Глава 14

Старик нажал сенсор насадки, которую держал в руке, и склонился над оголенным животом Натальи. Зажегся экран компьютера, показав какие-то, совершенно непонятные Пичугину объемные диаграммы. Старик покосился на монитор, нажал несколько клавиш, просмотрел таблицу с данными.

– Она оживает даже быстрее, чем я ожидал. Часа через два-три бегать сможет. Так, сейчас я переведу управление на компьютер, он проследит, чтобы системы дыхания и кровообращения восстанавливались равномерно, а пока перезагрузим основной модуль, это займет минут пять-семь. – Он нажал клавишу. – Меня зовут Василий Федотович Лемех, и вы мне звонили, когда ранили Наташу. Расскажите, как вас зовут, кем вы являетесь Наталье и почему ее подстрелили? А потом я, возможно, объясню вам, что сейчас происходит. Договорились?

Пичугин кивнул. А что оставалось делать? Все действия старика и румянец на щеках Наташи говорили, что у Василия Федотовича все действительно под контролем. Хотелось бы выяснить, наконец, что происходит. Ради этого Пичугин был готов раскрыть часть своих тайн.

– Меня зовут Олег Пичугин, – сообщил он. – Я журналист, в прошлом физик-дозиметрист. Работал около десяти лет на горе Дегелен под Семипалатинском. Сейчас в Москве. Мы с Наташей… – он осекся, не зная, как выдать информацию, которую Наталья просила не разглашать. – Василий Федотович, мы с ней работаем по выявленному в Москве очагу опасного заболевания.

Лемех поглядывал на экран компьютера и, казалось, вполуха слушал Пичугина.

– Я знаю, кем она работает, – произнес Лемех. – И я достаточно опытен, чтобы вам не утруждать себя эвфемизмами. С другой стороны, если вы давали обязательства не разглашать секреты, я не собираюсь от вас этого требовать.

– Спасибо.

– Меня волнуют не ваши секреты и не служебные секреты Наташи. И меня волнует, скажем так, личный интерес. Уточню, Олег, я хочу знать, насколько вы близки. Кем она является для вас? Знакомая? Любимая? Может, сослуживец? Давайте по-честному. От этого и только от этого будет зависеть и моя откровенность. Сегодняшняя ночь – это момент истины, как сказал мой любимый писатель Богомолов. А этот выстрел был, скорее всего, не последний, и я не знаю, сколько нам всем осталось жить. Так что я жду полной информации. Все, что вам лично известно, без догадок и домыслов.

Экран компьютера мигнул, на нем появилось изображение человеческой фигуры, пятнами раскрашенное в различные цвета. Голова на картинке имела красновато-фиолетовый оттенок.

– Вот и славненько! – Лемех радостно потер ладони. – Если ничего не помешает, часа через полтора-два мы все вместе будем чай пить. Хотите чаю? Вы мне ответьте сперва насчет чая, я поставлю чайник, а потом уже выкладывайте все насчет Наташеньки.

– Чай буду, – выдохнул Пичугин, ощутив внезапно навалившуюся чудовищную усталость.

Он не сводил взгляда с Натальи, та ровно дышала полной грудью, под закрытыми веками двигались глазные яблоки. Это говорило о состоянии «быстрого сна», какое возникает у человека при засыпании и пробуждении. Именно в этот момент человеку снятся сны. Интересно, что видит Наталья, побывав на том свете? Пичугин был уверен, что там, на больничной парковке, сердце и дыхание у нее останавливались. Минуты три или пять длилось это состояние, и лишь потом начался кошмар. Если бы не был седым, поседел бы точно.

Вернулся Лемех с чайником и двумя кружками, а на его согнутом локте висела небольшая корзина с сахаром и печеньем.

– Вы не стойте над ней, Олег, это не скоро. Пока не будет рапорта от всех систем, особенно от мозга, Наташа будет в стопоре. Держите ваш чай, вот печенье и рассказывайте.

Пичугин принял горячую кружку в ладони, держал, пока мог терпеть, потом поставил на край дивана у Наташи в ногах и без церемоний уселся на пол. Лемех занял место за столом, у компьютера.

– Начну с конца, Василий Федотович, – произнес Пичугин, подув на горячий чай. – По большому счету, только в тот момент, когда я увидел кровь на ее халате, до меня в полной мере дошло, как она мне дорога. Еще мне показалось, что целились в меня, а она случайно оказалась на линии огня. Для меня это было бы объяснимо, так как, кроме того, что я журналист, я еще и бывший фээсбэшник, сейчас вне штата, но при официальном кураторе. Занимаюсь анализом утечки секретной информации в открытых источниках.

– Понятно. – Лемех хмыкнул. – Но вы не уверены, что целью были вы?

– Более того! – горячо ответил Пичугин. – Я теперь скорее уверен, что стреляли именно в Наталью. У меня имеется версия, кому и чем она могла очень сильно помешать, причем именно сейчас! Но вы просили без догадок.

– Да. Давайте факты, догадки сделаем вместе.

– Хорошо, тогда сразу о главном. В Москву завезли чуму. Мы только-только сумели разобраться и восстановить картину ввоза. В общем, вчера вечером один казах прилетел из Оренбурга уже зараженный и больной. В Москве ночью заразил родственников, а потом таксиста. Первым обнаруженным был таксист, из-за этого выяснение всех контактных оказалось слишком сложным. Только к двадцати трем часам, не без моей помощи, Наташе удалось построить всю схему событий.

Лемех слушал не перебивая, изредка посматривая на экран компьютера, где красные и желтые пятна сменялись зелеными.

