Глава XXVI. ЗАМЫСЕЛ

— О, Иллаха-илла-алла! — запел муэдзин на заре, стоя на корме галеаса Драгута, и клич его эхом прокатился над водой в неподвижном воздухе. Заунывный призыв разбудил правоверных на всех галерах и заставил их распластаться ничком на палубах головой к Мекке. Крик растревожил морских птиц, и они взмыли в безбрежное небо. Он разбудил и Просперо, лежавшего в цепях на мостике посреди судна.

Если вчера Драгут поверг его в парализующий ужас, то сегодня Просперо чувствовал ярость человека, борющегося за свою жизнь. Теперь даже время не имело значения: Джанна перешла в руки Драгута, и слабые надежды на ее спасение развеялись. Похоть и мстительность могли в любую минуту заставить корсара позабыть даже о той убогой галантности, которой он щеголял перед европейцами.

В течение примерно часа после того, как Драгут оставил его, Просперо отчаянно ломал голову, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Он то садился на диван и закрывал голову руками, то метался по каюте, как накануне делал Драгут. В бессмысленном отчаянии подстегивал он свое поэтическое воображение. И вдруг его осенила такая невероятная и безумная идея, что он наверняка отбросил бы ее, если бы не был в таком безнадежном положении.

Чтобы не выдать себя и не провалить дело, Просперо спешно покинул кают-компанию и, нарушив приказ не уходить с галеры, отправился на длинной лодке к берегу. Сказав в лагере, что Драгут послал его за лошадью, Просперо после короткого препирательства получил коня. Генуэзец был одет в темно-вишневый костюм и серые сапоги из мягкой кожи со шнуровкой сбоку и ботфортами. Шляпы не было и, чтобы защититься от палящего солнца. Просперо обмотал голову белым платком. Получив коня, он вскочил в седло и помчался вдоль берега на юг.

Вернувшись спустя несколько часов, он застал Драгута в страшном гневе. Не слушая объяснений, корсар тотчас велел заковать Просперо в железо. Генуэзец смирился: упрашивать все равно было бессмысленно. Лежа в темноте на палубе, он предавался размышлениям. Затея не выходила у него из головы. За ночь Драгут поостынет и наверняка не оставит без внимания записку, которую ему принесут. С этой мыслью Просперо уснул и был разбужен криками муэдзина. Он лежал, прислушиваясь к журчанию волн в зарослях тамариска и шелесту прибоя на серебристой отмели.

Потом послышались другие, более громкие звуки. После утреннего намаза эскадра ожила, началась суета, явно говорившая о приготовлениях к отплытию.

На судне Драгута царила мрачная атмосфера. Вне всякого сомнения, экипажи других галер тоже были подавлены. Пораженчество и бегство были не по нутру мусульманам, равно как и пеший поход на три сотни лиг: ведь ослы и лошади, которых можно взять в Бу Горе, достанутся офицерам или пойдут под вьюками с поклажей, которую удастся захватить с собой.

Рассерженный Драгут время от времени появлялся на корме, выкрикивая нелепые приказания. Потом к борту подошла шлюпка, в которой Просперо увидел огромную тушу Синана. Отдуваясь и повизгивая, евнух поднялся на палубу и стал проталкиваться сквозь толпу. Он остановился, когда навстречу ему вышел мрачный Драгут.

— Что привело тебя, Синан? Я не посылал за тобой. Возвращайся на свою галеру и будь готов поднять якорь. И сейчас же пришли мне сюда женщину, как тебе уже было приказано. Немедленно. Ты меня слышишь?

— Я тебя слышу, Драгут, — яростно заверещал евнух. — Я слышу тебя. Но я не хочу, чтобы меня оскорбляли. Она — моя доля добычи, и, клянусь бородой пророка, я не хочу быть ограбленным.

Так началась перебранка между предводителем корсаров и его подчиненным, которая велась на средиземноморском жаргоне. Просперо все понимал, потому что отлично видел их со своего места на палубе. И он был не единственным человеком на галеасе, который прислушивался к ссоре. Однако спор был недолгим и вскоре на судне воцарилась тишина.

