19
Как бы ни нравились Уэйну шикарные закуски, которыми он угощался за счет губернатора, помощник законника вынужден был признать, что не может в полной мере сопереживать затруднительному положению Иннейта. В конце концов, весь смысл назначения кого-то руководителем – например, губернатором – заключается в том, чтобы сделать его потенциальной мишенью для убийц.
Для этого ведь и придумали выборы, разве нет? Иннейт получил возможность стоять у руля и отдавать приказы всем и каждому, но когда убийцам становилось скучно, они шли вовсе не к малому, который торговал рыбой на углу, чтобы дать ему по шее. Они шли к тому, кто был во главе всего. У медали две стороны, серьезно. С одной стороны, шикарные сладости в любое время суток. С другой – можно обнаружить убийцу в собственной уборной. Такова жизнь!
А этот малый, Иннейт, он прям без шуток захотел повстречаться с Железноглазым. Не убежать из города, когда точно знаешь, что за тобой охотится психопатка супералломант, способная менять облик. Он, конечно, понимал, что превратился в мишень. Когда Уэйн плелся за ним – выхватив поднос у молодой служанки, которая попыталась скрыться с недоеденными пирожками, – губернатор остановился у дверей своего кабинета.
– Мне нужно несколько минут, чтобы подумать и подготовить основные пункты речи, – заявил он Уэйну и остальным охранникам. – Вы свободны.
– Но, сэр! – воскликнула Ме-Лаан. – Вы не можете войти туда один. Мы должны вас защищать!
– А что любой из вас сумеет сделать с убийцей, который движется со скоростью молнии? Придется рискнуть и положиться на то, что констебли справятся с этой… тварью.
– Я не думаю… – начала было Ме-Лаан, но осеклась, когда Иннейт захлопнул дверь, оставив ее, Уэйна и еще двух охранников в коридоре.
Уэйн закатил глаза и прислонился к стене.
– Вы двое, – сказал он охранникам, – почему бы вам не пойти и не проследить за окном в эту комнату снаружи? А мы обоснуемся здесь.
Парни потоптались на месте с таким видом, словно были не согласны, но потом крадучись вышли из коридора.
«Интересно, – подумал Уэйн, усаживаясь на пол рядом с дверью, – не сожалеют ли они о выборе профессии? Почти все прочие губернаторские охранники уже мертвы…»
– Эй, смертные, – проговорила Ме-Лаан, взмахом руки указывая на дверь, – временами вы распоряжаетесь своими недолгими жизнями с потрясающей опрометчивостью.
– Во-во, – поддакнул Уэйн. – Скорей всего, он просто хочет устроить мне неприятности.
– Что? – изумилась Ме-Лаан. – Сделав так, чтобы его убили?
– Ну да. Этот идиот чуть раньше запретил пускать меня на свою вечеринку, а потом обманул и бросил. У него на меня зуб. Его прихлопнут, а мне потом объясняйся перед Ваксом: «Извини, дружище, виноват – позволил, чтобы твоего ручного политика разорвали напополам». И Вакс на меня как следует вызверится, хотя на самом деле я ни при чем.
Ме-Лаан села на пол возле противоположной стены и ухмыльнулась:
– С его лошадью все так и вышло?
– Ну зачем опять про это вспоминать? – пробубнил Уэйн и поерзал, устраиваясь поудобнее, потом надвинул на глаза шляпу – В тот раз я действительно не был виноват. Я был ранен и отстранился от общества.
– Это каким же образом?
– Таким, – ответил Уэйн. – Сквернословил и пил, как последний ублюдок.
Он прислонился к стене и закрыл глаза, прислушиваясь. По дому ходили слуги. Гонцы отправлялись куда-то с посланиями. Важные шишки делились мнениями в соседней комнате.
И все разговаривали. Людям всегда хотелось поговорить. Им было мало просто о чем-то подумать – нет, они должны были это разъяснить. Хотя Уэйн и сам такой. Он ведь тоже человек, в конце-то концов.
Эта убийца, эта кандра, в ней явно что-то есть от человека. Она ведь тоже говорила с Ваксом. Не смогла удержаться.
