Глава 11
– Я же тебе говорил!
Лира обернулась и увидела Семьдесят Второго. На его щеке виднелся отпечаток от складки на подушке. Семьдесят Второй не смотрел ни на Джейка, ни на Джемму – только на Лиру, но она не могла разгадать выражение его лица. Она с детства прислушивалась к болтовне медсестер про то, как работают легкие и печень, про гематоэнцефалический барьер, про подсчет белых кровяных телец, но никогда не слышала, чтобы персонал объяснял хоть что-нибудь про мимические реакции.
– Да, – отчеканил Семьдесят Второй и яростно тряхнул головой. – Им всегда было плевать на нас. Они никогда не пытались нас защищать. Нас обманывали.
– Ты знал? – спросила Лира.
Семьдесят Второй вытаращил глаза.
– А ты нет? – переспросил он. – Ты была не в курсе?
Пристыженная Лира потупилась. Конечно же, он прав. Ее мир рухнул, последняя завеса оказалась грубо сорвана, игра, в которую она играла много лет, ложь, которую она твердила себе, – все рассыпалось. Номера вместо имен, «оно» вместо «она» или «он».
«Уж не собираетесь ли вы учить подопытных крыс играть в шахматы?»
Реплики являлись одноразовыми вещами. Они вовсе не были склонны к болезням.
Печень и легкие каждой реплики намеренно портили.
Значит, реплик создавали для определенной губительной цели.
Лира вспомнила про свои бесконечные недомогания в Хэвене. Тошнота, рвота, провалы в памяти, головокружение – все это не было побочными эффектами от лекарств.
Так проявляла себя прионная болезнь, поразившая ее организм.
А это были симптомы – вот и все.
Джемма встала.
– По-моему, на сегодня хватит, – заявила она.
Лира догадалась, что Джемма, должно быть, жалеет их. А может, она испугана и решила, что болезнь заразна.
Лира подумала о том, сколько ей еще осталось. Полгода? Год? Вероятно, побег был глупостью. Какой в этом смысл, если она вскоре умрет? Возможно, ей следовало позволить охраннику застрелить себя.
Джейк закрыл крышку ноутбука.
– Одиннадцатый час, – произнес он и потер глаза. – Моя тетя завтра возвращается из Декейтера. Мне пора домой.
– Давай отложим все до утра, а? Тогда и решим, что делать. – Джемма вроде бы обращалась к Джейку, но у Лиры возникло ощущение, что слова адресованы именно ей.
– Ты как, нормально? – спросил Джейк. Он поднял руку, собираясь коснуться Лиры, но она быстро отступила на шаг.
Джейк никак на это не прореагировал.
Лира пожала плечами. Ее самочувствие не имело значения. Она продолжала размышлять над информацией, которую им выдал Джейк. «Они пестовали болезни в их телах». Как в стеклянных оранжереях института, в которых выращивали овощи и фрукты.
Лира представила, что ее внутренние органы раздулись – настолько сильно их переполняли белки, неправильно скрученные в подобия ядовитых снежинок. Еще она вспомнила рисунок из медицинской книги: беременная женщина и свернувшийся в ее чреве зародыш.
Они использовали ее для подсаживания. Она носила в своей утробе чужого: нечто смертоносно опасное и неизлечимое.
– Если вам что-нибудь понадобится – зовите, – сказала Джемма.
Джейк наклонился и принялся что-то царапать на стикере. Обычно Лира любила смотреть, как люди пишут от руки, а буквы словно по волшебству возникают на бумаге, но сейчас ей было не до того.
Джейк бессилен, как любой другой человек.
– Вот мой номер телефона. Вы знаете про телефон?
– Да, – кратко ответила Лира.
Правда, хотя сама она никогда не разговаривала по телефону, но медсестры только этим и занимались, и в детстве Лира подбирала всякие штуковины – тюбики с зубной пастой, куски мыла, пузырьки с лекарствами – и играла в особую игру. Она делала вид, что говорит в них, и притворялась, что в другом мире кто-то может ей ответить.
Джейк почесал затылок.
