Глава 25
Дверь за Катей Строгановой захлопнулась, и он остался один. Слава богу, поверила. Видимо, он был убедителен. Отвратительно говорить бедной девушке такие жестокие вещи, но директор понимал, что поступить иначе нельзя. Андрей Васильевич всего лишь пытался спасти ее. Необходимо было заставить Катю бросить свое расследование, заставить уехать отсюда, а никаким другим способом, уговорами и просьбами сделать этого не удалось бы.
Теперь она бежит к своей машине в полной уверенности, что ее старый учитель — жестокий, ограниченный и дурно воспитанный тип. Наверное, плачет и будет рыдать и расстраиваться еще долго, но, по крайней мере, останется цела и невредима.
Он обошел вокруг стола, взглянул на часы. Уже почти четыре.
Уроки давно кончились, в субботу к этому времени школа должна опустеть. Но убедиться в этом следовало, и директор вышел из кабинета.
Вскоре он снова сидел в своем кресле. Сегодня дежурила тетя Валя: тугая на ухо старушка сейчас смотрела телевизор в своей комнатке на первом этаже. Больше в здании не было никого.
Андрей Васильевич протянул руку к телефону.
Идти и разговаривать с Верой у нее дома не хотелось. Беседовать с ней он решил на своей территории, в кабинете, где и стены, как говорится, помогают. Казалось, пока он в родной школе, у него больше шансов.
Директор набрал нужный номер и попросил Андрееву немедленно прийти: якобы ему позвонили из Министерства образования Татарстана. Срочно нужно подготовить и отправить документ, касающийся комплектования фондов школьных библиотек учебниками. На понедельник отложить не получится: оказывается, все следовало сделать уже вчера! Андрей Васильевич старался говорить нервным голосом, в котором звучала озабоченность, пытался вести себя как настоящий чиновник, который боится получить по шапке от вышестоящего начальства.
Андреева спокойно выслушала и пообещала прийти.
Поверила ли? Кто знает.
Он сел в кресло и стал ждать.
Тревога с каждой секундой нарастала. Тревога ли? Если говорить честно, самый настоящий страх. Он бурлил в крови, поднимался, как кипящее молоко.
Вера Андреева, центральный персонаж этой странной истории, не была обычной женщиной.
Была ли она вообще человеком?..
Прожитые годы убеждали Андрея Васильевича, что чудес не существует. Самая необычная вещь, которая произошла с ним, была в высшей степени прозаической. Однажды утром он почти дошел до места работы, но вернулся домой, обнаружив, что забыл кошелек. Пришел — и увидел, что в прихожей с потолка капает вода. Оказывается, соседи сверху забыли закрыть кран. Не вернись он, к вечеру весь подъезд был бы затоплен. А ему пришлось бы делать ремонт в квартире.
Мир насквозь материален. Жизни после смерти нет. Религия — лишь средство управления людьми. Бог — это ваша совесть. Никаких паранормальных явлений не существует.
…Но зачем тогда Паша перед исчезновением читал «Экзорциум» — старинный трактат об одержимости бесами?
Вера сказала, что книга нужна была ему для работы над диссертацией. Но Андрей Васильевич знал содержание Пашиных исследований не хуже, чем сам молодой ученый. И прекрасно понимал, что никакого отношения к теме диссертации «Экзорциум» не имеет. Зато напрямую связан с легендами о толмачевском доме.
Желание встать и уйти… нет, если честно, со всех ног убежать отсюда, пока Вера Андреева не пришла, стало почти неодолимым. Уйти и больше не появляться здесь. Никогда не видеть красавицу библиотекаря, рядом с которой чувствуешь себя перепуганным малышом, запертым в темном чулане. Позабыть обо всем, не слышать того, о чем начали шептаться в поселке после страшного пожара в Корчах.
Внезапно Андрей Васильевич четко осознал, что в действительности до встречи с Катей никогда не предпринимал ни одной настоящей попытки отыскать Пашу. Да, бегал по инстанциям, вместе со всеми бродил по окрестностям — ходил к озеру и в лес…
Но ведь в библиотеку, узнать про книгу, сходил только два дня назад.
В компьютер к Паше не залез, как это сделала Катя.
Не попытался ничего узнать о Вере, кроме того, что она сама про себя говорила.
И с тем человеком поговорил лишь вчера… Вчера.