Вакс, скорее всего, ее поймает. Он не раз такое делал – про что думали, будто это невозможно. Но на тот случай, если у него вдруг не получится, Уэйн прислушивался. О людях можно было многое понять по тому, как они говорили. Разузнать их прошлое, их воспитание, их стремления – все это отражалось в словах, которые они использовали. И эта безумная кандра… рано или поздно она ошибется и употребит неверное слово. Слово, которое будет очевидным, как тип со стаканом молока посреди развеселой таверны.
Сперва Уэйн ничего не услышал, хотя обратил внимание на то, что Ме-Лаан шепчет себе под нос. Пока он прислушивался, она изменила тон голоса, сделала его глубже, хотя и оставила женским. Кандра повторяла одни и те же слова.
– Она была вторушницей, – не открывая глаз, заметил Уэйн.
– Хм?
– Твои кости, – пояснил он. – Женщина, чье тело на тебе надето сейчас. Вторушница. Из Второго октанта. Выросла на окраине.
– И откуда ты это узнал? – поинтересовалась Ме-Лаан.
– Услышал, как она выругалась, когда помогал ей, – ответил Уэйн, ощутив внезапное сожаление: женщина просто делала свою работу, пытаясь уберечь человека от убийцы.
«В каком-то смысле она все еще делает свою работу, – подумал он, приоткрыв глаз и взглянув на кандру. – По крайней мере, делают ее кости».
Если бы сам Уэйн мог выбирать, то на случай гибели в ходе попытки сделать что-то важное сам бы предпочел, чтобы его кости встали и все как следует доделали. Ржавь, да если обзавестись друзьями среди кандра, он сможет бесить Стерис еще долго после того, как отправится на тот свет.
– Так правильно? – спросила Ме-Лаан. – Второй октант, с ноткой фермера с плантаций агавы?
– Мило, – согласился Уэйн. – Растягивай концы фраз, понижай тон. Пусть в твоем голосе проявится истинный вторушнический дух.
– Так лучше?
– Как ни странно, лучше. – Уэйн выпрямился. – Ржавь меня побери, очень хорошо.
– Тен-Сун бы гордился, – чуть смутившись, заметила Ме-Лаан. – Я все еще могу изобразить трудный говор, когда требуется.
– Трудный? – чуть свысока хмыкнул Уэйн. – Это говор вторушников-то трудный?
– С ноткой фермера с плантаций агавы.
– Заурядная смесь, – отмахнулся он. – Однажды мне пришлось копировать парня, который вырос на северо-западном побережье, причем родители у него были глухие и разговаривали очень редко, а потом он поселился у террисийских фундаменталистов там же, в горах.
Ме-Лаан нахмурилась. Мимо прошла горничная со стопкой постельного белья. Кое-кто из чиновников остался на ночь – хотя сколько там той ночи! – и надо было подготовить гостевые комнаты.
– Не знаю, смогу ли я такое передать, – с нарочитой медлительностью проговорила Ме-Лаан, изображая террисийский акцент и произнося слова невнятно. – Однако задачка и впрямь забавная.
– Ха! – воскликнул Уэйн и сам перешел на террисийский акцент, который на самом деле был куда более резким, чем его изобразила Ме-Лаан. – Хорошо, но ты слишком стараешься. Оттого что его вырастили глухие родители, парень не стал тупицей. Он просто относился к миру иначе, понимаешь?
– Неплохо, – оценила Ме-Лаан.
Еще одна прошествовавшая мимо горничная одарила их сердитым взглядом: ей ведь пришлось переступать через ноги, вытянутые поперек коридора!
– У меня лучше получается, когда я в шляпе, – сказал Уэйн.
– В шляпе?..
– Ну да. Шляпа – это как маска для мозгов. Помогает думать так же, как человек, который надевал ее до тебя. Хочешь разобраться в человеке? Надень его шляпу.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты изумительно мудрый? – спросила Ме-Лаан.
– Все время говорят, ржавь меня побери!
– Вот идиоты. Ты не мудрый – ты морочишь им головы. Ты нарочно так делаешь. – Она ухмыльнулась. – Мне это нравится.
Уэйн чуть надвинул на глаза шляпу, улыбнулся и опять прислонился к стене:
– Но про шляпы я не вру. Они действительно помогают.
– Конечно, – признала Ме-Лаан. – Как кости.
Уэйн приоткрыл глаз и посмотрел на кандру:
– А тебя это никогда… не тревожит? То, что ты можешь жить вечно?
– С чего вдруг такое должно меня тревожить? Бессмертие – необычайно удобная штука.