– А ниже – мой адрес. На всякий случай. Сможете его прочитать?
Лира кивнула, но не смогла заставить себя посмотреть в глаза Джейку.
Джемма с Джейком ушли, а Лира осталась сидеть на диване. Семьдесят Второй бесшумно бродил по комнате, брал вещи, рассматривал, клал на место. Лира испытывала по отношению к нему необъяснимую злость. Он это предсказывал. Значит, он и виноват.
– Когда тебе все стало известно? – вырвалось у нее. – И как?
Семьдесят Второй уставился на нее, а затем перенес внимание на маленький стеклянный шар. Когда Семьдесят Второй переворачивал его, внутри начинал кружить пластиковый снег.
– Ну… я не знал точно, – пробормотал он. – Но я давно догадался, что они делают нас больными. Я сообразил, что суть в этом, – рассеянно произнес он.
– Как? – повторила Лира.
Семьдесят Второй водрузил снежный шар на полку, и Лира принялась наблюдать за искусственной метелью: белая пурга обрушивалась на две крохотные фигурки, навеки замкнутые в своем мире-пузыре. Полоска пластикового берега, одинокая пальма… Лире стало жаль их. Она их понимала.
– Послушай, что я тебе сейчас скажу, – нахмурившись, пробурчал Семьдесят Второй. К удивлению Лиры, он подошел и сел на диван рядом с ней.
От него по-прежнему приятно пахло, и ей почему-то стало больно. Как будто внутри нее забили гвоздь.
– Когда я был маленьким, я очень сильно заболел. Они решили, что я умру. Меня отправили в Похоронное Бюро. – Он опустил взгляд на собственные руки. – Они вопили от восторга. Когда они решили, что я впал в беспамятство, они жутко обрадовались.
Лира промолчала. Она подумала о том, как лежала на столе после последней процедуры с Мистером Я. В тот момент около нее весело переговаривались научные сотрудники, от них пахло сэндвичами, и они смеялись, когда ее зрачки отказывались следить за их авторучкой-фонариком.
– Я привык многое себе представлять, – продолжал Семьдесят Второй. – Иногда я воображал, что я муравей, ящерица или птица. Кто угодно. Я ловил тараканов – они часто вылезали из канализационных труб. Медсестры их ненавидели. Но даже тараканы для них были лучше, чем мы. От них можно было избавиться. – Семьдесят Второй раскрыл ладонь и как-то недоверчиво посмотрел на нее, а потом снова сжал кулак. – Было бы лучше, если бы они в открытую ненавидели нас, – добавил он. – Но на такое нельзя было и надеяться.
Он был прав. Хуже медсестры Даже-и-не-думай и тех из персонала, кто боялся, были другие… те, кто вообще едва замечал реплик. Кто смотрел сквозь них и мог обсуждать сегодняшний ужин, упаковывая трупы реплик для сожжения.
– Почему ты мне не сказал? – спросила Лира.
– Я пытался, – возразил Семьдесят Второй. – Но что толку?
Лира понурилась. Ей нужно было кого-нибудь обвинить. Ее буквально распирало от злости. Она никогда не думала, что имеет право на такие эмоции. Настоящие люди верят, что они чего-то достойны, и сердятся, когда не получают того, что им нужно. Реплики не достойны ничего, не получают ничего – и потому никогда не злятся.
Неужели Бог создал людей, которые сделали с ней такое?
– Ты поэтому убежал? – прошептала Лира, и к ее глазам подступили слезы.
У нее ничего не болело, но ощущения были какие-то странные. В ее теле что-то надломилось, словно ей вставили трубки в грудь, и все мысли в голове перепутались.
– Нет, – ответил Семьдесят Второй. – Не совсем.
– Тогда почему?
Семьдесят Второй притих. Может, он и сам не знал. Наверное, он хотел хоть что-нибудь изменить.
– Нам не стоит здесь оставаться, – внезапно произнес он.
Лира встрепенулась.
– Почему?
– Мы не в безопасности, – пояснил Семьдесят Второй и стиснул губы. – Послушай. Я им не доверяю. Они не реплики.
