20
Вакс замер. Зажег сталь, словно ожидая, что уютное пламя внутри подскажет, как быть. Голубые лучи указывали исключительно на дверь за спиной и гвозди в стене. Больше вокруг не нашлось ничего металлического.
Кроме… двух едва различимых, похожих на паутинки, тонюсеньких лучей. Вакс напрягся и толкнул их алломантией. Лучи дрогнули во тьме. Потом исчезли.
Выхватив «стеррион», Вакс направил его вдоль коридора в сторону от загадочных лучей и трижды выстрелил. Вспышка пороха, словно молния, осветила помещение, и Вакс развернул второй пистолет туда, куда указывали голубые лучи и откуда шел звук.
Вспышки позволили рассмотреть, что во тьме неподалеку притаилось нечто. Нечеловеческое существо с глазами зверя и яркими белыми зубами.
«Ржавь и Разрушитель!»
Пальцы Вакса вспотели; он попятился от монстра, готовый выстрелить, но все же не нажал на спусковой крючок. Нельзя стрелять в того, кто просто с тобой разговаривает.
– Да уж, дерганый ты какой-то, – прорычало существо.
– Кто ты такой? Что ты такое?!
– Зажги фонарь, человек, – послышалось в ответ. – И запри дверь. Давай уйдем отсюда до того, как кто-нибудь придет разбираться, что это были за выстрелы.
Вакс помедлил, чтобы перевести дух и успокоиться, но в конце концов сунул пистолеты обратно в кобуры. Кем бы ни было это создание, оно могло напасть, вместо того чтобы разговаривать. Значит, не собиралось убивать.
Когда Вакс поднял зажженный фонарь, существо уже ушло дальше по коридору и превратилось в тень. Все еще сбитый с толку, Вакс закрыл потайную дверь на задвижки, которые обнаружил при свете.
– Идем, – позвал голос.
– Ты один из них, – прошептал Вакс, следуя за фигурой-тенью, которая передвигалась на четвереньках. – Ты кандра.
– Да.
Вакс побежал, чтобы догнать своего спутника, и свет фонаря наконец-то позволил его разглядеть. Волкодав – самый крупный из всех, какие только встречались Ваксу, с шерстью грязно-серого цвета, чем-то напоминавшей туман.
– Я о тебе читал.
– Как я взволнован, – прорычал кандра. – И так счастлив, что Сэйзед включил меня в свою книжечку, так что теперь пьянчуги могут сквернословить, используя мое имя.
– Они… это делают?
– Да. – В горле волкодава что-то заклокотало. – И еще есть… набивные игрушки.
– Точно, – сказал Вакс. – Щенки Сунн. Я их видел.
Рычание сделалось громче, и Вакс опять занервничал. Лучше не дразнить бессмертного пса. Он не знал, какие из многочисленных легенд об этом существе на самом деле были правдивы, но если хоть какая-то их часть основывалась на фактах…
– Итак, – начал Вакс. – Страж. Ты ждал меня.
– Было решено, – откликнулся кандра, – что позволить человеку странствовать по этим пещерам в одиночку – не самое мудрое решение. Я пришел сам. Остальные заняты.
– Выслеживают Кровопускательницу?
– Противодействуют ей, – поправил кандра и свернул направо.
Некоторое время они шли в молчании, наконец Вакс прочистил горло:
– Э-э-э… ты не мог бы объяснить, что имел в виду?
Пес вздохнул; звук сбивал с толку Говорящая собака сама по себе была странной, но вздох звучал совершенно… по-человечески.
– Я теперь мало разговариваю, – признался кандра. – И, похоже… теряю навыки. Паалм пытается разжечь революцию, используя то, чему научилась у самого Вседержителя. Но она всего лишь одна-единственная кандра. Она презирает всех нас – а значит, недооценивает. Мы можем делать то же самое, что и она: ходить по городу и имитировать людей. На каждого «священника», под личиной которого она совершает зверства, мы выпустим этой ночью десятки проповедующих спокойствие и мир, призывающих не обращать внимания на слухи.
– Мудро, – заметил Вакс.
Он и не подумал о том, чем могут заниматься другие кандра, не считая смутных предположений, что они идут по следу Кровопускательницы. Их поведение было совершенно логичным. А не может ли он этим воспользоваться в своем расследовании?
