Многоярусное логово полнилась тяжелым храпом спящих гамацу. Сквозь дыры в обшивке падал рассеянный звездный свет. Исполинские шпангоуты вздымались, как ребра кита, объеденного песцами и росомахами. Люки, ведущие на верхние палубы, были отворены, и Лещинский без труда поднимался с яруса на ярус. Он с обезьяньей ловкостью перебирался через распростертые тела сородичей, умудряясь не наступать на руки, ноги и головы. Инстинкт подсказывал, что нужно соблюдать максимальную осторожность. Если он разбудит других, может начаться большая потасовка. На шум явится Бакс, и тогда неизвестно чем закончится его, Кости-гамацу, вылазка.

Впрочем, сам Лещинский особых умозаключений не делал. Он лишь крался к верхней палубе, которая вела на центральный пост, его гнало все то же странное, сосущее чувство.

На верхней палубе гамацу не было, они не рисковали ложиться спать так близко к жилищу Баксбакуаланксивы. Здесь валялись остатки пиршеств самого Бакса и его домочадцев. Вороны пробивали острыми клювами мослы, добираясь до костного мозга. Нередко показывался и страшный муравьед, способный одним взмахом метрового когтя распороть живот и вытащить кишки любого, кто осмелится здесь показаться.

Лещинский и не осмелился бы, сохрани он способность контролировать поступки. Как зачарованный, поднимался гамацу по ступеням вертикальной лестницы, пронизывающей все палубы громадного судна. В лестнице не хватало ступеней, и человек мог сто раз сорваться, но гамацу обладал нечеловеческой ловкостью. Любой генерал на старой Земле был бы счастлив иметь такого солдата в своей армии: ловкого, не рассуждающего, лишенного страха. Да и бывший император мира под Чертовым Коромыслом Фред Вельянов по прозвищу Корсиканец был бы доволен своим бывшим гвардейцем. Хотя гвардейцы бывшими не бывают.

На верхней палубе Лещинский присел на корточки и понюхал воздух. Отчетливо тянуло гнилью. Запах этот одновременно возбуждал и отпугивал гамацу. Лещинский осторожно двинулся вперед. Он часто опускался на четвереньки и замирал при малейшем шорохе. Вход в центральный пост был открыт, проем багрово светился. Рядом копошился в человеческих и нечеловеческих останках муравьед. На его холке сидела мудрая птица Гоксгок. Лещинский остановился, припал к загаженной палубе. Острое чутье гамацу подсказывало – эти существа смертельно опасны. Верные стражи Баксбакуаланксивы тоже почувствовали присутствие постороннего. Гоксгок тревожно каркнула и встопорщила перья. Муравьед поднял над отбросами длинную морду, облизал ее, нервно засопел и забарабанил рабочим когтем.

Лещинский припал к загаженной палубе, готовясь к обороне, но до драки не дошло. Багровый свет в дверном проеме заслонила фигура старухи. Лещинский впервые видел ее так близко. Нечеловечески круглые глаза, подбородок, плотно усаженный бородавками. На старухе был длинный то ли плащ, то ли долгополый мундир – несколько тускло-желтых пуговиц блеснули на рукавах и у воротника. Старуха замахнулась на мудрую птицу Гоксгок клюкой, зашипела и пнула муравьеда в бок. А потом – приглашающе махнула притаившемуся гамацу.

Лещинский кинулся на призыв, чувствуя, что второго шанса может не оказаться. Боком протиснулся между муравьедом и птицей, которых продолжала сдерживать старуха, молнией проскользнул в резиденцию Баксбакуаланксивы.

И ему сразу захотелось оказаться как можно дальше от этого места, где на груде человеческих и инопланетных черепов возлежал громадный, обрюзгший, как боров, демон Пыльной планеты. В правой лапе он держал чашу, полную дымящейся крови. А у самых его ног из технического люка, словно чудовищный букет, торчали привязанные друг к другу пленницы. Женщины были либо мертвы, либо близки к тому и без сознания.