– Девушка – реплика, – парировала Лира.
Семьдесят Второй насупился.
– Она вообще не в курсе. Ей никто не сказал.
– Но нам некуда идти, – вымолвила Лира, и у нее мурашки побежали по спине от осознания горькой истины.
Насколько велик мир? Она и понятия не имела. Сегодня они ехали несколько часов: дорогам, торговым центрам, улицам и домам не было конца. Однако Джемма упомянула, что они даже не пересекли границы штата Флориды. Какое огромное пространство оказалось за пределами забора, за пределами острова!
Но разве теперь что-то имеет значение?
«Мы все равно умрем», – едва не добавила Лира, но в последнюю секунду удержалась.
– Я проделал такой путь вовсе не для того, чтобы быть игрушкой, – заявил Семьдесят Второй. – Для этого можно и в Хэвен вернуться.
Лира не понимала, что конкретно он имеет в виду, но могла догадываться, судя по его тону.
– Они добры к нам, – вымолвила она. – Они помогли нам. Накормили нас. Они дали нам одежду и место, где можно спать.
– Ага! Но чего они хотят? Им явно что-то надо от нас. Они же люди, – упорствовал Семьдесят Второй. – Они не меняются. Сечешь? Они всегда такие. Им вечно что-то нужно.
Лира помрачнела. А чего, к примеру, от нее хотела доктор О’Доннел? Или медсестра Эм, которая улыбалась репликам и однажды сказала Лире, что у нее красивые глаза? Между прочим, Эм сберегала свои старые жетоны с переправы, чтобы отдать их младшим репликам для игры…
Но, возможно, именно поэтому они и покинули Хэвен – они с ним не срослись. Лира до сих пор не могла взять в толк, что делает людей столь непохожими на реплик. Наверное, она никогда этого не поймет. Но у нее тоже были желания. Она хотела научиться читать. Она чувствовала голод, холод и усталость. Она нуждалась в пище и в отдыхе. Но она никогда не делала ничего плохого, чтобы заполучить желаемое.
И поэтому она оказалась менее значительной, чем настоящие люди?
Она попыталась высказать свои соображения Семьдесят Второму.
– Ну и что с того? – рявкнул Семьдесят Второй.
Он пугал ее, когда смотрел на нее в упор. Сейчас он напоминал статую во внутреннем дворе Хэвена, чье размытое дождями лицо было незрячим и холодным.
– Тебе достаточно, что тебя кормят, а после этого отдают указания, да? Как собаке, которую каждый день загоняют в конуру?
Лира встала.
– А какая разница? – спросила она.
Семьдесят Второй вздрогнул от неожиданности.
Лира и сама себе удивилась. Ее голос прозвучал гораздо громче, чем она ожидала.
– Мы же реплики, верно? Мы вполне могли быть собаками. Они в любом случае так о нас думают. Они нас сделали. Мы – подопытные животные. Ты ничего не воображал, когда представлял себя тараканом. Ты им был.
Несколько долгих мгновений Семьдесят Второй смотрел на нее. Его грудь приподнималась и опускалась при вдохе и выдохе. Лира знала, что сотни крохотных мышц на его лице непроизвольно сокращаются, даже если он не шевелится. От мыслей о нем и о его плоти, обо всех хрупких частях тела, связанных воедино, у Лиры закружилась голова.
Наконец, Семьдесят Второй отвел взгляд.
– Потому я и убежал, – выдавил он. – Я хотел знать, годимся ли мы еще на что-нибудь. Я попытался, – добавил он и слабо улыбнулся. – Кроме того, тараканы тоже убегают. И крысы тоже.
Лира и Семьдесят Второй обошли гостевой домик, выискивая, что может им пригодиться. В шкафу в спальне под запасными подушками они обнаружили старый рюкзак. Они быстро сложили туда зерновые батончики и бутылки с водой, присовокупив к ним средства для мытья, которые им купила Джемма. Лира решила, что им вряд ли понадобится мыло, но не нашла в себе сил оставить эти чудесные, завернутые в бумагу душистые прямоугольники: они не имели ничего общего с кусками, которые им выдавали медсестры.
