Глава

34

Бишоп прислал за ними микроавтобус рано – из-за прилета генерала Хелмсворта. Водитель сказал, что самолет «Дельты» приземлился в аэропорту Гамбурга, как только наступил рассвет. Генерала встретят и отвезут прямо в консульство, где в гостевом номере он сможет привести себя в порядок, а оттуда сразу отправится в кабинет, подготовленный Бишопом. Очевидно, Хелмсворт очень узко трактовал полученный приказ. Он будет разговаривать только с Синклер, Ричером и Нигли, которые находились под его началом – в широком смысле слова. А с остальными – нет. На практике это не имело особого значения. Они уже решили, что будут вести себя скромно. Они понимали, что чужие, наполовину забытые и таинственные детские легенды невозможно воспринимать всерьез в формате один против семи. Тут необходима непринужденная атмосфера и небольшая группа. Синклер, Ричера и Нигли выбрали заранее.

В результате остальные направились в обычный кабинет, а Бишоп повел Синклер, Ричера и Нигли в специально отведенное помещение, которое напомнило Джеку комнату в Форт-Белворе, где он получил свою медаль. Позолоченные стулья, что-то вроде красного бархата, какие-то флаги. Возможно, потолок здесь был повыше, поскольку здание построили раньше. Нигли нашла четыре кресла с подлокотниками и расставила их в форме квадрата, словно это случайная группа. Все равны. Небольшая компания, собравшаяся поболтать в свободное время.

Потом Бишоп ушел, а через минуту появился Хелмсворт, плотный мужчина лет шестидесяти, с седыми, коротко подстриженными волосами и блестящими серыми глазами. Он был в походном обмундировании, накрахмаленном и выглаженном, с двумя черными звездами на вороте. Генерал летел всю ночь, но выглядел вполне прилично. Все представились и обменялись рукопожатиями, за исключением Нигли, которая вежливо кивнула. Потом они расселись в креслах, расставленных сержантом.

– Генерал, как велико ваше раздражение по шкале от единицы до десяти? – спросил Ричер.

– Если учесть все факторы, сынок, что-то между восемью и девятью, – ответил Хелмсворт.

Он говорил так, словно читал смертный приговор.

– В дальнейшем это число может вырасти, – сказал Ричер.

– Я не сомневаюсь в этом, солдат.

– У нас нет времени для всякого дерьма. Черт возьми, взбодритесь, генерал. Мы собрались здесь для того, чтобы поговорить о старых добрых временах.

– Твоих или моих, майор?

– О сержанте по имени Арнольд П. Мейсон. Он служил в Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии. Ваши дороги пересеклись в пятьдесят пятом году, потом еще дважды. Но только технически. В это время вы стремительно поднимались вверх. Вы его не вспомните.

– Верно. С тех пор прошло сорок лет.

– Но нам необходимо знать, что вы помните о его подразделении.

– Что это, фольклорный проект? Месячник устной истории?

– Мы разыскиваем парня по фамилии Уайли. В течение шести лет, еще мальчишкой, он жил с любовником своей матери, ветераном, прослужившим двадцать лет в Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии, тогда расквартированной в Европе. Мы думаем, что любовник матери рассказывал ему разные истории. Мы думаем, что парнишка запомнил их, а потом, через много лет, благодаря им пошел служить в армию.

– Так и должно происходить. Я рад это слышать.

– Однако с Уайли все было иначе. Для него истории Арнольда Мейсона стали картой сокровищ, и он пошел в армию из-за того, что мечтал это сокровище найти.

– Абсурд, – заявил Хелмсворт.

– Он добыл его и ушел в самоволку.

– И что же он добыл?

– Мы не знаем. Но оно стоит много денег.

– Откуда он сбежал в самоволку?

– ПВО и бронетанковая дивизия поблизости от Фульды.

– Майор, почему я здесь? Пожалуйста, скажи мне, что у вас очень серьезная причина, по которой меня вызвали в Европу.

– Мы хотим услышать истории о кладах. Истории, которые рассказывали в старой Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии. Мы уверены, что вы их не забыли. Все офицеры помнят свою первую часть.

