмотря на гигантские размеры, ему, похоже, хотелось одного: побыстрее унести ноги. Не обращая внимания на мычащих волов и толпу гогочущих солдат, он неуклюже побежал к ближайшим деревьям.

– Порази Гадес этих варваров! – крикнул в отчаянии Аммаусиас.

Последовал очередной взрыв хохота. Тулл невольно улыбнулся.

– Несите сети и веревки! – крикнул урсарий своим спутникам. – Его еще можно поймать!

Занимайся этим сам, подумал Тулл, но только без меня. Преследовать огромного разъяренного медведя, пытаясь его поймать и обездвижить, – нет уж, увольте. Даже если погоня увенчается успехом, зверя еще нужно доставить в лагерь. И это притом, что клетка разнесена в щепы.

Тулл не предполагал, что всадники-германцы, до этого с улыбками наблюдавшие за происходящим, примут участие в погоне. Однако по сигналу своего командира – широкоплечего германца с гривой черных волос – они устремились вдогонку медведю.

– Такой потехи, как сегодня, я давно не видал на своем посту, – усмехнулся начальник караула.

– Я тоже, – ответил Тулл. – Но мне не нравится, что мы стоим, пока германцы помогают ловить зверя.

– Они же сами его испугали.

– Согласен. Однако если мы и дальше будем бездействовать, это плохо отразится на нас. – Тулл повернул голову: – Фенестела! Подойди сюда!

Поставив вместо себя опциона, Тулл взял с собой пятнадцать солдат и, сойдя с дороги, поспешил к деревьям, куда убежал медведь. Он никак не ожидал, что к тому моменту, когда он догонит германцев, те уже загонят зверя в угол. Выгнав медведя из его укрытия в березовой рощице, всадники окружили его со всех сторон и направили на него копья. Всякий раз, когда медведь пробовал бежать, он натыкался на острый наконечник. Рыча от ярости, медведь расхаживал туда-сюда, пытаясь найти брешь в круговой обороне двуногих. Увы, безрезультатно. Аммаусиас что-то обсуждал с командиром германцев. Его товарищи стояли рядом, держа наготове сети.

Тулл неслышно подошел ближе.

– Вы сможете его поймать? – спросил на латыни германец; у него был довольно сильный акцент.

– Один раз мы это уже сделали; думаю, получится и сейчас, – ответил урсарий. – Куда сложнее и опаснее будет связать этого великана и дотащить до амфитеатра.

– Я могу приказать моим воинам, чтобы они отошли, – с улыбкой предложил германец.

– Нет!

– Я пошутил.

Урсарий издал нервный смешок. Тулл прочистил горло.

– Тебе помочь?

Аммаусиас довольно посмотрел на него, затем на германца. Тот снова улыбнулся.

– Да, центурион, спасибо. Твои солдаты могут укрепить круг, прикрыв щитами бреши между всадниками.

– Отлично. А вы сделаете остальное?

– Мы накинем на него сеть, как только твои солдаты займут свои места, – ответил урсарий, наблюдая за медведем. – Скажи им, чтобы они поторопились, иначе он вырвется наружу или же напорется на копье.

Тулл приказал солдатам встать по кругу.

– Постарайтесь избежать медвежьих когтей, – посоветовал он. В ответ раздались нервные смешки. Центурион снял с плеча щит и, встав в круг конных воинов, расправил плечи. Теперь медведю точно не сбежать.

К его радости, лесной великан действительно вскоре был пойман в сеть. Как только все заняли свои позиции, урсарий и его помощники взялись за дело. Один направлял медведя, дразня его копьем, другие крались сзади. Сердитая атака на его мучителей закончилась для медведя веревочной петлей, ловко наброшенной на толстую шею и тотчас же туго затянутой. За веревкой последовала сеть с грузами, закрывшая медведя с головы до пят. Зверь принялся рвать ее когтями, пытался прокусить, однако лишь еще больше запутался в ней. К нему подбежали еще несколько солдат с веревками в руках. Тулл, разинув в изумлении рот, наблюдал, как они ловко схватили медведя сначала за одну заднюю лапу, затем за другую, набросили на них веревочные петли, которые затянули скользящими узлами. Правда, при этом медвежьи когти расцарапали одному солдату руку. Но это была единственная травма, полученная, пока медведя связывали, словно гигантскую курицу для супа.