Над головой Лещинского промелькнуло что-то черное, и он поневоле упал на колени. Это была мудрая птица Гоксгок. Она вспорхнула на жирное плечо Баксбакуаланксивы, клюнула его в висок, словно в пустое ведро. Даже гул пошел. Великан и не поморщился. Губы его, испятнанные жиром и кровью, разомкнулись:

– Как стоишь, гвардеец! – рявкнул он.

Лещинский стремительно, как автомат, выпрямился. Руки по швам, глаза поедают начальство.

– Ты нарушил присягу, дружбанчик, – продолжал Бакс. – Где ты был, когда горячие торнадо утюжили Колонию? Где ты был, когда твои товарищи становились «двухсотыми»? Твой командир оказался в беде, а ты не пришел на помощь. Трусливо скрылся в других мирах, надеясь избежать наказания.

Лещинский не понимал, о чем говорит Баксбакуаланксива, он только чувствовал, что провинился перед своим божеством, и тихо поскуливал в ответ на тяжкие обвинения.

– За предательство полагаются вечные муки, – ронял тяжелые глыбы слов кровожадный демон, – но у тебя еще есть возможность избежать лютой участи.

Смысл сказанного на этот раз дошел до гамацу. Он весь подался вперед, готовый выполнить любой приказ обожаемого.

– В моем букете, – Бакс указал на пленниц, – не хватает одного цветка. Приведи свою маленькую самку!

Гамацу Лещинский понял, что его существование, оказывается, имеет смысл. Да-да, именно ради этого мига берег он Оксанку. От себя берег и от других гамацу. Берег для своего повелителя. Конечно, он, Лещинский, немедленно приведет свою самку сюда. Пригонит, притащит за волосы, если будет сопротивляться. И убьет каждого, кто попытается помешать.

Он зачем-то прикоснулся сомкнутыми пальцами ко лбу и бросился выполнять волю Баксбакуаланксивы. Едва не сшиб по дороге старуху, которая зашипела на него, как проколотая шина, перепрыгнул через муравьеда, запоздало лязгнувшего по палубе смертоносным когтем. Ссыпался по вертикальной лестнице, как заправский матрос. И столкнулся нос к носу с высоким арсианцем, который наставил на него ствол незнакомого оружия.

– Сожри меня титвал, если это не Костян, – проговорил арсианец. – Здорово, браза!

Из-за спины арсианца выглянула юная самочка.

– Это не Костя, – проговорила она. – Теперь он – гамацу. Упырь Бакса.

Лещинский понял, что это – Оксанка. А еще он понял, что арсианец пытается похитить ее. Украсть лучший цветок для букета Баксбакуаланксивы!

Он пружинисто распрямил гибкое, хищное тело, отшвырнул арсианца легко, как пушинку, и рванулся к девочке, но не успел дотянуться до нее самую малость. На его голову обрушился удар, и гамацу свалился к ногам перепуганной Оксанки.

– Сдох, гадина, – брезгливо проговорила Сон-Сар, опуская окровавленный арматурный прут.

– Все-таки он был моим другом, – вздохнул Гаррель.

– Твой друг давно умер…

– Я знаю, – отозвался арсианец. – И мне его жаль.

– Да ты никак переопределиться собрался, – пробурчала Сон-Сар. – Вот-вот заплачешь…

– Ты, видимо, тоже, – заметил Гаррель. – Рука у тебя тяжелая, как у самца.

– Должен же кто-то быть из нас самцом, – огрызнулась арсианка.

Они препирались на родном языке, и Оксанка не понимала их, но чувствовала, что арсианцы готовы поссориться.

– Хватит вам, – жалобно попросила она. – Надо уходить, пока другие не проснулись. Вы не знаете, что это такое – куча голодных гамацу.

– Сон-Сар, уводи ее, – распорядился Гаррель. – Пока тихо, вы успеете добраться до нашего небоскреба.