– Ну, я не знаю… – проговорил Уэйн. – Мне кажется, будет приятно однажды покончить со всеми делами, понимаешь? Будто… будто участвуешь в гонке и не знаешь, где финишная прямая, но приблизительно догадываешься. И надо просто до нее добежать. Думаю, это мне по силам. Но вот у твоей гонки нет конца.
– Тебя послушать, так ты на самом деле хочешь умереть.
– Когда-нибудь. Хм… Может, мне стоит заняться политикой?
Ме-Лаан, явно сбитая с толку, покачала головой.
– Иногда вечность обескураживает, – призналась она через некоторое время. – В особенности если думать о ней с точки зрения Гармонии. Но всякий раз, когда мне становится скучно, я могу просто прожить новую жизнь.
– Надеть новую шляпу, – поддакнул Уэйн. – Стать кем-то другим.
– Поменять роль. Стать смелой, а не робкой. Прямолинейной, а не обходительной. И жизнь сразу становится интересной, бьет ключом. – Ме-Лаан помедлила. – Но это еще не все. Мы можем умереть, если захотим.
– Что, вот так просто?
– Типа того. Не знаю, читал ли ты хроники. Впрочем, там на эту тему все равно ничего конкретного, но когда Мир Пепла подходил к концу, Разрушитель попытался взять верх над кандра. Контролировать их напрямую. Ну, Тен-Сун и прочие вожаки, они были всерьез этим испуганы. Так что придумали план, и мы его обговорили. И спустя примерно век после Пепельного Катаклизма придумали способ перестать жить. Нужно немного сосредоточиться, и тело начнет путь по спирали – туда, где мы просто… закончимся.
– Мило, – кивнул Уэйн. – И очень разумно. Всегда должен быть запасной выход. – Он на секунду задумался: – Да, чуть не забыл: эти твои «а» никуда не годятся. Ты их позаимствовала из того говора, который используешь постоянно. Они недостаточно носовые. Если хочешь звучать как настоящая вторушница, растягивай их.
Ме-Лаан глянула на него с восхищением:
– Ты топишь свой талант, человек.
– Не-а, – ответил Уэйн. – Я сегодня глотнул всего лишь пару раз. – Он сунул руку в карман и проверил содержимое фляги. – Ну, может, чуток побольше «пары раз».
– Нет, я хотела сказать…
Уэйн ухмыльнулся – кандра осеклась, ухмыльнувшись в ответ. Уэйн отсалютовал ей, приподняв шляпу, потом закрыл глаза и продолжил слушать. Через некоторое время Ме-Лаан встала и начала прохаживаться по коридору. Уэйн слышал, как она на ходу упражняется, так и этак произнося звук «а».
Слушал долго и ничего аномального не услышал, хотя почти уверился в том, что начальник санитарного управления врет по поводу своего образования: этот малый никогда не учился в университете, а если и учился, то недостаточно долго, чтобы нахвататься правильных словечек. Уэйн как раз размышлял над этим, когда вдруг услышал кое-что еще. Голос звучал тихо, но перепутать его было невозможно.
Уэйн вскочил, заставив Ме-Лаан вздрогнуть.
– Бегу-бегу, – сообщил он кандре. – Следи за этим идиотом.
– Но…
– Щас вернусь, – пообещал Уэйн и, придерживая шляпу, помчался по коридору так, что полы его длинного дикоземного плаща взметнулись по сторонам. Завернул за угол и рванулся к парадному входу.
– Он велел доставить это сюда, – объясняла женщина дворецкому. – И вот я приехала. Задание было простое – всего лишь кое-что состряпать. Вряд ли для такого стоило меня будить…
Она повернулась к Уэйну. Славная женщина, сложенная, как хороший дикоземный забор, – не слишком высокая, худощавая, но сильная. С темными волосами, которые он несколько раз сравнивал с гривой пони, – и было совершенно несправедливо с ее стороны беситься: сама же собирала их в хвост и все такое. В брюках, потому что юбки – глупая вещь; и в ботинках, чтобы пинать всякую всячину.
Пусть весь мир летит в ржавую преисподнюю, но одного взгляда на нее хватило, чтобы об этом забыть. На лице Уэйна расцвела широкая улыбка.
В обмен женщина одарила его особой сердитой гримасой, предназначавшейся для него одного. По этой гримасе он понимал, что ей небезразличен. А еще, стреляя в него, она обычно целилась в те части тела, которые не так сильно болели.