Урсарий довольно посмотрел на Тулла и германского вождя.

– Смотрю, ты знаешь, как сладить с медведем, – с искренним уважением произнес центурион.

– Такая у меня работа. Спасибо вам обоим за помощь. Сейчас мы нарубим сучьев и с их помощью дотащим его до дороги. А потом на повозке доставим в лагерь.

Взгляд германца упал на медведя.

– Мой народ охотится на этого зверя, но только в лесу. Не понимаю, зачем вы ловите их, чтобы затем убить на глазах у нескольких тысяч зевак?

Урсарий смерил его презрительным взглядом, однако счел нужным промолчать. Отсалютовав Туллу, он зашагал прочь.

– Так принято у римлян, – терпеливо пояснил Тулл. – Лично я тоже предпочитаю охоту, но большинство любит наблюдать кровавое зрелище, сидя в амфитеатре. Думаю, что и среди твоего народа найдутся такие любители.

Германец рассмеялся.

– Ты прав. Я могу окружить себя воинами, но не все в моем племени любят держать в руках оружие.

Теперь Тулл получил возможность рассмотреть его ближе. Германец был высок и кряжист. Под шерстяной рубахой перекатывались мощные мускулы; бедра крепки, как бревна. Плащ германца скрепляла на плече серебряная фибула; окантовка из желтых кисточек свидетельствовала о его высоком статусе.

– Ты из какого племени? – спросил Тулл.

– Из херусков, – последовал гордый ответ; правда, затем германец, подмигнув, добавил: – Из той их части, что дружна с Римом.

– Ха! – усмехнулся Тулл. Всего несколько лет назад часть херусков были завзятыми врагами Рима. – Ты, случаем, не из воинов Арминия?

Один знакомый центурион высоко отзывался о доблести германского командира, которую тот проявил во время трехлетней войны в Паннонии, которая, кстати, продолжалась до сих пор.

Германец усмехнулся, и тогда Тулл понял.

– Так ты и есть Арминий!

– Да. Тот самый. – Он наклонился и протянул руку.

– Луций Коминий Тулл. Можно просто Тулл.

Арминий большим пальцем указал на его шлем.

– Старший центурион?

– Да. А ты, как я вижу, префект ауксилариев. Должен ли я обращаться к тебе «господин префект»?

Германец вновь усмехнулся.

– В этом нет нужды. Мы ведь не на параде, не так ли?

Тулл моментально проникся к нему симпатией.

– К какому легиону вы приписаны?

– Я командую конной алой, приписанной к Семнадцатому легиону в Ара Убиорум.

Лагерь Ара Убиорум, где были расквартированы два легиона, находился более чем в пятидесяти милях к югу от Ветеры. Ара Убиорум также располагался на западном берегу Ренуса, однако Тулл знал, что германцы нередко предпочитают окольный путь, через восточный берег.

– Возвращаешься из отпуска?

– Да. Вместе со своими парнями. Начальник лагеря отпустил нас на десять дней. Велел нам встретиться с Семнадцатым здесь, до начала летнего похода в Германию.

Тулл кивнул. Разумно.

– Со мной хочет поговорить Вар.

Публий Квинтилий Вар был наместником Августа в Германии и имел под своим началом пять легионов. Готовясь к летней кампании, он вот уже некоторое время жил в лагере Восемнадцатого легиона. Тулл знал его лишь в лицо и несколько раз слышал, как Вар говорил, однако лично представлен наместнику не был.

– Ты знаешь Вара?

Арминий пожал плечами:

– Да, мы с ним на короткой ноге.

Тулл моментально ощутил укол зависти. Этот германец знаком с самим главнокомандующим, в то время как он, римский офицер, ветеран, отдавший армии более двадцати пяти лет, – нет. Неудивительно, что кавалерийская ала Арминия по численности равна его когорте. С другой стороны, Арминий – вождь своего племени, римский гражданин и, как всем известно, был пожалован во всадническое сословие. Последнее тоже задевало. Слегка.

– Когда освободишься у Вара, приходи во мне в казарму. Выпьем с тобой кувшинчик вина.

– Ловлю тебя на слове, – с улыбкой ответил германец. – До скорого.

Так вот он какой, этот Арминий, подумал Тулл, провожая херуска глазами. Крепкий орешек, но при этом, похоже, славный малый.