Часть третья

В доме теперь обитают два совершенно чужих человека, с опаской приглядывающихся друг к другу и даже не пытающихся изображать что-то большее. По крайней мере, насчет Дэвида это именно так. Наши отношения и цивилизованными-то можно назвать лишь с большой натяжкой. В ответ на все мои вопросы он односложно бурчит что-то невнятное, как будто превратился в какого-то неандертальца, утратившего способность говорить развернутыми предложениями, и избегает смотреть мне в глаза. Наверное, боится, что я замечу, что большую часть времени он откровенно пьян. Думаю, всю свою нормальность он приберегает для работы, а на то, чтобы соблюдать декорум дома, сил уже не остается.

Он даже внешне теперь кажется меньше, как будто усох. Будь я психиатром, мой диагноз ему был бы однозначным – это человек на грани нервного срыва. Моя дружба с Луизой просто убила его. Даже не совсем так. Это дружба Луизы со мной его убила. Луиза была его личной тайной, и ее у него отобрали. Его все это время водили за нос.

Теперь, когда первоначальный шок, вызванный этим открытием, немного прошел, я знаю, что он винит меня.

– Ты в самом деле не знала, кто она такая? – спросил он меня вчера ночью, остановившись перед дверью нашей спальни, но не желая переступать через порог. – Когда знакомилась с ней?

– Откуда мне было знать, что она твоя пациентка? – отвечаю я, всем своим видом изображая полнейшую невинность.

Пациентка. Это его ложь, не моя. Может, он и был пьян, но мой ответ его не убедил. Он не может знать, каким образом мне стало про нее известно, но знает: это так. Впрочем, его сбило с толку мое поведение – такая тактика совершенно не в моем духе. В Блэкхите мои действия были гораздо более прямолинейными, за тем лишь исключением, что Марианна была всего лишь потенциальной угрозой моему браку. Луиза же… о, Луиза – это наша надежда на счастье. Луиза – чудо.

Я терпеть не могу признавать свои ошибки, но не могу не признать, что в Блэкхите действовала слишком уж напролом. Не следовало давать волю своему гневу – во всяком случае, так театрально, – но там было другое дело. И вообще, все это уже в прошлом. Меня никогда не интересует прошлое, если только его нельзя использовать для чего-нибудь в настоящем. Не исключено, что события в Блэкхите можно будет употребить на пользу, а значит, это вовсе не было ошибкой. Прошлое так же эфемерно, как и будущее, – все это лишь перспектива, дым и зеркала. Его к делу не пришьешь. Взять хотя бы двух человек, присутствующих при одном и том же событии, – попроси их потом рассказать о произошедшем, и, хотя их версии могут быть схожими, обязательно будут различия. У каждого человека своя правда.

Но Дэвида, конечно, можно только пожалеть. Он живет прошлым. Оно тяжкой гирей висит на его ногах, тянет его на дно, увлекая за собой нас обоих. Один-единственный миг в прошлом превратил его в того надломленного человека, каким он является сейчас. Одна ночь вылилась в пристрастие к алкоголю, переживания, неспособность позволить себе любить меня, чувство вины. До чего же утомительно жить со всем этим и пытаться исправить все ради нас обоих. Донести до него, что это не имеет никакого значения. Никто ничего не знает. И никогда не узнает. А раз никто ничего не знает, значит можно считать, что ничего и не было. Если в лесу падает дерево и рядом нет никого, кто мог бы это услышать… и так далее и тому подобное.

И тем не менее очень скоро наш ужасный секрет выплывет наружу и мы освободимся от его власти. Дэвид уже дозрел до того, чтобы во всем признаться, я это вижу. Надо полагать, тюрьма кажется ему более приемлемым вариантом, нежели этот нескончаемый ад. Мысль о том, что мужчина, которого я так сильно люблю, считает жизнь со мной адом, не отзывается во мне такой болью, как должна была бы, но, с другой стороны, в последнее время мне тоже приходилось несладко.

