С самого крещения Армении христианство стало духовным стержнем армянского народа и душой его культуры. Армянская культура формировалась и приобретала характерные ей черты, вдохновляясь Благой Вестью Евангелия и благодаря усилиям Церкви. Изобретение алфавита Месропом Маштоцем было в первую очередь продиктовано миссионерскими целями, стремлением донести слово Божие до сердца каждого армянина, но оно также дало мощный импульс рождению национальной литературы, у истоков которой стоят католикос Саак и святые Переводчики. Церковь оказывала сильное влияние на развитие армянской архитектуры, музыки, живописи (в частности, книжной миниатюры), скульптуры (хачкары) и других видов художественного творчества. На протяжении многих веков в подавляющем большинстве крупнейшими представителями армянской культуры были монахи, епископы и другие церковные деятели или миряне необычайно живой веры: это Григор Нарекаци, Комитас, философ Давид Анахт, Нерсес Шнорали, миниатюрист Торос Рослин, Григор Татеваци, Мхитар Гош и великое множество других.

В самые разные периоды армянской истории Церковь вдохновляла народ, призывая его на защиту отечества, она помогала противостоять попыткам насильственной ассимиляции и бороться против чужеземного ига. Очень часто бывало так, что армянский епископ или католикос садился на коня и с крестом в руке вел за собой войско, воодушевляя солдат в битве за родину. Церковные иерархи исполняли также главные социальные и политические функции в жизни страны, пытаясь найти (зачастую напрасно) поддержку и союзничество у других христианских государств и Церквей. Так поступали, например, Ованес Одзнеци, Овсеп Аргутян, Исаия Гасан-Джалалян, Нерсес Аштаракеци, Мкртич (Айрик) Хримян.

Таким образом, оказав чрезвычайно большое влияние на формирование армянской культуры, наложив глубокую печать на историю Армении, Евангелие и Церковь действительно стали, согласно известному в народе выражению, отцом и матерью нации. Именно по этой причине в самосознании армян столь важное место занимает их религиозная вера.

Само чувство принадлежности к нации смешивается и отчасти отождествляется с христианской верой и приверженностью к Армянской церкви.

Но если, с одной стороны, принятие христианства в 301 году предрешило ход истории Армении и определило своеобразие ее культуры, то, с другой стороны, сама жизнь по Евангелию приобрела в Армении совершенно определенную форму и присущие ей отличительные черты. В этом смысле можно говорить об армянской духовности. Итак, попытаемся выделить ее главные особенности.

Одна из черт, свойственных армянам как народу, на первый взгляд противоречива. Верные своей культуре и религии своих отцов, армяне всегда проявляли гибкость и удивительное умение приспосабливаться к самым различным обстоятельствам — и к господству иноземных завоевателей в прошлом, и к жизни в различных современных государствах. Они становились не только подданными или полноправными гражданами, но и служащими высокого ранга, советниками и послами своих властителей или сегодняшних государств, даже нехристианских. Так происходило в тех случаях, когда не ставилась на карту их вера или национальная самобытность. Когда же враги подвергали опасности национальные традиции — вторгались на их территорию, навязывали им свою культуру и язык или даже посягали на их христианскую веру — армяне защищались доблестно и упорно, часто даже не имея никакой надежды на победу.

Удивительно, в частности, мирное и добрососедское сосуществование армян с арабами в Ливане, Сирии и в других странах Ближнего Востока. Будучи одновременно националистами и космополитами, армяне диаспоры обычно без каких-либо внутренних терзаний живут с чувством принадлежности к двум родинам: Армении предков и принявшей их стране, судьбу которой они разделяют и с которой нередко связаны подлинной любовью. Примером такой судьбы служит личный опыт католикоса Гарегина I: он родился в Сирии и жил в основном в Ливане, в течение 18 лет был Католикосом Киликийским — именно во время гражданской войны в Ливане — и, наконец, стал Католикосом Всех Армян. В этой связи он говорил:

«Мы с большим уважением относимся к культуре арабов и очень благодарны им, так как во время геноцида они приняли нас с открытым сердцем. Нам хорошо знакомо их гостеприимство — благодаря братским чувствам арабов мы смогли жить в странах Ближнего Востока. [...]

