Глава 26
— Андрей Васильевич, вы что… плачете? — почему-то шепотом спросила Катя.
— Зачем ты вернулась? — с трудом выговорил директор. По его лицу действительно струились слезы. Перед глазами все еще стоял Паша. В ушах звучал его последний крик. — Я же прогнал тебя. Велел уйти…
— Зачем вернулась! — фыркнула она, не выпуская из рук своего оружия. — Да если бы не вернулась, эта сумасшедшая убила бы вас!
— Это не сумасшедшая, — покачал головой Андрей Васильевич.
— А кто тогда? — возмутилась Катя. — Я своими глазами видела, как она вцепилась в вас и…
— Это не сумасшедшая, — не обращая внимания на слова девушки, повторил он, — это вообще не человек.
— Не человек? — Катя посмотрела на лежащее на полу тело. — Что вы такое говорите?
— Книга, которую Паша читал в тот день, когда пропал, называлась «Экзорциум». Он считал, что Вера одержима, и был прав. Это… существо убило Пашу. — Он произнес страшные слова вслух, и ему показалось, что его сердце вот-вот перестанет биться. Это звучало слишком чудовищно, чтобы быть правдой. — Оно свернуло… свернуло моему мальчику шею!
— О господи! — Катя смотрела на него испуганно и потрясенно. — Откуда вы знаете?
— Оно показало мне, — глухо ответил он. — Я видел своими глазами.
Катя знала, что директор говорит правду. Андрей Васильевич выглядел как человек, перед которым вдруг разверзся ад. То, что он сказал сейчас, выходило за рамки привычного и понятного, но Катя не сомневалась, что он не лжет.
…Когда он сегодня днем бросил ей в лицо все те ужасные, жестокие слова, будто отхлестал ее по щекам, — как она могла ему не поверить? Как, если все сказанное было справедливо?
Андрей Васильевич просил оставить его в покое. Говорил, что Катя мешает ему жить, что она назойливая, истеричная особа, которая пытается решить личные проблемы за его счет. Скорее всего, совесть нечиста — в этом-то все и дело! У нее что-то с нервами, с головой, ей сны, видите ли, снятся! И на этом основании она приходит и мучает его?! Он хочет спокойно прожить остаток своей жизни, говорил Андрей Васильевич, он пожилой и очень больной человек, а ей должно быть совестно беспокоить его, доводить до сердечного приступа всеми этими бредовыми россказнями и домыслами… Неужели она не понимает, ему и без того плохо — он лишился человека, которого считал сыном!..
При этом вид у старого учителя был и в самом деле нездоровый, измученный. Катя как ошпаренная выскочила из кабинета директора, завернула за угол, где был тупичок — короткий коридорчик-аппендикс. Подлетела к окну и некоторое время стояла там, пытаясь успокоиться, прийти в себя. Руки ее дрожали, лицо пылало.
А потом она услышала голос секретарши директора. Та шла по коридору к лестнице и говорила с кем-то по сотовому телефону. Из этого разговора Катя поняла, что шеф вдруг отпустил девушку пораньше с работы. Почти выпроводил!
Следом за секретаршей, буквально через пару минут, появился сам Андрей Васильевич. Катю он не заметил. Директор обходил все кабинеты по очереди: подходил к дверям, дергал за ручку, стучал, не получал ответа и двигался дальше.
«Он хочет убедиться, что в здании никого нет», — догадалась Катя, сложила два и два и сообразила, что Андрей Васильевич задумал что-то. И хотел остаться в школе один — именно поэтому он старался задеть ее, прогнать.
Зачем? Все просто: чтобы не подвергать риску.
Кате не стоило никакого труда тихонько пройти за ним и убедиться в своей правоте: директор методично обошел всю школу. В одном кабинете оставались учительница с учеником, и он мягко, но настойчиво велел им идти домой. Катя слышала, как он громко говорил глуховатой тете Вале, что пока останется в школе — к нему должна подойти Вера Владимировна. А больше никого пускать не надо!