Признание, впрочем, принесет лишь кратковременное облегчение. Он пока что еще этого не понял. Признание не вернет ему Луизу. Не принесет доверия и отпущения грехов. Дэвид заслуживает и того и другого. Некоторые секреты необходимо извлекать на свет божий, а не просто рассказывать, и наш маленький грешок принадлежит к их числу.

Можно было бы добиться того же самого куда проще. Можно было бы предоставить этих двоих друг другу, и возможно, Дэвид в конце концов рассказал бы Луизе правду о нашем браке и о том событии, которое сделало его таким, какой он есть, и она поверила бы ему, но он всю жизнь задавался бы вопросом, не появились ли у нее сомнения. Он постоянно искал бы в ее глазах подозрение. Признание – это так ненадежно.

Так что теперь все карты в руки Луизе. Она должна сама раскрыть тайну нашего темного прошлого. Она должна освободить нас обоих своей абсолютной уверенностью. Я прилагаю к этому все усилия. Пусть Дэвиду невыносимо даже на меня смотреть, я делаю все это ради него.

Завариваю себе мятного чая и, пока он настаивается, достаю из шкафа свой заветный телефончик. Включаю его и отправляю сообщение Луизе, моей маленькой милой марионетке.

Хотела дать тебе знать, что все в порядке. Я пытаюсь быть нормальной. Высыпала из капсул порошок, так что теперь в его присутствии принимаю просто пустые капсулы. Обычные таблетки не глотаю, держу под языком, а потом выплевываю. Порылась в его кабинете, хотела посмотреть, не ведет ли он на меня какое-то подобие медкарты, но ничего не нашла L Хорошо, что ты теперь знаешь, где запасные ключи. До ужаса непривычно беспокоиться из-за Д. – он всегда заботился обо мне, но ты права, не настолько, чтобы его любить. Думаю сходить к адвокату насчет развода. Кстати, во сне я воображала нас с тобой – в Ориент– экспрессе. Надо нам будет как-нибудь устроить себе такой девичник на выезде.

Сообщение получается длинное, но оно покажет ей, как сильно я в ней нуждаюсь и скучаю по ней. Телефон я пока не убираю – Луиза всегда отвечает очень быстро, и этот раз не исключение.

Оч. рада, что у тебя все ок. С таблетками отлично придумано! Я за тебя волновалась. Я видела сон; в нем я прошла в ту вторую дверь, про которую тебе говорила. Оказалась в комнате Адама. Кое-какие вещи там лежали не на своих местах. Когда я проснулась и пошла проверить, как он там, все было в точности так же, как в моем сне. Странно, да? Ты в самом деле никогда не видела вторую дверь? Я подозреваю, что просто ходила во сне. И да, ОРИЕНТ-ЭКСПРЕСС ОТЛИЧНАЯ ИДЕЯ!

Отвечаю, что все это очень странно, и нет, я в своих снах никогда не вижу вторую дверь, видимо, ее мозг работает не так, как мой, но руки у меня, когда я набираю ответ, дрожат от радости. С трудом сижу на месте от внезапного прилива адреналина. Так быстро! Она пока еще толком не понимает, что именно делает, но она движется семимильными шагами. Быстрее, чем это удавалось мне. Да у нее настоящий дар. Придется мне ускорить мои приготовления, ведь теперь уже далеко не все зависит от меня.

Надо будет еще раз поискать карточку в его кабинете. Где она может быть? Ладно, мне уже пора. Береги себя.

Мне сейчас не до переписки с ней. Слишком сильно возбуждение. Впрочем, в последнем сообщении для нее припасена очередная наживка. Очередное семечко, зароненное в подготовленную почву с целью воспламенить ее синапсы, хотя ответ так очевиден, что нужно быть полной дурой, чтобы не прийти к нужному выводу. Интересно, что она думает о моих умственных способностях? «Бедная маленькая Адель, такая добрая и милая, но при этом такая глупая и простодушная» – так она, очевидно, обо мне думает.

Если бы она только знала.