Выходит, он просто играл, когда говорил, что ищет Пашку. Получается, врал и себе, и всем вокруг, и ему. Так перепугался, что предал лучшего друга, самого близкого человека — почти сына?
И чуть было не сделал этого снова.
Сознание собственного ничтожества было таким острым и пронзительным, что почти заглушило страх. Андрей Васильевич подумал, что хорошо бы Андреевой прийти прямо сейчас, потому что теперь он готов к ее появлению.
Директор прислушался, но шагов в коридоре слышно не было.
Тем неожиданнее было ее внезапное появление, когда дверь вдруг широко распахнулась, и Вера возникла на пороге.
— Можно? — спросила она.
И он нашел в себе силы спокойно кивнуть.
Глядя на молодую женщину, Андрей Васильевич против воли отметил, как она хороша. Волосы убраны в высокую прическу, открывающую лицо. Безупречная кожа, большие глубокие глаза. На Вере было изумрудно-зеленое платье простого, но изящного покроя и туфли на высоком каблуке. Наверное, она куда-то собралась — близился субботний вечер. Возможно, у нее свидание.
Да нет, он ошибается на ее счет! Конечно, ошибается. Какую угрозу может представлять эта милая девушка? Наверное, где-то в ресторане ее ждет мужчина — поглядывает на часы, предвкушает встречу. А ей, должно быть, не терпится увидеться с ним, и она сердится на скучного старого директора, которому приспичило вызвать ее на работу.
Вера и в самом деле сердилась. Он понял это, когда она подошла чуть ближе и швырнула сумочку на длинный стол для совещаний. Только злилась совсем по иному поводу.
Ему не пришлось ни о чем расспрашивать ее, сужая круги и осторожно подбираясь к главному. Она не поверила в его байку про министерство, догадалась, что он подозревает ее… Но пришла.
Андрей Васильевич вдруг со всей очевидностью понял: она могла явиться сюда с одной-единственной целью — заставить его замолчать навсегда. И он, выходит, сам позаботился, чтобы ей не мешали. Директор хотел подняться, но боялся, что ноги откажутся держать его.
— Не будем ходить вокруг да около, старик, — холодно произнесла Вера, и от звука ее голоса моментально вернулись и страх, и жгучее желание оказаться на другом конце земного шара. Он был рад, по крайней мере, тому, что они находятся в разных углах комнаты. Хотя и понимал, что ему никуда от нее не спрятаться. — Все это время у тебя хватало ума не трогать меня, что же изменилось?
— Где Паша? Он жив? — спросил Андрей Васильевич.
— Лучше подумай о своей шкуре, — посоветовала Вера.
Она так и стояла возле стола, пристально глядя на него и словно раздумывая, что с ним делать.
— Я знаю, что он был в твоем доме. Зачем-то бросил машину и пошел пешком в Корчи. Все думают, что ты спала после укола, но я уверен — это не так. Прежде чем исчезнуть, он приходил к тебе… Что ты с ним сделала?
Она поцокала языком:
— И зачем тебе понадобилось совать нос не в свое дело? Сердчишко у тебя, конечно, так себе, слабенькое, и печень заплыла жиром, но лет пять, а то и все семь мог бы проскрипеть… И умер бы почти без боли. Захрипел да и повалился на стол в этом самом кабинете. Но теперь… — Она прищурилась и усмехнулась. — Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать. Не просто умрешь — твоя смерть будет позорной и жалкой. Люди узнают о тебе такое, что станут подходить и плевать на твою могилу. Им будет противна мысль о том, что ты дышал одним воздухом с их детьми, и многие захотят выкопать твое тело и швырнуть его на съедение бродячим псам. Все в этом поселке возненавидят тебя и проклянут, и душа твоя после смерти не найдет покоя… Ты отправишься туда, откуда невозможно вернуться, в ледяное и бесконечное место. Там нет времени и красное ядовитое солнце вечно смотрит с черных небес.
— Ты отправила Пашу… и Веру?
— Слишком много вопросов, — насмешливо произнесла она. — Это нехорошо.
— Паша пришел в тот дом, и ты забрала его! — упрямо проговорил Андрей Васильевич.
— Откуда тебе об этом известно? Никак не могу выудить это из твоих мыслей. Они мечутся и кружат у тебя в голове, бьются, как мелкие зверьки о прутья клетки. Грызут тебя изнутри. Может, сделаем проще? — Она вскинула руку и прижала указательный палец к виску, наподобие дула пистолета. — Секунда и — пуфф! Твоя голова разлетится на кусочки!