– Выяснив, каким рейсом прибыл казах, Наталья по телефону раздала инструкции представителю МВД при штабе ТОРС, чтобы задержали и поместили в карантин всех пассажиров, охранников, экипаж, работников служб, связанных с этим рейсом. Мы уже собирались ехать в штаб Роспотребнадзора, она говорила на ходу, я открыл дверь, мы вышли на парковку у больницы, и тут выстрел. Точнее, я не сразу понял, что выстрел, но затем увидел киллера. Он был во всем черном, выстрелил в полицейского на въезде в больницу, но попал ему в бронежилет. Действовал профессионально. Очень. И пистолет у него был с интегрированным глушителем, это я заметил, когда киллер стрелял в полицейского. Такого оружия нет ни в армии, ни в полиции. Только у спецслужб.

– Думаете, это связано с чумой? – напрямую спросил Лемех.

– Предполагаю. Если чума попала в Москву не случайно, если это намеренная диверсия неизвестной нам стороны, то эта сторона могла быть крайне заинтересована в устранении Наташи, чтобы она не размотала ниточку до конца.

– Стоп, стоп, молодой человек! – Лемех сложил ладони у губ и глянул на собеседника. – Я запутался. Только что вы сказали, что картина заражения ясна.

– Вы меня неправильно поняли, Василий Федотович. Я сказал, что удалось выяснить, как и с кем чума попала в Москву. Как и где заразился переносчик, мы представления не имеем до сих пор. Наташа была уверена, что он подхватил заразу от природного источника, от животного. Но, возможно, она еще не докопалась до истины, и кто-то очень хотел, чтобы она и не сделала этого.

Лемех опустил руки, задумался, затем отпил чай из кружки.

– Ваша концепция мне понятна. Но я осмелюсь выдвинуть альтернативную, с вашего позволения. Наташа сегодня мне звонила, где-то около семи вечера, и просила телефон одного человека. Это очень, очень плохой человек. Я бы с радостью его вычеркнул из своей жизни, но он существует, и мне каждый день приходится с этим считаться. Именно ему я обязан тем, что вынужден скрываться. Да, я скрываюсь, не удивляйтесь. Скрываюсь уже больше десяти лет. Если ее интерес к этому человеку как-то связан с чумой в городе, то тут может быть такой узел спутан, что страшно представить.

– Так вот в чем дело! – От нахлынувших эмоций Пичугин поднялся с пола и принялся прохаживаться вдоль стола, сжимая в ладонях кружку постепенно остывающего чая. – Наташа обратилась к Ковалеву, Максиму Константиновичу, чтобы тот помог ей выявить всех контактных таксиста Ширява, так как МВД своими силами не справлялось с этим в нужные сроки. Она ему при мне звонила. Потом, собрав краткий отчет по контактным, Ковалев отправил меня к Наташе, отдать ей эту записку. Это была важная и своевременная помощь!

– Насколько хорошо вы знаете Ковалева? – Видно было, как Лемех насторожился.

– В двенадцатом году он разыскал меня в Горно-Алтайске и вытащил в Москву. Помог с работой. Я аналитик НТО, по основной специальности физик-ядерщик.

Лемех был мрачен, он отставил кружку и произнес глухим голосом:

– Ковалев – редкостный подонок. Для него люди – мусор. Даже не мусор, а так, пыль под ногами. Я его знаю больше двадцати лет. Думаю, в Наташу стреляли по его приказу. Уверен. Он и вас прикажет убить, когда станете не нужны. Слишком много знаете.

– Но зачем? Со мной понятно, да, много знаю. Но чем она-то ему помешала?

– Разберетесь, – ответил Лемех. – Думаю, теперь разберетесь. И чем больше вы будете понимать, тем опаснее для вас будет становиться Ковалев.

– Простите, но мне кажется, вы сгущаете краски. Я тоже знаю Ковалева и не вижу у него ни малейшего мотива убивать Наташу. Поймите, в сложившейся ситуации мотив убить ее может быть только у одного человека. Я аналитик, причем аналитик с опытом. И я знаю, о чем говорю.

– У кого же, по-вашему, может быть мотив устранить ее?

– Только у того, кто решил заразить Москву чумой. Если это вообще не случайность. Но если за этим стоит чья-то злая воля, то да, это мотив. Серьезный.

– Вот, значит, как? – Лемех сощурился. – Значит, если чума – это диверсия, то у предполагаемого диверсанта был мотив выстрелить в Наташу?

– Да.

– С чего же вы взяли, что этим диверсантом не является Ковалев?

Пичугин остановился от неожиданности. Нет, такого он допустить не мог. Как ни крути, а Ковалев – офицер ФСБ. Для чего ему нужно совершать столь чудовищную диверсию, обрекать на страшную смерть тысячи людей, ставить на уши весь город, ввергать его в ужас, панику, унижение? Ковалева завербовали враги? Возможно ли такое? С другой стороны, Лемех вызывал доверие. Все, что с ним было связано, казалось Пичугину очень и очень странным. Но несмотря на странности, старик возрождает к жизни Наталью. Без операции. Это ли не чудо? Он даже ее рану не осмотрел. Что позволяет ему совершать такое? Уж точно не магические способности, в них Пичугин не верил. На такие чудеса способна только наука, какие-то ее грани, неизвестные широкой публике. Но если так, если Лемех владел недоступной другим информацией, стоит ли с ходу отвергать его заявления по принципу «этого не может быть, потому что не может быть никогда»? Вряд ли. Имеет смысл его хотя бы выслушать.