– Она со мной, – подбегая, сообщил Уэйн.
– Ага, размечтался, – рявкнула Ранетт, но позволила увести себя прочь от дворецкого.
– А кто-то еще удивляется, – пробормотал тот им вслед, – что жизнь его милости оказалась под угрозой. Мы ведь позволяем каждой помойной крысе разгуливать тут, как у себя дома…
Он осекся, когда Ранетт развернулась, выхватив пистолет. Уэйн перехватил ее руку за миг до нажатия на спусковой крючок.
– Помойной крысе? – негромко переспросила она.
– Когда ты в последний раз мылась? – поинтересовался Уэйн. И чуть сморщился. – Я это… ну, из любопытства.
– Пистолетам наплевать, если я воняю, Уэйн. У меня дел невпроворот. И мне совсем не нравится, когда мною командуют. – Ранетт тряхнула небольшим мешочком из ткани, который держала в левой руке. Стоявший позади дворецкий сильно побледнел.
Уэйн завел ее в гостиную. Невзирая на сказанное, она не воняла – она пахла машинным маслом и порохом. Хорошие запахи. Запахи Ранетт.
– Что это такое? – спросил Уэйн, выхватывая мешочек, едва они оказались наедине.
– Вакс попросил меня сделать эту штуку, – пояснила Ранетт. – Кого там убили? – Она указала на все еще открытую потайную дверь, за которой находилась лестница в убежище.
Убийства всегда привлекали внимание Ранетт, пусть лишь ради того, чтобы поглядеть на трупы и проверить, насколько хорошо пули пронзили плоть.
Из мешочка на ладонь Уэйна выкатился маленький предмет.
Пуля.
Рука Уэйна начала дрожать.
– Ох, ради Гармонии… – Ранетт схватила пулю, прежде чем он ее уронил. – Придурок, это же не пистолет.
– Часть пистолета, – парировал Уэйн, сунув руку в карман и начиная глубоко дышать. Он способен удержать в руке пулю. Он все время это делал ради Вакса. Дрожь улеглась. Но все равно в этой пуле было что-то странное.
– Значит, если я дам тебе щепку и скажу, что она от ружейной ложи, ты и тогда развалишься на запчасти?
– Без понятия. Думаешь, я понимаю, как работают мои мозги?
– Сдается мне, в этом заявлении есть логическая ошибка, – проговорила Ранетт. – Может, даже две. – Она спрятала пулю обратно в мешочек. – Вакс тут?
– He-а. Он где-то в городе, детективничает.
– Тогда тебе придется ее взять. – Ранетт протянула ему мешочек. – Судя по тону записки, это важно. Уменьшенный заряд пороха, как он и просил, бронебойная пуля, выкована так, чтобы не разрушиться.
«Я смогу удержать пулю, еще как смогу! – Уэйн выхватил мешочек и немедленно сунул в карман пыльника. – Выкуси!»
– Ты не хочешь, э-э-э… что-нибудь выпить? – спросил он. – Ну, когда в городе все уляжется. Или до того, как все уляжется? Меня устроит, если пивная будет чуть-чуть гореть, пока мы там выпиваем.
– Знаешь, Уэйн, я скорее застрелюсь, – со вздохом ответила Ранетт. – А Мисра пристрелит меня, если я – ненароком – и впрямь куда-то пойду.
Уэйн нахмурился. Это и близко не походило на те ядовитые ответы, которые он обычно от нее получал.
– Что случилось? – спросил он.
Ранетт покачала головой и бросила взгляд в сторону парадной двери:
– Там все плохо, Уэйн. Люди по-прежнему на улицах, собираются толпы, все кричат. Я видела такое раньше… в Дикоземье. Обычно прямо перед тем, как кого-то вешали – по закону или просто так. И это в городах, где пятьсот жителей. А что случится там, где все пять миллионов начнут так себя вести…
– Видимо, снова наступит Мир Пепла. Разве можно подобрать лучший момент для того, чтобы открыто признаться в давно взаимной любви к некоему симпатичному малому, который ничуть не возражает, что ты пахнешь, как внутренности бочонка с серой?
Ранетт бросила на него очередной сердитый взгляд. Уэйн ухмыльнулся: она в него не выстрелила. И не врезала кулаком. Проклятье! Очень дурной знак.