По мнению Драгута, после всего случившегося Синану вряд ли удастся осуществить свои намерения в отношении женщины, а посему она больше не принадлежит ему. Самому Синану она не нужна, а что касается Сулеймана, то один Аллах знает, когда они прибудут в Стамбул. Вопрос оставался открытым. Синан, пылая гневом, так и не находил веских доводов. Он продолжал кричать, пока Драгут совершенно потеряв терпение, не пригрозил сбросить его в море и не отправил шлюпку на галеру Синана, чтобы привезти Джанну.

— Я не буду тебя обманывать, Синан, — сказал он примирительно. — Назначь за нее хорошую цену, как в Алжире, и я заплачу. А теперь бери мою шлюпку, уезжай и не беспокой меня больше. Прочь!

У Просперо не было никаких сомнений относительно намерений Драгута. Пылкое вожделение, разбуженное красотой Джанны и подогреваемое ее неприступностью, усугубляло жажду мести. Драгут мог с лихвой воздать Дориа за все, овладев его племянницей. Родство с адмиралом, прежде защищавшее ее, теперь провоцировало корсара на злодеяние.

Разъяренный Просперо поднялся и, потрясая цепями, закричал:

— Драгут!

Выглянув из кают-компании, корсар повернулся на крик. Он посмотрел на своего пленника, и его алые губы в обрамлении черной бороды приоткрылись в злорадной ухмылке.

— Это ты, господин Просперо? Просперо взял себя в руки.

— Я должен тебе кое-что сказать.

Он двинулся вперед, стуча кандалами, прихрамывая и превозмогая боль. Пожав плечами, Драгут отвернулся, но Просперо снова окликнул его:

— Если ты не выслушаешь меня сейчас, то будешь жалеть об этом всю жизнь, Драгут. Я знаю, как тебя спасти.

Он доковылял до сходного трапа. Стоявший наверху Драгут усмехнулся.

— Довольно с меня твоих спасительных советов, друг мой. Лучше уж я пойду своим путем.

— Путем гибели и поражения. Путем позора. А то, что я предлагаю, приведет тебя к спасению. Это почти победа.

Драгут только посмеялся над этим бахвальством. И все же в его отчаянном положении впору было хвататься за соломинку. Поэтому, даже смеясь, он убеждал себя, что будет дураком, если хотя бы не выслушает Просперо.

— Говоришь, спасешь мой флот? О, Аллах! Если ты смеешься надо мной, то, Аллах свидетель, тебе вообще больше не придется смеяться в этом мире.

— Тебе, должно быть, известно, что я не шутник. — Просперо с трудом одолевал ступеньку за ступенькой, поднимаясь на корму. Матросы в тюрбанах, стоявшие вокруг, пристально следили за ним. Гремя цепями, генуэзец вошел в кают-компанию и поманил за собой Драгута. Войдя, корсар повторил свое предупреждение.

— Не шути со мной, господин Просперо, — сказал он, и по его голосу было ясно, что нервы Драгута на пределе.

Тем не менее Просперо, который поставил на карту все, вел свою игру, не обращая внимания на нетерпение свирепого корсара.

— Вчера я нарушил твой запрет, чтобы изучить кое-какие возможности. — Он указал на кандалы. — И вот награда за ту услугу, которую я пытался оказать тебе! Вчера вечером ты не пожелал меня слушать. Ты слишком горяч и вспыльчив, Драгут. Когда-нибудь это тебя погубит.

— Но теперь я тебя слушаю, — сурово напомнил ему Драгут. — Если ты не шутишь, если Аллах указал тебе путь спасения моего флота, то говори.

— Скажу, когда ты согласишься на мои условия.

— Условия? О, Аллах! Ты хочешь заключить со мной сделку?

— Разве ты не заплатишь за такую большую услугу? Разве ты ничего не предложишь человеку, который может показать тебе, как выбраться из ловушки, сохранив все свои силы, вместо того, чтобы красться в Алжир разоруженным и опозоренным беглецом? Что ты отдашь за это, Драгут?

Драгут оскалил зубы. Его стальные пальцы стиснули плечи Просперо.

— Что ты задумал? Выкладывай!

— Ты еще не ответил на мой вопрос.

— Аллах! — Драгут встряхнул генуэзца. — Как же я могу ответить, пока не знаю, что у тебя на уме?