По мере того как они продвигались глубже в пещеры, Вакс обратил внимание на нечто белое и хрупкое, растущее на камнях, – источник порошковых следов, которые обнаружил на одежде Кровопускательницы. Вероятно, если бы он погасил фонарь, то увидел бы, что растение светится. И скорей всего, фонарь ему бы не понадобился. Однако, подумав о камне, который окружал со всех сторон, отсекая от тумана наверху, Вакс не испытал желания его погасить.
Сеть туннелей оказалась куда более обширной, чем он предполагал. Почему-то представлялось, что под гробницей находится всего одна пещера. Однако, переделывая мир, Гармония собрал множество пещер, в которых нашли убежище люди, и поместил эти пещеры рядом – там, где ныне располагался Элендель. Интересно, какую часть города охватывали эти подземные лабиринты? И почему одни затоплены, а другие остались сухими?
Двигаясь по туннелям, они миновали вход в еще одну большую пещеру Вакс поднял фонарь, чтобы ее рассмотреть, и застыл как вкопанный. Вместо грубого природного камня свет озарил покрытые пылью изразцы и колонны, взломанный пол. А позади располагалось нечто похожее на… маленькую хижину.
– Тен-Сун? – окликнул он кандру, который продолжал идти вперед.
– За мной, человек.
– Это…
– Да. В подвалах Кредикской Рощи, дворца Вседержителя, пряталось множество людей. Сэйзед перенес эти подвалы сюда, как и прочие пещеры-убежища.
Вакс не мог оторвать взгляда от ожившей истории – нет, ожившей мифологии! Дворец Вседержителя. Места, где ступали Выживший и его последователи.
Ржавь… да ведь там должен находиться сам Источник Вознесения!
– Человек, – настойчиво повторил кандра, – я хочу кое-что тебе показать. Идем.
«В другой раз», – подумал Вакс и, отвернувшись от входа в потерянную Кредикскую Рощу, последовал за Тен-Суном.
– Ме-Лаан сказала, что кандра нечасто сюда спускаются. Почему? Разве это не ваш дом?
– Это священное место. Да, это и дом, и тюрьма – и еще многое другое. При Вседержителе нам требовалось место, где мы могли быть свободны, могли оставаться собой. Потому что снаружи нас контролировали люди, в рабстве у которых мы находились.
«Какая желчь», – мысленно подметил Вакс.
Даже сотни лет спустя это существо испытывало боль от того, какую жизнь ему приходилось вести в прошлом. Винил ли он человечество? Винила ли Кровопускательница?
– Мы приходим сюда, – продолжал Тен-Сун, – когда появляется подходящее настроение. Обычно в одиночку, и такое случается нечасто. Наверху теперь есть клубы, где мы можем общаться и быть собой. Дома. Жизни. Молодое поколение почти не спускается в эти пещеры. Они предпочитают жить так, как живется, и не вспоминать прошлое. Полагаю, я такой же, хотя и по другим причинам.
Вакс кивнул, продолжая вслед за кандрой углубляться в замысловатый лабиринт туннелей Обиталища. Они миновали множество пустых пещер, но в некоторых встречались диковинки – например, в двух обнаружились старые корзины и валявшиеся на полу кости.
В Дикоземье Ваксу нередко приходилось спускаться в туннели, но в большинстве случаев это были вырубленные людьми шахты. Пещеры оказались совсем другими. В шахтах пахло пылью и грязью, а это место каким-то образом ощущалось… живым. Здесь пахло водой и грибами. Терпением.
Поверхность стен в туннелях была неровной, но гладкой, как воск, скопившийся возле давно горящей свечи. Святая земля. Все прочее в мире, насколько знал Вакс, было полностью переделано во время Пепельного Катаклизма. Но эти пещеры тянулись назад, в вечность, и были стары, как память человечества. Старше.
В конце концов они достигли маленькой пещеры, не походившей на природную. Может, кандра каким-то образом придали ей новую форму? Тен-Сун сел на задние лапы у входа. Свет фонаря Вакса отразился от гладкой, с выступами поверхности пола, на котором располагалась череда отверстий. Фута три в поперечнике, они смахивали на ямы, которые выкопали старатели, сдуру взявшиеся за поиски металлов в Дикоземье.
Вакс посмотрел на Тен-Суна.