Джейк оставил в углу свой мобильник, который, похоже, заряжался, и Семьдесят Второй на всякий случай присвоил его себе.
Это взбудоражило Лиру – обладать телефоном, прикасаться к его экрану, оставлять на нем следы пальцев… Только у людей есть такие вещи!
Они нашли в кухне ножи, а из шкафа у кровати забрали одно-единственное одеяло – больше там ничего не было. Лира не чувствовала себя виноватой за то, что крадет у Джейка и Джеммы, которые помогли им. Она как будто заледенела. Может, медсестры не ошибались насчет реплик? Может, у них и впрямь нет души?
Между тем в главном доме погас свет. Семьдесят Второй предложил, чтобы они тоже выключили свет – ведь если Джемма приглядывает за ними, то она решит, что Лира с Семьдесят Вторым уже легли спать. Они подождали в темноте минут двадцать, просто для надежности. Теперь они сидели на диване рядом друг с другом. Лира вспомнила про свой сон, где их обнаженные тела переплетались между собой, и обрадовалась, что сейчас Семьдесят Второй не может ее толком рассмотреть.
Наконец, Семьдесят Второй коснулся ее локтя.
– Пора, – прошептал он.
Лира взглянула на него: его лицо стало каким-то призрачным, как будто он превратился в тень.
Во дворе Лиру испугало жужжание ночных насекомых и кваканье древесных лягушек – ритмичные, почти механические звуки смахивали на утробный рев Мистера Я.
– Погоди! – Семьдесят Второй легонько ткнул ее локтем.
Джемма свернулась клубком на пластмассовом шезлонге, укрывшись несколькими пестрыми полотенцами. Лира растерялась. Значит, она действительно следила за ними? Хотела убедиться, что они не сбегут? Иначе зачем ей спать на открытом воздухе?
Прежде чем Лира успела остановить его, Семьдесят Второй, осторожно ступая, подкрался к Джемме. Лира на негнущихся ногах последовала за ним. В лунном свете Джемма оказалась настолько сильно схожа с Кассиопеей, что Лире захотелось положить руку ей на грудь. Почувствовать бы, как она дышит, и убедиться, что Кассиопея вернулась к жизни! Но, конечно же, она знала, что Кассиопею уже не вернешь.
Возле шезлонга валялся блокнот с заложенной между страниц ручкой. Как всегда, слова, написанные на бумаге, притягивали Лиру, и она подумала, что они даже светятся в темноте. У Джеммы оказался красивый почерк. Череда букв напомнила Лире птичьи следы – и самих птиц, гордо проклевавших себе дорогу на странице.
Затем ее внимание привлекло знакомое имя – Эмилия Хуан. Медсестра Эм.
Лира прикоснулась пальцем к блокноту и беззвучно проговорила текст, написанный под именем. Палм-Гроув. Что за Палм-Гроув? Ниже были другие имена, все незнакомые, если не считать доктора Саперштейна, под которым было написано «Домашний фонд». Что это означало, Лира не представляла, зато одно словечко все-таки было знакомым – Гейнсвилл. Лира решила, что Гейнсвилл находится где-то неподалеку. По крайней мере, Джейк с Джеммой спорили, не стоит ли съехать с шоссе на повороте к Гейнсвиллю, и Джейк фыркнул: «Да кто захочет ехать в Гейнсвилл?».
А Джемма возразила: «Никто, кроме полумиллиона человек, которые там живут».
Лира решила, что и Палм-Гроув – это тоже такое место вроде Гейнсвилля.
Она взяла блокнот. Джейк забрал ее папку из Хэвена, так что это честный обмен. Лира выпрямилась и увидела, что Семьдесят Второй шарит в рюкзаке Джеммы в поисках бумажника. Лира схватила его за плечо и покачала головой. Однажды, много лет назад, у Даже-и-не-думай в столовой вытащили кошелек, и начался настоящий кошмар. У всех реплик обыскали кровати и перевернули спальни кверху дном, а Даже-и-не-думай еще долго оставалась в паршивом настроении и отвесила Лире оплеуху безо всякой на то причины. В конце концов кошелек отыскали в дыре, проделанной снизу в матрасе Большой Медведицы, вместе с вещами, нарытыми ею в мусоре за много лет, – грязными носками, потерянной сережкой, жетонами на переправу, крышками от газировки и обертками от жвачки.