– У нас не было историй о кладах.

– Наш парень Уайли вступил в состязание с записными остряками, когда все стали обмениваться воспоминаниями о том, почему они пошли в армию. Когда наступила его очередь, он заявил, что в детстве слушал истории о Дэви Крокетте, рассказанные ему дядей.

Хелмсворт ничего не ответил.

Ричер это заметил.

– На самом деле дядя был любовником его матери. Ветераном, прослужившим двадцать лет. Дядя Арнольд. Уважительное обращение. Вполне подходящее для парнишки десяти лет. И немного странное, когда ему шестнадцать.

– А что за истории про Дэви Крокетта он рассказывал? – небрежно спросил Хелмсворт.

– Мы не знаем, – ответил Ричер. – Поэтому и задаем вам этот вопрос.

– В какие годы служил в армии любовник матери?

– С пятьдесят первого по семьдесят первый.

Хелмсворт долго молчал.

– Генерал? – сказал Ричер.

– Я не могу вам помочь, – сказал Хелмсворт. – Мне очень жаль.

– И насколько вы сейчас раздражены? – спросил Джек.

Генерал уже открыл рот, чтобы ответить, но покачал головой и отвернулся.

– Вот именно, – сказал Ричер. – Один или два из десяти. Вы больше не испытываете гнева. Потому что тревожитесь о других вещах.

Хелмсворт молчал.

– Генерал? – сказал Ричер.

– Я не могу это обсуждать, – ответил Хелмсворт.

– Боюсь, вам придется.

– Точнее, мне не разрешено это обсуждать.

– Генерал, со всем уважением, – вмешалась Синклер, – вы говорите с людьми, представляющими Совет национальной безопасности. Более высокого уровня доступа не бывает.

– Это помещение не прослушивается?

– Вы в консульстве Соединенных Штатов, кабинет выбирал глава местного отделения ЦРУ.

– Я должен переговорить с Комитетом начальников штабов.

– В данном деле они скажут вам то, что посоветуем мы. Почему бы нам не обойтись без посредников и не поговорить напрямую?

– Данные засекречены много лет назад.

– Какие именно?

– Это закрытое досье.

– Расскажите нам историю, генерал, – сказал Ричер. – Наш парень Уайли что-то украл и ушел в самоволку. Нам необходимо знать что. И мы будем сидеть здесь до тех пор, пока вы не ответите на наши вопросы. Я хотел бы сказать, что у нас впереди целый день, но я в этом не уверен. Может быть, у нас совсем мало времени.

Хелмсворт задумался.

Наконец он кивнул, подвинул свой стул и подался вперед.

– Я расскажу вам, что случилось со мной, и о том, что еще происходило. Дело было в Европе в начале пятидесятых. Мы знали, каким может быть план боевых действий: Красная армия большими силами начнет наступление через Фульдский коридор. Наша задача состояла в том, чтобы остановить их передовые части и не дать им получить подкрепление. Мы рассчитывали, что сможем решить эту задачу, нанося удары по дорогам и мостам у них в тылу. И таким образом остановим подходящие бронетанковые войска. А также разрушим электростанции и другие элементы инфраструктуры. Чтобы их ослабить. Вот только военно-воздушные силы были недостаточно надежны.

Тогда еще не существовало умных бомб. Мост – очень маленькая цель. Мы хотели иметь гарантии и создали пару инженерных отрядов из регулярных парашютно-десантных подразделений, которых обучили разрушать. Идея состояла в том, что они прыгают с парашютом, взяв с собой взрывчатку, а затем пробираются – если нужно, с боем – от места посадки к цели, устанавливают с большой точностью заряд к опорам моста или стене электростанции… в общем, к чему потребуется. Такой был план. В те времена десантник с взрывчаткой являлся самой умной из имеющихся у нас бомб.

– Хорошая работа, – сказал Ричер.

– Не вполне. Какой максимальный груз они могли нести на спине?

– От зоны приземления до цели? Что-то около сотни фунтов.