– Я прошел здесь, когда направлялся на встречу с тобой, – произнес кандра своим рокочущим, не вполне человеческим голосом. – И унюхал нечто постороннее.
Унюхал? Вакс не чувствовал никаких странных запахов, – вернее, все здесь пахло для него непривычно и странно. Он вошел и осмотрел пещеру. Одна из ям поменьше была заполнена… листами бумаги?
Да, они самые. Присев у края ямы, Вакс с удивлением обнаружил в ней сотни листов, неровных с одного края, будто вырванных из книги. На них убористым почерком были записаны стихи с пронумерованными строчками. Слова Основания.
Поверх обычного текста располагались чьи-то каракули, нацарапанные коричнево-красными чернилами.
«Кровь, – сообразил Вакс. – Это кровь».
Поставив на пол фонарь, он наклонился и взял одну страницу. Книга восьмидесятая, строки с двадцать седьмой по пятидесятую. Стихи о том, как Гармония искал Истину.
Кто-то – по всей видимости, Кровопускательница – написал поверх текста: «Ложь, ложь, ложь».
Вакс выкопал еще несколько листов. Поверх большинства было что-то написано – слово или фраза, – но многие оказались просто испачканы в крови. У Вакса задергалось веко.
«Я там была», – гласила надпись на одном листе. На другом: «Никто». На третьем: «Было». Вакс начал их раскладывать. Тен-Сун, про которого он почти забыл, шумно втянул носом воздух, но так и остался у входа.
Вакс обернулся:
– Ты это видел?
– Да.
– И что думаешь?
– Я… не задержался надолго, – признался кандра и отвел взгляд. – Я не провожу здесь много времени, человек. Мне здесь не нравится.
«Эта пещера…»
Вакса пробрал озноб. Неужели это та самая темница, где Тен-Сун находился в заточении без костей, в ожидании казни?
Ржавь, он стоит на коленях в месте, где решилась судьба всего мира!
Вакс нагнулся, схватил побольше листов. Похоже, Кровопускательница разорвала полный комплект Слов Основания, причем в несокращенном издании. И очень старом, судя по тому, что оно было рукописным, а не печатным.
– Ты ведь ее действительно знал? – спросил Вакс. – Вознесшуюся Воительницу?
– Я ее знал, – негромко подтвердил Тен-Сун. – Ближе к концу Мира Пепла я провел больше часа без своих штырей, так что мои воспоминания в некоторой степени повреждены. Однако большая часть того, что я потерял, относилась ко времени непосредственно перед моим падением. Почти вся моя память о ней осталась четкой.
Вакс поколебался, держа в руках стопку страниц:
– Какой она была? В смысле, как человек.
– Она была сильной и одновременно уязвимой, – прошептал Тен-Сун. – Она была моей последней хозяйкой, и самой великой. У нее было обыкновение посвящать всю себя тому делу, которым она занималась. Когда она сражалась, то была клинком. Когда любила – поцелуем. В этом отношении она была более… человечной, чем все, кого я знал.
Вакс обнаружил, что кивает, раскладывая страницы в несколько стопок – по принципу, было на них что-то написано или нет. Те, с отпечатками пальцев, он сложил отдельно. Может, пригодятся. А может, и нет. Кровопускательница ведь, как ни крути, оборотень.
В конце концов Тен-Сун подошел к нему, шлепая лапами по полу.
– Похоже, – сказал он, изучая листы, – если их сложить воедино, получится нечто осмысленное.
– Ага, – с досадой ответил Вакс.
– Что не так?
– Слишком много. – Взмахом руки Вакс указал на листы. – Слишком запутанно, слишком тесно увязано с чувствами. Зачем она все это написала, а потом вырвала страницы и бросила их сюда?
– Потому что сошла с ума.
– Нет, – возразил Вакс. – Она не из таких сумасшедших. Она слишком сосредоточенна и слишком тщательно все планирует. Может, мотивы у нее безумные, но действует она аккуратно и точно.
Как же объяснить? Интуитивные озарения Вакса противоречили друг другу.
Он попытался еще раз:
– Когда кто-то оставляет после себя нечто подобное, это может означать одно из двух: либо этот кто-то небрежен, либо он проявляет излишнее рвение. Кровопускательница не небрежна, однако я не думаю, что она пытается быть милой, подбрасывая нам улики и играя в игры. Когда я с нею говорил…
– Ты говорил с Паалм?! – вскинув уши, резко перебил Тен-Сун. – Когда?