– Вижу, я вас озадачил, молодой человек, – не без удовольствия заметил Лемех. – Думаю, настало время рассказать вам, откуда я знаю Ковалева и почему я о нем такого невысокого мнения. Впрочем, мое мнение не всегда было таким. Знакомы мы больше двадцати лет. Я в СССР и после перестройки, когда развалили Союз, был заведующим лабораторией в секретном институте. Он входил в комплекс, известный в мире как НИИ биофизики, там много отделов и лабораторий, а мы стояли особнячком. При этом, если наши научные работы не попадали под грифы секретности, нас в публикациях именовали сотрудниками НИИБФ. В конце восьмидесятых мы получили заказ на разработку устройства, которое должно повысить выживаемость бойцов спецназа. В случае ранения или даже гибели. Под грифом «Совершенно секретно», разумеется. Официальным куратором этого проекта по линии КГБ назначили Ковалева. Я собрал группу специалистов, биохимиков, химиков-полимерщиков, биологов самых разных специализаций, программистов, электронщиков. Основной костяк научной группы составляли три человека. Биолог Сергей Алексеев, программист Иван Зверев и я как руководитель проекта. По специальности я биофизик, поэтому мне доверили общее руководство. Остальные выполняли задания по участкам и сути конечного продукта не представляли.

– Устройство, повышающее живучесть? Погодите. Вы хотите сказать, что его удалось создать и оно придало живучесть Наталье? Поэтому она не погибла от смертельного ранения? Невероятно…

– Невероятным оно кажется, если не понимать принципа, – назидательным тоном произнес Лемех. – Название своему изделию мы дали в виде аббревиатуры АКСО, которая расшифровывалась как Автоматический Контроллер Состояния Организма. Сначала никто из нас не понял, насколько оно оказалось точным по смыслу, потому что первая модель, на старой элементной базе, именовалась АКСО-М, где последняя буква означала «микро». Но по мере перехода на новую элементную базу, Иван предложил поменять букву «М» на букву «Н», что означало «нано». Получился АКСОН. Вы знаете, что означает этот термин в биологии? Это нервная клетка нейрона, по сути, если говорить языком электроники, аксон является выходной клеммой. Аксон у нейрона всегда один и может быть очень длинным, нервные волокна представлены обычно именно аксонами. По ним нервные импульсы передаются от нервных центров к мышцам и другим эффекторам вроде желез и других приемных устройств, если так можно выразиться. Также аксоны передают сигналы от рецепторов в спинной и головной мозг. Важный элемент системы.

– Да, понимаю. – Пичугин кивнул и сделал добрый глоток чая из кружки.

– В общем, название нам понравилось. Вышло звучно, красиво и отчасти отражало суть проекта, хотя это в военном деле не приветствуется. Поставленной для устройства минимальной задачей являлось влияние на ряд физиологических параметров, таких, как повышение болевого порога до максимума без потери боеспособности и ускорение регенерации тканей. Но когда основная работа была выполнена и созданы первые образцы, мы поняли, что можем добиться большего. Тогда мы создали несколько новых, продвинутых прототипов, которые были способны, в случае смерти носителя, перехватывать управление центральной нервной системой, как бы заменяя ее управляющими импульсами, передаваемыми на живые аксоны организма. Оживить человека это не могло, мертвец оставался мертвецом, но включалась программа, которую мы в шутку окрестили «программа зомби». Тактический смысл этой программы заключался в максимально эффективном использовании мертвых тел во вред противнику.

– Вы серьезно? Это возможно? – Пичугин округлил глаза.

– В девятнадцатом веке люди так же вытаращивались, когда видели процесс гальванизации трупов, когда тела, уже окоченевшие, дергались под действием электричества. Но сегодня вам же это не кажется невероятным.

– Сравнили…

– Тут и сравнивать нечего, это, по сути, одно и то же. Только гальванизация, какой она была в девятнадцатом веке, это очень грубый, неизбирательный процесс. Там электричество воздействовало на целые группы нервных и мышечных волокон, поэтому вызывала лишь хаотичные подергивания. Но представьте, что будет, если внести в этот процесс высокую организацию, задействовав вычислительные способности компьютера?

– Ничего себе! – До Пичугина дошло, как это работает. – Вы подключались к отдельным нервным волокнам и избирательно воздействовали на мышцы путем банальной гальванизации трупа?

– Именно так. При этом компьютер позволял подавать электрические импульсы на аксоны с такой избирательностью и точностью дозировки, что мы смогли восстановить даже формулу шага и заставляли трупы бодро вышагивать, брать предметы, переносить их с места на место. Поначалу для этого требовался кабель, ведущий к компьютеру, потом всю систему интегрировали в компактное устройство.

– Вот это да! – оценил Пичугин.

– Но на практике, в боевых условиях, покойникам совсем не обязательно было копировать человеческую походку. Точнее, в этом не было, как выражался Ковалев, тактической необходимости. Погибший в бою солдат, оснащенный АКСОНом, должен был просто нанести максимальный вред противнику, а значит, кидаться на все, что движется. Простая задача, как вы уже понимаете. Но мы ее сами себе усложнили, создав для программы зомби поведенческую матрицу хищника. Скопировали движения тигра, льва, медведя, пумы.

– Зачем столько вариантов?

– В этом был смысл. Дело в том, что люди все разные. У одних больше развиты мышцы плечевого пояса, у других ноги. Кто-то больше весит, кто-то меньше. Поэтому матрицы различных хищных зверей рекомендовались к установке бойцам с различными конституционными типами. К примеру, вам бы я дал подпрограмму «медведь». У вас широкая кость, заметная физическая сила. Для астеника больше подошла бы кошачья подпрограмма, к примеру, пума или тигр. В условиях боя это оказывает на противника еще и психологический, деморализующий эффект. Представляете себе картинку? Противник упал, и вы полагаете его мертвым, но через пять минут он вскакивает и рвет вас руками и зубами.

– Черт возьми! – не сдержался Пичугин. – Мне не надо это представлять! Я это видел. Получается, что у Наташи установлен АКСОН? Но она же не труп, как вы выразились!

– Нет, конечно. Она оживает. Но какое-то время была трупом, и все это время у нее действовала подпрограмма с матрицей «пума».

«Вот почему она мне дикую кошку напомнила!» – понял Пичугин.