– Они начали собираться снаружи, – проговорила Ранетт, отвлекшись. – Выкрикивают лозунги против губернатора.
– Мне надо это проверить, – решил Уэйн. Раз уж губернатор не собирается впускать его в кабинет, чтобы охранять вблизи, может, он кое-что узнает о планах Кровопускательницы в толпе. – Возвращайся домой, запри двери и держи наготове пистолеты.
То, что Ранетт и не подумала возразить в ответ на приказ Уэйна, пока он решительным шагом направился к входной двери, за которой простирался туман, говорило о многом.
Капитан Арадель уставился на губернаторский приказ словно на завещание любимого родственника – с почтением и некоторым замешательством.
– Иннейт называет меня лорд-констеблем, – проговорил он. – Но… ржавь, я ведь никакой не лорд. – Он поднял глаза на Редди и остальных лейтенантов.
– Возможно, назначение подразумевает и присвоение титула, сэр? – предположил Редди.
– Губернатор не может просто так ввести кого-то в знатное сословие, – возразила Мараси. – Новый титул должен утвердить совет с кворумом, равнозначным количеству великих Домов Эленделя. – И тут же прикусила язык: не время и не место было демонстрировать свои познания.
Но Арадель как будто не рассердился. Он аккуратно сложил приказ и сунул в карман кителя. Мараси нашла капитана, когда тот собирал перед участком довольно большой отряд, готовясь усмирять мятежников и звонить в констебльские колокольчики, чтобы живущие неподалеку люди знали, что хоть кто-то вышел в ночной дозор. Сквозь туман плыли призрачные звуки. Далекие крики. Звон. Вопли. Казалось, их окружает сама преисподняя, укрытая вуалью из тьмы и дымки.
– Сэр, – взяв себя в руки, заговорила Мараси. – По словам губернатора, вы должны: во-первых, послать подразделение, которое займется насильственным подавлением городских бунтов; во-вторых, отправить отряд поменьше для охраны самого губернатора, пока он произносит обращение к людям, собравшимся возле особняка. Там, как я поняла, не следует разгонять протестующих, но что касается остального города… сэр, губернатор советует вам действовать жестко. Очень жестко.
– Идиоты это заслужили, ржавь их побери, – проворчала лейтенант Мерелайн, коротко стриженная блондинка.
– Не стоит провоцировать кровопролитие, лейтенант, – заметил Арадель. – Припоминаю ваши достаточно резкие выпады в адрес семьи Хастинг.
– Но это же не значит, что я начну поджигать город, – возразила Мерелайн. – То, что великие Дома ведут себя как мерзавцы, не дает нам права самим становиться мерзавцами. Сэр.
– Что ж, губернаторский особняк – подходящее место для руководящего центра, – рассуждал Арадель. – Чип, ты и гонцы отправляйтесь к другим главным констеблям и попросите их прибыть вместе с офицерами на встречу со мной в дом Иннейта. Оттуда мы будем отдавать распоряжения, касающиеся режима чрезвычайной ситуации в городе. Все остальные. Беремся за дело с удвоенными силами. Если его милость хочет говорить с народом, то я хочу, чтобы между ним и избирателями был плотный – очень плотный! – барьер из констеблей, понятно?
Отряд пришел в движение, звонари заняли места в авангарде, гонцы рассеялись – один даже взмыл в небо: Чип был из алломантов-стрелков. Прочие констебли маршем двинулись прочь. Шагали они не очень ровным строем – выучка у полицейских была не чета солдатской, – но весьма решительно.
– Сэр, – окликнула Араделя кинувшаяся вдогонку Мараси, – уделите мне минутку, я должна вам кое о чем рассказать.
– Насколько это важно? – чуть отстав, спросил Арадель.
– Очень важно.
Редди прочистил горло.
– Возможно, стоит обсудить это по дороге к особняку, сэр? Если Иннейт в самом деле планирует обратиться к народу…
– Да, – согласился Арадель. – Иннейт спонтанно назначил меня лорд-констеблем – и это слегка тревожит. Неизвестно, что он еще собирается выкинуть. Давайте разберемся с этим на ходу, Колмс. Редди, мы поедем впереди – старайтесь по возможности не отставать.
Мараси кивнула: предстоящий разговор лучше всего было вести в уединении кареты. Она оглянулась и чуть не вскрикнула.
«Какая же я дура!»