Благодаря Богу и усилиям армянских лидеров, на протяжении всей истории мы смогли сохранить нашу самоидентичность, не будучи чужими тем людям, среди которых мы жили. Армянская диаспора, на мой взгляд, обладает опытом жизни национального меньшинства, который, возможно, Запад еще недостаточно оценил. Мы можем свободно изучать наш язык, нашу историю, исповедовать христианскую веру и в то же время быть вовлеченными в общественную жизнь страны, в которой живем» (здесь и далее приводятся слова Католикоса Гарегина I из книги: Дж. Гуайта, Жизнь человека: Встреча неба и земли. Беседы с Католикосом Всех Армян Гарегином I).

Такой опыт мирного сосуществования очень актуален и мог бы стать образцом для нынешней Западной Европы, в которой феномен миграций достиг столь больших пропорций, что старый континент должен учитывать существование внутри себя иного культурного мира, носителей других культурных традиций, прежде всего ислама.

Равновесие между этими двумя с виду противоположными чертами (осознанием собственной неповторимости и способностью входить как часть в целое) опирается именно на наличие их обеих. Для Гарегина I неотъемлемым условием диалога было самопознание, так же как открытость естественным образом порождалась верностью своей самобытности:

«Я считаю, что осознание своей национальности, своей неповторимости означает признание и принятие национальности других. С другой стороны, принимая другую культуру, можно и нужно оставаться верным своей идентичности. Примером является Сам Христос, который всецело принадлежал к еврейской культуре Своего времени».

Национальная идентичность издревле христианского народа в полноте осуществляется лишь тогда, когда она сочетается с христианским самосознанием человека и воспринимает идентичность другого как дар:

«Я думаю, что идентичность и инакость — два способа существования, которые не противоречат друг другу.

Если кто-то не знает, кто он, если он не познал себя глубоко, то он не может вести диалог с другими, он потерял себя уже в начале беседы. Моя идентичность как христианина и армянина настолько укоренена в моем бытии, что я могу мыслить только изнутри этой категории. Но моя идентичность сама включена в контекст более широкой идентичности — той, которую я называю Христовой идентичностью. Например, когда я молюсь с православным, католиком или протестантом, я никогда не ощущаю, что как армянин я отделен от другого человека: в этой общей молитве я выхожу за пределы моей идентичности, не теряя ее, а даже усиливая, ведь она расцветает в общей для нас Христовой идентичности, которая допускает признание различий, потому что они составляют часть Божественного творения».

И здесь опыт армян может прояснить пути решения проблемы глобализации. Современное западное общество совмещает в себе многие культуры. Должно ли это непременно означать уравнивание, исчезновение вековых цивилизаций? Армяне сумели сохранить древнейшее наследие своих предков, в то же время оставаясь открытыми по отношению к самым различным влияниям, которые они всегда оригинальным образом осмысливали и сочетали, рождая на свет нечто новое.

Армения в ходе истории была буферным государством, но она также была местом встречи Востока и Запада, Европы и Азии, христианства и ислама, и ее народ приобрел умение перенимать духовное богатство тех народов, с которыми он жил сообща (как в Армении, так и за ее пределами), и со своей стороны передавать им свои духовные и культурные ценности.

Такое равновесие между верностью своему культурному наследию (своей истории, языку, традициям) и открытостью по отношению к другим означает примирение универсальности со своеобразием. Именно в этом смысле следует понимать всегда неразделимый в Армении бином Церкви и нации.