– Изделие пошло в серию? – решил выяснить он.

– Нет. Нам удалось к восемьдесят девятому году создать пробную партию изделий. И даже провести испытания в Афганистане, которые прошли более чем успешно. Мы ликовали. Все же, при всей технической простоте исполнения, это был прорыв. Не только программная симуляция простейших рефлексов на допотопной, в общем-то, аппаратной базе, но соединение этой эмуляции рефлексов с исполнительным механизмом, с телом. Иван Зверев, тайком от всех, установил один из прототипов своему сыну, Михаилу Звереву.

– Устройство вживлялось хирургическим путем? – уточнил Пичугин.

– Нет, в этом не было необходимости. Прототип имел дизайн большой таблетки. Проглатываешь ее, она попадает в желудок, там запускается программа. После этого устройство самостоятельно закрепляется на стенке желудка, интегрируется с нервными волокнами. После успеха мы начали готовить первую серию АКСОНов, две тысячи штук. Параллельно Иван Зверев доводил программу, и шла работа над более мощным процессором. Грубо говоря, мы работали сверх заказа, понимаете? Сверх спущенного сверху плана. Но в этом был смысл. Над страной уже вовсю восходила звезда надвигающегося капитализма, наш институт едва сводил концы с концами, денег не выделялось ни на что, а хоздоговор по программе АКСОН закончился. Мы решили подхватить веяния новых ветров и создать конверсионную разработку. Тогда это было модно. Ведь АКСОН имел огромный медицинский потенциал, из него можно было сделать гибрид автоматической диагностической машины и персонального лекаря, который, воздействуя непосредственно на нервные центры, вызывал бы рефлекторный лечебный ответ того или иного органа. Но это Ковалеву было совсем не нужно. Тут-то и начались неприятности. Точнее, началось все с трагедии. Ивана Зверева нашли мертвым в подъезде дома, где он жил. Официальная причина смерти – инфаркт. А ему не было пятидесяти. Его сын, Михаил, как раз проходил военную службу, десантником. Жена от нервного потрясения чуть следом не отправилась. Но в любом случае без Ивана работать было уже немыслимо. По крайней мере, я не представлял тогда, как это возможно. Подумав, я официально закрыл проект ввиду невозможности его развития, передал все материалы и партию образцов Ковалеву. Но ему этого оказалось мало. Он велел скопировать все исходные коды, снял все жесткие накопители с компьютеров и собственноручно просверлил их дрелью. Представляете?

– Да уж… – Пичугина в действиях Ковалева ничего не удивило, он никогда не отличался деликатностью.

– Мы были уверены, что Ковалев ничего не знал о наших конверсионных разработках. Оказалось, что он все знал. Надо было изначально это понимать, и надо было понимать финансовый потенциал проекта. Мы его представляли слабо, мы не торговцы. А вот Ковалев, похоже, сразу включил в голове счетчик купюр. Почти сразу из НИИ уволился Алексеев. Потом я узнал, что он был информатором Ковалева. Генерал вообще любил вербовать людей в самых разных областях, как я понял. Меня он пощадил, а остальные участники проекта об изделии ничего не знали. Думаю, генерал сохранил мне жизнь на всякий случай, если вдруг понадобится что-то доработать.

– Думаете, он убил Ивана Зверева? – с сомнением спросил Пичугин.

На его взгляд, Лемех строил свою теорию скорее на домыслах и ненависти к Ковалеву, на принципе «а кто же еще, если не он». Пичугин же от таких безапелляционных и бездоказательных суждений старался воздерживаться.

– Думаю, ответ на этот вопрос вы сами скоро получите.

– Из вашего рассказа?

– Нет, конечно. Из вашего личного опыта.

– Чем же все закончилось?

– Как-то раз Ковалев сообщил мне, что все документы и материалы, находящиеся в его распоряжении, пытались выкрасть. И обстановка, дескать, сложилась такая, что все, включая образцы, пришлось уничтожить вместе с похитителем. Признаться, у меня тогда начали возникать сомнения, так как это звучало не очень достоверно. Так или иначе, Ковалев не хотел подставляться, ему легче было свалить вину на меня. Он доложил о полном провале проекта, что наша группа не справилась с задачей и никаких прототипов не было создано. Естественно, это ударило по моей репутации, но я ничем не мог доказать обратного, так как все материалы передал куратору. Ковалев же ни на какие мои просьбы не реагировал…

«Понятно, почему старик его ненавидит, – подумал Пичугин. – Но ведь, возможно, и у Ковалева действительно ничего не осталось, чтобы предъявить начальству».

– Лабораторию нашу расформировали, – продолжал говорить Лемех. – Меня отправили на пенсию без всяких почестей. Я ушел на преподавательскую работу, и жили мы небогато. И вдруг однажды мне звонит Ковалев и задает странный вопрос, дескать, кому я дал АКСОН? Представляете? Я был в шоке, начал расспрашивать Ковалева, откуда стало известно о действующем АКСОНе. Он и рассказал, что ночью в морг поступил труп молодого человека, а через три часа этот молодой человек встает и уходит. Очевидцы сообщили, как в драке убиенный вел себя подобно животному, искалечив несколько человек. Он умер от ножевого ранения, а потом ожил! Сами понимаете, таких экспериментов мы не проводили. Никто не предполагал, что АКСОН может воскресить. Это оказалось, что называется, побочным эффектом. Понимаете? Ошибки не было, смерть Миши была официально констатирована. Мозг должен был умереть, и я полагаю, так и было. Но автомату без разницы, в него заложена программа – регенерировать, управлять сердцем, органами. Он и работал.

– Так вот в чем дело! Побочный эффект?