– Этой ночью, чуть раньше. В ее речах ощущался намек на сожаление. Она заявляла, что не играет в игры, – но это выглядит как игра. Тысяча брошенных страниц, которые надо собрать в одну картинку и получить улику? – Он покачал головой. – Я на такое не куплюсь. Безумная или нет, она должна была знать, что другие кандра в конце концов это найдут.
– Ладно, – сказал Тен-Сун, снова опускаясь на задние лапы. – Но ведь она говорила с тобой в качестве самой себя, а не имитации?
– Да. Разве это странно? Прямо сейчас ты ведешь себя так же, как и Ме-Лаан, – словно тоже не играешь никакой особенной роли.
– Мы не такие, как Паалм. Сколько я ее знал, она всегда играла. Я был таким же много лет назад. Не знал, какой я на самом деле, вне своих ролей.
Вакс окинул взглядом листы. На одном поперек текста было коряво написано: «Свобода». «Наделю вас свободой, как бы вы…» – гласила другая надпись, содержавшая лишь половину мысли.
– Какая она? – спросил Вакс. – Кто она на самом деле, Страж?
– Трудно сказать. Паалм была ручной кандрой Вседержителя, рабыней его воли и договора, который мы с ним заключили. Она проигнорировала события, сопровождавшие конец Мира Пепла; она исчезла, не вернулась в Обиталище. Я считал ее мертвой, пока не увидел среди выживших. Даже тогда она держалась наособицу, хотя служила Гармонии, как и все мы. Пока не… исчезла. Самоустранилась.
– Свобода. – Вакс постучал по странице пальцем. – Она об этом со мной говорила. Что это значит?
– Понятия не имею, – ответил Тен-Сун еще более рокочущим голосом, чем раньше. – Она предала все, чем мы являемся. Впрочем, я поступил так же. Наверное, мы с ней два сапога пара. Два монстра из числа старейших, что остались на этой планете теперь, когда Второе поколение воспользовалось лазейкой, позволившей покончить с собой.
– Свобода… – прошептал Вакс. – Кто-то другой управляет нами… Она оставила для меня записку в особняке губернатора. Она вырвала у политика язык, чтобы остановить его ложь. Убила священника, загнав штыри в глазницы, чтобы он больше не мог смотреть. Не мог видеть. Кого? Или что?
Она была кандрой Вседержителя, плясала под его дудку. А потом… стала служанкой Гармонии? Она жила с его голосом в своей голове, все время осознавая, что он может взять ее под свой контроль. Каково было ощущать подобное?
Могло ли это заставить ее вырвать один из штырей? Могла ли она попытаться наделить всех остальных такой же свободой? Ошибочно решив, в своем помешательстве, что мир и впрямь нуждается в спасении?
Вакс медленно встал:
– Это все из-за Гармонии.
– Законник?
– Она пытается свергнуть Бога.
– Это безумие.
– Да. – Вакс повернулся к кандре. – Так и есть. – Он начал ходить туда-сюда по небольшой пещере. – Поговори с Гармонией и узнай, не стала ли поводом к тому, чтобы Кровопускательница бросила службу, попытка Гармонии в какой-то момент взять ее под свой контроль? Не это ли спровоцировало ее выйти из себя?
Мгновение тишины.
– Да, – ответил Тен-Сун. – Гармония говорит, Он не пытался контролировать ее напрямую, но действительно очень сильно давил, вынуждая сделать то, чего она делать не желала.
– Она твердо убеждена, что всех людей контролируют. – («Гармония… так она что, была Кровавым Тэном? Она носила его тело уже тогда? Она была там, когда я застрелил Лесси?») – Она считает всех марионетками Гармонии. С ее точки зрения, политики – Его рот. Потому она и хочет расправиться с правящей верхушкой Эленделя. Религия? Глаза Гармонии, посредством коих Он следит за народом. Она трудится над тем, чтобы расшатать это, создавая поводы для раздора между религиозными сектами.
– Да… – проговорил Тен-Сун. – В каком-то смысле это можно расценить как продолжение Первого Договора. Служи Вседержителю. Расправься с силой, которую он хотел победить. Гармония – половина проблемы.