Благая Весть Иисуса Христа, которая является вестью о спасении, обращенной к людям всех эпох и культур, находится в определенном смысле вне времени и пространства или, точнее, преодолевает эти, казалось бы непреодолимые категории нашей земной жизни. Именно по этой причине христианство, хотя оно и возникло в русле иудейской культуры и религии народа Израиля, было изначально обращено ко всем народам и по прошествии двух тысяч лет по-прежнему дает ответы на самые глубокие вопросы, которыми задается человек.

Универсальность вести Иисуса Назарянина потрясла Павла из Тарса, который восклицал: «Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол 3, 11). Сама притча о добром самарянине, рассказанная Иисусом для того, чтобы проиллюстрировать, «кто есть ближний», показывает, что христианство разрушает привычные представления об этнической и конфессиональной близости и создает братство, которое превосходит простую принадлежность к одной нации или Церкви.

Этого достаточно, чтобы понять, что нет ничего более противоположного христианской вести, чем узкий национализм, который абсолютным и безусловным образом превозносил бы один народ или одну расу. Следовательно, Церковь Христова не может иметь ничего общего с идеологиями шовинистического типа.

С другой стороны, главная тайна христианской веры, тайна воплощения Слова Божия, означает именно то, что Предвечный Бог вошел в историю человечества, во время и в пространство. Иоанн Богослов начинает свое Евангелие с возвещения этой главной истины христианства: Логос, вечное Слово, которое было у Бога и которое было Бог, стало плотью и обитало с нами. Эту тайну христиане самых различных Церквей переживают вновь в каждой евхаристии, поскольку глубинный смысл этого таинства в том, что Христос Воскресший, победив смерть и преодолев границы времени и пространства, присутствует здесь и сейчас. Армянская литургия в свойственной ей восхитительной манере подчеркивает этот необычайный опыт пением гимна перед чтением Трисвятого и пресуществлением хлеба и вина:

Христос явился к нам сейчас,

Он здесь, Бог Сущий, среди нас.

И вот звучит он, мира глас:

Настал святых приветствий час.

Едина Церкви ипостась,

Исполним целованья связь,

Вражда исчезла, а любовь,

На всех сошедши, излилась.

Служители, всеустно возгласите

Единосущно Божество,

Кого священнословят серафимы.

Именно потому, что во Христе Предвечный вошел во время и пространство, миссия Церкви состоит в том, чтобы воплотить универсальную весть Христа в конкретной исторической ткани жизни определенного народа и определенной эпохи. Христианская вера — это не отвлеченная доктрина, но программа реальной жизни. Она осуществляется внутри общины. Такая община, хотя и не должна ни для кого закрывать свои двери, может, однако, отождествляться с каким-либо конкретным народом. Отсюда исходит концепция национальной Церкви. Находясь в общении со всем остальным христианским миром, национальная Церковь являет собой как бы видимый аспект той единственной Церкви, мистического Тела Христова, которая всегда находится вне границ нации или культуры. В такой перспективе этническая культура становится выражением универсальной вести Христа в координатах конкретного времени и пространства данного народа.

Это учение о Церкви — общее для всех восточных Церквей, которые являются национальными. Но для Армянской церкви такое отождествление с нацией становится еще более сильным по причине выпавших на долю Армении испытаний. Находясь на самой границе христианского мира, Армения пережила владычество многих агрессивных по отношению к христианству народов. Начиная с арабского завоевания и до XIX века она жила в условиях почти полной изоляции, в окружении мусульманских стран. Это сплотило армян вокруг их Церкви, которая веками была единственным гласом народа перед завоевателями и власть имущими. Кроме того, Армянская церковь, присутствующая во всех уголках земли, по которым история рассеяла ее детей, разделяла и сейчас разделяет с ними трудную жизнь в диаспоре, одновременно обеспечивая им единство с землей предков и сохранение национального языка и культуры.