– Именно так, молодой человек. На восстановление Миши понадобилось несколько часов. Мозг восстановился, и память вернулась. Ему удалось добраться до дома, но на него начали охоту. С одной стороны, милиция, которая хотела закрыть дело о драке и убийстве, с другой – Ковалев, которому нужен был АКСОН из живого или мертвого Миши. Я Зверева перехватил, попытался поговорить. Но Ковалев дал команду меня убрать, а Миша спас. Прикрыл своим телом, потом голыми руками, точнее пластиковым ножиком, убил четверых оперативников Ковалева. Я был свидетелем этой картины. Точнее, это было при мне, но я не скажу, что видел, как Миша их убивал. Это происходило с такой немыслимой скоростью, что находилось за граню человеческого восприятия. Мы ведь способны воспринимать только около двадцати пяти изменений в секунду, а все, что происходит быстрее, сливается для нас в статическую одновременность. Лишь когда Миша останавливался на краткий мир, мое сознание воспринимало это как четкий кадр. Остальное размазывалось в глазах. Я и помню это как серию кадров. Он забрал у первого убитого оружие и, бах-бах, перестрелял остальных. На все ушло пятнадцать секунд. Со всеми перемещениями.

– Это невозможно, – засомневался Пичугин. – Связки не выдержат, порвутся. Инерцию массы никто не отменял.

– И я так думал! – Лемех довольно щелкнул пальцами. – Оказалось, они действительно находились в состоянии постоянного микроразрыва, но АКСОН, за счет его функции регенерации, моментально их восстанавливал и этим поддерживал в отличном состоянии. Соотношение «пролин – оксипролин» в коллагене было идеальным. А это, молодой человек, главная аминокислота, входящая в главный белок соединительной ткани – коллаген. Их два: коллаген и эластин. Один обеспечивает тянучесть, другой прочность.

– Понятно.

– А потом мы со Зверевым, ну, с Мишей, поехали в мой институт, пропуск у меня не отобрали, иногда приглашали консультировать. Я в лаборатории нашел Иванов тайник. Мне в голову раньше не приходило, что он все скопирует, корпуса, субстанцию, процессоры и элементы питания. И я тогда понял, что Иван все-таки не сам по себе умер. Кое-что из оборудования я выбросил через окно Мише и отошел в туалет, представляете? Старческая болезнь – аденома. Прихватило от волнения. И вдруг взрыв. Лабораторию разнесло в куски. Ковалев решил, что вместе со мной, тем более что за каким-то лешим в лабораторию пришел охранник с проходной и в этом взрыве погиб. Представляете? Я не стал доказывать, что живой. Мишу я разыскал, точнее, он меня нашел. И это при том, что взрыв он видел и был уверен, что я погиб, а потом вдруг раз и выжил. Как? Чистая мистика. Даже пытаться не буду объяснить. Ясно, что после оживления включились какие-то очень необычные способности. Мозг наш – это удивительный орган, который у всех людей используется не больше чем на десять-пятнадцать процентов. Похоже, АКСОН, восстанавливая нервные центры и кору мозга, подключает ранее не использованные участки. Вот все, что я понимаю.

Пичугин глянул на лежащую Наталью.

– Хотите сказать, что она после пробуждения приобретет сверхспособности?

– Я не знаю. – Лемех пожал плечами, – Это все непредсказуемо. Когда Наташенька проснется, станет ясно.

– А что было у Зверева? – спросил Олег.

– Некоторые функции я определил. Так, у него оказалась стрессоустойчивость в сотню раз выше обычной, надпочечники почти не истощались. Метаболизм переключался за доли секунд на экстремальный режим, как в том кафе, когда он оперативников Ковалева убил. А еще что-то уникальное с интуицией, как он сам объяснил. Он периодически видел события до того, как они случались. Иногда за несколько секунд, иногда за часы. Так он понял, что я жив. Не думаю, что тут что-то ирреальное, скорее он создавал образные модели вероятных событий и воспринимал это как пророческие видения, выбирая наиболее вероятные. Эдакий вживленный механизм «бритвы Оккама». Это понятно?

– Да. Наташа и до этого пугала меня своей логикой и умом.

Лемех посмотрел на часы, потом на экран – там фигурка человечка была почти вся зеленая, красно-оранжевые пятна сохранялись только в голове.

– Она минут через двадцать проснется, и ее надо будет покормить, – сообщил Лемех. – Восстановление сжигает огромное количество энергии, в основном жировой. А жира у нее почти нет. Вы же видели. Пойду приготовлю чего-нибудь мясное, кажется, антрекоты были. И компот нужен, из сухофруктов.

Лемех покинул лабораторию, загремел посудой на кухне.

Пичугин хотел было опуститься на место Лемеха, но посчитал это фамильярностью. Пришлось придвинуть к компьютеру стул, стоявший у микроскопа, а кружку поставить на край стола.

Он глянул на Наталью. До слов профессора он не мог сформулировать, в чем именно изменилась ее внешность, но теперь понял, что она именно похудела, хотя, казалось бы, куда еще? Было видно, что и глаза чуть ввалились, и румянец на щеках пропал, а под глазами, наоборот, обозначились синеватые тени.

С кухни донесся приглушенный расстоянием голос Лемеха:

– Понимаете, Олег, если бы подготовился к вашему визиту, я приготовил бы растворы и капельницы. А так придется по старинке восполнять повышенную потребность в энергии. К счастью, по всем параметрам, физиологический возраст Наташи сейчас любой специалист определит, как лет двадцать – двадцать пять, а это предполагает хороший резерв. У женщин, даже у стройных, но не страдающих дистрофией, в норме всегда есть месячный запас жирка. Это нормально.

Лемех вернулся в лабораторию и поставил перед Пичугиным тарелку с бутербродами. Пичугин сглотнул и вспомнил, что он крошки в рот не брал после выхода из редакции. От бутербродов хорошо пахло, на черном хлебе лежали ломти соленого сала с чесночком.