— А как я могу открыться тебе без всякого поручительства?

— Да будь ты проклят! Мне что же, связать себя словом? А вдруг ты просто бахвалишься?

— Да, но с условием. Я не потребую вознаграждения, пока ты не выйдешь со своим флотом в открытое море, обманув Дориа и уклонившись от боя.

Осознав такую перспективу, Драгут уставился на Просперо. Он прерывисто дышал и был едва ли не зеленым от возбуждения.

— Я в твоих руках, — напомнил ему Просперо. — Ты можешь поступить со мной как угодно, если ничего не получится.

— Да-да, — этот довод убедил Драгута. — И каковы же твои условия? Чего ты просишь?

— Немногого. Я мог бы потребовать половину всего твоего состояния, и ты бы не осмелился отказать мне. Но я скромен. Прежде всего выкуп, который я задолжал тебе еще в Шершеле. Ты освободишь меня от него.

— Да-да. Что еще?

— Выкуп, который ты хотел взять за меня и мою жену. Глаза Драгута засверкали еще свирепее.

— Женщина не подлежит выкупу.

Усилием воли Просперо подавил желание схватить Драгута за горло и улыбнулся.

— В таком случае мне больше нечего сказать. Драгут снова вцепился в его плечо и приблизил искаженное злобой лицо к лицу Просперо.

— Мы умеем развязывать языки! Просперо рассмеялся.

— Твое умение — самый надежный способ заставить меня замолчать.

Ба, Драгут! Я-то думал, что твой ум под стать щедрости, но вижу, что ты и жаден, и глуп. Ты разочаровываешь меня. Ты возжелал мою жену. Но разве пророк это разрешает? И разве она стоит всего твоего флота?

Драгут отпустил Просперо и отвернулся. Сжав кулаки, он принялся расхаживать из угла в угол.

— Что еще ты просишь за услугу, которую якобы можешь мне оказать?

— Жизнь и свободу несчастным, которые были со мной, когда нас захватил Синан.

— Ну, это пустяки. Можешь оставить их себе. Итак, твой план?

— Погоди, это еще не все мои требования. Ты должен вернуть мои дукаты. Это вполне справедливо: я прошу только свое. А еще ты дашь нам судно, на котором мы сможем продолжить прерванное путешествие. Я согласен на двадцатишестивесельную галеру, хорошо вооруженную и оснащенную, с соответствующим количеством гребцов.

— Да уничтожит тебя Аллах! И это все?

— Эту галеру ты должен предоставить мне по первому требованию, как только убедишься, что я выполнил свое обещание. А произойдет это сегодня же. Я поднимусь на борт вместе со своей женой, слугами и деньгами. — Заметив, что физиономия Драгута потемнела и стала подозрительной, он добавил: — Ты можешь оставить на борту столько солдат, сколько пожелаешь, чтобы обезопасить себя от любого предательства, если ты его боишься. И это все, Драгут, за самую большую услугу, которую кто-либо оказывал тебе с тех пор, как ты начал бороздить моря.

— Что ты придумал?! — рявкнул Драгут.

— Я придумал, как вывести тебя из западни.

— Да-да. О, Аллах! Ты что, хочешь свести меня с ума? Говори же!

— Ты не сказал, что согласен на мои условия.

— Я согласен. Да. Тебе нужна клятва? Выведи меня отсюда так, чтобы после этого я еще мог обратить свой ятаган против врагов ислама и прославить священный закон пророка, и клянусь на Коране и бородой Магомета, буду честно исполнять все условия. Ты удовлетворен?

— Да, — ответил Просперо, зная, что Драгут привержен данному слову не меньше, чем христианский рыцарь.

— Хвала Аллаху! Теперь послушаем, что же ты будешь делать.

— Поезжай со мной к перешейку, соединяющему Сиртис и Джербу. Там я все тебе покажу.

Надежда, засветившаяся было во взгляде Драгута, угасла.

— Если ты думаешь, что там можно уйти, то дурачишь себя.

— Отнюдь. Я изучил местность и все рассчитал. Поехали, и я покажу тебе, где выход.

Освобожденный от оков, Просперо вновь поскакал на юг в сопровождении Драгута и горстки его приближенных.