Тетя Валя осталась в своей каптерке с включенным на полную мощность телевизором, Андрей Васильевич вернулся к себе, а Катя пошла в кабинет труда и взяла большой деревянный молоток. На всякий случай.
Слишком уж много в этой зловещей истории смертей и диких, невероятных совпадений, которые совсем не были похожи на совпадения.
Слишком уж старался Андрей Васильевич уберечь ее.
— Что нам с ней делать? — спросила Катя и запоздало спохватилась: — А вдруг я ее убила?
В голове вдруг всплыла фраза из какого-то фильма: «Я женщин не бью. Я их убиваю».
Катя слегка наклонилась, приглядываясь к лежащей. Андрей Васильевич покачал головой:
— Нет, не думаю. Это было бы чересчур просто и вместе с тем… ужасно. Однажды, давно, люди уже пытались сделать это. Но если убить тело, в котором поселилось оно, станет только хуже. В общем, это не выход.
Катя понятия не имела, о чем он говорит, но вместе с тем понимала, что это верно. Происходящее казалось нереальным, было похоже на сон наяву.
— Что нам делать? — снова спросила она, присев на корточки. — Может, связать ее? В спортзале должна быть веревка, я могла бы сбегать и принести…
Девушка еще по инерции продолжала говорить, когда увидела, что существо на полу открыло глаза и уставилось на нее с тупой, первобытной яростью. Катя тихо ахнула, отшатнулась, подавшись назад, однако не успела. Бес оказался проворнее. Почти незаметным человеческому глазу движением схватил девушку и с невероятной, немыслимой силой вывернул ее руку из плечевого сустава.
Катя завопила, пораженная белой, ослепительной вспышкой боли, и упала на спину. Андрей Васильевич бросился к ней, но бес небрежно оттолкнул его прочь. Директор повалился назад, ударился о стену позади себя.
Тварь в обличье Веры одной рукой без видимых усилий подняла с пола стонущую, ничего не соображающую от боли Катю и схватила ее за горло:
— Я насквозь вижу твою гнусную, поганую душонку! Твое лживое сердце! Детоубийца!
— Нет, нет! — Катя задыхалась от слез и боли. — Я не… Отпусти меня! Замолчи!
Андрей Васильевич прижался к стене, оглушенный невыносимой режущей болью. Раскаленные щипцы раздирали грудь и спину, и он едва мог слышать, что происходит рядом. «Сердце», — обреченно понял он, пытаясь нащупать во внутреннем кармане таблетки, которые всегда носил с собой.
— Правильно муж бил тебя! Ничего другого ты не заслужила! Зачем сказала матери, что потеряла ребенка? Его вытащили из тебя живым в той клинике! Думала, никто не узнает? — Бес глумливо расхохотался, и голос его теперь был не похож на голос Веры. — Сердце младенца билось, но ты не желала, чтобы он жил. Чтобы она жила! Твою дочь оставили умирать, потому что тебе не хотелось осложнять свою жалкую никчемную жизнь. На что ты тратила ее? А теперь дочь ждет тебя в аду! Я видела ее там!
— Нет, нет! — хрипела Катя, здоровой рукой пытаясь ослабить хватку, убрать руку, сжимающую ее горло.
— Да! — выкрикнул бес. — Души некрещеных младенцев попадают в ад! Они обречены на муки — и ты в этом виновата! Бросила свою дочь в огонь, и скоро этот огонь дотла выжжет тебя саму!
Существо с силой ударило полуживую Катю головой о книжный шкаф, потом швырнуло на пол, и девушка затихла. Бес повернулся к Андрею Васильевичу.
— Теперь твоя очередь, старик!
Директор смотрел, как страшная тварь не спеша приближается к нему. В груди болело уже не так сильно, приступ вроде бы отступал.
«Я не умру, пока не прогоню тебя!» — подумал он, хотя понятия не имел, как собирается это сделать.
— Как бы не так! — проговорил бес в ответ на его мысли. — Хотя ты сильнее, чем я думал.
Андрей Васильевич сумел опуститься в кресло.