– Вот именно. Сто фунтов тротила даже не поцарапают опору моста. Шутиха, и не более того. А электростанция еще больше. Поэтому мы отодвинули идею с человеческими умными бомбами на задний план, чтобы сначала улучшить их качество. К сожалению, в те времена прогресс шел недостаточно быстро. Но другая чаша весов уже перевешивала. Впрочем, тогда я об этом не знал. Лос-Аламос работал с огромным напряжением, они создавали водородную бомбу. Ее испытали перед тем, как я закончил Вест-Пойнт. На атолле Бикини, в марте пятьдесят четвертого. Взрыв мощностью в пятнадцать мегатонн, который намного превосходил все предыдущие. В пять раз больше, чем бомбы, сброшенные на Германию и Японию во Второй мировой войне, в том числе и атомные, уничтожившие Хиросиму и Нагасаки. Возможно, даже мощнее всех артиллерийских снарядов, взорвавшихся за историю человечества. Все произошло за долю секунды. Взрыв оказался таким грандиозным, что никто даже не пытался создать нечто более серьезное. Они опасались, что может загореться атмосфера. Впрочем, тогда я ничего не подозревал.

– А когда вы узнали? – спросил Ричер.

– Ближе к концу пятидесятых. Тогда все пошло кувырком. К примеру, мы обнаружили, что у нас две ядерные лаборатории, а не одна. Не только Лос-Аламос. Существовало и другое место. У них даже была теория. Министерство обороны скрывало это, как ничто другое. Они говорили, что конкуренция способствует совершенству и необходима для превосходства над противником. Это высечено в камне. И они создали конкурента для Лос-Аламоса. Лабораторию назвали Ливермор. Она находилась рядом с Беркли, в Калифорнии. Там с самого начала работали очень способные люди. Они поняли, что нет необходимости делать большую бомбу, выбрали другой путь и принялись конструировать маленькие. У них получалось все лучше и лучше. Со временем на основе очень удачной боеголовки Дабл-ю-пятьдесят четыре они построили новую систему ядерного оружия.

– Приятно слышать, – сказал Ричер.

– А теперь вернемся к исходной проблеме. Сто фунтов взрывчатки на спине солдата меня не устраивали. Но, как командир, я должен был решить тактическую задачу. Список целей включал крупные гражданские инженерные объекты. Дороги, мосты, виадуки, электростанции, инфраструктуру. Способен ли солдат нести на себе двести фунтов?

– Может быть, – ответил Ричер. – Но только на короткое расстояние.

– И это меня все еще не устраивало. Кому нужен фейерверк? Как насчет четырехсот фунтов?

– Нет.

– А если около тонны? Способен ли солдат унести на спине тонну тротила?

– Конечно, нет.

– Десять тонн? Сто? Тысячу? Или пятнадцать тысяч тонн? Способен ли солдат нести на спине пятнадцать тысяч тонн тротила?

Ричер промолчал.

– В конечном счете мы получили именно такое предложение, – сказал Хелмсворт.

– И кто же?

– Ливермор. Новая лаборатория в Калифорнии. Правда в том, что их новое оружие получилось неудачным. Да, оно было маленьким – они сумели поместить заряд, мощностью равный бомбе, сброшенной на Хиросиму, в цилиндр с диаметром одиннадцать и высотой шестнадцать дюймов. Его вес равнялся всего пятидесяти фунтам. Тот же самый тротиловый эквивалент в пятнадцать тысяч тонн, как у «Малыша» . Но «Малыш» имел длину десять футов и весил пять тонн. Так что цилиндр Ливермора стал триумфом миниатюризации.

Однако этого оказалось мало для полного успеха. Цилиндр все еще был слишком большим, чтобы использовать его в качестве артиллерийского снаряда или мины для миномета. И не существовало надежной малогабаритной пусковой установки. Получился курьез, промежуточное решение задачи. Но они не хотели, чтобы их усилия пошли прахом, и нашли проблему, которую смогли решить. Они присвоили цилиндру новое имя «СЯФ» – специальный ядерный фугас, который и передали Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии. Теперь мои парни могли прыгнуть с грузом всего в пятьдесят фунтов на спине и уничтожить любую дорогу, мост или виадук.

– При помощи атомных боеголовок?