Они проехали через оливковую рощу, некогда посаженную на Джербе римлянами, через берберскую деревню, где голая детвора забилась в укрытие при их приближении, а покрытые шалями женщины провожали их взглядами. Многочисленные груды обтесанных камней и остатки колонн напоминали им, что когда-то здесь был аванпост могущественного Рима. В палящем предполуденном зное всадники скакали вдоль болота, через которое тянулся перешеек шириной в две мили. Он представлял собой заросшую песчаную отмель между синим морем и голубой лагуной. Близился прилив, и волны захлестывали пучки трав и болотные кочки, перекатываясь через узкую полоску суши. Какие-то бедуины с дюжиной верблюдов и лошадей спешили перейти перешеек, прежде чем вода затопит его.

Из высоких камышей на краю болота поднялась стая фламинго. Ритмично хлопая большими крыльями, птицы полетели на запад, будто розовое облако на фоне голубого, отливающего сталью небосвода.

Просперо приподнялся на стременах, приложил ладонь козырьком к глазам и, осмотрев перешеек, махнул рукой.

— Вот твое спасение, Драгут, — сказал он. Это вывело корсара из себя.

— Здесь нет никакого пути. Да покарает тебя Аллах! Стал бы я сидеть в ловушке, если бы с этой стороны был выход? Разве ты не видишь верблюжью тропу? Она целехонька!

— Целехонька. Но ее можно разрушить. И у нас хватит на это сил.

— Ну, и что тогда? Смогу ли я провести свои галеры по этой заболоченной луже?

— Пошли дальше, — сказал Просперо и повел его к руинам Эль-Кантары, некогда, возможно, бывшей римской столицы Джербы.

Рассерженный Драгут, утративший надежду, тем не менее последовал за Просперо.

Добравшись до внешнего края перешейка, они осадили лошадей на золотистом морском пляже, на который накатывали пенные волны. Слева раскинулся огромный залив; на берегу, тянувшемся в северо-западном направлении, возвышался единственный на Джербе холм.

— Вот твой путь, — снова сказал Просперо. Глаза его сияли, а Драгут был мрачнее тучи.

— Сколько ты будешь повторять это, как попугай? Ты что, смеешься? Если да, то в последний раз. По-твоему, мы — фламинго?

— Ну, мозгов у тебя немногим больше, чем у них.

— Ха! Найди, как вывести тут мой флот, и, да услышит меня Аллах, я стану пылью у твоих ног. А если не найдешь, то…

Но Просперо не дал ему произнести очередную угрозу.

— Предоставь мне свободу действий, и через шесть дней, если не меньше, твой флот будет в этой бухте. Первой же безлунной ночью ты сможешь поднять якорь и спокойно выйти в открытое море. До рассвета ты успеешь уйти далеко за горизонт, а Дориа так и будет стеречь тебя у выхода из лагуны.

От такого заявления у Драгута и всей его компании захватило дух. Наконец Драгут сказал;

— Все это — пьяный бред шайтана. Пустые мечты.

— С мечты все и начинается. Весь мир был не более чем мечтой, пока Аллах не создал его. Я тоже намерен воплотить свою мечту. Для этого мне, кроме рабов, понадобятся все твои солдаты и матросы, способные работать, да еще и островитяне в придачу. По моим подсчетам, берберов тут тысяч пять. Заручись поддержкой их шейха, и пусть твои солдаты сгоняют их сюда. Если надо, то и с помощью мечей. Каждый должен принести заступ, кирку или мотыгу. И ты увидишь, чего мы добьемся.

Драгут, наконец, понял, что какая-то надежда есть. А поняв, почувствовал чуть ли не испуг. Он едва слышно спросил:

— И ты пророешь канал в целую лигу длиной?

— Что в этом чудесного, если за дело возьмутся семь тысяч человек? Глубокий канал не нужен. Мы поснимаем с галер все тяжести, а на глубокой воде снова нагрузим их.

Просперо пустился в объяснения, и Драгут мало-помалу начал понимать, что это грандиозное предприятие вполне осуществимо. В конце концов он прославил Аллаха за то, что он послал ему мудрейшего Просперо. Скоро Меч Ислама вновь будет свободен, чтобы продолжать славить священный закон пророка!