– Но какова моя роль? – продолжал Вакс, лишь краем уха прислушиваясь к кандре. – Почему я? Почему она так сосредоточена на…
Нет, неверный вопрос.
Что она собирается сделать дальше? Глаза, язык… может, уши? «Притворись, что она на шаг впереди тебя, – велел Вакс самому себе. – Приготовься к худшему».
Он опять взглянул на листы на полу. Паалм хотела избавиться от Вакса. Замысловатая загадка? Отвлекающий маневр, способ убить время. Кровопускательница вырвала эти листы, намереваясь не подразнить его, но отвлечь от расследования на достаточно долгое время, которое позволит ей закончить следующий этап своего плана. Безумная кандра намеренно привела его сюда с помощью той пыли на одеянии. Ради этой цели она и нанесла пыль на ткань.
– Она знает, – негромко проговорил Вакс. – Она знает, что вы собираетесь делать, Тен-Сун. Что вы уже сделали. – У законника мороз прошел по коже, и он взглянул прямо в нечеловеческие глаза кандры. – Она внесла в свой план то, что вы отправите собратьев-кандра отвоевывать сердца и разумы людей. Вы подставились. Ее следующий ход заключается в том, чтобы расправиться с ними.
Уэйн блуждал между двумя большими кострами. Внутри одного выделялись очертания ножек стола и стула, походившие на нечеткие конечности сгорающих трупов. Туман не приближался к кострам, но дым в ночи не так уж сильно от него отличался. Словно приодетого нищего, его можно было узнать лишь по запаху, подобравшись достаточно близко.
Уэйн наклонился к одному из костров, чтобы зажечь сигару, хотя потом пришлось залечить ожог на руке. Он вдохнул запах собственных опаленных волос и запах пламени. Полированная мебель давала грязноватый огонь. Но Уэйну нравилось чувствовать жар. Так он ощущал себя живым.
Он перестал заполнять метапамять, надеясь, что собрал достаточно здоровья для надвигавшихся событий. Нельзя было позволить себе оставаться слабым или больным сейчас. Момент совершенно неподходящий.
Отодвинувшись от огня, Уэйн сунул сигару в зубы. Шикарная, из припрятанного запаса самого губернатора! Уэйн затянулся как следует, потом вспомнил, что ненавидит эти ржавые штуки. Ну и ладно. Он и не обменял на нее ничего толкового. Всего лишь вилку из дома Вакса.
Толпа, собиравшаяся на площади, была самой большой из всех, что Уэйн видел сегодня ночью. Люди стягивались на свет костров, точно стая ворон, привлеченная свежим трупом. Уэйн переместился к дальнему краю толпы и вручил сигару какой-то женщине. Та осталась стоять, растерянная, а он нырнул обратно в центр людского скопища.
В такой большой компании можно было двигаться только вместе со всеми, ни в коем случае не вопреки их воле. Надо натянуть толпу на себя, как хорошее пальто, удобное и облегающее фигуру, а потом поддаться ткани. Уэйн переминался с ноги на ногу, когда переминались другие, кричал, когда они кричали, и голос его был пьяным в той степени, какая требовалась. Он по-дружески двинул локтем в ответ того, кто его слегка задел, и совсем скоро оказался в передней части толпы. Здесь, на изваянии в центре фонтана, возвышаясь над всеми остальными, стоял голый по пояс парень в штанах на подтяжках. Одной рукой – для равновесия – он держался за копье Выжившего, а сжатый кулак другой простер в сторону собравшихся.
– Они обобрали нас до нитки! – кричал он.
«Да уж, правда», – подумал Уэйн, крича в унисон с согласным ревом толпы.
– Они ожидают, что мы будем работать сверхурочно каждый день, или просто вышвыривают нас на улицу, и им плевать, что мы умираем от голода.
«Точно, плевать», – подумал Уэйн, присоединяясь к бранным возгласам.
– В угоду друг другу они высасывают из нас последние соки! – во весь голос орал парень в подтяжках. – А потом собираются и закатывают роскошные вечеринки!
«Я бывал на этих вечеринках. Сэндвичи там хорошие».
– Разве Выживший добивался этого?
«Скорее всего, нет», – признал Уэйн.