Но говорить Лира не могла – вдруг Джемма проснется? – и Семьдесят Второй вытащил из бумажника деньги, сунул их в карман, а бумажник вернул на место.
А блокнот Лира оставила себе. Ей не хотелось забыть про Палм-Гроув.
Через ворота они перелезли, потому что не знали, как их открывать. Очутившись на улице, заполненной жидкой тьмой и сияющей фонарями, они двинулись прочь. Сейчас Лира не слишком боялась – ведь с двух сторон возвышались дома с оградами, напоминающими ей забор в Хэвене. Но вскоре они добрались до дороги, уходящей в пустые поля, и Лиру охватил страх, ассоциировавшийся у нее с падением в пропасть.
Ее вновь потрясло, что мир может быть настолько огромен!
В конце концов Лира набрала в легкие воздуха и решила заговорить. Они зашли так далеко, что их никто не мог услышать. Кроме того, ей было тошно при виде пустого шоссе и уличных фонарей: те безмолвно нависали над ними, как длинные руки, растущие из земли.
– Я знаю, кто может нам помочь, – произнесла Лира.
Под их ногами похрустывал гравий обочины. Теперь Лире нравились древесные лягушки. Хоть какая-то компания.
– Помочь нам? – Семьдесят Второй запрокинул голову и посмотрел на звездное небо.
Лира не могла понять, страшно ли ему, и в конце концов предположила, что сейчас ему на все наплевать. Семьдесят Второй почти всегда выглядел бесстрашным. Даже смерть не могла его испугать. Возможно, он успел ко многому привыкнуть. Лира знала, что реплики более хрупкие, чем настоящие люди: они более склонны к болезням и часто рождаются ослабленными.
В глубине души она все еще надеялась на Хэвен, хотя тот уже превратился в пепелище.
– Я хочу знать, – произнесла Лира. – Почему они с нами так поступали? Почему они сделали нас больными? – Она помолчала и добавила: – И есть ли лекарство?
Семьдесят Второй притормозил и встал как вкопанный.
– Лекарства нет, – буркнул он.
– А может, и есть, – возразила Лира. – Ты сам говорил, что тебе толком неизвестно, чем врачи занимались в Хэвене. Может, они давно что-то изобрели. Придумали какой-нибудь препарат.
– А зачем? – проворчал Семьдесят Второй и криво улыбнулся.
Внезапно Лира его возненавидела. Она никогда не встречала никого, кто заставлял бы ее испытывать так много противоречивых чувств. И вообще кто заставлял бы ее испытывать какие-либо эмоции.
– Тогда я не понимаю, зачем они с нами возились, – призналась Лира.
Семьдесят Второй посмотрел на нее, прикусив щеку изнутри. Лира решила, что он даже не уродливый. Пожалуй, он красивый на свой лад – странный, угловатый, как те колючие растения с веером темно-зеленых листьев, которые росли между дорожками в саду института.
Накануне Лира подслушала, как Джемма говорила с кем-то по телефону. Наверное, она не заметила, что Лира шпионила за ней. «Девушка и парень, – сказала она. – Девушка, похоже, больна. Парень, – тут Джемма перешла на шепот, – красивый».
Лира никогда прежде не думала про людей и реплик с такой точки зрения, хотя ей сразу понравились черты лица Джейка. И задним числом она предположила, что доктор О’Доннел тоже была красивой. По крайней мере в воспоминаниях Лиры.
Интересно, а она сама уродливая?
В отдалении появились два пятна света. Лира зажмурилась. На миг ее охватила паника, но чуть позже она поняла, что к ним просто-напросто приближается автомобиль. Но машина стала замедлять ход, и Лира оцепенела. Почему-то они с Семьдесят Вторым инстинктивно взялись за руки. Его ладонь была большой, сухой и гораздо более изящной, чем руки врачей в одноразовых перчатках – те всегда казались холодными и влажными на ощупь, какими-то мертвыми.