Карета, о которой подумала Мараси, как раз отъехала – скорее всего, загруженная оборудованием. А Арадель побежал туда, где капрал держал поводья нескольких лошадей в полицейских попонах.
Глянув на растерянную Мараси, Редди самодовольно ухмыльнулся.
Что ж, этой ночью она собиралась соблюсти приличия… Ну да ладно. Лейтенант Колмс твердым шагом подошла к капралу и взяла у него поводья.
Арадель уже был в седле.
– Ох, ну конечно. Я и не подумал… – Он хлопнул себя по лбу.
– Сдается мне, сэр, женские констебльские униформы могли бы быть и попрактичнее.
И Мараси тоже взобралась на лошадь, для чего пришлось самым неудобным образом подоткнуть юбку, обнажив при этом изрядную часть ноги.
– Мы… примем это к сведению, лейтенант Колмс. – Арадель бросил взгляд на удаляющуюся карету. – Если пожелаете…
– Сэр, – перебила Мараси, – смею напомнить, что город в огне! Может, лучше обсудим женскую скромность как-нибудь в другой раз?
– Разумеется.
Арадель подал знак, и в сопровождении двух капралов с винтовками в прикрученных к седлам чехлах они пустились в путь. Четыре лошади быстро оторвались от большого отряда констеблей и кареты и углубились в туман.
Мараси с облегчением вздохнула: темнота скрыла ее неистовый румянец. В качестве вознаграждения лейтенанту Колмс досталось воспоминание об ошеломленном лице Редди, который был безгранично потрясен ее поступком.
С другой стороны, а почему бы и не продемонстрировать свои ноги? Исторические прецеденты и обычные практические соображения требовали, чтобы у женщин был допуск к любым профессиям. Разве какой-нибудь лорд откажется взять в свою личную охрану громилу или кроветворца лишь по той причине, что у этого алломанта имеется грудь? Или полицейский участок упустит шанс нанять ищейку или стрелка? Или банк не ухватится за возможность взять на службу террисийку с медной метапамятью?
Только от женщин-констеблей почему-то ждали, что те будут вести себя как образцовые леди. Пережиток старых времен, подкрепленный речами леди Альрианны Ладриан вскоре после Пепельного Катаклизма. Такой вот неприкрытый расчет на то, что женщина на службе будет все время стремиться сохранять женственность. С подобными двойными стандартами справиться было нелегко. Впрочем, Мараси и не возражала. Ей по-настоящему нравились платья и красивые прически, она предпочитала решать проблемы правильно подобранным словом, а не кулаком в физиономию. Но если женщина-констебль должна выглядеть женственно, тогда почему никто не требовал проявлять подобающую мужественность от констеблей-мужчин?
«С социальными проблемами разберемся, когда придет время, Мараси», – приказала она себе.
А вот брюки надо будет купить, ржавь их побери! Ехать в таком виде было очень холодно.
– Вы отличная наездница, – крикнул Арадель, когда они, оторвавшись от остальных, немного замедлили ход.
И направил лошадь по мосту через канал, срезав путь во Второй октант через середину Третьего.
– Я много практиковалась.
– Для горожанки в наше время это необычно. Хобби?
– Можно сказать и так, – проговорила Мараси и покраснела, вспомнив свое девичье увлечение Дикоземьем, законниками и историями про Алломанта Джека. И как мечтала тогда, чтобы на день рождения ей вместо нового пальто подарили бы пыльник и шляпу в дикоземном стиле.
Чистая глупость, разумеется. Она давно вышла из этого возраста.
– Что вы хотели мне рассказать? – крикнул Арадель.
– Мы можем еще сбавить темп? Ненадолго.
Арадель кивнул. Мараси открыла сумочку, которая висела через плечо, и протянула ему письма. И только в этот момент вдруг осознала, как сильно хотела передать их кому-то другому – чтобы ответственность, которую невольно на себя взвалила, не лежала на ней одной.
– Что это? – негромко спросил Арадель.
– Помните, вы велели мне провести разведку в губернаторском доме, если получится?
– Помню, что сказал вести себя осмотрительно и глядеть в оба, лейтенант.
– Я так и сделала, сэр. А еще держала наготове руки. На тот случай, если в них… случайно… упадет что-нибудь убийственное.
– Гармония. Что вы нашли?