– Водки махнете граммов пятьдесят? – сощурившись, спросил Лемех.

– Надо бы, – согласился Пичугин, – Даже граммов сто, с вашего позволения. А то мозг уже не воспринимает реальность как реальность… Василий Федотович, Наташа сможет после пробуждения вести машину?

– Лучше нас с вами, – усмехнулся Лемех. – Ей хоть на гонки.

– Тогда налейте. А то аж внутри все трясется. Столько событий за такое короткое время!

Ледяная водка, настоянная на красном перце, пролетела по пищеводу, словно жидкий огонь, и растеклась по организму, наполняя его сладкой истомой. Голова приятно закружилась, сказывался эмоциональный и физический перегруз.

– Что случилось со Зверевым? – спросил Пичугин, чтобы не уснуть.

– Миша Ковалева вычислил, точнее, он выследил его и его людей на заброшенном заводе. Там они организовали склад и полигон. Ковалев ждал гостей с Востока, я подозреваю, что какие-то моджахеды. Возможно, представители Аль-Каиды. Он хотел предложить им всю опытную партию, все две тысячи наших АКСОНов. Даже не знаю, сколько миллионов за них запросил Ковалев. Миша взорвал там все, но при этом и сам погиб. Ковалев в тот раз потерял массу людей, оружия, но главное, он потерял АКСОНы и деньги. Это было жестокое фиаско. Мне не хотелось, чтобы они попали в дурные руки. Миша это понимал. Он был, Олег, очень хорошим человеком. Социально ответственным. Я не думаю, что им руководила месть за отца. Хотя одно другому не помеха. Но стремление убить Ковалева не было первостепенным, он имел такую возможность. Но не убил. А вот важность уничтожения АКСОНов в руках Ковалева понимал прекрасно.

– А где он взял взрывчатку?

– Бензовоз, – ответил Лемех. – Он отключил водителя и угнал полную цистерну. Тонн двадцать бензина. Я не знаю, как там все было. Наташка хотела ему помогать, но он велел ее связать и не пущать. Понимал, что идет на смерть, понимал, что уничтожать крыс придется оптом, а поодиночке с ними не справиться даже ему.

– Связали?

– Да где там… Она и без АКСОНа была та еще задира. Спортом занималась, единоборствами, стреляла хорошо. Это роднило их с Мишей. А вы, знаете, сразу мне его напомнили.

Пичугин удивленно поднял брови.

– Нет-нет, точно. Особенно голос. Я когда вас по телефону услышал, у меня сердце ёкнуло. Да и внешне. Если бы Миша бы в вашем возрасте, походил бы, да.

– И как же вы ее удержали, если не удалось связать?

– Да не удержал я ее, что вы! Только и получилось, что заставить ее проглотить «таблетку» АКСОН с матрицей «пума». А там и след простыл. Но, к счастью, она опоздала. Мне кажется, она видела, как погиб Миша. Уж очень сильно переменилась после того случая. До тех событий был милый чертенок, девочка-хохотушка. А после я редко слышал от нее смех. – Лемех сделал паузу, затем жестом указал на оборудование. – Вы когда-нибудь все равно спросите, откуда все это. Объясню. Во-первых, я продал городскую квартиру на проспекте Мира, а она стоила немало. Еще у меня было несколько патентов на разработки, и их я тоже удачно продал. Так что образовалась немалая куча денег, на которые я через друзей купил этот особнячок и оборудовал себе лабораторию. Дом пришлось оформить на подставное имя, чтобы не светиться.

– Нда… – произнес Пичугин. – Честно говоря, я не представляю Ковалева в качестве лидера преступной группировки, продающей секретные разработки террористам.

– Я тоже не представлял. Понимаете, Ковалев – мастер маскировки. Не маскировки даже, а скорее адаптации. Я не удивлюсь, если именно он завез чуму в Москву, чтобы скрыть какие-то новые грязные делишки. Он ведь сам, как та чума.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Вы знаете, что чумная палочка, по сути, это совершенно безобидная энтеробактерия, представительница той микрофлоры, которая обязана находиться в желудке или кишечнике. Она должна просто жить и помогать переваривать пищу разному рогатому и безрогому скоту. И лишь небольшая мутация в какой-то момент превратила ее в один из самых губительных болезнетворных агентов. Так и генерал Ковалев. Он ведь был когда-то честным офицером, не вызывал ни у кого никаких подозрений, защищал Родину, двигался по службе. А потом раз, и мутация. Мутация совести, я бы сказал. А организм, страна, система ФСБ к этой мутации не были готовы, и их, если так можно сказать, иммунная система не смогла распознать изменения. Понимаете? Это как если бы овца в стаде вдруг мутировала, и, не меняя внешности, запаха, каждодневного поведения, вдруг начала ночами пить кровь у собратьев. Как ее вычислить? Я уверен, на сто процентов уверен, что в Наташу стреляли по его приказу.

– Но почему? Понимаете, все данные говорят о том, что чуму в Москву привез казах Санбаев. Он никак с Ковалевым… – Пичугин осекся.

– Что такое? – не скрывая иронии, поинтересовался Лемех. – Иммунная система вдруг начала работать?

– Нет… Ну, это никак не вяжется. Понимаете, казах Санбаев является братом жены засекреченного ученого, создающего невероятно продвинутую космическую разработку. Естественно, он заразил и сестру, и ее мужа – полковника. Фамилию называть не буду, с вашего позволения.

Лемех заинтересованно кивнул.

– Я работал над тем, чтобы отслеживать утечку информации именно по проекту полковника.

– А Ковалев курировал проект? – Лемех хмыкнул. – Знакомая картинка. Поменяй вашего полковника на меня, и тут же одолеет дежавю.

– Ну, не совсем. Ковалев курировал не проект. Там все-таки другой официальный куратор. А Ковалев курировал всего лишь меня как внештатника и аналитика.