– Ребята, вы в порядке? – окликнул их мужчина через открытое окно машины.
Семьдесят Второй кивнул. Лира обрадовалась. У нее пересохло в горле – сейчас она бы не смогла выдавить из себя ни единого словечка.
– Чудное место для прогулок, – добавил мужчина. – Вы поосторожнее, ладно? А то здесь тачки носятся со скоростью семьдесят-восемьдесят миль.
Он начал закрывать окно, и Лира перевела дух, облегченно, но и ошеломленно. Если мужчина и узнал в них реплик, он никак не выказал свою догадку вслух. Вероятно, различия все-таки не настолько бросаются в глаза, как она прежде считала.
– Привет! – неожиданно выпалила она, и оконное стекло с жужжанием поползло обратно. – Привет! – повторила Лира и шагнула к машине, игнорируя Семьдесят Второго, который что-то шипел ей вслед – наверное, предупреждение. – Вы слыхали про Палм-Гроув?
– Палм-Гроув, который во Флориде? – У мужчины оказались толстые, мясистые пальцы, которыми он зажимал дымящуюся сигарету. – Вы что, собираетесь прогуляться до Палм-Гроува? – усмехнулся он.
Но когда Лира не улыбнулась в ответ, он, сощурившись, посмотрел на нее сквозь облачко дыма.
– Двенадцатый едет прямиком к побережью на Таллахасси и проходит через Палм-Гроув. Так что, ребята, вам надо на автобусную остановку. Но туда пешком миль пять-шесть.
Лира кивнула, хотя и не знала, что он назвал «двенадцатым» и сколько это вообще – пять-шесть миль.
– Хотя в такое время вы на автобус и не сядете, – продолжал мужчина. – Надеюсь, у вас есть где переночевать? – Он внимательно посмотрел на Лиру, а затем его взгляд скользнул поверх ее плеча к Семьдесят Второму и вернулся обратно. Выражение его лица стало серьезным. – Эй, что с вами стряслось? Выглядите вы неважно.
Лира попятилась.
– Я в порядке, – сказала она. – Мы оба в порядке.
Мужчина еще несколько мгновений не отрывал от них пристального взгляда.
– Следите за машинами на этом отрезке. Они пролетят полдороги до Майами, прежде чем сообразят, что сбили вас.
И он уехал: задние фары автомобиля превратились в красные точки, напоминающие огоньки сигарет, а вскоре и вовсе исчезли.
– Тебе не следовало с ним трепаться, – сказал Семьдесят Второй. – Им нельзя доверять.
– Он сам со мной заговорил, – возразила Лира. – Кроме того, что тут плохого?
Семьдесят Второй покачал головой, продолжая смотреть вперед, словно ожидал, что машина может вернуться.
– Зачем нам в Палм-Гроув?
– Там нам помогут, – осторожно ответила Лира.
– Кто? – Семьдесят Второго сзади освещал уличный фонарь, и на его лице плясали тени.
Лира знала, что он может отказаться пойти с ней. Ну и что? Она все равно доберется до Палм-Гроува. Они ничего друг другу не должны. Лишь случайность продержала их вместе так долго. Однако перспектива путешествовать в одиночестве пугала Лиру. В Хэвене она никогда не оставалась одна. По крайней мере, охранники всегда за ними наблюдали.
Может, что-нибудь сочинить? Не стоит. Лира не умела убедительно врать.
Да и какой смысл? У нее здесь никого не было и Семьдесят Второй был прекрасно осведомлен о ее положении.
– Женщина, которая работала в Хэвене медсестрой, – попыталась объяснить Лира.
– Нет! – воскликнул Семьдесят Второй и зашагал дальше, пиная гравий и отправляя его в полет на шоссе.
– Подожди! – Лира схватила его за руку – ту, которую пересекали заметные белые шрамы.
Она развернула Семьдесят Второго к себе и испытала потрясение. На секунду ее тело принялось буквально что-то говорить ей, но Лира не поняла – что же именно.