После падения армянского царства Багратидов в середине XI века, если не считать краткого и трудного республиканского периода в 1918-1920 годах, армянский народ обрел независимость на своей исторической родине только в конце XX века с распадом СССР. Единственным армянским государством за этот долгий период было Киликийское царство, расположенное вне пределов исконной Армении, которое закончило свое существование в XIV веке. Столь длительное отсутствие государственности привело к тому, что национальная Церковь стала единственным очагом, вокруг которого могли объединиться армяне. Вследствие этого многие задачи, выполнение которых народ обычно поручает государству, на протяжении всей истории Армении брала на себя Церковь.

К этому нужно добавить, что на Армянскую церковь неизбежно оказывала влияние жизнь, проходящая в тесном контакте с арабами и турками в исламских государствах — в большей или меньшей степени теократических; действительно, в исламе невозможно четкое разделение между духовным и мирским.

Как мы уже говорили, сам завоеватель Константинополя Фатих Мехмед II организовал жизнь различных этнических общин Османской империи так, что и к христианам (халкидонитам и нехалкидонитам) применялась структура теократического правления, свойственная мусульманскому государству: греческий и армянский патриархи Константинополя, называемые патриками, стояли во главе христианских миллетов соответственно «диофизитов» и «монофизитов». Будучи единственным главой всей армянской общины, которого признавало государство, патриарх имел важные юридические преимущества, фискальные и прочие привилегии, а также руководил гражданской жизнью армянских подданных империи.

Вследствие этих необычных обстоятельств епископы и католикос Армянской церкви заботились не только о духовном попечительстве паствы, но и выполняли социальную роль в обществе. Епископам диаспоры обычно поручалось руководство армянскими школами, библиотеками и так далее.

Это, с одной стороны, оправдывает огромный авторитет епископов в Армянской церкви, а с другой — объясняет, почему церковная иерархия (епископы и католикос) обычно избирается, причем большинство избирателей — миряне.

Несмотря на это, Армянская церковь в целом осталась невосприимчивой к двум противоположным искушениям, которым часто поддавались Рим и Константинополь, — она не присваивала себе светскую власть, но и не позволяла ей себя подчинить. Она действительно не знала византийского цезаропапизма, потому что армянское государство никогда не было настолько сильным, чтобы подчинить себе Церковь; в то же время ей всегда был чужд и «папоцезаризм» Рима, потому что в период существования армянского государства католикосы находились рядом с князьями и царями, были их советниками и духовниками, но — никогда не подменяли собой. Католикосы играли определенную социальную, а также политическую роль в жизни общества, но не осуществляли непосредственную светскую власть на какой-либо территории.

Армянская церковь в лице своих иерархов скорее всегда разделяла судьбу своего народа, где бы и в каких жизненных обстоятельствах он ни оказывался. О таком отождествлении с народом говорит и то, что духовенство не избежало ни унижений, ни депортации, ни мученичества — например, во время геноцида или в советский период. По этой причине, возможно, епископы Армянской церкви по традиции всегда были ближе к простым людям, чем в других православных Церквах или в католической Церкви. Армянское духовенство никогда не выделялось в касту, далекую от народа.

Наряду с ярко выраженным национальным характером, которым отличаются и другие православные Церкви, Армянская церковь обладает большим опытом вселенскости, то есть кафоличности.

Это единственная из восточных Церквей, которая действительно распространена по всему миру. Другие православные народы (греки, русские) тоже имеют свою диаспору, однако к ней относится меньшинство населения, в то время как числовое соотношение между армянами, живущими в диаспоре и на родине, совершенно обратное. Армянская церковь имеет конкретный опыт жизни на всех континентах, вместе с самыми разными народами и в различном культурном окружении. Не случайно высший иерарх Армянской церкви называется католикосом.