– Переписку Иннейта с разными леди и лордами, где идет речь о купле-продаже политических услуг и сдерживании неугодных им законов. Сэр, в письмах есть пометки, сделанные его собственной рукой, и они соответствуют моим записям о подозрительных событиях в течение срока губернаторских полномочий Иннейта. По пути к вам я их прочитала, и у меня нет сомнений, что он коррумпирован в той же степени, что и покойный Винстинг.
Арадель не выказал ни изумления, ни гнева – ехал молча, сжимая письма и глядя вперед.
– Сэр? – наконец не выдержала Мараси.
– Вы ставите меня в сложное положение, лейтенант.
– Сэр, если позволите заметить, в подобное положение вас поставил губернатор, а не я.
– Насколько законным образом вы это получили?
– Зависит от того, как судьи истолкуют ваш приказ приступить к расследованию на основании разумных подозрений о правонарушении, а также от того, насколько оправданным было ваше решение позволить мне действовать на свой страх и риск.
– Иными словами, вы их украли.
– Да, сэр.
Арадель спрятал письма за пазуху.
– Это не означает, что мы не должны его защищать, сэр. Пока вина Иннейта не доказана в суде, он по-прежнему является полноправным правителем города. Здесь не Дикоземье, где можно просто подойти и пристрелить кого-нибудь, а после обнародовать свои мотивы.
– Сдается мне, вы слишком много времени проводите с вашим другом-стрелком, Колмс, – заметил Арадель. – У меня и в мыслях не было уклоняться от собственного долга. Просто я думаю, что люди, готовые устроить мятеж, на самом деле правы! Государство их действительно обкрадывает. Разрушитель… мы должны были построить куда лучшее общество. Что бы сказал лорд Рожденный Туманом, увидев нас сейчас?
– Подозреваю, он бы велел нам разобраться в ситуации.
Арадель резко кивнул. Поняв, что разговор на этом закончен, Мараси снова пустила лошадь рысью; лорд-констебль последовал ее примеру.
По преданию, нынешнее Поле Перерождения выглядело в точности так, как в тот давно минувший день, когда человечество выбралось из созданных Гармонией каменных утроб. Со временем город разросся, но покрытые зеленью пологие холмы в самом центре оставили нетронутыми в качестве памятника ушедшей эпохе.
Вакс шел по пружинящей под ногами земле – желанники касались туманного плаща – и размышлял о том, почему люди до сих пор повторяют подобные глупости. Ведь когда Бриз и Хэммонд выбрались на солнечный свет, они никак не могли обнаружить безупречно подстриженную траву или цветы, которые росли аккуратными рядами. А скамьи и тропинки? А разнообразные строения? Уж уборные-то ради удобства посетителей Гармония точно не создавал на этом лугу.
В центре, на вершине самого высокого холма располагался наполовину музей, наполовину мавзолей с гробницами Последнего Императора и Вознесшейся Воительницы. Их громадные статуи вздымались над холмом, доминируя над округой. Приблизившись, Вакс с удивлением обнаружил на низком строении фонари, которые проливали свет на траву и цветы. Дверь охраняли два констебля.
– А ну-ка поворачивай и не напрашивайся на неприятности! – заметив Вакса, крикнул один.
Проигнорировав приказ, законник решительным шагом направился из тумана прямиком к констеблям:
– Полагаю, за помощью к вам обратились смотрители музея?
Разглядев подошедшего, копы с неохотой отдали честь. У них были нашивки полицейских Первого октанта, куда Вакс заглядывал не часто. Однако слава бежала впереди него: ну кто еще мог расхаживать в тумане, одетый в туманный плащ и с дробовиком на бедре?
– Они тревожатся из-за мародеров, – пояснил коренастый, с бородкой констебль. – Э-э, сэр.
– Мудро, – проговорил Вакс и прошел в мавзолей.
– Сэр? – окликнул его констебль. – Они велели не пускать… Сэр?
Пока копы спорили снаружи, надо ли его останавливать, Вакс захлопнул за собой дверь. Окинул взглядом фойе и фрески, изображавшие Первоначальных. Хэммонда, лорда Рожденного Туманом, леди Истину, предка самого Вакса – Эдгарда Ладриана. Упитанный и самодовольный, он держал в руке кубок с вином. Подобным типам Ваксу сразу же хотелось врезать. Вот уж точно найдется за что.