– Что ты несешь! – всполошилась арсианка. – А ты?

– А я задавлю главную гадину.

– Бакса? Да тебя разорвут в клочья раньше, чем ты приблизишься к нему.

Арсианец подбросил на ладони тяжелый центурийский импульсник.

– С этой штуковиной я прорвусь, – сказал Гаррель. – А если не убить Бакса, гамацу будет становиться только больше. Они же хватают всех, кого фаги перебрасывают сюда… Если не убить Бакса, конца этому не будет.

– Хорошо, – сдалась Сон-Сар. – Ты самец, тебе решать. Только дай нам уйти из логова.

Арсианец показал импульсником на лестничный колодец.

– Пока я туда заберусь, вы будете далеко.

Они обнялись по-арсиански. Оксанка тоже прижалась к Гаррелю. Потом Сон-Сар решительно схватила ее за руку и повела к огромной прорехе в корпусе неизвестного корабля. Видимо, сюда попал снаряд или торпеда – броня поразительной толщины была вскрыта, точно консервным ножом. Гаррель смотрел Сон-Сар и Оксанке вслед, пока их силуэты не растворились в пылевой метели. Тогда он сунул импульсник за пазуху и начал карабкаться туда, откуда совсем недавно спустился бывший студент, бывший гвардеец, бывший гамацу, бывший человек Костя Лещинский.

Долговязому арсианцу карабкаться по лестнице было труднее, чем одержимому гамацу. Бездна дышала ему в спину. Страх подкатывал к горлу. Руки порой хватали пустоту там, где должна быть перекладина очередной ступени. Но, в отличие от гамацу, Гарреля вела ясная, четко осознаваемая цель. Он не помнил, сколько длился этот подъем. Пришел в себя лишь на верхней палубе, когда смрад, сочившийся из центрального поста, коснулся его ноздрей. Гаррель достал из-за пазухи импульсник и двинулся к логовищу Баксбакуаланксивы, расшвыривая кости, что хрустели под ногами.

Муравьед, рассерженный бесцеремонным отношением предыдущего посетителя, немедленно бросился под ноги новому пришельцу. Несчастное животное, заброшенное за сотни световых лет от родных Ржавых прерий, не успело сделать и шагу, когда луч импульсника пронзил его насквозь. Муравьед мучительно всхрюкнул и свалился на груду объедков. Гаррель переступил через него и тут же наткнулся на старуху. Впрочем, арсианец сразу понял, что это не женщина. Хотя грог-адмирала Сылта, попавшего в услужение к Корсиканцу и совершенно утратившего лоск морского офицера, трудно было бы узнать даже его подчиненным.

А вот сам грог-адмирал хорошо узнал тип оружия, которым обладал рослый иномирянин. Портативный импульсный излучатель конструкции Тулца, отправленного в магниевые рудники за подстрекательские речи о праве кыри на существование. И в отличие от преданного муравьеда, Сылт не собирался жертвовать собой. Поэтому он поднял руки и отступил от проема, ведущего в центральный пост. Гаррель не стал убивать грог-адмирала, ему нужна была совсем иная жертва.

Когда арсианец появился на пороге логова, к нему метнулась мудрая птица Гоксгок. Выставив когти, она нацелилась в глаза незваного гостя. Однако мудрость ее не спасла. Гаррель и не подумал потратить на эту тварь заряд. Он схватил ее в воздухе и ударом о переборку размозжил крохотный череп.

– Браво, гвардеец! – приветствовал Корсиканец этот подвиг. Хрустнув раздавленными черепами, Баксбакуаланксива поднялся во весь рост. Облизнул губы черным, нечеловеческим языком, прорычал, не спуская глаз с оружия в руке гвардейца: – Наконец-то ко мне явился настоящий боец. Полагаю, ты сможешь выполнить приказ своего командира?

– Не сомневайся, Фред, – отозвался Гаррель, поднимая тяжелый ствол центурийского импульсника.