Она настаивает на том, чтобы задержаться и, очевидно, еще немного поговорить об этом. Она потрясена, я вижу это, но ее мозг лихорадочно работает. Ее любопытная, не знающая покоя голова. Щелк, щелк, щелк. Шестеренки в ее мозгу крутятся постоянно. Когда она спрашивает, почему я никогда не искала Роба, я беспомощно пожимаю плечами и говорю, что не хотела ничего знать. Я любила Дэвида и вышла за него замуж. Я была совсем девочкой. Он был моей тихой гаванью. И как только у нее хватает сил сдержаться и не надавать мне оплеух, потребовав перестать быть размазней и взглянуть фактам в лицо? На ее месте мне бы очень этого хотелось, слушая мой бесхарактерный лепет. Я говорю ей, что устала и не хочу об этом говорить, и вижу на ее лице жалость. Она утихомиривается.

Спровадить ее оказывается легче легкого. Стоит мне обмолвиться, что скоро будет звонить Дэвид, а потом я хочу пойти прилечь, как она кивает и обнимает меня, крепко сжимая в своих похудевших и окрепших руках, но я вижу, что она уже обдумывает, что предпринять дальше. Как она может помочь мне, или самой себе, а впрочем, это не важно. Если результат будет один и тот же, кому какая разница?

Дэвид в условное время не звонит; еще одно подтверждение тому, что вчера он говорил серьезно. Он умывает руки в том, что касается меня. Может, даже подталкивает меня исполнить мою угрозу. Бедняжка. Он в полном тупике.

Завариваю себе мятный чай, поднимаюсь на второй этаж, ложусь на кровать прямо поверх прохладного на ощупь покрывала и устремляю взгляд в потолок. Учитывая все обстоятельства, я само спокойствие. Жизнь еще вполне может подкинуть какой-нибудь сюрприз, а мне приходится всецело полагаться на Луизину способность отыскать и сложить вместе части головоломки, которые я выкладываю перед ней. Она должна в нужный момент осознать значение событий этого утра. Если этого не произойдет, мне придется искать другой способ донести это до нее. И тем не менее жизнь лучше, когда она интереснее. Я испытываю удовлетворение.

Сказать что-то человеку всегда недостаточно. Я сказала Луизе, что, по моему мнению, Дэвид сделал столько лет назад, но слова лишены реального веса. Лишенные материального подкрепления, они остаются пустым сотрясением воздуха. Написанные на бумаге, они, пожалуй, становятся чуть более весомыми, но даже тогда люди редко доверяют друг другу настолько, чтобы не испытывать сомнений. Никто и никогда не бывает о другом человеке настолько хорошего мнения.

Чтобы поверить в истинность чего-либо, нужно эту веру выстрадать. Нужно выпачкать руки и обломать ногти. Нужно докопаться до правды. По крайней мере, до нашей с Дэвидом правды. Ее невозможно понять, просто услышав рассказ о ней. Придется провести Луизу сквозь огонь, чтобы она смогла выйти из него очистившейся и поверившей. Если я хочу, чтобы Дэвид наконец освободился от бремени своей совести, она сначала должна взвалить это бремя на себя. Правда должна исходить от нее. Она должна донести ее до него.

Тогда, и только тогда эта правда развяжет им руки.