Вакс проигнорировал выставку с разнообразными реликвиями из Мира Пепла и не зашел в помещение, где нашли последнее пристанище Вознесшаяся Воительница и ее супруг, – лишь в знак уважения вскинул пистолет и прокрутил барабан. Так в Дикоземье по традиции чтили усопших.
– Это что такое? – Из-за двери – по всей видимости, там находилась квартирка смотрителя – выглянула женщина с усталыми глазами. – Было велено никого не впускать!
– Стандартная проверка, – проходя мимо, сообщил Вакс.
– Стандартная? Посреди ночи?
– Вы попросили констеблей вмешаться. Закон предписывает в случае обращения к стражам из участка провести инспекцию и убедиться, что вы не прячете контрабанду.
– Контрабанду? – переспросила женщина. – Вы с ума сошли? Это же Гробница Первоначальных!
– Просто делаю свою работу, – парировал Вакс. – Можете разбираться с моим начальством снаружи, если пожелаете.
Рассерженная смотрительница кинулась к выходу, а Вакс направился к маленькой комнате, где не было ни реликвий, ни табличек с пояснениями. Только глубокая дыра в полу. Ее окружали перила – чтобы не свалились любознательные дети. Вниз вела лестница, но Вакс бросил гильзу, прыгнул и приземлился на пол из черного зеркально-гладкого камня.
С потолка свисало несколько ламп, похожих на капли патоки. Вакс толкнул алломантией ближайший выключатель, и по всей огромной пещере, мигая, зажглись огни. Он бывал здесь в юности; каждый опекун приводил сюда своих подопечных, и в общественных школах, как догадывался Вакс, поступали так же. Теперь, когда он стоял один посреди большого помещения с низким потолком, ощущения оказались совсем другими. Никакие болтливые туристы не могли повлиять на его настрой или прогнать видения из прошлого. Вакс гораздо отчетливее, чем тогда, слышал, как вдали несет свои воды река. С течением времени часть пещер затопило, и он смутно припоминал объяснения экскурсовода по поводу того, почему остальные остались сухими.
Вакс углубился в пещеру, пытаясь представить, каково было ютиться здесь или в подобном этому месте, пока снаружи умирал мир, и задаваться вопросом, не проведешь ли ты остаток своей короткой жизни во тьме. Он вел кончиками пальцев по каменным стенам, сворачивая вместе с ними. В стенах имелись круглые пещеры поменьше. Большинство из них представляли собой часть музейной экспозиции и сопровождались металлическими табличками, на которых были выгравированы изречения Первоначальных. В других хранились свидетельства восстановления мира или другие реликвии, вроде копий Браслетов Гармонии и Браслетов Скорби.
Одна пещерная комната была целиком посвящена Словам Основания – книгам Гармонии, мудрости, знанию и его собственным разъяснениям по поводу того, что произошло с Миром Пепла. В другой содержались тома, написанные Первоначальными: часть текстов считалась канонической, в то время как, например, «Докситиум» представлял собой безусловный апокриф. Вакс попытался его почитать, – увы, титульный лист показался куда интереснее самого текста.
Он задержался в пещере, где было собрано около сотни портретов Выжившего, выполненных как современными, так и древними художниками. В дни, предшествовавшие Катаклизму, произошел неистовый всплеск его посмертных «явлений», хотя сам Гармония заявлял, что причиной всему были Безликие Бессмертные.
Эхо чьих-то голосов заставило Вакса ускорить шаг. Уэйн ему еще пропишет: заморочил голову беднягам, вместо того чтобы просто объяснить суть своих действий. Сам Уэйн, конечно, убедил бы их, что он Вседержитель, и заставил бы приготовить себе ужин. А потому Вакс старался не слишком полагаться на моральные принципы своего друга.
Миновав пещеры, посвященные каждому металлу, Вакс наконец добрался до той, которую украшал символ атиума. Здесь хранилось все, что касалось этого мифологического металла: как серьезные свидетельства, так и задокументированные слухи; у Вакса не было времени их читать. Вместо этого он последовал за голубыми лучами, уходившими в стену. Отодвинул часть декоративной деревянной обшивки и нажал на рычаг, открывший дверь в очередную пещеру.
Вакс скользнул внутрь, снял с крючка старый масляный фонарь, закрыл дверь и стал искать спички. Но едва он их достал, как в темноте раздался рокочущий голос:
– Я ждал тебя.