– Хрен редьки не слаще. И как же вы, молодой человек, не видите связи? Ведь совершенно очевидно, что Ковалев нашел способ заразить чумой родственника полковника, чтобы завладеть его разработкой, как моей когда-то. Видимо, для него этот путь был самый легкий. Эпидемия – превосходная среда для всяких махинаций. Все заняты делом, все в защитных костюмах. Пока мы с вами беседуем, он прямо сейчас наверняка ворует данные.

– Но данные черт-те где, в засекреченном бункере! – Пичугин никак не мог согласиться с концепцией Лемеха.

– Так это все объясняет! В бункер не проникнуть постороннему. А Ковалев, по вашим же словам, не является официальным куратором. Его, молодой человек, в бункер не пустят. А ему надо. Как туда пройти? Устроить эпидемию. Бункер эвакуируют, начнут обеззараживание, конечно. И в этой суматохе оттуда, из бункера, будучи облаченным в защитный костюм для маскировки, можно вынести хоть черта с рогами.

Пичугин задумался и принялся молча жевать бутерброд. Теория Лемеха поражала своей непротиворечивостью, но трудно было поверить, что Ковалев способен был с такой точностью просчитать все случайности. Хотя? А что там просчитывать, собственно? Досье на Бражникова есть. Значит, известен состав его семьи, что называется, до седьмого колена. Алия оставила девичью фамилию не просто так, а как раз по настоянию ФСБ, чтобы не демаскировать Бражникова как руководителя проекта и хранителя главных секретов и чтобы не давать вероятному противнику лишних рычагов давления на него. Но, как верно заметил Лемех, система хорошо адаптирована к вторжению извне, а вот против «своего» иммунитет действительно мог и не сработать. Уровень допуска Ковалева достаточен, чтобы получить досье на Бражникова, выявить родственника казаха, а затем установить за ним слежку. На основании данных наружного наблюдения и прослушки можно без труда узнать, где бывает Серикджан, куда собирается ехать и чем там будет заниматься. Для Ковалева это не проблема. У него всюду свои информаторы, неудивительно, если и среди трансвеститов они есть. Наверняка есть! Дальше Ковалеву остается только дождаться отъезда Серикджана на родину и там, руками своего агента, заразить его чумой. Серикджан возвращается, его встречает полковник, и заболевающий казах заражает Бражникова, а дальше все по плану, изложенному Лемехом.

Выглядело это все предельно логично и вполне непротиворечиво, но все равно верилось в это с огромным трудом. Пичугин не мог вообразить себе, что кто-то, ради банальной наживы, способен осознанно целый город заразить особо опасным заболеванием. Только ради того, чтобы получить доступ в засекреченный бункер и похитить расчеты Бражникова. Но если так, то это диверсия так диверсия. Не вписывалось в эту версию искреннее поведение и недоумение генерала, вызвавшего для беседы Пичугина. Впрочем, почему не вписывалось? Ковалеву нужно было ввести Пичугина в игру, нужно было приставить к Наталье. Не к Наталье даже, он мог и не знать о ней, а к штабу ТОРС. Если так, то переиграть такого шахматиста будет делом чести! В этом случае очень важно заранее определить, какая роль отведена в этом дьявольском плане Наталье и самому Пичугину.

С Натальей более или менее понятно. Она расследует цепочку распространения чумы. Она отличный специалист, она въедливая, работоспособная, и она все равно докопается до истины, сколько ее ни прячь. Ее легче убить, чем остановить.

– Получается, что Ковалев послал киллера убить Наташу, чтобы она не докопалась до истинного источника заражения и не вывела линию на генерала? – вслух произнес Пичугин. – Он не подозревает о стоящем у нее АКСОНе? Он ее считает мертвой? Или наоборот? Черт… Может, он допускает АКСОН? И если я повез ее к вам, для Ковалева это сигнал, что Наталья не погибла. Раз не погибла, значит, АКСОН!

– Естественно! – горячо поддержал Лемех. – Он знал, куда вы едете?

– Он знал, где мы находимся. Когда мы выехали из Роспотребнадзора, Наташа заметила слежку. Но мы от нее оторвались.

– Значит, не оторвались. Или… Вас ведь Ковалев направил на помощь Наташе, я правильно понимаю?

– Да.

– Это полностью вписывается в мою картину, не так ли? – Лемех потер ладони. – Он вам дал какой-нибудь предмет? Диктофон, к примеру, мобильник, какое-то устройство для связи?

– Нет. Я понимаю, вы думаете о следящем устройстве.

– Это легко проверить, молодой человек! – Лемех поднялся со стула. – Следящее устройство не может не излучать, иначе в нем не было бы никакого проку. А раз оно излучает, это излучение можно не только выявить, но, при наличии должной техники, даже проанализировать. Подойдите, пожалуйста, у меня провода с датчиками до вас не дотянутся.

Пичугин проследовал за хозяином к стойке с приборами.

– АКСОН тоже излучает, – пояснил Лемех. – Мы намеренно заложили в прототип эту функцию, чтобы можно было устанавливать беспроводную связь с прибором, находящимся в желудке реципиента. Штатное устройство связи сейчас работает с АКСОНом Наташи, но у меня, вот тут, есть катушечка, правда, еще не до конца собранная, без корпуса, вы уж извините. Если вам что-то приклеили на одежду, она учует!

– Не было у Ковалева такой возможности! – уверенно заявил Пичугин. – Я хоть и моложе вас, но тоже не мальчик. Не было никаких похлопываний по плечу, притирок и прочего.

– Вы же специалист НТО, молодой человек! Да еще работаете с анализом открытых источников. Я их перелопачиваю чисто ради интереса, и то в курсе, что следящие устройства нынче имеют такой размер, что их можно прыснуть на одежду в качестве аэрозоля.