– Нет, – повторил Семьдесят Второй.
Лира отпустила его. Она не могла сообразить, чего она от него хочет, и чувствовала себя смущенной, обессилевшей и несчастной.
– Она не такая, как остальные, – сказала Лира.
Доктор О’Доннел говорила: «Вы очень хорошая», а медсестра Эм ревела и хлюпала носом. «Вам просто оказалось это не под силу».
Значит, медсестра Эм должна им помочь. Ведь доктор О’Доннел никогда слов на ветер не бросала.
– Почему ты так считаешь? – поинтересовался Семьдесят Второй.
Он рванул вперед, и Лира чуть не споткнулась, пытаясь отстраниться от него. Теперь она не хотела находиться рядом с ним. Даже когда между ними оставалось несколько дюймов, Лира ощущала, как по ее телу циркулирует какой-то теплый и живой поток, который что-то шелестел и шептал ей в уши. Она ненавидела это новое ощущение.
– Просто знаю, – огрызнулась Лира. – Она уволилась, но она хотела помочь нам.
А мысленно она добавила: «Доктор О’Доннел верила в нее. Доктор О’Доннел всегда права». Лира отчаянно желала узнать, где живет доктор О’Доннел. Ей снова вспомнилось, как доктор О’Доннел гладила ее по голове. Мама. Наверное, дома у доктора О’Доннел стоит белоснежная мебель, и в комнатах царит порядок, как в Хэвене. Только находится дом доктора О’Доннел не на берегу океана, а где-нибудь в поле, и через открытые окошки ветер несет запахи цветов.
Проехала вторая машина, на сей раз с грохотом музыки. Потом – еще одна. У нее открылось окно, оттуда высунул голову парень и что-то неразборчиво проорал. Пустая банка просвистела в паре дюймов от ее головы.
Семьдесят Второй продолжал глазеть на нее. Лира снова подумала: может, она уродливая? Похоже, теперь он это понял – ведь она же быстро смекнула, что он красивый. Для реплики привлекательность никогда не имела значения, но вдруг это стало крайне важно. Что, если людской мир сказывается на ней таким образом? Может, она уподобляется людям, становясь уродливее, принимая чужой мир, в который ее занесло?
Однако она не хотела быть безобразной для Семьдесят Второго.
В конце концов он заявил:
– Нам надо уйти с дороги и найти какое-нибудь место, чтобы поспать. – Лире показалось, что он сдерживает улыбку. – Не можем же мы лечь прямо здесь. И ты слышала, что он сказал. До утра автобусов не будет.
Они сошли на обочину и побрели по россыпи скомканных бумажных стаканчиков, пачек из-под сигарет и пустых пакетов. Вскоре они добрались до каких-то строений в окружении фонарей. Яркая неоновая вывеска гласила: «Алкоголь». Освещенный островок посреди пустоты на миг болезненно напомнил Лире ночной Хэвен, когда она, сонная, вставала, чтобы пойти в туалет, и выглядывала в окно. В такие моменты она видела сторожевые вышки и прожектора, в свете которых все делалось резким и угловатым.
У одного из домов крыша заострялась и заканчивалась крестом. Лира решила, что это, вероятно, церковь, хотя во всем прочем здание было таким же, как и остальные, – крытое кровельной плиткой, серое, отделенное узкой полосой потрескавшегося асфальта от заправки и кафе. Оба заведения оказались закрыты на ночь. Лира разобрала сделанную кем-то надпись на фанере – «Я был здесь», – и не удивилась. В таком огромном мире нетрудно заблудиться, и напоминалки не помешают.
За церковью начиналось заросшее травой поле. Оно уходило к другой дороге, где мелькали автомобили. Свет фар скользил по изгибу шоссе, как кровь по игле. Но расстояние превращало шум в непрерывное шуршание, напоминающее звук прибоя.
Когда они развернули одеяло на земле, Лира порадовалась, что они устраиваются спать неподалеку от фонарей. Пустое пространство наводило на нее тоску.