– Да, мощностью равных бомбе, сброшенной на Хиросиму.

Наступила долгая пауза.

– И каким было прежнее имя «СЯФ»? – спросил Ричер.

– Попробуй угадать.

– «Дэви Крокетт».

Хелмсворт кивнул.

– Так они назвали боеголовку Дабл-ю-пятьдесят четыре. Я и сам не знаю почему. Но имя прижилось. Никто и никогда не называл их СЯФ. Всем больше нравился «Дэви Крокетт». Они приходили к нам в брезентовых контейнерах с подкладкой в форме рюкзаков. Ты надевал его на спину и мог идти куда угодно. Однако парни не рвались в этом участвовать. Цилиндры излучали радиацию. Во всяком случае, ходили такие слухи. Кое-кто заболел. Они боялись рака. Но более всего их испугала кинохроника о том, что случилось с Хиросимой. Невероятный взрыв. А им приходилось носить на себе такую же бомбу. Их приказ состоял в том, чтобы прикрепить бомбу к опорам моста, установить таймер и бежать прочь изо всех сил. Совсем не то же самое, что сбросить бомбу с высоты в восемь миль.

– На сколько выставлялся таймер? – спросила Нигли.

– Максимум пятнадцать минут, ну, или около того. Таймер был не слишком точным.

– Это безумие. После взрыва в Хиросиме погибло все в радиусе мили. А ядерное облако имело радиус в две. Большинство парней не смогут пробежать две мили быстрее, чем за двенадцать минут. Тем более по пересеченной местности. В особенности если им придется с кем-то сражаться и отстреливаться, понимая, что очень скоро всех испепелит взрыв. Самоубийственная миссия.

Хелмсворт снова кивнул.

– Тогда в ходу была другая арифметика: мы потеряем две роты, чтобы остановить миллион человек и уничтожить десять тысяч машин противника. Мы считали такой размен очень выгодным.

– Две роты? – уточнил Ричер.

– У нас было сто «Дэви Крокеттов».

– И у каждой собственная цель?

– Все было очень тщательно спланировано.

– И широко рассредоточено?

– Как корь по карте.

– Вот только там не найдется сотни мостов. Или электростанций. И дорог с виадуками. Это узкая воронка. Вот почему они называли ее брешью.

– Все было рассчитано с большим запасом. Предполагалось, что примерно половина будет находиться в дежурном режиме.

– В указанных местах. Так что все было связано в единую систему.

– Как цепь.

– Вы создавали радиационный барьер. Как минное поле. Сотня бомб могла покрыть участок в десять миль в ширину и десять миль в глубину. Причем любой формы. Вы хотели заставить Советы свернуть направо или налево. Туда, где вы их поджидали.

– Досье закрыто.

– Со временем были подписаны многочисленные договоры. Вы больше не могли рассчитывать на ваши новые бомбы. Более того, даже не могли признать, что имели подобные планы.

– Да, – сказал Хелмсворт. – СЯФ были изъяты, но не только по военным причинам. Все заряды отправили домой. Их никто не собирался заменять новыми. В итоге ядерное оружие меньше фиксированного размера запретили.

– Арнольд Мейсон болен, – сказала Синклер. – Его жена говорит, что он не раз повторял: армия ему поможет. Он сказал ей, что кто-то обязательно к нему приедет.

– Насколько серьезно он болен?

– Опухоль мозга.

– Все это происходило очень давно. Большинство болезней проявились значительно раньше.

– Значит, были и другие?

– Всего несколько, – сказал Хелмсворт.

– После таких историй я не захотел бы служить в армии, – заметил Ричер.

Хелмсворт промолчал.

– Генерал? – сказал Джек.

– У разных рекрутов разные мотивы.

– Хорас Уайли был тридцатидвухлетним вором. Я не думаю, что подготовка к самоубийственной миссии и возможная болезнь, а в дальнейшем возвращение оружия домой могли заставить его стать военным.

Хелмсворт молчал.

– Генерал? – повторил Ричер.

– Это засекречено на уровне президента.

– Именно поэтому мы здесь собрались, – сказала Синклер.

– Возможно, произошла ошибка в описи, – сказал генерал.