Она весело рассмеялась, потом внезапно стала серьезной и приказала:
— Отвечай!
— Я ходил в толмачевский дом. Разговаривал с новым хозяином.
— И что? Он ничего не знает, — бросила Вера.
— Нет, конечно, — сказал Андрей Васильевич. — Я сказал ему, что в этих местах пропал мой сын. Он поверил. У него тоже есть сын, и он пожалел меня. Пожалел — и рассказал то, о чем никому не рассказывал.
Директор вспомнил, как они сидели с пожилым мужчиной на скамейке возле крыльца. У того было смуглое лицо, покрытое сеткой глубоких морщин, похожих на канавки, и понимающий, грустный взгляд. По-русски он говорил не очень правильно, но вполне понятно.
— Нам не надо проблемы, — сказал мужчина, представившийся Хикматуллой, — мы никому не хотим плохо. Работать, жить… Тут тихо, хорошо. Наша семья большая. Мы знаем, тут пропал человек, но это было до нас.
Андрей Васильевич ждал.
— Мы делали ремонт. И на кухне… Подожди. — Он поднялся со скамьи и скрылся в доме. Через пару минут вернулся, сжимая что-то в кулаке. — Посмотри. Это твоего сына?
«Это» оказалось связкой ключей от квартиры и машины.
— Лежало у стены, в щель провалилось. Мы отодвинули стол — и вот… К нам приходили, спрашивали про твоего сына, но раньше, понимаешь?
Директор понимал. Найдя ключи, новые хозяева дома, разумеется, не побежали со своей находкой в полицию. Побоялись, вдруг на них повесят исчезновение человека. Кому нужны лишние сложности? Уж только не приезжим, на которых большинство коренных жителей и без того смотрят косо.
Андрей Васильевич дал слово никому не говорить, что ключи были в доме. Сейчас он нагнулся и вынул связку из ящика письменного стола.
— Паша был в Корчах в тот день. Запер машину и пришел. А потом что-то случилось, и он выронил ключи.
Вера — или кем было это существо на самом деле — одарила его улыбкой:
— Спасибо, что поделился своими соображениями. Допустим, ты прав. Да ладно, чего уж… Тут все свои, не так ли? К чему эти формальности? Ты прав. Этот дурак пришел, хотя мог бы развернуться и бросить девку. Он думал об этом, колебался, но в итоге… Трясся, зайчишка-трусишка, — Вера захихикала мелким дробным смехом, — но шел! А потом мы поговорили и… И он так удивился, когда узнал меня получше, что голова у него закружилась…
Тварь, забравшаяся в тело Веры, вдруг каким-то непостижимым образом оказалась совсем рядом, схватила директора за плечи и вырвала из-за стола. Теперь они стояли рядом, почти вплотную друг к другу, и он глядел ей в лицо.
Смотрел — и видел своего дорогого мальчика, а не эту женщину!
Паша смотрел на друга и учителя, и в глазах его застыла смертная мука. Он силился сказать что-то, губы болезненно кривились. А потом в голове у Андрея Васильевича раздался родной голос:
— Помоги мне! Мне так больно! Почему ты бросил меня?
— Паша, сынок! — прошептал он. — Прости меня, я… я не знал. — По щекам его катились слезы, но он не понимал, что плачет.
Внезапно Пашина голова стала медленно, как будто против его воли, поворачиваться влево. Она выкручивалась все сильнее, словно парень хотел разглядеть что-то позади себя. Потом он стал кричать. Крик, полный бесконечной боли, был фантомным — звучал только в мозгу у Андрея Васильевича, но от этого не казался менее реальным.
Паша кричал и кричал, и старый учитель тоже не мог сдержать вопля ужаса. Он хотел протянуть к Паше руки, чтобы помочь, но не мог сделать этого: руки словно были привязаны к телу. Он дергался, как сломанная кукла, стонал, плакал, а потом раздался тошнотворный, резкий хруст сломанных позвонков и…
Внезапно все пропало. Андрей Васильевич, едва понимая, где он и что с ним, увидел, что Вера Андреева (он называл ее так, хотя и знал, что это уже не та молодая женщина, с которой он познакомился на свою беду целую вечность назад) лежит на полу возле его ног.
По всей видимости, она была без сознания.
А рядом стояла Катя Строганова с бледным перекошенным лицом, судорожно сжимая в обеих руках киянку — большой деревянный молоток.