Будучи национальной с момента своего возникновения, Армянская церковь всегда участвовала в жизни Вселенской церкви. Так, Аристакес, сын Григория Просветителя, принимал участие в работе Никейского собора и подписался под текстом Символа веры; Армянская церковь одобрила решения двух последующих Соборов, Эфесского и Константинопольского, и настолько принимала христологию Кирилла Александрийского, утвержденную на них, что позднее отвергла положения Халкидонского собора именно потому, что увидела в их формулировках отклонение от решений Эфеса и от ортодоксии Кирилла.

В результате общения со Вселенской церковью и гармоничного сочетания верности своим убеждениям с открытостью по отношению к христианам других конфессий, Армянская церковь всегда была расположена к экуменическому диалогу. В противоположность Риму и Константинополю и несмотря на неоднократные попытки этих престолов подчинить ее себе, придать ее доктрине, обрядам и традиции полное единообразие со своими, Армянская церковь всегда старалась объяснить свою позицию и понять доводы других христиан, не стремясь при этом навязать им собственные догматические формулировки (например, в отношении христологии) или свои церковные обряды как единственно православные.

О таком уважительном и открытом отношении к другим конфессиям свидетельствует тот факт, что армянские церковные иерархи и богословы на протяжении веков много раз пытались вести диалог с другими апостольскими престолами. Объясняя христианам других Церквей (прежде всего Константинополю и Риму) свои взгляды, Армянская церковь дала вселенскому христианству предвестников истинного экуменизма, духовное расположение которых не было ни церковной дипломатией, ни догматическим безразличием, но постоянным стремлением понять других и быть понятыми.

Несмотря на кризис, который переживает сегодня экуменическое движение, и на то, что само слово «экуменизм» стало предосудительным, особенно в некоторых православных странах, стремление к единству по-прежнему является долгом всех христиан и всех Церквей, если они придают должное значение молитве Христа к Богу Отцу о единстве Его последователей; от этого единства, по словам Самого Христа, зависит действенность проповеди: «Не о них же только молю [то есть об апостолах, Дж. Г.], но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин 17, 20-21).

Верная собственным догматическим убеждениям, Армянская церковь ревностно защищает свою административную автономию и свои традиции, но не забывает об этом стремлении ко все более полному и видимому единству Вселенской церкви. Уже Нерсесу Шнорали в далеком XII веке было ясно, что различные догматические формулировки могут в действительности иметь один и тот же вероучительный смысл; также было ясно и то, что единство не означает ни единообразия обрядов или традиций, ни абсолютного совпадения церковной дисциплины.

Армянская церковь имеет ценный опыт некоторого плюрализма богословских мнений в рамках одной конфессии. Как подчеркивает большинство современных церковных историков, некоторые прохалкидонские настроения существовали в Армянской церкви не только в киликийскую эпоху, но и вплоть до начала XIX века.

Достаточно часто, особенно в диаспоре, бывают случаи, когда в одной семье одни принадлежат к Армянской Апостольской церкви, а другие — к Католической. Окончательное отделение армян-прохалкидонитов от национальной Церкви произошло только на рубеже XVIII и XIX веков, когда Рим основал армянский католический патриархат Бзоммара в Ливане, а затем армянский католический престол в Константинополе.

Эволюция структуры Армянской церкви, вызванная перипетиями различных эпох, — в том числе возникновение и закат нескольких католикосатов в соответствии с конкретной необходимостью осуществления пастырской деятельности в определенный исторический период — также показывает ее способность адаптироваться к обстоятельствам, не теряя из виду основного, то есть единства Церкви вокруг ее главного иерарха — Католикоса Всех Армян.

Безусловно, структура Армянской церкви, при которой наряду с высшим авторитетом католикоса большое значение придается патриаршим престолам, является более сложной, чем простое пирамидальное устройство Церкви с ярко выраженным подчинением ее главе. Синодальность ни в одной Церкви не обходится без проблем. Так и отношения между католикосатом в Эчмиадзине и престолом Великого Дома Киликии нуждаются в прояснении, особенно когда речь идет о тех странах, где существуют две параллельные армянские иерархии.