Одеяло было маленьким, и когда они улеглись на него навзничь, то выяснилось, что они невольно касаются друг друга. Лира решила, что она не уснет. Ее тело трепетало, подзуживало ее двигаться, бежать или притрагиваться к Семьдесят Второму. Но Лира обхватила себя руками и таращилась на небо до тех пор, пока не сосредоточилась на звездах. Она попыталась отыскать Кассиопею. В детстве ей нравилось воображать, будто звезды – это настоящие фонари, горящие на далеких островах, и она смотрит не вверх, а глядит через темное море. Теперь-то она знала правду, хотя звезды все еще продолжали действовать на нее успокаивающе: может, потому, что были похожи друг на дружку?
– А ты знаешь еще какие-нибудь истории?
Лира вздрогнула. Она думала, что Семьдесят Второй уже отключился. Он лежал с закрытыми глазами, положив руку себе на подбородок, и его голос звучал приглушенно.
– Ты о чем?
Семьдесят Второй убрал руку, но глаза не открыл. Лира могла свободно смотреть на него. И опять он показался ей совершенно иным, чем несколько часов назад. Он был какой-то открытый, как будто днем он нацеплял маску, а теперь весь его защитный камуфляж исчез. Лира заметила изгиб его губ, вырез ноздрей, плавные очертания скул, и ей захотелось провести по ним пальцем, изучить их.
– Ты умеешь читать. Ты рассказывала историю тогда, на болоте. Про девочку, Матильду. Значит, ты должна знать что-нибудь еще.
Лира подумала про «Маленького принца», его мягкую потрепанную обложку, иллюстрации, испачкавшиеся страницы и запах бумаги. «Маленький принц» утрачен навеки. Она стиснула свои ребра, желая, чтобы они треснули.
– Лучше этой – только одна, – прошептала она.
– Расскажи, – попросил Семьдесят Второй.
Лира удивилась.
– Что?…
Он приоткрыл глаза и повернул голову к ней.
– Расскажи, – повторил он и добавил: – Пожалуйста.
У него оказались очень длинные ресницы. А губы походили на фрукт, к которому хотелось присосаться. Внезапно Семьдесят Второй улыбнулся, и его зубы блеснули в темноте.
Она отвела взгляд. Звезды качнулись, кружа голову.
– Видишь вон ту звезду? – вопросительно произнесла Лира, указывая рукой в небо.
– Которую?
– Ту крошечную – она находится рядом с другой, которая кажется почти голубой.
Разумеется, не имело никакого значения, смотрит ли Семьдесят Второй на ту же звезду, что и она. Но мгновение спустя он откликнулся:
– Вижу.
– Она называется планета В-612, – пояснила Лира. – Хотя, вообще-то, это небольшой астероид. Оттуда на Землю прилетел Маленький принц. – Она зажмурилась и услышала отзвук голоса доктора О’Доннел, почувствовала запах лимонного мыла, увидела, как палец скользит по странице, указывая на трудные слова. – Там дом Маленького принца. На астероиде имеются три вулкана, один действующий и два спящих. Еще на астероиде растут баобабы, которые хотят захватить все. И там живет Роза. Маленький принц любит ее. – Данная часть книги всегда сбивала Лиру с толку, но она продолжала говорить, потому что понимала, как это важно.
– А кто такой Маленький принц? – поинтересовался Семьдесят Второй.
– У Маленького принца были золотые волосы, шарф и милый смех, – произнесла Лира, цитируя по памяти.
– А что такое милый? – не унимался Семьдесят Второй.
Лира пошевелилась.
– Ну… – Она задумалась. – Кажется, это когда тебя кто-то любит.
Семьдесят Второй промолчал. Лира собиралась рассказывать дальше, но грудь нехорошо сдавило, как будто ей вставили трубку в легкие.
– А как сделать, чтобы тебя любили? – спросил Семьдесят Второй. Говорил он тихо и невнятно – похоже, он засыпал.
– Я не знаю, – честно призналась Лира.
Она обрадовалась, что Семьдесят Второй задремал или хотя бы притворился, что спит. Ей уже не хотелось рассказывать историю.