— Отпусти ее.
— Кого? — В голосе беса звучало удивление. Он махнул рукой в сторону Кати. — Эту? Разве я держу ее? Через пару часов она придет в себя, выберется отсюда, сядет в свою пижонскую машинку и вырулит на шоссе. Будет ехать, вспоминать свою бессмысленную жизнь… Она же обычная потаскуха. Твой любимый Паша прекрасно знал это, потому и бросил ее. Знаешь, почему они расстались? Она не говорила? Он видел, как она лижется с другим мужиком. А после она вышла замуж за Борю, и он драл ее каждый день, как сидорову козу… Зачем такой идиотке жить? Согласись, это несправедливо! Тем более когда Паша мертв… Она будет ехать, размазывать сопли, а потом врежется в фуру, и — бах! — ее тупые мозги брызнут на лобовое стекло. Прости за натуралистичность.
Андрей Васильевич постепенно приходил в себя. Чем сильнее бес старался запугать его, тем спокойнее он становился. Видимо, существо почувствовало это, потому что впервые за все время в его взгляде появилось что-то похожее на беспокойство.
— Как бы там ни было, Пашу и Катю все равно связывало что-то. Любовь не может исчезнуть, хотя где тебе знать о любви… Паша снился ей, он пытался ей что-то сказать, поэтому мы сейчас здесь, — проговорил директор. — Если Катя и виновата перед ним, она уже искупила свою вину. Благодаря тебе, между прочим.
Бес глядел на Андрея Васильевича.
— Я прошу отпустить не Катю, а Веру. Возьми взамен мое тело, если хочешь.
— На что мне такая развалина? — ухмыльнулся бес. — Кого я могу легко отпустить, так это тебя! Ты и так вот-вот сдохнешь, мне и делать ничего не придется.
— Прежде уйдешь ты.
Откуда он знал это? Что давало ему уверенность?
— Вообразил себя экзорцистом? Ну-ну! Ты понятия не имеешь, что нужно делать, — проницательно заметил бес. — И в Бога не веришь… Думаешь, он захочет тебе помогать?
Существо, надевшее на себя, как платье, тело Веры Андреевой, подошло ближе, сверху вниз глядя на сидящего Андрея Васильевича. До этой минуты директор старался не смотреть ему в глаза, но тут вскинул голову, будто кто-то взял его за подбородок. Одной рукой он держался за сердце, в другой продолжал сжимать связку Пашиных ключей.
— Ты глупец. Зачем тебе понадобилось звать меня? — проговорил бес. — Ведь ты — единственный из всех! — понимал, даже точно знал, кто я! Знал, что безоружен передо мной! Что я убью тебя! И все-таки… Почему? Кто тебе эта Вера?
Андрей Васильевич слушал и не слышал, пытаясь сосредоточиться на том, что ему предстояло сделать. Он не был уверен, поможет ли это, но сомневаться было некогда. Силы его на исходе — он и в самом деле мог умереть, и тогда уже никто не встанет на пути адского создания.
— Из-за нее умер твой любимый Паша! А ты решил пожертвовать собой, спасая ее? Неужели ты…
— Вера! — что было сил закричал старый учитель, одновременно схватив беса за руку. — Вера!
Стиснув тонкую девичью кисть, он встал и, не отводя взгляда от красивого лица, на котором читалось почти комичное изумление, продолжал кричать:
— Иди ко мне! Послушай меня! Где ты? Вера!
Демон дергался, отчаянно пытаясь вырваться, но Андрей Васильевич вцепился мертвой хваткой. Смутно понимая, что не сумеет теперь выпустить руку, даже если захочет, он чувствовал, что тело его наливается неведомой силой и мощью.
Директор забыл обо всем — о своих сомнениях, о больном сердце, о немощи и старости, о страхе, который терзал его все это время. Он позабыл даже про убитого Пашу и еще живую Катю…
Все перестало иметь значение. Ничего и никого больше не осталось.
Андрей Васильевич кричал, раз за разом все громче призывая Веру.