Сегодня, через 1700 лет после крещения Армении, перед Армянской церковью стоят и другие проблемы. Десятилетия коммунистического режима оставили после себя тяжелое наследие, от которого удастся избавиться только по прошествии многих лет. Отсутствие по-настоящему действующих церковных структур, таких как приходы и епархии, почти полное прекращение монашеской жизни заставляют начинать с нуля, и многое в этом направлении уже сделано. Остается надеяться, что возрождение монашества будет постепенным и Армянская церковь не будет искусственно ускорять открытие монастырей, предварительно не подготовив должным образом будущих монахов, и не повторит тем самым ошибок других Церквей, выживших в урагане советской эпохи, ошибок, которые привели к катастрофическим последствиям. Монашескую жизнь нельзя импровизировать, она требует подготовки и постепенного возрождения своих традиций.

Окончание советской эпохи должно и в Армянской церкви привести к изменению сознания людей в том, что касается нравственности, ответственности и самого чувства принадлежности к Церкви. Церковь — не партия и не профсоюз, и воцерковление должно означать преображение жизни, следование определенным этическим принципам, активную деятельность внутри живой общины, участие в литургии и в церковных таинствах.

В этом смысле близость между национальным и религиозным чувством может также оказаться палкой о двух концах. Как мы уже видели, для армян национальное самосознание в некоторой степени приравнивается к религиозной принадлежности; и все же, быть христианином не означает только принадлежать к тому или иному народу или к какой-либо христианской культуре. Христианство — это конкретный образ жизни, требующий подлинных нравственных и духовных усилий, постоянного внутреннего подвига.

Помимо этого, сегодня Армянской церкви приходится делать серьезные шаги, чтобы решительней идти навстречу народу. Она является самой древней национальной Церковью в мире. За 1700 лет своего существования она не только стала источником, которым всегда питалась армянская культура, но и силой, которая оберегала и защищала ее от бедствий в ходе истории. Открывая перед народом пути спасения, направляя его, Армянская церковь выполняет свое главное служение, общее с другими Церквами. Наряду с этим она также является хранительницей духовного наследия Армении и ее культурного богатства. Однако эта «дополнительная роль» Церкви никоим образом не должна подменять собой первую или препятствовать ее осуществлению. Миссия Церкви заключается прежде всего в том, чтобы провозглашать своим современникам Благую Весть доступным для них образом и создавать ту среду, в которой могла бы возрастать их любовь к Богу и к людям.

Обряд Армянской церкви подвергался различным влияниям — как византийскому, так и латинскому. Но в основе своей он остался неизменным со времени христианизации Армении. Даже язык, до сей поры используемый во время литургии, — грабар — в основном такой же, каким был еще в V веке, когда его зафиксировал Месроп Маштоц. Как уже было сказано, в те времена изобретение национального алфавита, а затем перевод Библии и литургических текстов на армянский язык сыграли чрезвычайно важную роль в укоренении новой веры. После принятия Арменией христианства в течение еще целого века богослужение совершалось на сирийском или греческом языках, но в V веке неожиданно для народа «Бог заговорил по-армянски».

Однако сегодня грабар совершенно не понятен ни западным, ни восточным армянам. Как это ни парадоксально, он может выступить в роли сирийского и греческого, которые в свое время затрудняли распространение христианства в Армении. Следовательно, назрела необходимость постепенного перехода к современному языку. В диаспоре положение еще более сложное, поскольку во многих странах новые поколения армян не знают даже современного армянского языка. Поэтому в некоторых общинах диаспоры изыскиваются возможности совершения богослужения, хотя бы частично, на языке страны проживания.

Разумеется, это создает серьезную дилемму: если Церковь в диаспоре откажется и от современного армянского языка, то сама национальная идентичность армян, живущих вдали от исторической родины, будет поставлена под угрозу исчезновения. С другой стороны, если она не будет использовать хотя бы частично языки тех стран, где они проживают, эти армяне могут потерять связь с родной Церковью.