«Оп-па… – подумал Пичугин. – Стежнев-то в машине устроил спектакль с баллончиком и прыснул именно на меня».

Согласившись с правотой собеседника, Пичугин покорно поднял руки, а Лемех, подключив катушку ко входному контуру осциллографа, принялся водить ею по одежде, как делают охранники с портативными металлоискателями при досмотре.

Когда катушка проходила в районе поясницы, линия на экране осциллографа заметно дернулась, образовав пик.

– Ага! – воскликнул Лемех. – Вот вам еще одно подтверждение моей безумной, как вы поначалу думали, теории. Видите?

«Странно – подумал Пичугин. – Стежнев прыснул мне из баллончика на плечо, а не на поясницу! Не сходятся тут концы с концами, не сходятся!»

– Снимайте пиджак! – приказал Лемех.

Но пиджак оказался чист. Рубашка тоже. И даже когда Пичугин оголил торс, катушка все равно улавливала излучение.

– Может, ваш недоделанный прибор барахлит? – предположил Пичугин.

– Кхе… – Лемех предпочел воздержаться от ответа. – Вас Ковалев кормил чем-нибудь?

– Что?! – Пичугин едва не подскочил на месте. – Нет, конечно. Хотя, подождите. У меня голова разболелась, он мне дал таблетку.

– Большую?

– Не больше фасолины.

– Ну и ну… Частично сперли, значит, нашу идею.

У Пичугина похолодела спина. Он вспомнил, что АКСОН принимается внутрь, в виде таблетки. Но нет. Если бы у Ковалева был АКСОН, он бы его себе установил, а не кому-то.

– Что вы имеете в виду?

– «Жучок», в виде таблетки. Мило, – ответил Лемех.

– Но у меня голова заболела! От жары.

– Да? Очень интересно.

– Если только… Понимаете, оперативник Ковалева, Стежнев, попытался воспользоваться в машине аэрозолем для ингаляций. Но что-то там случилось с баллончиком, и он прыснул мне в лицо и на плечо.

– Еще интереснее! – Лемех отложил катушку.

– Почему?

– Потому что у этого Стежнева была возможность нанести вам на одежду маячок слежения в виде аэрозоля. Но при этом аэрозоль он использовал, только чтобы вызвать у вас головную боль. Почему? Зачем плодить сущности без необходимости? Это говорит о том, что была необходимость дать вам именно таблетку.

– И в чем она может состоять? – Пичугину снова сделалось нехорошо.

– В том, что это не маячок слежения, а гораздо более сложное устройство. Так-так… – Он глянул на Наталью, потом, кряхтя, подобрался к компьютеру, где изображение человека полностью покрылось зеленой засветкой. – Ну вот, она проснулась. Наташенька, вы меня слышите?

– Давно уже… – чужим, сухим голосом ответила она. – Анализирую вашу беседу. Самой говорить трудно, простите. Пить хочу, как Кощей Бессмертный после выхода из подвала. Кажется, ведро воды могу выпить! Или даже два!

– Это от обезвоживания. Олег, будьте добры, сходите на кухню, мне трудно. Там стоит кувшин с желтой жидкостью. Это раствор меда в подсоленной воде. Очень помогает при обезвоживании. Возьмите чашку, и там соломинка для коктейля. Ей нужно много пить, но не слишком быстро. Воде нужно впитаться в клетки, а то отека не избежать. Сейчас кружечку, через десять минут можно еще кружечку. И так, потихоньку.

Пичугин, накинув рубашку, помчался на кухню. Принеся кувшин, он налил его содержимое в чашку, вставил соломинку и передал в руки Натальи.

Она поблагодарила его хриплым голосом.

– Спа… си… бо…

– Обезвоживание сильно высушивает слизистые оболочки и голосовые связки, – пояснил Лемех. – Говорить вам, Наташенька, сейчас не рекомендую. Вы пейте, пейте. Оно противное, но сейчас необходимо. И молчите, а то надолго сорвете голос.

Он убрал насадку с живота Натальи и опустил сорочку.

– Так, штатный прибор освободился, теперь мы сможем куда больше понять, – сказал он. – Подойдите сюда, молодой человек. И рубашечку поднимите.

Он приложил плоскую насадку к животу Пичугина и вывел на монитор таблицу с параметрами.

– Каков шельмец! – пробурчал Лемех. – Сперли идею. Источник питания у этой вашей «таблетки» точно такой же, как у АКСОНа. И он независимый, использует тепло тела и кислотность в желудке. Так-так. Это вот интересно. Спектр, похожий на GSM-сигнал. Но не он. Наберите номер Наташи со своего телефона, пожалуйста.

Пичугин выполнил просьбу, и тут же параметры в таблице на мониторе начали меняться с огромной скоростью.

– Достаточно! – сказал Лемех. – Все понятно. У вас в желудке, молодой человек, стоит не маячок слежения. Точнее, устройство, выполняющее функции и маячка, и «жучка», и детектора ПЭМИ.

– Чего?

– Паразитных электромагнитных импульсов. Устройство принимает все паразитные электромагнитные сигналы, наводки, поля антенн, компьютеров, чего угодно. Отправляет данные на мощный сервер, где происходит анализ принятой информации и приведение ее в удобоваримый вид. Так Ковалев может прослушивать любой телефонный разговор, к примеру, если телефон в радиусе действия устройства.

– Вы Наташе звонили, я рядом стоял! – ошарашенно произнес Пичугин.

– У нас скоро будут гости, – чуть окрепшим голосом произнесла Наталья.

Лемех с Пичугиным переглянулись, уже понимая, о каких гостях идет речь.

– Сам Ковалев? – решил уточнить Пичугин.

– Не думаю, – ответил Лемех вместо Натальи. – Я почти на сто процентов уверен, что Ковалев сейчас выносит информацию из секретного бункера.