Толпа вокруг всколыхнулась, а он, скрестив руки, призадумался. Конечно, разобраться со смертельно опасным оборотнем было важно и все такое, но, ржавь, до чего неудачный момент, чтобы проводить время с копами и аристократами. Слушая эту речь, он уже наполовину склонялся к тому, чтобы пойти и повеситься, и это было весьма тревожно, поскольку обычно самоубийственные мысли посещали Уэйна только по утрам.
Он собирался повернуть назад и пробраться в особняк, чтобы поговорить на эту тему с Ме-Лаан, когда что-то изменилось. На статую забрался новичок: мужчина постарше, с залысинами, чуть расплывшийся в талии, но с располагающей внешностью. На нем было замысловато изукрашенное одеяние, в нижней части разделявшееся на ленты, как у туманного плаща. Священник из церкви Выжившего?
Пожилой мужчина вскинул руку в просительном жесте, и малый в подтяжках, который надрывал до этого глотку, почтительно склонив голову, отступил. Люди, собравшиеся под гигантским изваянием Выжившего, вознамерились послушать его священника. Уэйн почувствовал, как внутри просыпается тревога – словно желудок вдруг обнаружил, что ему скормили парочку гнилых яблок. Религия его тревожила. Она вынуждала людей совершать несвойственные им поступки.
– Я пришел к вам, – обращаясь к собравшимся, начал священник, – с пониманием и сочувствием. Но я умоляю вас не взывать к Выжившему ради грабежей и разрушений. Есть способ отплатить за все, и в нем я присоединюсь к вам, но сейчас не те дни, когда людьми правил тиран Вседержитель. Вы можете сделать так, чтобы ваши голоса услышали. Вы можете послать в правительство тех, кто выступит в вашу защиту.
Толпа притихла. Несколько мужчин прокричало фразы, в подробностях разъяснявшие, что именно они хотят сделать с губернатором, но большинство сохраняло молчание.
– Выживший сказал, что мы должны улыбаться, – продолжал умолять священник. – Он учил, что мы не должны позволять печалям тянуть нас на дно, какой бы тяжелой ни становилась жизнь.
Настроение толпы менялось. Вместо того чтобы кричать, люди топтались в нерешительности. Уэйн расслабился. Что ж, может быть, от религии и впрямь есть какой-никакой толк, помимо шикарных одежек и причудливых шляп. Если этот священник разрядит обстановку, Уэйн купит ему выпивку, честное слово. А покупать выпивку священникам – отличное дело, потому что они обычно не пьют спиртного и можно выпить за себя и за…
Погоди-ка. Почему этот малый в подтяжках – тот, что толкал речь чуть раньше, – подкрался к священнику сзади? Поднял руку, словно собравшись…
– Нет! – закричал Уэйн и начал пробиваться сквозь толпу к фонтану.
Он остановил время, вызвав вокруг себя большую суматоху, но толку от этого оказалось мало – было слишком далеко. Оставалось лишь беспомощно наблюдать за тем, как парень в подтяжках, стоявший прямо позади доброго старикана, вскинул руку и на лезвии ножа блеснули отсветы костра.
Только вот это был не нож. Это была… игла.
Уэйн сбросил скоростной пузырь. Игла опустилась, ударила круглолицего священника в спину. Он резко выпрямился, а потом плоть его начала таять, сделалась прозрачной, глаза выпали из орбит, и под кожей заблестели в свете костров хрустальные кости.
– Глядите! – заорал полуголый бунтовщик. – Видите, что за тварь они послали, чтобы попытаться успокоить вас? Безликие Бессмертные служат знати! Это был не священник, а один из их приспешников. Они хотят, чтобы вы поверили в свою свободу, в то, что их «демократия» вам полезна, но на самом деле все, что вас окружает, – ложь!
Уэйн разинув рот глядел, как священник – нет, кандра – попытался выпрямиться и заговорить, но от этого стало только хуже. Протестующие начали орать с обновленным неистовством, исключая тех, что находились поблизости от Уэйна и все еще не сообразили, почему для них остановилось время.
– Эй, а ты случаем не тот малый из Дикоземья? – осведомилась женщина в грязной юбке.
Уэйн скривился и попятился. Главарь на фонтане прервал свою обличительную речь и, ткнув пальцем прямо в Уэйна, заорал:
– Один из них здесь! В наши ряды затесались констебли! Они повсюду, они управляют вами!
Чуть ли не вся толпа повернулась и посмотрела на Уэйна.
«Ну, ты попал, дружище…»