Итак, одна из проблем, стоящих перед Армянской церковью сейчас, по прошествии 1700 лет после крещения нации, — это проведение такой реформы, которая сделала бы литургию понятной народу. Но при этом не должно быть утеряно ни великое культурное наследие грабара, ни чувство принадлежности армян диаспоры к своему народу. Церковь, которая и сегодня продолжает поддерживать национальное самосознание армянского народа, выполнять роль хранительницы ее духовных традиций, должна глубоко и ответственно подойти к решению этих проблем.

Слово «хранительница» ни в коем случае не следует понимать в «музейном» смысле. Именно это и входило в намерения коммунистов: превратить Церковь в этнографический музей. Но Церковь не имеет права просто «законсервировать» культуру: «хранить» подразумевает не пассивный, но активный подход к объекту хранения. Это значит мужественно и разумно, предприимчиво и великодушно защищать свою веру, национальное самосознание и культуру.

Кроме собственно языкового вопроса, перед Армянской церковью сегодня стоит много других проблем. Современный мир бросает вызов всем Церквам. Какую занять позицию по отношению к повышенной активности сект, быстрой глобализации планеты, индифферентному отношению к религии, нравственному релятивизму, технологическому прогрессу и новым, прежде не существовавшим этическим проблемам, которые возникают с развитием науки и техники?.. Такими вопросами должна задаваться Церковь, и ей нужно — вместе с христианами всего мира — найти на них верные ответы.

В свое время вызов современности мудро и мужественно приняли такие люди, как Месроп Маштоц и католикос Саак, Нерсес Великий, Нерсес Шнорали, Айрик Хримян... Из любви к своим современникам и своей стране они объективно смотрели на проблемы и реальные нужды своего времени и находили адекватные решения. Сегодня — как и тогда, как и всегда — Церкви следует сообразовываться с настоящим, не убегая в славное прошлое, не останавливаясь на идеализированных образах минувших дней.

Великий юбилей, знаменующий 1700 лет верности армян Христу, вместе с Армянской церковью отмечал весь христианский мир. С одной стороны, это дало миру повод выразить свое восхищение и благодарность за мужественное свидетельство армянского народа и за свидетельство тысяч его мучеников. С другой стороны, празднование юбилея стало призывом к Армянской церкви и ее народу смотреть вперед, чтобы вечно новое вино Евангелия вливалось в новые мехи.

Исследователь Армении Ким Бакши пишет: «Царство диких камней — это и есть Армения. Из всех врагов, которые топтали ее, это самый упорный и постоянный... В борьбе с таким воинством извечно складывался характер армянина: из камня он выжимал хлеб, из камня строил дома и храмы».

В Армянской церкви не принято литургическое поклонение иконам, поэтому обычно считается, что она не имеет и богословия образа. В действительности наивысшим символом в армянской духовности является крест, доказательством чему служит тот факт, что крест называют не только словом хач, но и ншан, то есть «знак».

В армянском церковном искусстве нет никакой пышности, никаких излишеств, никакой роскоши. Простота и строгость храмов и сущностная сакральность армянских хачкаров «заставила камни петь» — армяне преобразили своего извечного врага, сделав его предметом культуры и духовности. Таким же образом народ Арарата, насчитывающий не одну тысячу лет, не просто выжил, находясь в постоянном враждебном окружении; не только не потерял своего языка и религии — единственный из всех народов, колонизированных арабами. Он сделал нечто большее: превратил свои трудности в свою силу, создав — именно благодаря непростому совместному существованию с другими народами — совершенно оригинальную христианскую цивилизацию, полностью отличную от тех, которые возникли в Риме и Византии, и не менее интересную.

Вот великий урок, который преподает нам сегодня Армения.